My love for you always forever

Громкий звук удара о поверхность, который был слышен, наверно, и за закрытыми дверьми их квартиры в одном из элитных жилых комплексов Токио. Юношу, чьи лавандовые волосы с черными прядями отливали в лунном свете серебром, грубо припечатали к стене, заставив обхватить талию мужчины возвышающегося над ним ногами и еще крепче вцепиться руками в крепкие плечи. Грубый поцелуй, выбивший всю душу, отчаянный танец языков. Да, он мог бы начать сопротивляться. Мог бы попытаться перехватить инициативу на себя, но зачем? Ему ведь так нравиться подчиняться этому человеку. Нравиться ощущать себя слабым в его руках. Но вот сейчас что-то определенно не то… Как будто движения еще резче, еще грубее чем обычно. Более…злые? Или, может, жадные? Что же делать? — Милый, по…подожди. С-стой… — Хочешь остановиться? Оторвавшись от слегка припухлых из-за грубых поцелуев губ, Хайтани тут же перешел на шею, буквально разрывая ткань дорогой рубашки, что сейчас так мешала. Это были уже не поцелуи — по крайней мере не такие, к каким Такаши привык. Больше не было той привычной нежности. Остались только грубая страсть и горящая похоть. Хайтани не пропускал ни один миллиметр алебастровой кожи, со скоростью света превращая ее в сплошное полотно красных пятен. Страшно представить, как это будет выглядеть после… — Тебе не нравиться? Нет, тут определенно что-то не то… Голос его любимого в такие моменты всегда ласков и томен, с легкой хрипотцой и нетерпением. Сейчас же он не просто злой, как Такаши показалось ранее, нет. Он не зол — он в ярости. — Н-нет, но что…под…подожди же… Что случилось? Казалось бы, невинный вопрос, заставил едва поутихшие чувства жгучей ревности и дьявольской злости снова вспыхнуть с новой силой. Не выдержав такого напора, тонкая кожа на ключице треснула, открывая взору несколько алых капель, проступивших на ране. — Ай! Ран, стой… Перестань… Болезненный вскрик, казалось слегка отрезвил мужчину, но мягкие, такие родные прикосновения на внутреннего монстра подействовали совсем не так, как ожидалось. — Такаши, скажи: чей ты? — Ч-что? — Я спрашиваю: чей ты? Кому ты принадлежишь? Да, еще одна деталь. Если Мицуе нравилось покоряться Рану, то он, в свою очередь, просто обожал когда Такаши становился послушным и покладистым, несмотря на свой хоть и спокойный, но от этого не менее строптивый характер. Ему нравилось то, что такого Мицую: открытого, покорного и подчиняющегося другому видит только он. Он любил его любого — но именно такой его образ заставлял содрогаться от возбуждения и желать взять своего мальчика как можно скорее. — Т-тебе… Я п-принадлежу тебе, любимый… — Именно: Ты. Принадлежишь. МНЕ! Ты, блять, только мой, и сука, ничей больше! — Любимый, пожалуйста, стой… В чем дело? Мысли, казалось, превратились в сплошной и несвязный бред, что вскоре раздался где-то на уровне плеча обьясняющим так много шепотом: — Нет, я тебя больше не выпущу. Не позволю этим уродам так на тебя смотреть… Они… Их взгляды… Выколю им всем глаза. Глотки перережу. — Милый, что… — Они смели смотреть на тебя. Пока ты был рядом со мной. Они ведь все прекрасно знают, что ты мой. И все равно смотрят на тебя так, будто ты принадлежишь им. Смотрят на тебя, как на дорогой трофей. Захотелось поиграть и пополнить свою коллекцию таким, как ты. Но я не отдам. Ни за что на свете. Неужели это…ревность? Нет, само собой, Такаши всегда знал, что его любимый очень ревностно относиться ко всему, что касается его, но что бы просто из-за взглядов…? — Любимый, посмотри на меня… — Может и в самом деле мне просто избавиться от них? Перестрелять как собак — и все. — Любимый, умоляю, посмотри на меня. Посмотри на своего мальчика. — А…? — Любимый, ты, наверно, ошибся. Они смотрели не на меня — они смотрели на нас. Понимаешь? Они завидуют тебе. Потому, что прекрасно понимают, что я ноги себе переломаю, но от тебя не уйду. — Правда…? — Да, милый. Правда. — Ха-а… Мой? — Твой — Мой… Постепенно, приходя в себя, до Хайтани начало доходить, что сейчас произошло. Весь их разговор, все его действия. Кровавый след на ключице Мицуи. Цепляющиеся за его плечи руки… Стоп. Резко вскинув голову, его взгляд тут же зацепился за ярко-красный след от укуса, с которого все еще стекали алые капли. Заметив то, как в считанные секунды глаза напротив вдруг остекленели, а рот распахнулся в немом вопросе, Такаши поспешил узнать, что же случилось: — Милый? Что-то не так? — У тебя кровь… — А? А, да, но это мелочи… С тобой все хорошо? Казалось, все его слова пролетали мимо и даже не доходили до человека напротив. — У тебя кровь… — Да, милый, я знаю. Это… — Это я сделал? — Милый, это вовсе не важно, просто… — Малыш, прошу тебя, ответь. Это было одним из их главных правил: никогда не врать друг другу. И нарушить его Такаши не мог. — Да… В этот момент в голове Рана что-то переклинило. Красный свет, ясно дающий понять, какую ошибку он допустил: навредил, причинил боль, не остановился, когда попросили… Мерзкое чувство вины расползающиеся в груди, липкие щупальца страха, сковывающие сердце. Страха, что родные глаза, всегда смотрящие с любовью, теперь наполняться обидой и разочарованием. Или еще хуже — страхом. Нет, этого он точно не выдержит. Слишком невыносима сама мысль о том, что его Такаши будет его бояться. Да, не будет показывать, продолжит делать вид, что все в порядке. Так же как и раньше будет обнимать и целовать, но вместе с тем теперь будет и шарахаться, кидать взгляды полные опаски и настороженности. Черт, что же он наделал… — Милый? — такой спокойный голос, такой мягкий тембр… — Малыш, извини, я… Я не знаю, что на меня нашло… Я вовсе не хотел делать тебе больно. Не хотел, слышишь? Боже, прости меня пожалуйста. Прости, прости, прости, прости… Черт, я… Не прекращающийся поток извинений и оправданий; глаза, полные переживаний и отчаяния, что устремились на него; руки, что до этого обнимали так крепко, что казалось треснут кости, сейчас же сталвшие неожиданно аккуратными — все это явно выдавало страх. Страх быть отвергнутым за собственную ошибку. — Милый, успокойся. Все хорошо. Я вовсе не виню тебя. — Правда? Ты правда меня простишь? — Ну конечно. Как я могу не простить тебя? — Малыш, я… — Успокойся. Все нормально, все хорошо. Ты просто немного приревновал. Это нормально. Просто в следующий раз скажи мне, если тебе вдруг станет некомфортно или ты почувствуешь, что кто-то смотрит на меня не так, как нужно. Тогда я сразу же покажу, чей я. Или мы просто уйдет оттуда. Хорошо? — Хорошо. Ты… Ты прав… И все-таки. Прости меня, пожалуйста. Мне не стоило так срывается на тебе… — Милый, я же говорю — все в порядке. Не переживай. Отпусти меня, пожалуйста. — От… А! Да, конечно. Извини. Наконец выпустив молодого человека из своих объятий и позволив ему встать на ноги, Хайтани взял его кисть в свою и, прижавшись к ней губами, прошептал: — Прости меня. Такого больше не повторится. Обещаю, подобного я больше не допущу… — Я верю тебе, милый. А сейчас, давай пойдем спать, ладно? Уверен, ты, так же как и я, очень устал, не так ли? — Да. Именно так. Ты прав. Пойдем… — Вот и славно.