take me to church.

Слушать вечные подколы в свою сторону от Мухина и Скорика про своё не очень хорошее зрение — стало.. привычкой? Василь не обращал на это уже никакого внимания, а Серёжа и Ваня дальше шутили на эту тему, поддевая друга. Да, иногда было неудобно, но Голобородько свыкся с этим, так как это не особо мешало ему жить. Единственный раз, когда он пожалел об этом — произошёл в конце 90-ых, когда Василь был молодым парнем, студентом. Юноша таскал в ухе серьгу-кольцо, надевал обтягивающие задницу штаны, рубашки, которые открывали вид на изящные ключицы и мускулистую шею да плечи. Голобородько, сказать честно, никогда не умел пить, даже когда был подростком. Да, парень устраивал голодовку, но алкоголь для него — словно вето. В один из жарких дней августа компанию Василя занесло на какой-то фест в приветливую Одессу-маму. Мухин в тот вечер сорвал голос, Санину сломали очки, Оля порвала юбку и колготки, а вот Скорик и Голобородько выпили на двоих слишком много алкоголя. Как он умудрился перепутать номера в отеле — неизвестно. Встречный вопрос: схуяли тот, кто жил там не запер на ночь дверь? Хрен с этим — он честно пытался тихо уйти, но по пути к выходу задел рукой торшер, наделав грохоту. Картина Репина: пьяный в стельку парень в одних лишь шортах, держит в руках ножку от того злосчастного торшера и, кажется, не дышит, глядя своими невозможными глазами на проснувшегося мужчину. Зрение и так подводило его, а от алкоголя оно окончательно поплыло, делая всё нечётким и размытым. — Я перепутал номера, простите, — говорит он, неловко дёргая одной рукой свою серьгу, а потом пытается починить торшер, но опять роняет его. — Я тактично сделаю вид, что верю Вам, — раздался низкий голос, от которого у Василя по всему телу побежали мурашки. — Я пойду, можно?.. — спросил он, начав пятиться к выходу, так как пьяное сознание начало подкидывать не самые удачные варианты того, как он может извиниться перед этим незнакомцем. Да, Голобородько относительно спокойно смирился со своей тягой к мужчинам, но сейчас его сердце откровенно паниковало. А пьяный мозг всегда делал Васю уж слишком любвеобильным и открытым к разным ебанутым поступкам, о которых он потом жалеет. — А извиняться кто будет? — спрашивает тот, делая шаг в сторону парня, но вот незадача: Василь не может нормально рассмотреть его лицо. — Простите, что разбудил Вас, я правда не хотел, — начинает тот, но когда чувствует на оголенном плече горячие пальцы, которые уверенно двигались в сторону ключиц — мозг лишь машет ему ладошкой и сваливает куда-то далеко в ебеня. — Вы же знаете поговорку о серьге в ухе? — негромко спрашивает незнакомец, уже вовсю водя пальцами по чужой шее. — Знаю, — как-то слишком уж затравленно отвечает младший, млея от столь простой ласки к чувствительному месту. — Думаю, что я могу разделить Ваши интересы. В ту ночь друзья так и не поняли, куда пропал товарищ. Василь выгибался слишком похабно, жадно насаживался на член, тихо постанывая в подушку. Его даже не заботил тот факт, что он не удосужился узнать имя незнакомца. Мужчина брал его грубо, хватая за волосы, заставляя оторвать лицо от подушки. Рука уверенно ложится на чужую шею, сжимая в районе кадыка. Голобородько, словно одурманенный, поворачивает голову и тянется к его губам, дабы поцеловать, но не получает желаемого. — Не целуюсь, — резко отвечает тот, лишь на миг прижавшись губами к влажному виску. Как Вася в таком состоянии осилил второй раунд, да ещё и в позе наездника — он сам не знает, да и не очень-то и хотелось. Уже под утро Василь резко выскочил из чужого номера, пока незнакомец крепко спал, пуская слюни в подушку и скрылся в своём номере, который он делил с Серёжей, сразу же направляясь в душ. Столько лет прошло, а тот голос набатом бил в голове при каждой дрочке. Вася всегда жмурился, пытаясь представить лицо того незнакомца, которому он так глупо отдался в ту роковую ночь. Только вот казус: он слишком отчётливо запомнил его голос. И когда он впервые услышал выступление премьер-министра Украины — его прошибло током. Этого не могло быть. Но это произошло. Поэтому, когда Чуйко Юрий Иванович выдал фразу: — Доброе утро, господин президент, — Голобородько бесконечное количество раз проклял вселенную и её глупые штуки. Чуйко узнал его. И ведь тот фактически не изменился: всё такая же накаченная фигура, всё тот же олений взгляд, разве что — снял серьгу да женился, как потом он узнал из досье на новоиспеченного гаранта. Но ни одного компромата на него так и не нашлось. Неужто, Юра был у него единственный? Даже премьеру эта мысль показалась абсурдной и до ужаса нелепой. Но это было правдой. Правдой, которую Василь вряд ли ему когда-то расскажет.

***

Чуйко, в силу своей какой-то непонятной привязанности к нему, не подкалывал гаранта по поводу зрения, но порой нежно подшучивал над его ростом. Василь лишь закатывал глаза, и молча злорадствовал, когда Юрий Иванович ударялся об притолоку или другие низкие штуки, а сам президент ловко проходил эти преграды, не рискуя поцеловаться лбом с очередным низким косяком или потолком. Обмен колкостями был каким-то ритуалом. Но Вася всегда клал премьера на лопатки одной лишь фразой: — Вспомните событие, которое произошло почти 20 лет тому назад и остудите свой пыл. Юрия прошибало током от воспоминаний о том дне. Да, он тогда уже варился в этой схеме и политике, но даже у него не было объяснений, почему он решил переспать с незнакомым ему парнем. Наверное, потому что Юра всегда был эстетом. А внешность и телосложение парня стали каким-то спусковым крючком. Смешно и нелепо: Василь не подпускал его к себе ни на шаг. Он напоминал ему дикого кота: шипит, кусается, не давая возможности сделать лишнего шага к себе. Хотя Голобородько приходилось находиться в его компании почти всё время: он был слишком уж неопытным и слепым котёнком. Или же причина была в другом? Гарант тщательно гнал от себя эти мысли, ставя самому себе вето: не подпустить Чуйко к себе, потому что он сделает ту же ошибку, что и в конце 90-ых. Василь опасался этого, потому что прекрасно себя знал: влипнет, влюбится по самое не хочу, а потом останется ни с чем. Они на разных линиях фронта. Они — слишком разные. Но ведь противоположности притягиваются, ведь так? Чуйко всё это напоминало до ужаса дурацкую комедию и игру в «кошки-мышки». И почему-то именно это и заводило его: эта неприступность нового президента, его принципы и желание изменить хотя бы что-то. В один вечер Василь был такой открытый и доступный: напился с Мухиным и послами, да так, что уснул прямо в салоне автомобиля, где ехал на заднем сидении вместе с Юрием Ивановичем. Ни дать, ни взять: столь желанное сокровище в нескольких сантиметрах от тебя. Чуйко настороженно бросает взгляд в зеркало, наблюдая за Толиком, который смотрел на дорогу, а затем поднимает левую руку, касаясь чужих ног, и ведёт выше — к самому паху, поглаживая одними лишь кончиками пальцев. Тот во сне толкается бёдрами, но премьер убирает руку, слушая еле слышный недовольный стон и видит, как тот до ужаса мило хмурит брови и что-то неразборчиво говорит. Вселенная та ещё злодейка: Юрий Иванович всегда получает то, чего желает. А Василь.. Василь так наивно следует зову сердца, которое билось слишком уж часто и громко при одном лишь упоминании премьер-министра. Судьбу не обманешь. Судьбу не обойдешь. Слишком сладкое и одновременно с этим мучительное дежавю: они вдвоём едут в Одессу-маму, дабы попасть на свадьбу дочери Немчука и получить столь нужный компромат на олигарха. И пусть они прошли уже немалый путь, провели немало времени вместе — Вася всё так же сторонился премьера, игнорируя отчаянные мольбы сердца. Чуйко же сам себе дал немую клятву, что затащит гаранта в постель любым способом. Юра-Юра, доиграешься ведь и сам того не понимая влюбишься в этого заносчивого мальчишку, который перевернул твою жизнь с ног на голову.