Первый раз
Пит с детства был жалким. Он не выигрывал в соревнованиях по боксу, не давал сдачи уличным хулиганам, лишаясь карманных денег, не мог остановить тяжёлую руку отца, когда тот заносил её на мать. Пит был жалок и сейчас. Распластавшись под Вегасом — человеком, который разрушил его жизнь. Он мог лишь принимать всю жестокость и боль, что тот давал ему. Пит был полностью разбит и не имел сил собраться заново. А может быть, он всегда таким был — неполноценной сломанной вещью. А Вегас, как хищник в дикой природе, мчался на зов жертвы, почуяв кровь. Несмотря на всё, что между ними было, Пит не может испытывать к нему ненависть. Он вообще не знает, что следует к нему испытывать. Прикосновение к руке заставляет его отвлечься от разглядывания потолка и повернуть голову, он шумно сглатывает, когда встречается с тёмными, изучающими глазами. Пит уверен, что при желании, этот взгляд может содрать кожу с его костей. — Ты очень сексуальный, знаешь? — Пит плохо знает английский, но без труда понимает эту фразу. Голос Вегаса тихий и хриплый. Питу не хочется думать, что это из-за того, как тот несколько минут назад рычал, вдалбливаясь в его тело. Сексуальный… Питу никто никогда не говорил, что он сексуальный. Милый, забавный, смешной — вот тот максимум, на что было способно его личико. Он слегка хмурится и недоуменно хмыкает, отворачиваясь. Глупо надеяться, что Вегас упустит его жалкий и безоружный вид. Девчонки никогда не говорили ему комплименты. Потому что Пит всегда был недостаточно красив, недостаточно силён, недостаточно умён. Он не был первым и не был последним — что-то между крутостью и полным отстоем. Ему никогда не признавались в любви, не приглашали на свидание, не предлагали встречаться. В юношестве он был болезненно худым, его открытые ключицы буквально приковывали взгляды хулиганов, отчего он потом ходил с фиолетовой шеей и дурацким шёлковым шарфом, из-за которого его называли педиком. Это смешно, думает Пит, что именно такой человек, как Вегас, первым отвесил ему комплимент. — Что, не веришь? В глазах у того плескаются черти в огненных котлах, и Пит не смог бы отвести взгляда, даже если бы сильно захотел. — Я обычный, — хриплым голосом говорит он и прокашливается. Горло немного саднит. Питу не хочется думать, что это из-за того, как он отчаянно скулил, когда в него несколько минут назад вдалбливался Вегас. — Ты дурак, если так считаешь. О, а это уже более привычно для него. Пит даже слегка улыбается, когда слышит это. Мать всегда называла его «милым дурашкой», но акцент всё же ставила на втором слове. Отец говорил более жёсткие вещи, а бабушка была молчаливой, но ласковой женщиной. Она не позволяла себе ругаться на внука, и от этого, что парадоксально, неуверенность Пита в себе росла ещё больше. — Может быть, и так, — пожимает плечами он. — Все люди одинаковые. Просто немногие знают, чего хотят. — Я точно знаю, — твёрдо говорит Вегас и сверлит взглядом ушную раковину Пита. Та краснеет, робея перед тёмными глазами, и Пит не может её винить. Перед Вегасом всё тело подводит его: колени подгибаются, руки дрожат, а дыхание становится таким тяжёлым, что ему впору пользоваться ингалятором. Пит превращается в желе, стоит Вегасу подойти на расстояние вдоха, разве в праве он обвинять свои уши за то, что те горят? Не отваливаются от стыда — и на том спасибо. — Хочу, чтобы ты был моим, — Вегас кладёт руку на румяную щёку Пита, поворачивая того лицом к себе. Смотрит так вдумчиво, что у Пита сжимается что-то в животе — по ощущениям, будто трепыхается сачок с бабочками. Пронзительный взгляд не обещает ничего хорошего, и Питу кажется, что Вегас каким-то образом может читать мысли. Поэтому он старается думать только о своём пустом желудке и о том, как ноют мышцы рук после продолжительной сессии. — Никогда в жизни не встречал таких, как ты. Вегас, увы, похоже всерьёз собрался уничтожить Пита и теперь никто не сможет спасти его. Маленький мальчик внутри Пита визжит оттого, насколько приятно получать комплименты. Тело вздрагивает и Пит, по ощущениям, превращается в одну большую мурашку — прикоснись, и исчезнет с высоким писком. Он не знает, что им движет, но язык без костей предательски шевелится во рту: — Каких таких? Он становится свидетелем довольства на чужом лице. Вегас глубоко вздыхает, прежде чем открыть рот, словно собирается на одном дыхании прочитать наизусть все собрания по искусству манипуляций, что прочитал в отцовской библиотеке. — Умных… — Недостаточно, раз попался на шпионаже. — Упрямых… — Ты плохо знаешь Порша. — Добрых… — Я убил десятки людей, а избивал и того больше. — Красивых… — Я не— Договорить Питу не даёт рука, крепко схватившая за щёки. Он знает, Вегас не злится, но что-то заставляет Пита боязливо скосить взгляд в сторону его похитителя. — Я не знаю, что творится в этой очаровательной голове, — вкрадчиво говорит он, и Пит задерживает дыхание, чувствуя себя одной из рыб Танкхуна, которую поймали на крючок. — Но моего упрямства хватит на то, чтобы говорить тебе это каждый день, пока тучи в твоей милой голове не рассеются. И Пит, наконец, не знает, что ответить на это. Всё его существо требует возразить тому множеству слов в его адрес, но язык не шевелится, будто знает, что за этим последует наказание. Вегас хмыкает, довольный тем, что заставил болтливого пленника замолчать, осторожно целует в кончик порозовевшего носа и выпускает недоуменное лицо из цепкой хватки. — Вот так-то, — говорит он, соединяя их пальцы, и Пит не в состоянии отвернуться от столь чарующего профиля мужчины. Голос отца, который он хранил в себе долгие годы, неожиданным образом теряется среди комплиментов, словно иголка в стоге сена, и Пит не намерен его искать.Второй раз
Кафе, которое посоветовал им Порш, довольно милое. Столики здесь маленькие, но неудобство компенсируется красивыми видами и вкусными пирожными. Пит сидит в льняной рубашке, но даже она не спасает от палящего солнца. Воздух такой жаркий и влажный, что кончики отросших волос Вегаса очаровательно закручиваются, отчего тот периодически дёргает головой, когда те совсем нагло лезут в глаза. — Здесь миленько, — тянет он, окончательно расслабляясь только после того, как тщательно рассмотрел всех посетителей. Пит извиняюще улыбается милой старушке за долгий и пронзительный взгляд Вегаса на её трость. — В стиле такого соплежуя, как Кинн. — К твоему сведению, это идея Порша. Возможно, было глупо идти за советом к Поршу, но тот действительно выглядел радостным, когда Пит спросил его о месте для свидания. — Хм, — всё, что говорит Вегас, осматривая принесённые официанткой пирожные. Пит сдерживает улыбку, но всё же тихо хихикает, когда Вегас пачкает кончик носа в розовом креме. Он хмурится, скашивая глаза, но его взгляд теплеет, когда Пит тянется рукой к месту вандализма. — А мне здесь нравится, — пожимает плечами он, а потом высоко вскрикивает, когда Вегас шутливо клацает зубами рядом с его рукой. С момента их новой жизни (как называет её Пит) или со дня освобождения (как называет его Вегас) прошёл месяц. Месяц, наполненный упрямством Вегаса в отношении соблюдения постельного режима после полученных ран. Месяц, за который Макао вырос не только в глазах Пита, но и среди всех подчинённых. Месяц, полный бесконечных договоров с бизнесменами, которые ранее вели дела с Каном. Пит гордился Вегасом, хоть и жутко переживал — травма от потери отца это большой стресс, несмотря на то, что тот отшучивался и каждый раз повторял, что наконец избавился от стальной руки, которая душила его годами. Пит не был глупым, он понимал, что тот просто ещё не готов разговаривать по душам, поэтому позволял ему это. Пит старался стать ему опорой. Он помогал Вегасу готовить завтраки, обеды и ужины, обсуждал с ним не только работу, но и фильмы, просмотренные совместными вечерами. Улыбался вдвойне сильней, когда Вегас шутил в своей саркастической манере, и позволял трахать себя где угодно, как только замечал потемневший, раздевающий догола взгляд. Теперь Пит не был телохранителем, он был кем-то больше. Не бойфрендом, потому что это было слишком просто для них. Не мужем, потому что было рано для такого малого срока их отношений. Теперь Пит был уважаем в побочной семье так же, как Вегас, и вникал в дела намного лучше Порша, который оставил пост главы спустя неделю, прибежав весь в мыле и умоляя забрать кольцо. Пит не знал, какой статус был у их отношений с Вегасом, но это было не важно. То, что было между ними, не хотелось обвешивать обыденными ярлыками. Они проводят в кафе ещё около часа, наслаждаясь холодными напитками, столько же гуляют по парку, а потом снова идут в кафе — за пирожными для Макао. Тот выпросил набор из шести штук, когда Пит отправил ему несколько аппетитных фото. Они ждут заказ, тихо переговариваясь, когда происходит это. К ним подходит официантка, но не та, что обслуживала их столик. Она кажется взволнованной, и Пит разом напрягается, выпрямляя спину. Профессиональный взгляд окидывает миниатюрную фигуру девушки, ни за что не цепляясь, и Пит мило улыбается, не заметив в ней ничего опасного. — Эм, — она мнётся, переглядываясь между Вегасом и Питом, и последний только сейчас замечает, что та комкает что-то в руках. Возможно, думает Пит, они заплатили недостаточно, что неловко. Или Вегас глазел на посетителей так рьяно, что теперь их попросят отсюда, что тоже неловко. Он уже набирает воздух в грудь для извинений, как вдруг девушка со звонким хлопком кладёт записку на стол перед ним и убегает, спрятав лицо в длинной чёлке. Пит — бывший телохранитель. Он знает, что иногда даже безобидные на вид вещи могут принести большие неприятности. Поэтому он не двигается несколько долгих секунд, прежде чем берет скомканный клочок бумаги, но рука Вегаса не позволяет ему это сделать. — Сначала я, — говорит тот. — Но, Вегас, вдруг там… — Я тебя умоляю, — хмыкает он. — Бедняжка чуть в обморок не упала, пока решалась. Наконец Пит расслабляет плечи, озираясь вокруг в поисках девушки, но той и след простыл. — Ха, — издаёт звук Вегас, и Пит впервые видит такое выражение на красивом лице. Что-то между издевательской усмешкой, которую тот привык вешать на свой рот и горечью, граничащей с тоской. Пит непонимающе хмурится, глядя на искривлённый рот парня. Тот медленно складывает записку, не отрывая взгляд от бумаги, словно та может взорваться прямо в его руках, и передаёт ту двумя пальцами, поднимая пронзительные глаза прямо на Пита. «Ты очень милый. Если хочешь, позвони», — гласит бумага с неровно записанными цифрами, девчонка явно торопилась передать её. Пит сглатывает. Это впервые, когда кто-то даёт ему свой телефонный номер. — Позвонишь? В голосе Вегаса больше неуверенности, чем улыбки, которую он демонстрирует в надежде показаться уравновешенным, и Пит подыгрывает ему, старается сделать вид, что ничего не произошло. — Может быть, она это тебе? — ярко улыбается он, зная, как Вегас любит ямочки на его щеках. Но тот не меняет выражение своего лица — наоборот, ухмылка пропадает, и он грустно вздыхает, вмиг становясь серьёзным. — Ты же знаешь, что если бы решил позвонить, я бы тебе позволил? У Пита разбивается сердце оттого, как сломано звучит голос Вегаса. — О чём ты вообще? — Пит, — подаётся вперёд Вегас, но не касается руки Пита, будто сдерживается, будто не может себе этого позволить, поэтому Пит сам накрывает рукой его ладонь и хмурится, когда тот морщится от этого жеста. — Ты самое дорогое, что у меня есть… — Ты тоже, — нетерпеливо отвечает Пит и поджимает губы, когда Вегас просит не перебивать его. — Ты изменил мою жизнь к лучшему, — его пальцы слегка дрожат, Пит чувствует это, поэтому сжимает чужую руку чуть крепче. — Поэтому обещай, что если тебе станет невыносимо со мной, ты уйдёшь. Питу кажется, что мир вокруг их столика рушится, но никому нет до этого дела. Как Вегас мог сказать нечто подобное? Вегас, который наказал охранникам относиться к нему уважительно, как к члену семьи. Вегас, который брал его на все деловые встречи и следил, чтобы ни один взгляд не задерживался на Пите дольше положенного. Вегас, который крепко обнимал его днём и с безумной любовью терзал его тело ночами. У Пита в голове не укладывалось, как тот мог позволить себе такие мысли. И, видимо, на лице Пита отразился весь ужас от сказанных слов, так что Вегас поспешил добавить: — Я знаю, что лишил тебя шанса на нормальную жизнь, — горько усмехается он, и Пит может поклясться, что глаза у того подозрительно ярко блестят на солнце. — Ты мог бы переехать отсюда навсегда, жениться на милой девушке, завести собаку и никогда больше не иметь дел с мафией, но я приковал тебя к себе, не давая выбор. Я… — Заткнись сейчас же. Вегас замер, глядя на Пита. Голос у того, по ощущениям, был как ледяное прикосновение Снежной Королевы. — Заткнись, пока я ещё могу простить тебе эти слова, — зло прошипел он, и у Вегаса побежали мурашки по предплечьям. А ведь на улице было до ужаса жарко. — Пит, я… — Сейчас я кое-что скажу, а ты молча меня выслушаешь. Пит говорил серьёзно, без тени улыбки на вечно весёлом лице, и Вегас признал, что это было… до ужаса горячо. Он кивнул, давая знак, чтобы тот продолжил. — Никогда, блять, не смей говорить мне, что отступишь просто так. Мы прошли долгий путь вместе и, оглядываясь назад, я бы не менял ничего из нашего прошлого, — выражение лица Вегаса после этих слов приобрело ошеломлённый вид, и Пит понял, что двигается в правильном направлении. — Мне не нужна твоя жертва. Мне нужен ты. Я пошёл за тобой не потому, что ты добросердечный и благородный, — Пит жёстко тыкнул аккуратным пальчиком в плечо Вегаса, отчего тот слегка отшатнулся. — Я пошёл за тобой, потому что ты увидел меня, моё нутро… Горло охватило спазмом, и голос предательски дрогнул, Пит зажмурился, не давая влаге покинуть его глаза. — Я пошёл за тобой, потому что полюбил тебя, поэтому, пожалуйста, борись за нас. Вегас молча встал, обошёл маленький столик и присел на корточки перед сдерживающим слёзы Питом. Его сердце рассыпалось на маленькие осколки и теперь только Пит мог собрать его заново. — Пит, я обещаю, обещаю тебе, что никогда от тебя не откажусь. — Не оставляй меня, — снова всхлипнул Пит, прижимая к своим коленям голову Вегаса. Несколько солёных капель скатились по красным щекам и упали в тёмную копну волос, но ему было всё равно. — Я обещаю, обещаю, — всё повторял Вегас, обнимая дрожащего Пита за талию. Когда они пришли домой, — с заплаканными и опухшими глазами — Макао с осторожностью взял пирожные из рук Пита, и проводил парочку настороженным взглядом. Неужели пирожные настолько хороши, подумал Макао, что Хиа не сдержал слёз?Третий раз
Если бы они жили в древности, Пит уверен, Вегас был бы богом секса. Наверняка, сначала тот был бы Приапом (из-за своего немаленького размера), а потом уже переродился бы в Эроса (из-за своей магнетической притягательности). Пит думает об этом, лёжа в кровати и смотря в потолок, пытаясь выровнять дыхание после того, как минуту назад скакал на Вегасе, пока не задрожали ноги. Вегас был непредсказуем. Иногда он беспричинно мог облапать Пита в примерочной магазина, оставить нуждающимся в туалете клуба или оттрахать перед походом в театр, кончить внутрь и засунуть пробку, а потом целый вечер не прикасаться к возбуждённому Питу. Иногда они могли не заниматься сексом неделями, и всё из-за напряжённого графика Вегаса, который был вынужден ехать на переговоры с Кинном далеко и надолго. Прямо как сейчас — он вернулся домой вчера утром, а нa теле Пита синяков и укусов было больше, чем не тронутых участков кожи. Даже Макао сморщился в сочувствии, когда Пит зашёл вечером на кухню, чтобы взять им с Вегасом перекусить. Глава второй семьи был ненасытен, но что касалось Пита… Что ж, ему это безумно нравилось. Знать, что тебя желают до синяков на бёдрах, до кровоточащих укусов на плечах, до покрасневших, припухших губ. Пит был в восторге. Он знал, что любовь Вегаса оставляла на его теле метки и, возможно, это хорошо, что Пит в прошлом был телохранителем — хрупкое, не знающее физической силы тело вряд ли бы устояло перед таким напором. — О чём ты там думаешь? — обманчиво ласково шепчет Вегас, обдавая ухо Пита жарким дыханием. — Ты всё ещё можешь это делать после двух раундов? Вегас улыбается, но Пит видит, что улыбка эта не доходит до его тёмных глаз. Вегасу было важно отдавать приказы, чтобы люди их выполняли, и сейчас он был недоволен тем, что не выбил из головы Пита все мысли, наполнив пустоту собой. — Ах, Вегас, подожди, — Пит вздрагивает от прикосновений к засосам на шее, и дрожь медленно расползается по его телу, оседая приятным комом где-то в животе. — Вегас, стой. Но Вегас не останавливается. Вегас голоден до прикосновений, он уже не тот мучитель, которому безразличны чужие чувства, поэтому покрывает тело Пита кусачими поцелуями с целью разжечь новый огонь на потухшем костре. — Пит, ты такой вкусный, — низко рокочет он, с энтузиазмом дикой кошки облизывая грудные мышцы и переходя на подмышки. Пит прячет лицо в сгибе локтя, слишком смущённый этими действиями. — Так здорово пахнешь. Благоговейный шёпот расползается по чувствительной коже Пита, и ему хочется возразить, что он весь потный, грязный, покрытый их общим семенем, но язык не поворачивается прерывать Вегаса, так похожего сейчас на молящегося человека. — Перевернись, — просит он не своим голосом, и Пит понимает, что тот уже возбуждён до предела. Член самого Пита тоже твёрдый, но недостаточно. Однако Вегас не обращает на это никакого внимания, зная, что аппетит у Пита приходит во время еды. Вегас помогает ему перевернуться и поясницу Пита тут же начинает стягивать ноющей болью. Он дёргается, стараясь занять более комфортную позу, и благодарно всхлипывает, когда Вегас кладёт под него подушки, снимая нагрузку со спины. Сердце Пита плавится в нежности от этого жеста, он расслабляется в сильной хватке Вегаса, уже привыкший быть скованным этими руками. Тот всё никак не прекращает целовать — слюнявит лопатки, спину, как-то по особенному долго прижимается горячими губами к ямочкам над ягодицами, и Пит ведёт тазом в нетерпении, за что получает несколько несильных шлепков. — Будь послушным, Пит. Вегас раздвигает мягкие половинки в стороны и любовно оглаживает края припухшего отверстия. Пит слышит, как тот вздыхает, а затем громко вскрикивает, когда Вегас буквально зарывается лицом в его задницу. — Вегас! — Пит стонет на одной ноте, но больше скулит, словно умоляет не останавливаться. Промежность горит огнём от жарких прикосновений языка. Натруженный вход отзывается саднящей болью, когда Вегас, чёрт его дери, присасывается к краям дырки своим поганым ртом, и Пит может только отчаянно ловить раскалённый воздух в надежде не захлебнуться в чувствах. Но внезапно всё прекращается. Вегас с пошлым причмокиванием отстраняется от его истерзанной задницы, звонко шлёпает по дрожащим бёдрам и наваливается сверху. Его мокрое лицо прижимается к щеке Пита и тот не морщится только потому, что видел вещи и похуже. — Давай разочек перед сном, — от сладости его голоса у Пита поджимаются яйца. Даже если бы он был в здравом уме, то не смог бы отказать, поэтому быстро-быстро кивает. Вегас скалится и входит одним слитным движением практически до конца. Пит вдыхает от неожиданности слишком много воздуха за раз. И не выдыхает. Он чувствует себя натянутым на член Вегаса, тот, по ощущениям, доходит до самой диафрагмы. — Дыши, Пит, — приказывает Вегас, замечая напряжённую спину парня, и удовлетворенно хмыкает, слыша длинный выдох. Есть в этом что-то неправильное, думает Пит — дышать по приказу, но решает не зацикливаться на этом. Вегас принимается размеренно гладить всё, до чего доходят его ладони, и Пит под его руками действительно расслабляется, словно жертва гипноза. — Шшш, — успокаивающе шепчет Вегас, набирая скорость в толчках. С каждым таким ударом простата Пита становится тверже и чувствительнее, так что ему остаётся только подмахивать и высоко стонать, пока Вегас беспощадно дерёт его. — Мы… снова без… презерватива, — в перерывах между толчками говорит Вегас, и у Пита идут мурашки от его низкого голоса, граничащего с животным рычанием. — Был бы ты девкой, давно бы уже залетел. И, о чёрт, Пит бессознательно сжимается вокруг члена, когда смысл слов доходит до него сквозь марево возбуждения. Пит знает, как ухаживать за детьми. Соседи постоянно оставляли на него заботы о своих детях, когда он учился в школе. Не то, чтобы он был против, ему нравилось проводить время с карапузами, но… Сейчас он совершенно к этому не готов. Не тогда, когда они с Вегасом только-только начали налаживать бизнес, не тогда, когда Макао бросился с головой в учёбу. Да у них, чёрт возьми, было полно дел, какие ещё дети?! — Ты был бы не против, а, Пит? Глупо было предполагать, что Вегас не заметит реакцию Пита на его слова. Самое время притвориться глухим. — Ч-что? — Ты бы хотел, чтобы я оплодотворил тебя? Ох, думает Пит, что со мной не так? Почему именно с Вегасом он проходит все стадии стыда и унижения? А главное, почему это ему так нравится? Он не позволяет проникнуть в голову мысли о том, что, возможно, его будоражит идея носить в себе ребёнка Вегаса, потому что это будет означать, что он принадлежит ему целиком и полностью. Нет, он не будет об этом думать, он не будет… Но вот он, Пит, не перестаёт твердеть спереди и сжиматься сзади, представляя властные руки Вегаса на его большом животике. Пит не знает, что сказать, чтобы не выдать себя с головой, но Вегасу, кажется, достаточно его пунцового лица, задыхающихся стонов и текущего члена. — Детка, я бы трахал тебя так долго, пока не убедился, что ты носишь моего ребёнка, — без всякого стыда говорит Вегас, и у Пита поджимаются пальцы на ногах, когда он чувствует руку на своём животе. Ещё чуть-чуть и его глаза закатятся в удовольствии. — Прямо здесь. — Заткнись, — вот и всё, на что способен сейчас Пит. Да, звучит жалко, но он действительно не понимает, как сопротивляться такому Вегасу. Толчки становятся беспорядочными, но остаются всё такими же сильными, так что Пит цепляется за предплечье Вегаса, когда тот прижимается грудью к его влажной спине и шумно дышит в ухо. — Пусть все вокруг знают, что я так хорошо тебя трахаю, что ты забеременел. И это, блять, последний гвоздь в крышке гроба Пита, потому что он распадается на миллионы звенящих частиц, рассыпается, словно разноцветное конфети, ожидая, когда уборщица сметёт его в мусорное ведро. Ведь больше он себе не принадлежит. Всё его тело содрогается в сокрушительном оргазме, и он кричит-кричит-кричит, пока голос не хрипнет. Пит падает на кровать, сипит, придавленный горячим телом сверху, но сил пожаловаться уже нет. Он ощущает долгожданную лёгкость в своём теле и пульсирующую боль в плече — там, куда укусил его Вегас, когда изливался внутрь. Они лежат так, может быть, час, а может, неделю. Сквозь дрёму Пит чувствует, как Вегас медленно поднимается, оставляя его мёрзнуть, что-то бурчит себе под нос, и ложится рядом, накрывая обоих одеялом. — Пит, ты спишь? Пит не спит, но он почти уверен, что если сейчас ответит, то случайно даст зелёный свет на четвертый заход, поэтому молчит. — Я знаю, что ты не спишь. Чёрт бы побрал умные мозги Вегаса, думает Пит, поворачивая голову в его сторону. Тот мягко улыбается и двигается ближе, почти всеми частями тела соприкасаясь с Питом. Вот же прилипала. — Мм, — нерешительно начинает Вегас, и Пит знает, о чём он хочет поговорить. — Насчёт той темы с беремен… — Заткнись, — прерывает Пит, его желудок скручивается в улитку от одной только мысли о детях. — Это было под влиянием момента. Вегас кажется удивлённым резкой сменой настроения, но решает не давить. — Ладно, — говорит он в конце концов, целуя Пита в лоб. — Спокойной ночи. — Сладких снов. Питу снится странный сон, в котором они с Вегасом и Макао воспитывают маленького мальчика, так похожего на Вегаса. Просыпается он на удивление с лёгкой головой и в хорошем настроении, целый день размышляя о детском смехе, который эхом разносился по огромному особняку.