***
Проснувшись утром, Кристина обнаружила, что оказывается, в её комнате всегда были часы, что показывали девять часов утра. Большой круглый циферблат был обрамлён золотом, с витиеватыми ножками и орнаментом розы. А не замечала его девушка потому, что тот стоит на каминной полке. Кристина особо и не вглядывалась в сторону камина раньше. Очутившись в спальне вечером, Кристина в полусне разделась, оставшись в белой кружевной сорочке, даже одеялом укрылась с трудом, и тут же провалилась в сон. Дверь не заперта ею специально. Девушка не против появления Эрика здесь. Стук в дверь, неловкий и неуклюжий, нарушивший тишину, заставил девушку вздрогнуть. — Входи, Эрик! — воскликнула она, сев в постели и откинувшись спиной на подушки. Первым делом Кристина заметила в его руках большой поднос с завтраком (теперь понятно, почему стук был неуклюж), затем то, что мужчина без маски, волосы взъерошены, Эрик одет в штаны и белую рубашку, у которой закатаны рукава. Вместе с ароматом еды в комнату проникает запах его одеколона, успокаивающий и свежий. Это всё словно отбрасывает Кристину в то время, где они уже женаты. Так по-домашнему уютно, знакомо. Так тепло. — Это не слишком смело с моей стороны: принести завтрак тебе в постель? — робко спросил Эрик, явно считая эту затею глупой. — Нет, то, что нужно, мой Ангел, — улыбнулась Кристина. Кто она такая, чтобы отказываться от чего бы то ни было, приготовленного Эриком? Дело даже не в том, что за годы брака он на отлично изучил её гастрономические вкусы, но и готовит так, что любой ресторан его с руками бы забрал к себе шеф-поваром. Мужчина поставил поднос на прикроватный столик и рассеянно провёл рукой по рубашке. — Мне, наверно, лучше пойти одеться… — Всё в порядке, — одеяло чуть соскользнуло с её сорочки, открывая Эрику вид на её обнажённую ключицу. — Я… не должен видеть тебя в этом… Кристина практически ощутила жар его тела, то, как он смутился. — Я не возражаю, — улыбнулась девушка. — Здесь никого, кроме нас, ничья репутация не пострадает. Эрик о чём-то раздумывал, прежде чем наклониться и мягко поцеловать её в губы. Девушка догадывается, что возлюбленный проверяет, насколько далеко ему позволено зайти. Ей бы хотелось взять его прямо сейчас, но для этого Эрика, что моложе, это будет непривычно, он явно отшатнётся и не поймёт, с чего молодая девушка ведёт себя так уверенно и опытно. Кристина приоткрыла губы и ответила на поцелуй, их языки сплелись, её рука запуталась в его волосах, ладонь Эрика легла на её шею, поглаживая кожу большим пальцем. Кристина специально отстранилась от него медленно, заглядывая в потемневшие глаза своему разомлевшему маэстро. — Я давно люблю тебя. Любила, когда знала лишь как Ангела. — И не разочарована? — Поначалу я думала, что ты идеальный, и влюбилась. Но, узнав ближе, увидела и недостатки, что делают тебя живым, и влюбилась ещё больше, — искренно ответила она. Эрик расчувствовался и постарался отвести взгляд, что упал на поднос. — Завтрак остынет… — пробормотал он, смутившись. Пришлось смириться. Сейчас на Эрика очень сильно действуют даже слова о любви, какое там — взять его. Но это не отменяет её к нему желания. Впрочем, девушка подвинулась, чтобы между ними на кровати оказался поднос, и сосредоточилась на горячем травяном чае и тёплом печенье, что явно готовил Эрик. А плюс к этому — фрукты. Может, покормить его с руки… Нет, на то, чтобы испить вино из одного с ней бокала, он чуть не лишился чувств, а это и тем более выбьет его из колеи. Рано. Ещё рано. Она и сама тогда была не очень сведуща в этом вопросе, как сейчас. Но как же сложно отделить мужа Эрика и этого Эрика, что по сути, только-только доверился ей, и вообще доверился кому-то. — Когда ты училась танцевать, помнишь, без партнёра и музыки, в своей артистической… Стоя за зеркалом, я тоже учился танцевать, представляя, что танцую с тобой… — неловко признался Эрик в пустоту, не глядя на девушку. Этого её муж никогда ей не говорил. У Кристины сдавило горло. Как много раз на самом деле они с Эриком чувствовали одно и тоже! Узнав, что он — и Призрак, и Ангел, чувствовала себя униженной, думала, что Призрак смеялся над ней, над её глупым видом. Осознав всю искренность его чувств, поняла, что он наслаждался её обществом, как и она его. Но… он тоже танцевал за зеркалом сам с собой? Горло сдавило сильнее. Маска, шрамы — у Кристины этого нет, но почему же тогда они с Эриком получили одинаковый урон от общества? Девушка никогда не задумывалась, что дело было не в них, а в обществе, которому отчего-то доставляло удовольствие причинять им боль. По щекам потекли слёзы. — О, я не хотел… — тут же воскликнул Эрик. — Мой Ангел, я не хотел расстроить тебя. Знаю, это было жалко… — Нет! — твёрдо парирует она, глядя ему в глаза. — Это не жалко. Ты не жалкий. Ты не расстроил меня, я просто и подумать не могла, что кто-то кроме меня может… Девушка замолчала и быстро успокоилась, вернувшись к поглощению завтрака. — Как бы ты хотела провести это время? — Честно, мне всё равно, — улыбнулась она. — Тогда, может, выделим время для небольшого урока музыки? Чтобы твой голос не утратил былую красоту и силу. Кристина кивнула и, когда он вышел, переоделась в серое платье с прозрачно-чёрным кружевом — платье стройнит её и очень тёплое; уже через несколько минут они заняли свои места у органа. Но было не до уроков. — Кристина, — Эрик, сидя на скамье, взял руку любимой в свою. — Я знаю, что не имею право, чтобы спрашивать о таком, но я действую не только из ревности, — мягко и вкрадчиво, проверяет её реакцию. Если бы Кристина была спокойна, он бы замял разговор, сказав, что забыл, о чём хотел спросить. Но девушка побледнела. Ни черта ему не показалось, этот Шаньи! — Почему ты избегаешь виконта? Я не заставляю отвечать, ты можешь отк… — Нет. Я отвечу. Это никогда… не было физически. Но… ты сказал, что я рада ему больше, чем Ангелу… — сбивчиво и неровным от боли голосом. Эрик, видимо, считает, что она обвиняет его, и пытается извиниться, но Кристина продолжает. — Он управлял ситуацией, его действия и поведение было решающим, а не моё. И не только с тобой он создавал такую видимость. То, что мы видели с тобой на кладбище — настоящий Рауль. Он преследует меня с тех пор, а когда я вернулась от тебя, буквально предлагал мне предать тебя, предать нашу тайну об Ангеле. И, что самое раздражающее… со стороны это вовсе не кажется манипуляцией или давлением… порой я думала, что мне кажется. На секунду, лишь на секунду, Эрик подумал, что она просто сказала ему то, что он хотел услышать. Видимо, недоверие отразилось в его взгляде, что кольнуло сердце Кристины болью. Она сама в тот раз, когда Эрик впервые рассказал о своих гонениях, не верила и не слышала его, думая, что она ему безразлична. Девушка подошла ближе и села к нему на колени, обняв и расплакавшись. Эрик обнял её в ответ — этот Эрик впервые обнял её в защищающем жесте, что, как никогда, нужно ей. Ложь была только в сокрытии Кристины того, что было после их свадьбы, потому что здесь они пока не женаты. — Эрик?.. — чуть уняв плач, спросила Кристина. — Да? — За что они с нами так? — то ли прошептала, то ли прошипела девушка. — Они? — Окружение, которое именуют обществом. Что мы им такого сделали, чем насолили, что они чуть ли не своим долгом считают ломать нас, издеваться и унижать. Зачем? Почему? Иногда кажется, что ответ в том, что им просто приносит удовольствие чужая боль. Не будь они тогда уже оба слишком сломлены, то услышали бы и поняли друг друга быстрее. Эрик слушает лишь наполовину, решая, как лучше проучить виконта и чем. Кристине всё равно, как именно Эрик отомстит виконту за неё. Одно она знает точно — Эрик не убьёт его, по нескольким причинам: смерть для такого, как он, будет скорее избавлением, гибель аристократа также означает срок для Эрика, и последняя причина — виконт был какое-то время дорог Кристине. Девушка отстранилась и прижалась своим лбом к его. Пара всё ещё плачет и стирает слёзы друг друга. — М-маэстро… не пора ли нам начать урок, — бесцветно пробормотала Кристина, всхлипывая и ощущая в сердце боль. Им обоим нужно успокоиться, иначе эта боль потопит их. Урок получился очень сухим, они честно пытались сосредоточиться на музыке, но всё впустую. Его руки легли на клавиши органа. — Прости меня, я не… — Тебе не за что извиняться, Эрик. Те, кто нас ранил, они должны просить прощения у нас. — Но тебе больно! — И тебе тоже! Я была рада, что могу хоть кому-то об этом рассказать, что кто-то поверил мне. Мой Ангел. Пойми, ты слишком много для меня делаешь, на самом деле, больше, чем кажется. Его стараниями, я часто слышу, как меня называют содержанкой виконта и о том, что мне, безродной певичке, повезло (после этих слов Эрик также подумал и о других аристократах, которых следует проучить). Никто бы не поверил мне. Но не ты. Потому, не обвиняй себя. Ты не давил на меня, дал мне шанс не отвечать, и пережил боль, пусть и другую, но похожую на мою, тебе было больно слушать мой ответ также, как мне отвечать.***
За обедом их вниманием завладела бутылка вина, что стояла в середине стола. Эрик наполнил их бокалы до краёв, и пара выпила это залпом. Они здесь одни, никому не важны правила приличия и манеры, не пострадает ничья репутация. Они даже не опьянели — каждый просто запил свою злость и боль. Второй бокал они пили размеренно, неспеша, но всё равно молча. Оказавшись в гостиной, Кристина вдруг спросила: — У тебя нет музыкальной шкатулки или что-то, что может само исполнять музыку? — Зачем? — Я предлагаю станцевать вместе. Как доказательство, что нас больше не разделяет зеркало и одиночество. Эрик, очарованный тем, что она предложила, на несколько секунд впал в ступор. Увидев её снова, уже взрослую, спустя столько лет, мог ли он думать, что она сама вот так просто предложит что-то такое простое, но так желанное для него, что она тоже любит его? После того, как они плакали вместе, недоверие исчезло — не могла быть ложью та же боль, что была и в его взгляде. Её муж танцевал редко. Но танцевал, и очень умело. Больше всего ему нравилось танцевать с ней. — Я… принесу шкатулку… — сбивчиво ответил Эрик, спешно ретировавшись в свою спальню, после чего принёс и поставил на столик шкатулку, в виде кареты, даже колёса есть — позолоченные. Эта комната слишком мала для танцев, наверно поэтому Эрик и Кристина прижимаются друг к другу теснее. Шкатулка давно остановилась, а пара всё ещё танцует. Это больше объятие, чем танец, во время которого они завороженно смотрят друг другу в глаза. Ноги стоят на месте, пока пара будто баюкает друг друга. Видимо, алкоголь всё же немного подействовал. Эрик решил, что это — сон, наклонившись к любимой и целуя её в губы так, как всегда хотел. Кристина ответила с таким же пылом, закинув руки ему на шею. Мужчина оторвался от её сладких и пленительных губ, уделив внимание шее, покрывая ту поцелуями и скользя по ней языком. Кристина чуть запрокинула голову, для удобного доступа, и зарылась пальцами в его мягкие чёрные волосы, чтобы он оставался на месте. Эрик окончательно забылся, ощущая аромат её кожи, мыла и духов, слыша её стоны, что и не заметил, как одна его ладонь сжала её грудь, пока другая пыталась залезть под платье. В ужасе от содеянного, Эрик отпрянул, поняв, что это вовсе не сон. «Маска? Или опять решил, что недостоин?», — подумала Кристина. Ответ оказался чуть более простым и логичным, если бы это была действительно только вторая её встреча с Эриком. — Я… хочу тебя… — сбивчиво проговорил он. — Но… даже если мы здесь одни… я слишком тороплюсь… Это неправильно… наш первый раз должен быть другим… Её муж в первую брачную ночь тоже признался, что это и его первый раз, что он мог, но не прибегал к услугам шлюх. И тот первый раз был действительно романтичным — Эрик всё приготовил, купил лучшее бельё для постели, из дорогого и качественного шёлка, лучшее вино, а спальню украшали свечи и розы (в конце ночи лепестки роз украшали их тела и постель). Наверно, Кристина бы тоже решила, что он слишком торопится, но ей просто хотелось его. Близко. И всё же… — Да, ты прав. — Кристина, а можно ли мне просто спать в одной спальне с тобой? — неуверенно спросил он. Сейчас это было не от того, что ему казалось, она откажет. Он боится не сдержаться, боится, что слишком торопится. Кристина ненадолго впала в ступор. Вот так просто? Его не нужно уговаривать, чтобы он оказался хотя бы внутри её комнаты? Это неожиданно. Но так даже проще. — Конечно, можно.***
Кристина приняла ванну и насухо вытерла волосы и тело, облачившись в не слишком откровенную сорочку, делая вид, будто не знает, что Эрик возбуждается от одного только её присутствия, и не важно, в одежде или без. Горячая вода и воздушная пена отрезвили её, в то же время, подарив лёгкость. Выйдя из ванной в спальню, девушка увидела, что возлюбленный уже лежит на одеяле, повернувшись к ней лицом и лёжа на боку. Он тоже переоделся и, судя по слегка влажным волосам, тоже купался. Сейчас на нём белая рубашка, чёрные штаны и чёрный, а не бордовый, жилет. Пока Эрик не передумал и не сбежал, девушка быстро юркнула под одеяло, вытянувшись рядом с мужчиной. Оказавшись ближе, она пробежалась взглядом по его телу. Чёрный жилет явно добавлял ему привлекательности и стройнил — её муж не носил такое, по крайней мере, при ней, а зря. Эрик собирался что-то сказать, но не успел. Кристина впилась в его губы жадным поцелуем, так, как обычно целовала мужа. Эрик ответил ей, углубляя поцелуй. Секунда, вторая, их разделяет только одеяло, Эрик лежит на спине, а Кристина на нём, не прерывая поцелуй, пока его рука у неё на затылке. В комнате стало горячо, но не растопленный камин тому виной. Ещё бы секунда, и Кристина бы начала тереться о его тело своим, но отстранилась и слезла с его напряжённого и твёрдого тела, выпутавшись из его рук, и спряталась в одеяле, ощущая, как горят от смущения её щёки. Вот только, они с мужем занимались и более непристойными вещами, и то, что было сейчас, можно было бы назвать целомудренной прелюдией, так почему она смутилась так, будто никогда и не делила с ним постель? Ощутив, как покалывает губы, и как горит её кожа там, где были его руки, девушка поняла, что её тело девственно, как и было пятнадцать лет назад. Повезло, что Эрик сам предложил не спешить. Эрик озадаченно смотрит на неё. Нужно что-то ответить. — Мы договорились не спешить. Но это… получилось случайно. Этот жилет… в нём ты ещё очаровательнее, чем есть… и я не удержалась. Тебе очень идёт чёрный цвет… Мужчина рассмеялся, с небольшой ноткой печали: — Считаешь меня очаровательным? Не знай Кристина и дальше, что её тело сейчас снова девственно, то ничто не помешало бы ей взять его в одном только этом жилете, чтобы доказать ему хоть сто, хоть тысячу раз, что он прекрасен. Но она знает, а потому… — Это так, — пробормотала она. — Кто ты после этого, если не Ангел? — тепло усмехнулся Эрик. Из-под одеяла показались её щёки. — Девушка, которая любит тебя. По щеке Эрика от искренности возлюбленной, скатилась слеза. Несколько свечей погасли, погружая комнату в полумрак. — Нам даже вещи намекают, что пора спать, — сказал он, подавив плач и эмоции — иначе не заснёт. Кристина кивнула, вынула руку из-под одеяла и сжала пальцы Эрика. — Спой что-нибудь, — попросила девушка, уже засыпая. Песня, что он выбрал, была ей знакома. Муж говорил, что слышал эту песню в Персии, а Кристина пыталась выучить фарси, но всё впустую. А недавно Эрик всё же сказал, о чём была эта песня — о синем цветке пустыни, о том, как ему трудно выживать среди песков и видеть только пустоту вокруг себя и миражи; и о том, что он радуется дождю или солнцу. Эрик сказал тогда, что именно поэтому и запомнил мелодию — жизнь синего цветка напоминала его собственную. Эрик проснулся первым, а за ним и Кристина. — Доб… — девушка повернулась и взглянула на часы. Семь утра. И никуда не нужно идти. У неё есть все основания, чтобы продолжить сон — одно такое основание лежит рядом, без маски. — Нет, продолжаем спать, — заявила она, легла ближе и обняла Эрика, что был ошарашен, но не возражал, ведь Кристина действительно большая любительница поспать. Мужчина поцеловал её в лоб и обнял в ответ. Он думал, что увидев его рядом, после сна, она закричит, но… Любит! Она действительно его любит! Эрик снова уснул вслед за Кристиной. Обнимая его, она была счастлива, что сейчас может вести себя так, будто они уже супруги, просто обнять, как обычно, просто лежать вместе и отсрочить время пробуждения. Их разделяет только одеяло.***
Они проснулись только ближе к полудню. Эрик в шутку спросил, можно ли сейчас проснуться и считается ли это время — утром. Кристина ответила, что вполне, и что уже день. Девушка проснулась именно тогда, а Эрик уже давно не спал, просто не хотел сбегать из её объятий. Кристина подняла голову, и он отрывисто смял её губы в поцелуе. — Оденься теплее, я жду тебя к завтраку, — сказал он перед тем, как подняться с постели и покинуть комнату. Зная его, это намёк о том, как пройдёт их день — то есть, остаток дня. Но для чего нужно одеться теплее? Ответом оказалось посещение крыши театра — потому что здесь слегка прохладно, а брючный костюм с сюртуком (и откуда только у него это? Как он узнал, что ей такое нравится? Она ведь даже Ангелу никогда не рассказывала, что надевала брюки всякий раз, когда ездила верхом, в детстве. Он догадался? Или это просто совпадение?) был довольно тёплым. Париж как на ладони, а какое великолепие открывается на этот же вид ночью, когда всё становится одним большим сгустком огней — супруги первое время довольно часто бывали здесь. — Тебе нравится? — спросил Эрик, обняв её, стоя у неё за спиной. — Я уже говорила, что мне всё равно, лишь бы с тобой. Но да, мне нравится. — Пока у нас есть время, я хотел бы его провести с тобой на свежем воздухе. На крыше редко кто бывает, и нас не заметят. Хоть из его поведения и голоса исчезла неуверенность по отношению к Кристине, что-то всё равно её беспокоит. Её муж был очень счастлив узнать, что Кристина действительно его любит, и его особо не волновало, что будет дальше. Но этот Эрик отчего-то чем-то опечален. — Кристина, ты бы хотела быть моей женой, жить вместе со мной? — прошептал он. Его дыхание опалило кожу на её щеке. — Это предложение? — с улыбкой спросила она. — Пока только вопрос. — Но мой ответ в любом случае, «да».***
Спустя несколько дней Кристина обнаружила на столике своей артистической письмо от Эрика, в котором отыскала объяснение его тоске и поведению в последний день, что они провели вместе. Он писал, что был Ангелом только для неё, но в прошлом совершил ужасные проступки, которые обязан исправить, а потому он просит ждать его возвращения. Уже после свадьбы Эрик нашёл в себе силы поведать, как обстояли дела в Персии. Что по приказу принцессы Судана, той самой султанше, создавал орудия для убийств, чтобы развлечь её, порой убивал сам, виновных и невинных — без разбора, того, кто был ей неугоден. Он также поведал, что это оставляло его в смешанных чувствах — ему не нравится убивать и разрушать, хочется творить, что-то красивое, вроде музыки, но султанша не позволяла, ей было всё равно на то, что сам Эрик считал это дикостью. С другой, было приятно видеть, что хоть кто-то считает его нужным, что его таланты оценены, и что так он хоть немного, но мстит обществу за свои страдания. Иногда ему выпадал шанс увидеть мельком порядки востока со стороны, а законы Персии можно было отыскать в библиотеке шаха. Спустя год Эрик понял, что восток относится к жестокости, как к чему-то обыденному, незначительному, и особенно это касалось восточной аристократии. Не только у султанши был «пёс для развлечений», у остальной знати тоже, и ни для кого это не было секретом. Потому, когда к нему с просьбой прекратить, пришёл перс, Эрик отмахнулся от него. Тот вёл себя так, словно Эрик единственный, кто повинен во всём этом, что принцесса Судана и остальные дворяне востока — невиновны и руки у них чисты, будто не знал правды, являясь личным полицейским шаха. А затем он взглянул на Кристину, ожидая вердикта жены. Когда она считала его жестоким Призраком, было легче просто сказать, что убийства — это ужасно и неправильно. Но всё оказалось сложнее. Она ответила, что это — лишь его личное дело, то, как он сам к этому относится. И добавила, что с одной стороны, у него не было выхода, с другой, расплакалась со злости и шипела «почему ты не сбежал сразу же, как понял, что тебя будут заставлять убивать?!», колотила кулачками его в грудь. А потом поняла, что осталось только смириться, как с тем, что уже было, как её с отцом бедность — это плохо и неприятно, но это лишь прошлое. Эрика хоть и заставляли убивать, но там, где это происходило — не считалось преступлением. И сейчас она может только смириться. Зная, что Эрик всё ещё за зеркалом, она идёт к нему, ласково проводит ладонью по зеркальной глади, зная, практически чувствуя, где находится его ладонь, что вот так же лежит на зеркале, только с другой стороны. — Я буду ждать тебя.