Перерождение

Шрамы, что нам оставляют близкие люди – самые глубокие. Они знают, куда бьют.

      Этот план, – если его так можно назвать, – жил в голове Эдварда с последней ссоры, что случилась между ним и Иззи накануне.       Вначале идея была размытой, но наконец преобрела форму и стала казаться практически единственно возможным выходом в их положении. Нет, конечно, на самом деле она была не единственным выходом, но другие решения вызывали отторжение ещё больше. Не так просто было прервать многолетнюю связь, даже осознавая её мучительно изматывающий эффект. Иззи единственный, кто не только пошёл за ним добровольно, но и также добровольно оставался подле, несмотря ни на что.       Терпением Иззи не отличался, но старался демонстрировать превеликую преданность своему выбору. Даже если на самом деле этот выбор сделал не он. Истина была такова, что это Эдвард выбрал его и бесконечно долго твердил о значимости верности своему капитану. И все последующие решения принимал Эдвард, а Иззи только радостно позволял делать выбор за них обоих.       Ответственность и рутина давили на плечи Эдварда с каждым годом всё сильнее. Он иногда чувствовал себя песчинкой, застрявшей в песочных часах, подхваченной потоком, не имеющей возможности за что-то зацепиться, чтобы удержать себя от плытия по течению.       Возможно, в приступах апатии он что-то не доглядел. Возможно, в приступах активности где-то перестарался. Возможно, за перепадами своих состояний недооценил степень фанатичности Иззи.       Ситуация достигла критической отметки, когда Эдвард убедился в том, что ради преданности образу Чёрной Бороды Иззи способен предать даже его самого, Эда. Живого носителя этого образа. Эдвард не мог себе представить, что его будет так яростно колоть осознание, что он для Иззи всего-навсего необходимый носитель так опостылевшей личины Чёрной Бороды. И стоило от неё отступиться – Иззи был готов наслать на него британцев, даже, судя по его собственным словам, позволить им убить своего капитана, если Эдвард не будет соответствовать нужному образу. А это было уже серьёзнее, чем просто недовольства и припадки агрессии.       Эдвард всегда старался держать ситуацию под контролем настолько, чтобы контроль не оказался у Иззи. Он позволял Иззи давать выход своим истерикам и срываться – в принципе, это раньше не несло под собой какой-то значительной угрозы.       Однако, теперь всё было иначе.       Эдвард не признался бы в этом, но его терзали опасение и тревога, ему было не по себе. Появились недоверие и неуверенность в своём первом помощнике. Это плохие чувства для сотрудничества.       Между ними раньше никогда не было такой адской пропасти, таких сомнений друг в друге. Можно было повернуться спиной друг к другу и ни на секунду не усомниться, что удара не последует, что каждый из них наоборот прикроет другого. Пираты никогда не поворачиваются спиной даже к товарищу, не рискуя подставлять себя под удар и давать возможность на предательство. Пираты не доверяют никому. Лишь используют друг друга до той поры, пока видят выгоду.       У них с Иззи даже в этом было всё неправильно: выгода не всегда существенная, больше мнимая, зато расшатанные нервы в их тандеме – безбожно настоящие. В общей сложности их отношения строились не совсем по-пиратски и совсем не по-людски. Поразительно синхронно, дополняя друг друга, они действовали лишь, когда устрашали, наводили трепетный ужас и сеяли хаос.       Эдварду раньше никогда не нужно было смотреть, чтобы знать, что Иззи рядом. Никогда не нужно было переживать, что Иззи будет не на его стороне, несмотря на их конфликты и взаимные претензии. С Иззи было чертовски сложно. Эдвард мог признать, что Иззи с ним сложно не меньше. Вопреки всему, это не являлось проблемой, они вполне справлялись. Уродливо, косо и криво – но справлялись.       Эдвард мог смотреть сквозь Иззи, игнорировать его выходки и срывы, мог и вовсе не замечать, но всегда чувствовать присутствие Иззи, его участие в деле (даже в тех идеях, которые тот не одобрял, но, доверяя своему капитану, помогал реализовывать).       Иззи был исполнительным, и ему не надо было повторять дважды. Иззи был громким и вспыльчивым, и к нему не надо было прислушиваться, чтобы знать наперёд его мнение и действовать ему наперекор (о, это было самое весёлое!). Иззи был требовательным и упёртым, и Эдварду приходилось выходить из нередко охватывающего его уныния прежде, чем он успевал предаться ему целиком. У Иззи не было чувства юмора, и он не понимал шуток и фирменных жестов Эда, считая, что его капитан просто мается дурью, и это было... А вот это было уже обидно.       В общем, Иззи просто был, и это являлось чем-то неизменным. Настолько, что ничего именно в этой части своей истории Эдвард не хотел менять. Хотел меняться сам, хотел изменить свой образ жизни, хотел сменить обстановку... Много чего хотел. Но в любой реальности, что он себе фантазировал, его помощником всегда был по той или иной причине Израэль Хэндс, и Эдвард не представлял кого-то ещё.       Сменить его даже спустя время и спустя множество незначительных оплошностей и значительных косяков Иззи Эдварду не приходило в голову ни разу.       Ни разу, блять.       Иззи не был бы его старпомом только в том случае, если бы Эдвард не был капитаном.       Эдвард не предавал. Это его – предали.       Как же мерзко. Иззи всегда был единственным, от кого Эдвард не ждал предательства. Проблема в том, что Иззи не хотел никаких перемен вообще и сопротивлялся так, будто они были в очередной гуще битвы и боролись за выживание (Иззи вполне мог воспринимать это именно так).       Какая-то злая воля, константа, выжженная в их сердцах с того самого дня, когда они начали ходить под одним парусом – без Чёрной Бороды не существует Иззи Хэндса, а без Иззи Хэндса не существует Чёрной Бороды. Или они просто так думали сами, и мысль эта обретала неистовую силу от их общей веры.       Замкнутый круг, который будил в Эдварде его тёмную сторону снова и снова. Круг, который не смог разорвать даже Стид. Ни своим появлением в жизни Эдварда, ни своим исчезновением, ни своим возвращением. Единственное, что он смог после того, как вернулся – это спровоцировать очередную ссору между Эдвардом и Иззи. Не специально, конечно же. Они ругались с Иззи (по правде говоря чаще всего ругался именно Иззи) и до Стида, и во время, и после.       Начиная от какой-нибудь мелочи, когда Иззи ворчал, что Эд набирает с захваченных кораблей какие-то странные хуёвины непонятного свойства и тащит к себе, как какой-то малый ребёнок.       — Какая охренительная штуковина! Ты только глянь, Из! Давай возьмем себе!       — Вы даже не знаете, для чего она и как работает. Мы снова тратим время на какую-то хрень. Боже, Эдвард, нам ведь это даже не нужно!       — Какой же ты зануда, приятель.       Заканчивая откровенными угрозами, которые раньше Иззи себе не позволял, и нападками, которые позволял, но не так часто, как теперь. Контроль Эда над ним стал, как никогда, шатким, и держать Иззи в повиновении с каждым разом становилось всё труднее. А совсем «спустить с поводка» было рискованно.       Последний разговор с Иззи закончился также – скандалом и мозгоёбством. И первым затеял ссору (как неожиданно!) сам Иззи. Впрочем, как и всегда.       Птица-мозгоклюйка, блять.       — Ты примешь его назад, Эдвард? После всего, что он сделал? Он унизил тебя, предал!       — Ты сейчас про себя говоришь или про Стида? — приподнял бровь Эдвард, выражая иронично-снисходительное отношение к словам собеседника. Иззи не удастся его разозлить. Больше нет – больше вестись на эти дешёвые трюки Эдвард не собирался.       Иззи задохнулся от возмущения и оскорблённо замолчал. Эдвард нисколько не изменился в лице, наблюдая за очередной подступающей истерикой своего первого помощника. Ничего нового. Скука.       — Ты же знаешь, почему так произошло! Я не мог позволить ему делать из тебя посмешище и размазню! Он...       — Иззи, — прервал Эдвард его пылкую тираду, закатывая глаза и лениво опираясь на спинку стула. — Ты слышал, когда-нибудь выражение, что мужчина с чувством собственного достоинства должен сохранять спокойствие и вести себя, как гордый лев, а не брехать, как шумная псина? Но я понимаю, — на последней фразе Эдвард взмахнул руками в деланном сочувствии, — если бы ты не был столь докучливым и склочным, тебя бы замечали лишь при случае, если об тебя споткнутся и посмотрят вниз.       Иззи остолбенел и так плотно стиснул челюсти, что у него вполне могли начать крошиться зубы. Он перестал слоняться по каюте и развернулся к Эдварду, выпустив какую-то фигурку, что вертел до этого в ладони. Он всегда так делал, когда нервничал. Иногда это было забавно, а иногда раздражало. Эдвард подавил тяжёлый вздох.       — Так вот, как ты меня заметил? Споткнулся об меня, да? Знаешь, что, Эдвард!..       — Ну же, поведай. Чего я не знаю, о чём знаешь ты, мм?       — Когда-то ты был другим. Ты был достойным зваться легандарным пиратом Чёрной Бородой. И хоть ты и начал сдавать позиции, но я не переставал верить и уважать тебя. А сейчас я вынужден наблюдать, как ты с позором расстелаешься ковриком у ног этого жалкого размалёванного аристократишки. До этого – скулил по нему, как побитый щенок. Где же эта сдержанность, где чувство собственного достоинства, о которых ты говоришь? Может, ты так стараешься меня опустить, потому что унижен сам, потому что, глядя вниз, ты спотыкаешься вовсе не об меня, а об свою гордость? Может быть, ты и сам себе противен и ощущаешь себя куском говна?       — Я сейчас терплю тебя только потому, что знаю, что ты на самом деле так не думаешь, — Эдвард сурово нахмурился и вложил в голос предупредительно-угрожающие нотки, так похожие на те, которые он использовал для устрашающего образа Чёрной Бороды, зная, что Иззи на них отреагирует. Тот и правда сначала отреагировал, вытягиваясь в струнку, готовый присмиреть, но его реакция скорее была рефлекторная, потому что быстро прошла, сменяя на его лице несколько выражений подряд. От удивлённой радости до мгновенного разочарования и обиды, будто его только что обманули в лучших чувствах. А следом – неприкрытая злоба и ненависть.       Видя перекошенное от ярости лицо Иззи, Эдварду невольно захотелось вжаться в спинку кресла, сомневаясь, что поступил правильно, используя такую тактику, но он тут же побранил себя за слабоволие и неуверенность. Где это видано – робеть перед своим подчинённым? Он действительно настолько потерял былую хватку?       Эдвард сделал глубокий вдох, чувствуя подбирающийся гнев из-за всего сразу: из-за собственной реакции, из-за потери контроля, из-за слов Иззи, из-за всей этой ёбаной ситуации. Поставленное себе условие – не гневаться – готово было с треском провалиться.       Спокойно. Это просто провокации. Эдвард не позволит Иззи думать, что он впечатлён его речами и его подобные выходки ещё работают. С этим надо заканчивать. Надо возвращать контроль, но сменить методы.       Тем временем Иззи уже разошёлся во всю, хищно скалясь:       — Я всё равно думаю, что ты не справился с образом Чёрной Бороды, не смог его удержать до конца, он слишком силён для тебя! А ты слабак! Но ты не единственный, Эдвард. Просто твой час прошёл. Чёрной Бородой можешь быть не только ты! Хотя правильнее сказать – теперь ты тот, кто им быть не может. Не вытягиваешь больше. Что-то там трепыхаешься из последних сил, и это выглядит достаточно жалко, чтобы понять – ты сдал окончательно. Может, Боннет тоже это увидел и разочаровался, поэтому сбежал? А теперь вернулся из жалости?       Из глаз Эдварда чуть искры не посыпались от содрогнувшейся под грудной клеткой ярости, готовой расплавить его кости своим жаром или выбраться наружу опасной сущностью.       Только, блять, не это. Нет, нет, нет. Стоп. Спокойно. Взять себя в руки, снова сделать глубокий вдох. Он не монстр. Нет.       Неужели они с Иззи никогда не перестануть наступать друг другу на больные места?       Эдвард вскочил со стула, заставляя его с громким скрипом отъехать в сторону, и упёрся ладонями в столешницу. Он чувствовал, как у него исказилось лицо, изменилось выражение глаз, которые будто пылали.       Иззи замер на мгновение, наблюдая за Эдвардом, и нельзя было сказать, что вид у старпома довольный. Скорее моментальная паника перемешалась со вспышкой едва различимого восторга. Губы Иззи разомкнулись в подобии ухмылки, но в ней было больше оттенка истеричности, нежели радости или самодовольства. Он словно боролся между двумя реакциями – воодушевиться или испугаться.       Иззи цокнул тростью и пошевелился, решая – сделать шаг вперёд или назад, но так и не решил, поэтому остался на месте.       Атмосфера в каюте заметно накалилась, воздух стоял густой и плотный. Эдвард зажмурил глаза, успокаиваясь. Прорычал сквозь зубы:       — Захлопни пасть, пёс! Ты вообще осознаёшь, что ты делаешь, придурок? Чего добиваешься? Сам говоришь, что во мне ничего не осталось от Чёрной Бороды, но сам же этому не хочешь верить?       — Моё желание здесь не причём.       — Правда? — Эдвард оттолкнулся от стола и пружинисто его перепрыгнул, встав прямо перед своим помощником. Иззи не вздрогнул и не отшатнулся, в напряжённом молчании глядя на Эда. — А что причём? Мне вот интересно, и кто же это будет – тот, кто станет новым Чёрной Бородой? Ты уже нашёл, кто меня заменит или только планируешь искать? Или, может быть, ты сам хочешь им стать? Хочешь быть Чёрной Бородой, а, Из? Потянешь свой идеал сам? Никто больше же не тянет. Судя по твоим словам, даже я. Потому что никто не может быть выбранным идеалом и поддерживать бесконечно этот осточертевший образ. Нет, не моё время прошло – моё началось. Прошло время Чёрной Бороды, понимаешь?       Иззи поджал губы и качнул головой. Спеси в нём в момент поубавилось, но выражение лица сделалось отстранённым. Эдвард не мог понять, что значит перемена в его настроении и ждал ответ.       — Уж лучше бы Эдвард насовсем исчез, а не Чёрная Борода.       С этими словами, отзывающимися острым зудом на коже у Эдварда, Иззи покинул каюту. Эдвард почувствовал себя смертельно измотанным.       Блять, я не могу становиться Чёрной Бородой и выключать Эдварда по щелчку твоих пальцев. Я не ёбаная свеча, которую ты можешь зажигать и тушить, когда вздумается, я, мать твою, живой человек со своими чувствами.       Теперь же, спустя пару дней, Эдвард стоял возле полки, выстукивая по ней ритм костяшками пальцев. Перед ним лежала чаша, застеленная шёлковой фиолетовой тканью, а на ней – маленький стеклянный продолговатый сосуд с прозрачной жидкостью.       Эд протянул было руку и хотел коснуться прохладного стекла пузырька, но тут же отдёрнул пальцы, хмуря брови и кусая губы в задумчивости. Рой мыслей не покидал его голову, однако решение оставалось предельно чётким.       Эдвард попросил Фэнга позвать к нему Иззи и, пока ждал, собирал все разрозненные части образа, с которым собирался проститься навсегда. Но Чёрная Борода должен уйти также, как и появился. С верой в него Иззи.       — Сэр? — Иззи стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл.       Эдвард не повернулся к нему и не произнёс ни слова, продолжая с преувеличенным интересом рассматривать пузырёк. Его мышцы невольно напряглись. Он в одну секунду почувствовал, как на его лице затягивается маска. Маска, отрешённая от реальности. Маска свирепого и непредсказуемого в своей жестокости пирата. Маска того, кого Иззи так хотел видеть.       Главное, чтобы она не начала лупиться и сползать лоскутами раньше времени, являя миру Эдварда. Ведь тогда Иззи бы не поверил. Иззи всегда сходу чуял, кто перед ним – Эдвард или Чёрная Борода.       Дело в том, что Иззи не был по природе своей истинно послушным орудием, и чтобы из него сделать таковое, нужен был авторитет. Гроза, сила – могущественная, волевая, свирепая и решительная. Тёмная харизма и смелость. Всё это олицетворял в себе образ Чёрной Бороды.       Если бы Эдвард был писателем, а Иззи его соавтором, они бы писали книгу о герое, ставшем легендой, наделяя его чем-то от себя или тем, чем бы они хотели быть, приукрашая и придавая образу неуязвимости.       Герои всегда идеализируются, с какой стороны их не показывай, любое их качество будет возведено в ранг идеала и примера для подражания. Быть стильным и крутым – не это ли повод для гордости? За таким хочется идти, такому хочется служить, таким хочется восхищаться. Таким хочется быть.       От героев всегда ждут определённого алгоритма действий. Герой не должен быть живым, ведь от него хотят лишь своих оправданных ожиданий.       В итоге появляется понимание, что это не о счастье, а о его отстутствии.       Счастливым людям незачем придумывать себе вымышленные образы, чтобы всю жизнь им следовать и держаться за них. Счастливые люди умеют быть собой.       И со временем писатель, возвращаясь в реальность, может чудовищно устать от своего героя. Возникает вопрос: а как может автор безболезненно распрощаться с надоевшим образом, со своим творением долгих лет жизни, если его соавтор сделать тоже самое ещё не готов? Ответ: он не может.       Под рёбрами что-то схолпнулось и заныло, вызывая протест, но Эдвард до скрипа сжал зубы.       — Капитан, вы звали? — не получив ответа, Иззи вполне ожидаемо начал нервничать. Он проковылял ближе к Эдварду, толкуя его молчание по-своему. — Насчёт того, что я сказал в прошлый раз. Совсем не то, что хотел. Я не считаю, что тебя можно заменить, что кто-то другой мог бы быть Чёрной Бородой. Ты выложился больше, чем кто-либо когда-нибудь вообще сумел бы.       — И получил одни упрёки, — с нарочитым равнодушием заметил Эд.       — Эдвард, — вздохнул Иззи и больше не проронил ни слова. Может, почувствовал себя виноватым? Хоть немного? Эдвард не был в этом уверен.       Эдвард даже не слышал его дыхания, поэтому оставил свою затею демонстрировать игнорирование до последнего, пока не доведёт Иззи до крайней степени нервозности, что могло его спровоцировать на взрыв. Голова и так была тяжёлой и без чужих криков.       Эдвард уверенным твёрдым жестом протянул пальцы к пузырьку, и тот легко скользнул ему в ладонь. Неторопливо подходя к Иззи, он продолжал хмурить брови и в холодной суровости принялся ввинчивать взгляд в своего старпома.       Иззи напрягся, почувствовал неладное. На самом деле важная черта для первого помощника – Иззи быстро оценивал ситуацию. Про Иззи можно было наговорить много чего (чем и любила заниматься команда, пока Иззи не выбивал у них это желание, загоняв за день по разным делам), но в конечном счёте имело значение лишь то, что он держал место старпома за собой, несмотря на свой дурной говнистый характер и заскоки самодура. Потому что потому, блять.       Иди за мной, и пусть себе болтают, говорил ему Эдвард. Он не помнил откуда услышал эту цитату, но она ему нравилась. И Иззи она нравилась тоже.       На фоне стука сердца потрескивал камин. Эдвард властно возвышался над Иззи и когда заговорил, его голос не дрогнул, звучал отстранённо, ровно и холодно, был обещающим самую страшную кару за неподчинение.       Эдвард даже порадовался – ещё помнит, ещё умеет быть Чёрной Бородой, а не просто притворяться и играть образ, заученный наизусть. В голову пришла привычная мысль, что Иззи бы оценил. Следом вспомнил, что вообще-то специфичное внимание Чёрной Бороды сейчас направлено на самого Иззи, поэтому отмёл последнюю мысль.       — Если вспоминать все самые значимые события, которые пошли наперекосяк, можно придти к очень интересному выводу, — выждав паузу для интриги, он продолжил: — что всему причина ты, Иззи.       Эдвард ещё раз прервался, нагнетая соответствующее моменту настроение. Иззи в тревожном ожидании переступил с ноги на ногу.       — Во всём виноват один лишь ты. Ты возвращал Чёрную Бороду раз за разом, даже против моего желания – и у этого были последствия. Ты заметил Стида и обратил моё внимание на него – и у этого были последствия. Ты подтолкнул меня на попытку его убийства – и у этого были последствия. Ты привёл нам с ним погибель – и у этого были последствия. Ты пробудил во мне Кракена... — Эдвард устало вздохнул от перечислений и не удержался от кривляния, при этом не сводя на нет предыдущий эффект,– бла-бла-бла, в общем ты понял, в чём я тебя обвиняю, да?       Хотелось скорее с этим покончить. Смакование происходящего не было и в помине. Наслаждение чужим страхом не приходило к Эдварду уже давно и стало чувством столь далёким, что он даже не помнил эти ощущения.       — Понял, — кивнул Иззи и с неудовольствием поджал губы. — Во всём.       — Я принял решение. Поэтому ты должен кое-что сделать для меня. В последний раз.       Иззи не сразу нашёлся с ответом, на его лице отразилось замешательство. Напряжение, исходящее от него, стало ощущаться почти болезненным. Он вытянулся, как струна. Глаза стали шире, он недоверчиво смотрел на Эдварда.       — В последний раз?       — Я собираюсь начать новую жизнь, в которой нет места Чёрной Бороде. Поэтому ты видишь сейчас его в последний раз. И ты можешь... — Эдвард поднял руку с прозрачным сосудом на уровень глаз Иззи. — Можешь выпить вот это.       — Что это? — в голосе Иззи промелькнула тревога. Его рука потянулась к своему галстуку.       — А как ты думаешь, что это, Иззи? — с обманчивой лаской в голосе спросил Эдвард.       — Яд? — неверяще пробормотал Иззи. — Вы хотите... Хотите приказать мне выпить яд, капитан?!       — Я даю тебе выбор, — в руке Эдварда угрожающе поблескивал пузырёк с жидкостью. — Либо ты умрёшь единожды – рядом с Чёрной Бородой. Либо множество раз – но один. В твоей способности к саморазрушению я не сомневаюсь.       Бледность стремительно покрыла щёки Иззи, его глаза заблестели от влаги. Зрачки задвигались, пробегаясь по лицу Эдварда в надежде услышать, что это очередная глупая шутка, что это несерьёзно.       Эдвард понял, что слишком сильно сжимает сосуд, наблюдая за выражением лица Иззи, и хрупкое стекло вот-вот хрустнет в его пальцах. Он расслабил руку, не разрывая с Иззи зрительного контакта.       — Капитан...       — Так что ты выбираешь?       — Вот значит, как выглядит верность, про которую ты мне всегда говорил?! Вот так ты оцениваешь мою, да?! Хочешь стать моим палачом, мой капитан?! — вскричал Иззи в явном желании отшатнуться в припадке истерики.       — Ты предан Чёрной Бороде. Ему ты служишь. Не Эдварду.       Иззи узнал свои слова, задышал тяжело, загнанно. Он выглядел почти зло, почти отчаянно. Или зло, потому что на самом деле отчаянно, и его это пугало до чёртиков. Его глаза метались к пузырьку со злосчастной жидкостью и обратно к Эдварду. Брови страдальчески изломились.       — Эдвард... — его голос прозвучал тише и слабее, чем несколько секунд назад. Он кротко замер перед Эдвардом, глядя преданно и смиренно, со слезами, застрявшими в глазах, демонстрируя невероятные чудеса покорности. Кажется, он не знал, как реагировать и что делать, и выбрал скачок от строптивого яростного сопротивления к подобострастному прилежному служению. Эдвард с удивлением отметил, насколько быстро случился у Иззи этот перепад.       — Не стоит к нему сейчас обращаться. Ты хочешь видеть не его.       — Я...       — Ты предал Эдварда ради Чёрной Бороды. Так останься же предан ему до конца. Пей или уходи.       — Если Чёрной Бороды больше не будет – меня тоже не будет!       Эдвард внутренне содрогнулся от этого отчаянного выкрика и смысла слов.       Иззи, Иззи, терзаемый и терзающий, преданный и предавший.       И не было мольбы ни в его голосе, ни в его взгляде, он пощады не просил. Просто понял, что спасения отныне не будет и принял это. Как наказание. Или благословение.       Кажется, эта сцена заставила обоих потерять связь с реальностью. Эдвард смотрел, за мрачным равнодушием скрывая потрясение и волнение. Горло перехватило и, казалось, что в эти секунды сердце перестало стучать в груди. Он смотрел, как неуверенно, как невыносимо, как мучительно медленно Иззи взял из его рук пузырёк. Открыл крышку, помедлив последнее мгновение.       Эдварду почудилось, что в этот миг в нём самом что-то треснуло, рассыпалось окончательно, обратившись в пыль. Он не стал останавливать, он просто смотрел, как Иззи подносит сосуд ко рту и глотает жидкость. Последнее действие было уже без промедлений – быстрым, порывистым. Иззи специально не дал себе времени подумать, тут же в панической лихорадке роняя и трость и пузырёк. В его глазах застыл животный ужас осознания.       Эдвард подумал, что Иззи от стресса собирается отрубится раньше, чем вещество подействует, и подхватил его за локти, слегка встряхнув.       — Тише-тише. Смотри на меня. Иззи, Иззи, ты просто безумец, да? Куда ты подевал свой хвалёный разум, ведь с такой важностью считал себя самым разумным человеком на этом корабле. Так был горд собой, ой-ёй... — поцокал языком Эдвард. — Решил, что можешь решать за своего капитана и не подчиняться ему, хамить ему и угрожать, ведь он не в своём уме.       — Эдвард...       — Эдвард? Я не ослышался? Так ты его хочешь увидеть в последний раз перед смертью? Не Чёрную Бороду?       — Это была большая честь служить Чёрной Бороде. В нём – всё моё прошлое. Но не он меня заметил, не он меня выбрал, — прошептал Иззи. Его ресницы дрожали, но он очень старался держать себя в сознании.       — Всё правильно, тебя выбрал я. Спокойно, не торопись, у нас есть время, — Эдвард осторожно повёл Иззи к дивану, не выпуская его локоть и поддерживая. — Тише, не упади. Садись. Вот умница.       — Это то... это то, что сделает тебя счастливым? У меня получилось в этот раз сделать, как ты хотел?       — Я бы хотел не этого. Твоя смерть в последнюю очередь сделала бы меня счастливым, если бы вообще могла.       — Всё, что я когда-либо делал, я делал ради тебя!       — Ради чувства собственной важности и во имя Чёрной Бороды. Так правильнее. Обо мне самом ты вообще никогда не думал. Не суть. Но я оценил твою потрясающую склонность к драматизму, Из.       — Может, меня трудно терпеть, может я не говорил тебе каких-то сопливых высокопарных фразочек, не завязывал тебе бантики на башке, не кутал в шелка и не предлагал поверить в радужных пони!.. Более того – я не не стал бы этого делать и впредь! Да, я не Стид ёбаный Боннет, я тебе не стал бы говорить, что всё будет хорошо, а потом сбегать. Я Иззи грёбаный Хэндс, я бы сказал, что, возможно, всё будет дерьмово, и остался бы рядом!       — Да, Иззи, я... я знаю. Я слышу тебя.       — Мне жаль, что всё так получилось. Мне жаль, Эдвард.       — Мне тоже жаль.       Иззи схватил Эдварда за край воротника и потянул. Эдвард послушно наклонился ниже, стараясь не упустить ни слова.       — Пускай он смягчил твоё сердце, но не позволяй ему застилать твой взор, Эдвард! Смотри на горизонт... Смотри на горизонт... — бормотал Иззи, начав задыхаться. На последней фразе его голос стал едва слышен. Веки его тяжелели с каждой секундой, сознание меркло.       — Я буду. Я понял тебя, я всё понял. Ложись, — Эдвард положил ладонь ему на грудь, чуть надавливая, заставляя опуститься головой на подушку.       Глаза Иззи полностью закрылись. Эдвард всё ещё держал ладонь на его груди, ощущая, как она вздымается, пока дыхание Иззи не стало ровным и глубоким.       Эдвард затянулся, раскуривая трубку и пролистал страницу увесистого фолианта. Откуда только книги берутся здесь? Вроде они все были скинуты за борт, и вот опять – ещё одна. Неужто Стид притащил с собой ещё стопку? Как только умудрился и когда успел? Невероятный человек. Такой сумасшедший. Такой потрясающий. Такой желанный.       Представляя, как они снова проведут целую ночь на палубе за разговорами, Эдвард взял в рот трубку, тихо стукнув зубами об загубник. Хотелось мечтать, строить планы на будущее – обычные человеческие планы. А не стратегии о том, как им скрыться от вражеских преследователей или о том, как захватить очередной корабль.       Смотри на горизонт.       Но Иззи, конечно, прав, ещё нельзя расслабляться. Они ещё не в безопасности.       Иззи будто услышал, что Эдвард о нём подумал и зашевелился на диване. Покрывало с него сползло, и Эдвард машинально подтянул его назад, ожидая пробуждения Иззи. Он согнул ногу в колене и придвинулся ближе, отложив книгу в сторону.       Наконец Иззи проснулся, мутно озираясь. Проморгался. Посмотрел на Эдварда. Глаза его шокированно расширились и он взъерошенным воробьём подорвался на постели.       — С добрым утром, Из! Хотя уже вечер. Ну, вот ты и умер, столкнулся со своим главным страхом. Как ощущения? Нашла ли покой твоя пиратская алчущая душа?       — Какого чёрта это было, Эдвард?! Почему я здесь? — голос у Иззи был хриплый, надломленный, но всё равно привычно требовательный. Кроме этого, он ещё выдавал целое разнообразие чувств: непонимание, удивление, смятение, возмущение, негодование, волнение, обиду, горечь, облегчение. Столько сокрушительных эмоций, от которых Иззи стал заметно подрагивать, и Эдвард, находясь столь близко, сразу это ощутил.       Он попытался вспомнить, видел ли в Иззи когда-нибудь столько эмоций за один раз, но не смог припомнить. Или Эдвард просто не замечал этого раньше или с Иззи подобное происходит впервые. Ну, он прежде и не умирал так-то, напомнил себе Эд.       — Наверное, потому что не где-то ещё. А что, тебе не нравится этот диван? Слишком мягкий, вероятно? — Эдвард спрятал непрошенное беспокойство за старательно непринуждённым, насмешливым тоном, лениво затягиваясь дымом, и спокойно продолжил: — Ты выпил снотворное, Иззи. Это был не яд. Ты думаешь, я могу тебя убить? Если бы мог – сделал бы это раньше, поверь мне.       — Так это было... Это было наебалово?! Решил меня проучить? Ты.. Ты просто... Ёбаный мудила, блять! — захлёбываясь в словах, Иззи сделал попытку выбраться из-под покрывала и подняться на ноги, но Эдвард спокойно поднял ладонь, останавливая его.       — Если собираешься меня ненавидеть за то, что я вынудил тебя столкнуться с твоим страхом, то вспомни, что ты сделал то же самое: заставил меня встретиться с моим – Кракеном.       Иззи перестал шипеть и яростно спихивать с себя запутавшееся у него в ногах покрывало. Он удивлённо застыл на несколько секунд, после чего с потерянным видом сел и прижался к спинке дивана, глядя на Эда с сожалением.       — Я же не знал, — тихо произнёс Иззи и запнулся, устало прикрыв глаза. Он вздохнул и добавил уже громче и увереннее: — Эдвард, я не знал. Не хотел. Не этого хотел в тот раз.       — Я прощаю тебя, — Эдвард коротко махнул рукой и качнул головой в знак подтверждения своих слов. Выпустив дым колечками, он со значением продолжил: — В общем-то я в свою очередь тоже намеренно тебя не вёл к тому, к чему ты пришёл сам. Я не произносил слово «яд», ты сам себя обманул и ввёл в заблуждение, как делал это сам с собой не единожды. Ты придумываешь себе лживую идею или образ, неважно. И веришь в это до последнего, даже, если правда у тебя под носом. Как следствие, творишь херню и переживаешь из-за этого настоящий пиздец. Страдаешь сам и заставляешь страдать других, делая всех вокруг виноватыми в том, что иллюзия оказалалась иллюзией.       — Ты не можешь мне говорить такое! Не можешь говорить, что я всю жизнь верил в ложь! Ты сам всё делал для того, чтобы я поверил, даже, если ненамеренно!       Эдвард поморщился и не ответил. Иззи не унимался:       — Я думал, что умираю, я думал, что это яд! Ты мне позволил так думать!       — Ты просто снова увидел не то, что было на самом деле, о чём я тебе и твержу. А я не стал тебя переубеждать, чтобы ты понял, как сокрушительны для сознания подобные заблуждения, — терпеливо начал объяснять Эдвард. — Но попробуй посмотреть на это с положительной точки зрения. Смерть подразумевает перерождение и начало новой жизни.       — Ты сказал, что это было всего лишь снотворное. Я ведь остался жив...       — Разумется, оно всё так и было, и смерть твоя не настоящая, ведь таковой она не являлась... — Эдвард порывисто взмахнул рукой в неопределёном жесте, стараясь донести мысль. — Блять, Из! Ты иногда такой тугой. Это символическая смерть.       — Это что-то типа сосисок в облаках?       — Типа того, — Эдвард убрал трубку и хлопнул себя по ногам. — Это когда видишь двойной и более смыслов в вещах, которые такие люди, как ты, воспринимают обыденно.       — Блять, ты удивишься, но я понял, что ты хотел этим сказать. Я просто уточнил, — Иззи отвернулся.       — Не делай такой обиженный вид. Если бы я в тебя не верил, разве видел бы смысл объяснять тебе это каждый грёбаный раз? И стал бы всё это проворачивать, если ты не способен оценить и понять замысел? Для кого я тогда столько времени распинаюсь, блять, придумываю ебучие планы? С тобой пиздецки тяжело, но я не считаю тебя идиотом.       — И на том спасибо, — фыркнул Иззи. Он был бледен и всё ещё дрожал от нервного перенапряжения. Умирать, видимо, всё-таки не очень весело. Особенно, если у кого-то нет чувства юмора. Эдвард хмыкнул, поймав взгляд Иззи, который снова к нему повернулся.       — Я больше не хочу тебе лгать и самому верить в эту ложь. Надо уметь вовремя отказываться от того, что больше не работает.       — Значит, с Чёрной Бородой покончено? И ты считаешь его мифом?       — Знаешь, — Эдвард задумчиво приложил палец к подбородку, почёсывая пробивающуюся щетину. — Наверное, он был чем-то вроде моего альтер эго. Но я изменился. Понимаешь? Тебе может это не нравиться, но это так. И когда такое происходит, самое время начать писать новую историю. Хочу покончить с прошлым.       Слушая Эдварда, Иззи совсем притих. Он отполз на диване чуть дальше, подтянув к себе колени, и опустил глаза на свои сложенные в замок руки.       Эдвард повёл плечами, сбрасывая неуверенность. Значит, можно попробовать.       — Иззи, я... Знаешь, я... Ты... — Эдвард сбился и поморщился от своего косноязычия. Слова были так просты, но давались с большим трудом. Прокашлявшись, Эдвард попробовал ещё раз. — Единственное из своего прошлого, от чего я не готов отказаться – это ты.       Иззи не ответил, не подавая ни единой реакции на слова Эда, словно находился в трансе.       — Мы можем... Мы можем всё начать сначала. У нас всё получится, ты веришь мне? Иззи? Ну же, ответь что-нибудь!       — Это безумие.       — Желание начать всё с нуля и обрести счастье – не безумие. Безумие – сражаться за то, чего нет. Я больше не хочу, чтобы ты это делал, не хочу делать это сам. Мы уже даже не помним, как оказались на той дороге, по которой в силу привычки продолжали идти.       — Блять, Эдвард, если ты теперь стремишься к покою, то в море ты его не найдёшь.       Эд опустил голову, обдумывая слова Иззи, и на его лицо упали длинные пряди волос. Он убрал их за спину, расчесав пятернёй. Чёрная Борода любил ими занавеситься, как ширмой. Закрыться. Эд больше не видел в Чёрной Бороде себя. Или себя в Чёрной Бороде. Он не испытывал потребности скрывать лицо, потому что хотел показать себя. Хотел, чтобы его увидели.       — Предоставь это мне, я что-нибудь придумаю. Насчет покоя не знаю. Но приключения у нас ещё будут, только другие. Поверь в меня, Иззи! Не в Чёрную Бороду. В меня. Поверь также, как верил в него, — Эдвард подался вперёд, взял Иззи за плечи и со всей открытостью посмотрел ему в глаза: — Может, я даже круче него. Может быть, я тебе тоже по-своему понравлюсь, если ты не будешь так предубеждён к другой моей натуре, цепляясь за прах, оставшийся от Чёрной Бороды. Так что, Из? Ты со мной или против меня?       Сердце сбивчиво колотилось в груди. Эдвард легко принял, что увидеть протест и сомнения в лице Иззи ему будет столь же больно, как услышать, что он мог позволить его убить или пожелать, чтобы Эдвард исчез совсем, оставив лишь Чёрную Бороду. Но Иззи не выказал ничего подобного. Он с готовностью ответил ровным голосом:       — Я с тобой, Эдвард. Только...       — Только что? — Эдвард поймал себя на мысли, что снова был близок к разного рода обещаниям – подарить Иззи корабль, сделать его капитаном, достать с неба звезду или со дна морского жемчужину, позволить ему... Да что угодно, кроме попытки (или требования) убить Стида.       Иззи и так под предводительством Чёрной Бороды мог делать, что его душе угодно: играться с командой во властителя и рабов, выебываться на суше перед кем-угодно, зная, что за ним сам Чёрная Борода стоит. Это в какой-то мере было нечестно, у Эда порой складывалось впечатление, что даже у него самого возможности более ограничены, – хотя бы соблюдением того же образа и следованием ответственной должности капитана – чем у дорвавшегося до власти Иззи.       — Только давай больше без подобных мудацких приколов... — Иззи просил самое банальное – оставить в покое его последнюю нервную клетку.       Эдвард моргнул. Подумал. Хитро прищурился:       — Смотря, как ты будешь себя вести.       — Эдвард!       — Ладно-ладно, не плачь, — шутливо хмыкнул Эд, ободряюще улыбаясь. — Теперь всё будет иначе. Мы пойдём дальше, не оглядываясь назад. Само собой, появятся разные слухи, о нас и нашей команде будут говорить всякое... Надеюсь, ты...       — Иди за мной, и пусть болтают, — без тени сомнений процитировал Иззи.       Улыбка Эдварда стала шире, и он крепче стиснул руки на плечах Иззи.       — Ты помнишь.       — Всегда помнил.       — Так. Шоу талантов никто не отменял! — Эдвард поднялся с дивана и хлопнул в ладоши. — Пойдём, посмотришь. Будет весело!       — Если высаживаешь участников шоу на остров и предпринимаешь попытку убить одного из них, разве это не подразумевает его отмену? В любом случае, я не пойду, — заупрямился Иззи, сосредоточенно хмурясь.       — Ещё как пойдёшь! Я полдня сидел здесь, как идиот, и ждал, когда ты проснёшься, пока остальные готовились! И нет, перечисленное тобой оказалось вовсе не отменой шоу, а лишь его отсрочкой на более подходящее время. Сам в шоке! Убивать я тоже никого не собирался, Из. Просто столкнул парнишку за борт. Я видел корабль на горизонте, Люциус по моим рассчётам должен был продержаться, и его бы подобрали.       — Ты не мог этого знать наверняка! И не было там никакого корабля, я же...       — Ты вообще спал. Кстати, в тот день ты даже не назначил людей на ночную вахту. Первый помощник из тебя просто аховый, — больше в шутку, чем в упрёк отметил Эд. Он чувствовал наконец облегчение и уверенность в завтрашнем дне, и теперь ничто на свете не могло испортить ему настроение и сбить с правильного курса.       — Блять, Эдвард, какого хуя? — взвился Иззи, раздражённо дёрвнув его за рукав, и Эд удивлённо на него посмотрел. — Я вымотался за те дни. Один всё разгребал, а ты нихера не делал, валялся с грудой тряпья в обнимку и ныл! Из тебя тоже капитан аховый! Где моя трость?       — Ну, вот видишь! В этом и смысл, — веско произнёс Эдвард, подавая Иззи трость. — Мы с тобой всегда подходили друг другу, как команда. Просто созданы друг для друга. Оба аховые. И Стид тоже. Думаю, он прекрасно впишется в нашу компанию.       — Добро пожаловать в наш ебанутый кружок.       — И вообще зачем тебе трость? Ты уже можешь ходить и без неё.       — Ей очень удобно кого-нибудь бить. Например, Боннета.       — Иззи, Иззи. Как не по-джентельменски.       — Ладно-ладно, не плачь, — вернул Иззи Эдварду его слова, издевательски ухмыляясь.       — Чем тебе не нравится Стид? — настала очередь Эда обижаться. Он прикусил щёку изнутри и хмыкнул: — Не можешь его простить за то, что он обвёл тебя вокруг пальца?       — Он наёбщик! Умеет зубы заговаривать, и, пока соображаешь, что за херню он только что спизданул, он уже выкрутился и уебал в закат!       — Когда ты его приколол к мачте, он не сильно рвался в закат.       — Хочешь, я ещё раз могу так сделать, чтобы он больше не смог свалить? — неожиданно предложил Иззи.       Это что-то из прошлого, где такие вещи были в рамках нормы. Как бы Эдвард не жаждал перемен, его тронула такая старая добрая (ну, или злая) забота Иззи, пускай она ещё была далека от здоровых её представлений (наверняка бы Стид и Люциус определили это, как нечто нездоровое). Но Иззи умел выражать её только такими способами. Стид сказал, что с этим можно поработать.       — Это очень по-дружески! Наверное... В общем, я оценил твою идею. Но всё-таки не стоит. Стид и Люциус говорят, что надо решать проблемы мирным путём и работать над отношениями.       — Ну, если Стид и Люциус так говорят, то кто мы такие, чтобы спорить с великими знатоками чувств, — презрительно выплюнул Иззи.       — Стид не великий знаток чувств, если говорить откровенно, — задумчиво протянул Эд, наблюдая за тем, как Иззи приводит себя в порядок: поправляет одежду и приглаживает волосы. — Но вот Люциус, по-моему, шарит в этом охуенно.       Иззи прервал своё занятие, посмотрев на Эда с прищуром:       — Поэтому ты его выкинул за борт?       — Я в тот момент подумал: «Ебись конём все эти чувства». Так боролся со злостью и разочарованием.       — И как, помогло? Я тоже хочу бороться со злостью и разочарованием. Может, и мне начать толкать Сприггса за борт для успокоения нервов? Мы его сразу же поднимем назад!       — Ты за день бываешь на нервах дохулион раз, сколько бедный парень будет летать за борт в таком случае? За одно утро раз десять, пока ты не выпьешь кофе. И потом! Это не сильно помогает, зуб даю. Уверен, что ты найдёшь более интересные способы бороться со злостью и разочарованием с помощью Люциуса, — рассудил Эд.       — В каком смысле? — оторопел Иззи. Почему-то он выглядел при этом несколько испуганно и взволнованно, словно его застали за чем-то неприличным.       — В смысле, в нём можно найти гораздо больше пользы, чем снимать стресс, швыряя его с корабля в море. Поверено на собственном опыте! Концепция «Люциус выслушивает твоё нытьё» более рабочая, чем «Люциус летит за борт».       — Жаль. Я уже хотел найти Сприггса и снять стресс.       Эд неожиданно хрюкнул и расхохатался в голос. Иззи замер, с удивлением и недоумением уставившись на него:       — Что такое?       — Из, ты сам понял, как это прозвучало?       — А как это прозвучало? Ах да, опять эти твои двойные смыслы, — то ли нервно, то ли неловко просипел Иззи, по второму кругу начав расправлять рукава на своей рубахе. — На всякий случай уточняю: хотел снять стресс с помощью второй концепции, как ты это сам назвал.       —Так вот к чему я веду, говоря о его пользе: ты можешь чему-то научиться у него – и чему-то научить его. Он очень любознательный и приятный молодой человек.       — Пираты не должны быть приятными.       — Он умеет быть и неприятным, — заметил Эд с усмешкой, вспоминая что парнишка не хуже Иззи умеет вспарывать ему нервы. Так что Эдвард даже не соврал. — Та ещё штучка...       — Не то слово, блять! И совсем не милаха, — буркнул Иззи.       Эдвард с подозрением покосился на Иззи:       — Почему ты опять завёлся? Вроде ж нормально говорили и всё такое.       — Я не завёлся, — запротестовал Иззи.       — Нет? Мне показалось, что ты занервничал. Когда о Люциусе заговорили.       Эдвард пожалел о своих словах в ту же секунду, потому что Иззи по непонятной причине продолжил бесноваться пуще прежнего:       — Я, блять, не занервничал! С чего ты взял, что я занервничал?!       — Спокойно, приятель, — Эд примирительно хлопнул его по спине, направляя вместе с собой к выходу. — Ты вполне убедительно показываешь всем своим видом, что не психуешь. Я тебе даже верю. Лучше идём развеемся. Нас ждут великие дела!       — Например, смотреть шоу талантов и слушать сказки на ночь, — язвительно отозвался Иззи.       — И это тоже! Будем развлекаться! — кивнул Эд.       — Праздно проводить время, как бесполезные бездельники, — неодобрительно вставил Иззи.       — Можем высадиться на берег, устроить пикник, сыграть во что-нибудь... — на губах Эда появилась мечтательная улыбка, он наконец строил совершенно банальные планы на будущее. И это было приятно и весело.       — Например, в ящик, — отрезвил его Иззи.       — Ой, зануда! Ну, зануда же! — Эдвард закатил глаза.       — А ты всезнайка! «Я знаю всё и обо всём, а что не знаю – проверяю на собственном опыте!» — передразнил Иззи, карикатурно изображая самого Эдварда.       — В шоу талантов ты бы определённо занял первое место, если бы участвовал, — весело рассмеялся Эд.       Выходя из каюты, они всё ещё беззлобно спорили, подначивая друг друга.       Впервые за долгое, мучительно долгое время на душе Эдварда было легко, тепло и спокойно.