4–1=?

***

Чеен жалеет о многом: о трусости, заткнувшей ей рот; о выборе, который привёл её к ним; о себе, почему-то излучающей радость, когда, на самом деле, её альвеолы покрываются стеблями и глубокими корнями. Всё просто: одно лёгкое для Дженни, и другое для Лисы, россыпь жёлто-синих лепестков и все те помеченные красным предупреждения, о которых Чеен читала в детстве из книг. Дженни и Лиса созданы друг для друга: так трогательно видеть их пальцы неряшливо переплетёнными, так приятно ловить их дрожащие от волнения влюблённые улыбки. Их чувства пробуждаются из страсти – сама Чеен была этому свидетелем – фансервис слишком быстро стал для них более откровенным, более требовательным и молящим. Дженни утопала в стеснении, пряталась за соблазнительным прищуром и острым языком – Лиса разрывала шаблоны, вплетала искренность и отбрасывала желание; всё, для того, чтобы дать Дженни безопасную зону, где она может свободно чувствовать и любить. Это сработало. Чеен до сих пор помнит, как в безумной воронке её души встретились радость и горе, когда они объявили им с Джису об отношениях. Чеен до сих пор помнит, как сияло долгожданным облегчением лицо Лисы, которая на грани слёз благодарила Чеен и Джису за понимание. Чеен до сих пор помнит свои первые лепестки. Середина ночи, свербение в горле, неожиданный приступ кашля, – всё, как и у нескольких миллионов других людей. Два смятых, смоченных слюной лепестка синей розы и жёлтой герберы на белой раковине выглядели, как суженные до одной точки небо и солнце, забирая весь мир Чеен в черноту. Кажется, тогда она плакала, – теперь трудно сказать точно, когда каждая ночь превратилась в солёно-кровавый кашель. Чеен старается отвлечься, хотя это почти невозможно, когда Лиса проводит вечера, рассказывая обо всех уникальностях Дженни, а Дженни, в свою очередь, минимум три раза в неделю советуется с Чеен о том, как грамотнее и правильнее выстраивать отношения. У девушки идёт кругом голова, но она дорожит каждой секундой совместного препровождения с ними, поэтому всегда тепло принимает обеих. Конечно, такая близость имеет свои последствия, и ей становится хуже. Чеен игнорирует болезнь, будто она не прогрессирует, будто её трахею не раздирает от боли; вместо этого она уделяет больше времени Джису, которая теперь тоже была отдалена. Джису – это самый искренний смех, тёплая забота и прохлада успокоения. Спокойствие и лёгкость, которые приносит сближение с Джису, лечат израненную душу Чеен лучше всяких лекарств. Чеен находит в жестах онни сотворение галактик, одна из которых поселяется в ней самой; яркие звёзды выжигают Чеен сетчатку, ведь свет этих звёзд не для неё, но она продолжает смотреть. Именно так она замечает напуганные глаза Джису, выхватывает из чужого рта лепестки, идентичные её собственным, и врезается в своё потрескавшееся отражение; печаль и боль у них одна, влюблённость тоже одна, и та – сразу на двух человек, которым, наверняка, хватает любви и без них. Джису открывается с другой стороны, почти разбитая, покрытая трещинами вдоль и поперёк; осколки её чувств ранят сострадательную Чеен, трепещут её горячее сердце, в котором, как вскоре окажется, растут цветы и для Джису. На себя у Чеен ничего не остаётся, но ей всё равно. Чеен так зла на эту чёртову болезнь, которая посмела проникнуть под кожу её онни, но она даёт себе слово спасти девушку; это обещание натягивается в ней новыми широкими лепестками, разрывает её изнутри. К её ногам теперь всё чаще падают фиолетовые бутоны – анемона украшает букет из роз и гербер, и Чеен знает, что ей осталось не так уж долго. Только такой идиот, как она, мог влюбиться сразу в троих человек, и во всех – невзаимно. Она торопится, крошит свою силу на кусочки и втирает её в Джису подбадривающими словами, незаметными подталкиваниями в сторону Дженни и Лисы – их смущение и желания разбавляются оттенками цвета Джису, и Чеен впервые за несколько месяцев плачет от счастья, а не горя, ведь у её драгоценной онни есть шанс. Постепенно вклад Чеен окупается: Джису смело дарит букет нежно-голубых роз Дженни, которая очень радуется подобному подарку и одновременно с этим осознает некоторые вещи в отношении старшей девушки; Джису также инициирует физический контакт с Лисой, вечно голодной по прикосновениям, и даст понять свои намерения довольно ясно. Чеен точно не знает как и не знает когда, но ханахаки Джису отступает; соцветий в свёрнутых салфетках становится в два раза меньше, и только Чеен остаётся с неотступающей болью – количество анемонов в конечном итоге сравнялось с цветами для Дженни и Лисы. Чеен не удивлена, ведь её сердце всегда знает, как разделить чувства бедной девушки поровну. Джису приходит к ней однажды поздним вечером, вся светящаяся изнутри, и Чеен может поклясться, что почти видит крылья из чистого воздуха за спиной у девушки. Не нужно обладать никакими специальными способностями чтобы понять: прогулка свидание с Дженни и Лисой прошло максимально успешно. И когда Джису подтверждает предположения эмоциональным рассказом о трогательных признаниях в любви, Чеен мысленно хлопает себя по плечу за то, что отказалась от запланированного отдыха с девочками. Чеен с трудом, ощутимым только для неё, встаёт с кровати, обвивает свои руки вокруг благодарной Джису и целомудренно прикасается губами к виску излечившейся девушки. Чеен замечает, что объятья Джису стали крепче, сияние прищуренных глаз ярче, а морщинки в уголках рта – глубже. В этот раз Чеен почти не нужно заставлять себя улыбаться, и покрытый сине-жёлто-фиолетовым налётом ряд зубов на мгновение мелькает промеж её потрескавшихся губ. Надолго Джису не в силах задержаться, спешащая к своим девушкам; её следы горят пухом от одуванчиков, свежескошенной травой и смертью. Она уходит, а Чеен остаётся одна. Нет никаких взаимных осознаний, неожиданно изменившихся чувств и внезапно проснувшейся любви к ней. Нет. Жизнь Чеен – не роман, не сказка, не возможность двигаться дальше. Жизнь Чеен – это дорога на эшафот, где палачом является она сама. Врач говорит, что цветы отмеряют ей половину года, и Чеен радуется такой небывалой щедрости; её сердце мертво, душа пуста, но тело живо. Она отдала всё что имела, она подарила себя им троим. Наступала пора расплачиваться – подобный альтруизм почему-то не вознаграждался судьбой. В общежитии теперь пустуют две личные комнаты из четырёх, в оставшихся двух корчится по ночам в ядовитой агонии Чеен и делятся счастливыми поцелуями Джису, Дженни и Лиса. Что-то похожее на обиду, тоску и просьбу о помощи срывается в едва слышной лихорадочной мольбе Чеен, но умирает с наступлением утра и не просыпается до появления луны на небе. Девочки, конечно, замечают – они далеко не глупцы, ослеплённые любовью – но их попытки приблизиться к Чеен заканчиваются провалом. Девушка бежит от них, режет тупым лезвием стальные нити, думая, что это спасёт её, спасёт их. Она не говорит им о болезни, хотя слова излишни, когда бутоны рвут кожу, а шипы покрывают горло изнутри. Петь становится больно, танцевать – невыносимо, полёты с резкой сменой давления оставляют висеть её на грани сознания, но Чеен не сдаётся: она упрямо вырывает стебли, отхаркивает бутоны и обматывает раны крепкими слоями бинтов, пряча их под одеждой. Ей приходится открыть правду компании и попросить о неразглашении. Чеен не хочет держать девочек в состоянии расстройства или вины, они ещё успеют настрадаться после её смерти, а сейчас девушка просто надеется, что ей найдут хорошую замену. Замену, которая не будет любить тех, кого не положено. В Корее наступает зима, когда они берут перерыв в туре из-за Чеен. Дженни угрозами вынуждает компанию сделать это, когда Чеен всё чаще сваливается в температурные обмороки после концертов. Чеен становится трудно дышать даже с самыми мощными лекарствами; её мышцы тоже сплетаются между собой, словно корни растений, а цветы теперь не выкашливаются, а расцветают прямо в ней – девушка с тоской предполагает, что не протянет и месяца. Но ничего страшного: Чеен ни о чём не жалеет. Она готова уйти, зная, что они есть друг у друга, что грусть Лисы будет утоплена в мягких объятьях четырёх рук, что отчаяние Дженни будет потеряно в страстных поцелуях и утешающем ночном шёпоте, что Джису каждый раз будет находить дорогу к ним домой сквозь ненависть к самой себе. Они создадут счастье, поделят его на троих, спрячут от всего мира и обязательно проживут много лет. Чеен смиренно подсчитывает в голове детский пример, словно отсчитывает дни: четыре минус один равно три. И никак иначе.