Периодичный стук настенных часов и приглушенный свет лампы мягко обволокли сознание Инид, пока девушка старательно разлепляет глаза. Каждое движение отзывается ноющей болью, а голова то и дело планирует лопнуть, но девушка прикладывает все усилия, чтобы оглядеться и понять где она. Белые стены и полуметаллическая мебель. Медпункт.
— Черт… — проскулила Синклер, пытаясь приподняться, но внезапно вздрагивает, ловя еле заметное движение в углу. Обращение явно сказывается на ней, позволяя волчьему взгляду быстро сфокусироваться в темноте, а нюху уловить тонкий шлейф смородины и можжевельника.
Приглядевшись, волчица замечает стул с сопящей на нём крошечной фигурой. Сон девушки казался тревожным, хмурые брови образовали характерную складку, а губы сжались, став будто белоснежными. Будто почувствовав чужой взгляд, Аддамс вырвалась из оков сна с недоумением смотря в голубые глаза.
— Тебе снился кошмар? — хрипло спросила Инид, через силу присев в кровати и с интересом глядя на только что проснувшуюся девушку.
— Не кошмарнее, чем обычно. Когда ты проснулась? — голос Уэнсдей казался слегка встревоженным, что не уловил бы никто другой, кроме Инид, ведь привычка наблюдать за загадочной девушкой имела чуть не первостепенную позицию в её привычном распорядке дня.
Аддамс подошла к краю кровати и внимательно осмотрела блондинку, пока та пыталась понять что, наконец, произошло, и почему привычно каменное лицо Уэнсдей теперь кажется столь испуганным и уставшим.
— Буквально только что. Расскажешь, как я здесь оказалась и почему ты такая уставшая или мне придется вымаливать это из тебя? — взгляд Аддамс переместился на предметы интерьера, начиная с вероятно до ужаса интересного постера на стене, заканчиваясь на прикроватной тумбе, где покоился одинокий и черный, как смола, цветок. На все, кроме Инид. Уэнсдей подозрительно старалась не встречаться с ней взглядом.
«
Почему она так себя ведет?»
— Я понятия не имею, как могла обидеть тебя будучи спящей, но, пожалуйста, посмотри на меня, мне жутко.
— Ты спала практически неделю. Потеряла сознание почти сразу, как мы встретились у ворот, — выпалила Аддамс, закусывая губу.
Инид застыла с выпученными до орбит глазами, то и дело открывая и закрывая рот.
— Вот жесть…
Голова Уэнсдей опустилась и наступила полнейшая тишина, прерываемая лишь неизменным ходом часов.
— Хей, Уэнс… — прошептала пораженная волчица, мягко касаясь предплечья и пытаясь взглянуть в лицо Аддамс, — Я лечусь гораздо быстрее, чем нормисы, я быстро поправлюсь.
— Смерть привлекала меня, но мысли о твоей погибели заставили меня поменять мнение и сейчас я готова сломать шею каждому, кто спровоцирует непонятный поток воды из твоих глаз, — протараторила девушка, всеми силами пытаясь побороть поток годами накопленных эмоций, — Инид, мне правда жаль. Я…
Когда Уэнсдей поднимает голову, Синклер искренне кажется, что она всё ещё спит, ведь полное страданий лицо брюнетки украшал бурный поток слез и положение спасал лишь рукав формы, которым она старательно пыталась скрыть проявление своего горя.
Инид смотрит на брюнетку лишь миг, после чего срывается и воет так сильно, как только позволяет ей её раненое тело. Всё это явно слишком для подростков, даже если эти подростки оборотень и ведьма во плоти.
Инид нравились многоцветные одеяния и разноцветные ногти, нравились сопливые подростковые мелодрамы и много чего не менее приторного, но только хаос, что так старательно привносила в её жизнь Аддамс — мог всполохнуть в ней то, что ранее никогда не горело, и этот огонь безнравственно сжигал все на своём пути, не оставляя ничего, кроме постоянных мыслей об этой странной, но жутко притягательной Уэнсдей. Может ли девушка, что каждый раз столь старательно пытается умереть — говорить Инид такие вещи? Волчица злится, но обнимает грозовую тучу, несмотря на жуткую боль, несмотря на ненависть самой Аддамс к объятьям и любым физическим контактам, и, кажется, это устраивает их обеих, ведь Уэнсдей обнимает в ответ столь же крепко и упивается ненавистному ей проявлению чувств.
Сказать, что Синклер чувствует себя отвратительно — ничего не сказать. Кожу у рваных ран саднило, суставы будто выворачивало, а второстепенные звуки, воспринимаемые волчьим слухом — сводили с ума. Инид кажется, что все, что окружает её — иллюзия, которая ещё секунду и исчезнет, открывая перед ней кроваво-смертельную правду. Первое обращение у оборотней никогда не происходило безболезненно, битва с хайдом лишь добавляла море отвратительных ощущений, но пока Уэнсдей жива и так отчаянно в ней нуждается — всё в порядке, верно?
***
— Тебе нужно отдохнуть, я чувствую твою усталость каждой своей клеткой. — прошептала Синклер, когда почувствовала, что крошечное тело Аддамс перестало вздрагивать от жадной попытки поймать воздух между потоками слез.
— Ты всё ещё достаточно идиотка, чтобы случайно свалиться с кровати, так что я не оставлю тебя.
— Уходить обязательно? Эта штука, похожая на кровать, достаточно большая для нас обеих, но я боюсь тебя разорвет от количества контакта на сегодня, — Инид хихикает, когда после произнесенных слов Аддамс резко отстраняется, возвращая свой серьезный, «я тебя убью» взгляд, — Я честно никому не скажу.
— В конечном итоге, я не та, кто отказывается от пыток, но мне нужно предупредить медсестру, что ты воскресла.
— И не ломай себе шею, Уэнсдей. Пожалуйста.
— Я…попробую.
***
Когда новость о пробуждении Инид разнеслась по Невермору, Йоко и Дивина первыми вырвались навестить подругу. Картина, развернувшаяся в медицинском пункте, навеяла на них ужас возможно даже сродни с тем, что они испытали, когда Пилигрим напал на школу. Спящая Уэнсдей лежала подобно мертвому в гробу прямо на больничной койке, пока Синклер мирно сопела у той на плече, обвивая руками её плечи.
