Сердце Хранителя.

      Он не смотрел на неё. Просто не видел в этом необходимости. Да и знал, что она не оценит.       — Ненавижу тебя... Ненавижу!       Он молчал.       — Ты чудовище, слышишь? Ты монстр?!... Никто не способен стать твоим Сердцем! Никто!       Он стиснул кулаки, но не издал ни звука. Ей было нужно сказать это, и он терпел. А она рыдала на прожжённой магией воронке, дёргала тонкими пальцами за великолепные золотые волосы и скулила в голос. Кожаные рукава расползлись по швам, кожа на бёдрах покрылась налётом пепла, а под ним наливались синяки. Он бы залечил их, но точно только против её воли.       Она вздрогнула особенно сильно и успокоилась. Медленно поднялась с колен и выпрямилась, не поднимая головы.       — Я всё объясню Совету. Можешь не беспокоиться, я... сама. Знаю, как ты их не любишь.       — Крейя...       — Нет. Ничего не говори. Без жалости, пожалуйста.       — Да мне и...       — Найди своё сердце, Хранитель. Найди.       — Но...       — Молчи. Умоляю тебя. И никогда не показывайся мне на глаза. Не смей, — Крейя вздохнула и распрямила плечи, потом поднесла ладонь правой руки к своей груди и негромко шепнула:       — Nertaver oyrtym, — место над сердцем заискрилось и ослепительно вспыхнуло, окутывая всю фигуру золотистым сиянием, и она исчезла, оставив после себя пахнущий озоном воздух. Он вздохнул и повёл плечами, подобное всегда было тяжело, хотя это странное чувство разочарования и потери будет не долго его мучить. Оно быстро пройдёт, оно затухнет, как закатное солнце, и останется пустота и холод, его вечные спутники в этом скучном до безумия мире.       Он оглянулся и подошёл к скулящему от боли врагу. Тот жалобно всхлипнул и попытался отползти подальше, но отсутствие правой руки от локтя мешало ему сдвинуться. Именно это стало последней каплей для Крейи. Но совсем не потому, что он отрезал руку врага, а потому что забрал её с собой без особой брезгливости и раскаянья и смотрел на окровавленную конечность так, будто она была его Сердцем.       Конечно, ТАК он на неё не смотрел, но люди вообще склонны интерпретировать события, не слишком затрудняя себя анализом ситуации и выстраивая своё поведение согласно первым впечатлениям, основанным лишь на эмоциях, что крайне нелогично и глупо. Отрубленная рука интересовала его совсем по другой причине и, возможно, задним умом Крейя её знала, но когда она поймёт всю глупость своего поступка, то будет уже поздно. Хотя это самое поздно уже наступило минуты две назад. Они оба слишком горды, чтобы вернуться к прежней ситуации, без последствий для своего душевного комфорта.       Он хмуро оглядел причину разрыва, обёрнутую тряпкой в его руках, и погладил пальцем загадочную татуировку-пентаграмму на запястье.       Такого рисунка он ещё нигде не встречал, но жгучее желание разгадать шифр грубых, но тонких и старательный линий утихло под гнётом горечи и разочарования.       Он присел перед врагом и негромко спросил:       — Расскажешь мне сам, что означает этот рисунок и появится одна десятая вероятности того, что я тебя подлечу, или мне придётся узнавать всё самому, но в этом случае я тебя убью.       Мужчина оскалился в подобии презрительной усмешки и сплюнул на землю перед Хранителем. Тот никак не отреагировал, даже не пошевелился.       — Ты... сдохнешь... как все остальные. Отродья магии... жалкие выродки... Он убьёт вас всех. Всех...       — Значит, ты отказываешься говорить?       — Сгинь в бездне, чёртов Хранитель! — этот вскрик был слишком большим усилием, и враг закашлял, отхаркивая кровь, но продолжая упорно хрипеть неразборчивые ругательства.       — Хорошо. Я дал тебе шанс, и ты сам выбрал свою судьбу.       Он вытащил из ножен на бедре длинный, обоюдоострый кинжал и коротко замахнулся, вгоняя клинок во вздымающуюся грудь. Тело на земле выгнулось и захрипело, кровь хлынула во все стороны, потоки артериальной и венозной телесной жидкости смешались, окрашивая землю, одежду, чёрные курчавые волосы, чьи локоны обрамляли бледное лицо и острые скулы. Он приник к ране губами, сглотнул горячую жидкость и простонал что-то нечленораздельное, но явно удовлетворённое. Глаза под прикрытыми веками засияли голубым и стали ярче, чем обласканное полуденным солнцем безоблачное небо. Тело за считаные секунды налилось цветом и силой, синяки и раны затянулись, каждая жилка звенела в наслаждении, не сравнимым ни с чем.       Поэтому он не сразу ощутил, что в воронке, кроме него, четырёх трупов и одного нежильца, появился кто-то живой и здоровый. Но оторваться от крови он не смог, пока поток не иссяк.       В пяти метрах от места происшествия стояла миниатюрная брюнетка и отрешённо наблюдала за окровавленным Хранителем. На ней было совершенно не вписывающееся в обстановку длинное белое с голубым платье, прозрачное, развивающееся и абсолютно ничего не скрывающее.       — Неаккуратно, — прошелестел сухой, будто неживой, голос и замолчал.       — Так получилось. Неужели жалко?       Она мотнула головой, быстро и незаметно, и сделала странный, дёрганый жест рукой, лишь намёк на полноценное движение.       — Надо.       — Не хочу, — мотнул головой он в ответ. Она серьёзно посмотрела на него, слегка прищуриваясь. Ей не требовалось повторять. Он скрипнул зубами и порывисто подошёл к девушке. Она взяла его за руку и приложила к своей груди. Её магия кольнула его пальцы и ненавязчиво сплелась с ним. Он услышал стук чужого сердца, размеренный и нежный, успокаивающий его возбуждённое сознание почти насильно, и успел почувствовать жгучее раздражение, прежде чем мир перед глазами померк, крутанулся и снова встал на место, но уже совсем другой.       Яркий, красочный и гармоничный до тошноты, знакомый до демонов перед глазами, раздражающий, требующий от него что-то без перерывов, правильный мир. Обычно люди называют его домом.