Гранатовое благоразумие

Я стояла посреди серого бесконечного нигде. Вокруг — тянущиеся до самого горизонта пустоши, полные лёгкого пепла. Место упокоя для всех вулканов мира. Сделай я шаг вперёд — сразу задохнусь из-за поднявшихся невесомых хлопьев, что стремятся забиться в нос и глотку, заткнуть их, зацементировать, напитавшись влагой. Выход, конечно же, был. Простой. Нужно просто не дышать. Я потёрла горло и оглянулась, но пейзаж во все стороны света был одинаков: серый пепел, серое небо. Ни фигурки на горизонте; сам горизонт не изгибается, как это бывает, если ты смотришь на бескрайнюю морскую гладь, а остаётся идеально ровным. Выверенным до последнего градуса. Мне не было больно или плохо. Мне было… никак. Пусто. Спокойно? Слишком спокойно. На плечо мне легла рука. Вторая накрыла глаза, давя на веки, заставляя сомкнуть их. Но я успела увидеть, что пальцы — не пальцы вовсе, а всего лишь голые фаланги скелета. От неожиданности я дёрнулась вперёд, пытаясь вырваться из этого мягкого и нежного захвата. Меня сразу же отпустили. Я развернулась, пепел под ногами встал на дыбы, как живой норовистый жеребец, и перед глазами у меня были теперь только невесомые хлопья. В этой завесе раздался смех. Женский? Мужской? — Где я?! — закричала я, сама не знаю зачем. Понятно же, где. Серые Пустоши, Мир Посреди, Нигде-и-Никогда. Место, где души обтёсываются до первозданности, прежде чем уйти на новое перерождение; пепел под моими ногами — утраченные воспоминания, потерянные привычки и привязанности. Потихоньку они распадаются на кусочки поменьше, пока не станут столь мелкой пылью, что ты её и не увидишь. Этот же пепел забился мне в рот. Я принялась отплёвываться, пыталась вытереть пальцами горький вкус с языка, зажмурила глаза, чтобы мелкая пыль не попала в них. Согнувшись, я сделала большую ошибку — задела руками пепельное облако. А ещё я сделала большой вдох. Пепел сразу же забил мне нос и, казалось, налип на каждый сантиметр лёгких изнутри. Задыхаясь, я упала на колени, — взметнулось новое облако серости, — и начала кашлять. За этим пошли рвотные позывы: лицо у меня перекосило, изо рта начала капать чёрная слюна, пепел забивался в глотку всё больше и больше… Она подошла ко мне неслышно; белый подол был девственно-чист, словно вокруг не кружились облака, будто после смерти Везувия. Босая. С бледными ногами и трупно-голубыми ногтями. У меня вывалился язык и почти закатились глаза. А затем на пепел упала первая монета. Вторая. Третья. Я давилась, кашляла, блевала. Отрыгивала монеты и пыталась остаться в сознании, пока она стояла надо мной и просто смотрела. Безо всякого интереса. Без нетерпения, свойственного людям или животным. Не пристало Вечной Невесте испытывать то, что свойственно лишь живым. — Посмотри, сколько их, — сказала Сама, наклоняясь ко мне и обхватывая мою бритую голову длинными жёсткими пальцами. Она заставила меня смотреть на себя. Рот я закрыть так и не смогла — из глотки у меня выпадали монеты, одна за другой, не прекращаясь. — Много, — сказала Сама, смотря на меня в ответ своими чёрными равнодушными глазами. — Очень много. Знаешь, их не должно быть столько. Она опустилась рядом со мной, встав на колени. Подняла одну из монет, что я уже успела отрыгнуть и засунула мне в глотку в тот момент, когда я прекратила блевать металлом. Пропихивая монету так глубоко, как только позволяли её посеревшие пальцы с отслаивающимися ногтями, она даже не улыбалась. Ни садизма, ни предвкушения, ни радости. Ничего. Одна пустота. — Отдашь этот дар. Ты поймёшь, кому. Я пыталась вдохнуть, но не могла. Монета встала комом. Сама прикрыла глаза, погладила меня по искажённому лицу и приблизилась, оставляя на лбу холодный поцелуй. В следующий миг я открыла глаза и сразу же перегнулась в сторону — меня вырвало. Глотку разодрало, сердце сходило с ума в груди, осторожная Элис удерживала меня за плечи, чтобы я не свалилась с дивана прямо в лужу собственной рвоты. Когда приступ закончился, вампирша легко оттащила меня в сторону, помогла сесть и вытерла рукавом своей кофты мои губы. — Монета, — прошептала я. — Там монета… — Карлайл вытащил… Я закашлялась, чувствуя ужасное жжение в глотке. — Ещё одна! Элис метнулась к моим… моим… боже, меня сейчас ещё раз вырвет. Всегда была брезгливой, как только у вампирши получается не думать о… — Белла, — рядом со мной оказался самый потрясающий мужчина, которого я когда-либо видела; судя по докторскому халату, это был шикарный глава клана вегетарианцев. — Посмотри на меня. В руках у него был медицинский фонарик, которым этот добрый нечеловек засветил мне прямо в глаза. На секунду я ослепла; когда зрение вернулось, за спиной шикарного мужчины нашёлся Джаспер, а Элис в комнате уже не было. Долбаные вампиры! Долбаная вампирская скорость! Действуйте в слоу-мо, когда человек в зоне видимости! Джаспер посмотрел на меня, слегка прищурил глаза, и в следующее мгновение мне стало так хорошо, тепло и приятно, что я сразу же отключилась, даже не успев как следует отойти от своего беспамятства. Следующее моё пробуждение произошло дома и ночью. Я медленно разлепила глаза, чувствуя себя так, будто меня избивала вся команда Фила своими бейсбольными битами. Слабая, едва соображающая, с больным горлом и гудящей головой. — Белз, ты как? — услышала я шёпот Элис. — Как труп, — ответила я неразборчиво. Эльфу этого хватило. Она подобралась ко мне из тёмного угла комнаты и залезла на моё ложе поверх одеяла. Тёплая преграда натянулась под её весом и соскользнула с нагретого бока, из-за чего я сразу же зашипела. Нет ничего ужаснее попасть из тепла и уюта в промозглую ночь Форкса! Закутав меня обратно, Элис растянулась рядом и подпёрла голову рукой. В темноте глаза вампирши бликовали, как у кошки, а радужки слегка светились грязным золотом. — Ну и напугала же нас ты, — прошептала она. — Как я здесь… — Я тебя притащила. Чарли дома не было, так что я с твоего телефона набрала ему СМС, что ты устала и ляжешь спать раньше, чтобы он тебя не будил. Он милый, кстати, — задумчиво добавила Элис. — В одном из вариантов будущего, где дверь не была закрыта, он зашёл к тебе и поцеловал в щёку, а ещё пледом укрыл. Он тебя любит. На это мне сказать было нечего. Да, любит; кредит доверия, несомненно, изначально был выдан Белле просто из-за ближайшего родства, но потом-то с Чарли взаимодействовала я, а не девочка-«Аризона». Еду на работу шерифу готовила я, футбол с ним смотрела я, слушала рассказы про индейцев, рыбалку, полицейских — всё это я. Не Белла. Так что я могла с чистой совестью заявить, что Чарли хорошо относился ко мне. Элис перегнулась через меня и цепанула с прикроватной тумбочки, — забавно было её так называть, потому что спала я на полу, и кровати у меня как таковой не было, — две монеты. Ещё до того, как вампирша показала мне их, я знала, что у неё в руках. Такое не забудешь. Меня от одной мысли про них передёргивало. — Что это? — спросила Элис, выглядя восторженной и заинтересованной, как пятиклассница, впервые видевшая презерватив. — Для чего? Что за монеты? — Понятия не имею, — призналась я, рассматривая металл в слабом лунном свете. — О. Ну… могу рассказать то, что знал Карлайл? — Будет отлично. Элис быстро выложила всё, что говорил доктор Каллен про монеты; я даже не удивилась, когда узнала, что это Оболы, взятка для Харона, привратника в мир мёртвых. Пока вампирша тараторила узнанную информацию, я рассматривала две монетки, совсем друг на друга не похожие. Первая — словно золотая, тонкая, с неровными краями и оттиском пчелиного тела. Моя. Я чувствовала странную привязанность к этой монете, словно она была моим талисманом на удачу или же будто её подарил мне кто-то очень важный; смешно, потому что последнее было правдой. Кто может быть более важен и близок, чем твой Покровитель? Это связь иного рода, не затрагивающая ни кровные, ни эмоциональные привязанности. Вторая монета была поменьше, размером с десять русских рублей. Из тёмного металла, с менее волнистыми краями и двусторонним оттиском. Неровная, словно кто-то хотел отщипнуть кусок от металла, но вышло всего лишь деформировать монету. На одной стороне была изображена Медуза Горгона, на другой — перевёрнутый якорь. Эта монета мне не принадлежала, я очень хорошо чувствовала это. Словно держишь в руках чужую личную вещь. Трусики? Что-то похожее; то, что ты никогда по своему желанию в руки не возьмёшь, если ты не извращенец и не состоишь с человеком в крайне близких отношениях. — Ты когда монеты держишь, что чувствуешь? — спросила я у Элис. — Чувствую? Ничего. Монета и монета. Она протянула было руку к моему Оболу, но я шлёпнула вампиршу по пальцам. И тут же рассмеялась, увидев, какое обиженно-недоумённое стало у Элис лицо. — Это ощущается очень лично, — сказала я, давясь смешками. — Как будто ты мой лифчик трогаешь. — Я могу и лифчик потрогать, и то, что под ним, — подпёрла голову рукой Элис. — Видела в будущем, как мы тебе бельё выбираем, и ничего, от смущения ты не умерла. — Бельё!.. Я притворно схватилась за сердце. Потом поняла, что из-за одеяла этого жеста не видно, откинула тёплый заслон, быстро схватилась за сердце и натянула одеяло обратно. Элис захихикала. — Похотливый эльф Санты! Что скажет твой олень на это? — Мой… олень?.. Я прикусила язык. — Ой. Но ты же ему не скажешь? Не скажешь, да? Элис уткнулась лицом в подушку и расхохоталась. Но затем, не отсмеявшись и десяти секунд, настороженно замолчала, подняла голову и посмотрела в сторону двери. Секунда — и вампирши уже нет в моей кровати, а дверца шкафа тихонечко закрывается. Да, мне пришлось купить шкаф. Большой и просторный. Хотя вещей у меня в нём практически не хранилось, на этом предмете меблировки настояла Элис; теперь ясно, почему. Когда она закрыла за собой дверь, создалось впечатление, что в комнате никого, кроме меня, не было. Я встала с пола и подошла к входной двери. Щёлкнула замком, взялась за ручку и резко открыла. Не знаю, зачем. Ужастики вспомнила, что ли; хотя в моём случае мой персональный ужас сидел в шкафу и, возможно, тихонько давился смехом. Чарли, застигнутый врасплох открывшейся дверью, вздрогнул и воинственно распушил усы. Как у него это вышло? У мужчин усы устроены так же, как шерсть у кошек? — Белз! Нельзя же так пугать! — обвинительно сказал мужчина. — Нельзя скрипеть полом у дочери под дверью, как Кентервильское приведение. Чарли расплылся в улыбке. — Удивительно, что ты помнишь эту сказку. Я читал её тебе, когда ты была совсем маленькой. Ладно… я слышал какие-то смешки и решил зайти проверить. — Общалась с Элис по телефону. Разбудила? — Нет-нет, я только недавно вернулся со смены, — мужчина устало потёр шею; будь мы в каком-нибудь мультике или аниме, у меня бы сверкнул на это глаз. — Нет, Белз. — Да, Белз! Пошли-ка в гостиную, намажу тебе шею. Чарли тяжело вздохнул, но спорить со мной не стал. Знал, что бесполезно, потому что у нас была договорённость: он следит за моим здоровьем, я слежу за его. Очень удобно, потому что мы оба оказались достаточно равнодушными к собственным телам и ко врачу обратились бы только в самом крайнем случае. Раньше я такой не была. Своевременное посещение врачей всегда казалось мне правильной и важной вещью; легче предотвратить болезнь или заметить её на ранних стадиях, чем разбираться с последствиями. Диспансеризация раз в год, стоматологи раз в полгода, гинекологи раз в три месяца. Жалко только, что психологи в бесплатной медицине появились поздно, а запись на приём была расписана на месяцы вперёд. Щедро увазюкав шерифскую шею вонючей мазью, я помыла руки, — от запаха это всё равно не избавило, — пожелала отцу спокойной ночи и вернулась в свою комнату. Элис уже валялась на моём одеяле и листала мою тетрадь, исписанную сюжетами для будущих книг. Из-за упадка настроения я не могла писать, мне просто не хватало на это сил. Но мозг, привыкший к работе и генерации идей, подкидывал сюжет за сюжетом; упускать этот фонтан вдохновения было бы огромнейшей ошибкой, так что я аккуратно записывала всё, что приходило мне в голову. Потом пригодится. Когда, к примеру, я буду сверкающей, лишусь сна и начну скучать из-за слишком большого количества свободного времени. — Я принесла все эзотерические штуки, кстати, — сказала Элис, переворачивая тетрадный лист. — Распихала по шкафу. — Надеюсь, ты мне не погнула ножи, пока пряталась от Чарли, — закатила я глаза. — Не волнуйся, детка, если что, я тебе ещё куплю. Можешь звать меня «мамочка». Я усмехнулась и подошла к шкафу, чтобы провести быструю инвентаризацию. Света мне не хватало, так что пришлось включить торшер. Загоревшаяся лампочка осветила кресло и Джаспера, сидящего в нём. Я чуть было не завизжала. — Вы совсем совесть потеряли, — пробормотала я, положив руку на грудь и пытаясь успокоиться. Джаспер встал, неглубоко поклонился мне в приветствии и извиняющеся развёл руками. — Нет, Джаспер, — покачала я головой. — То, что Элис тебе сказала, что ничего страшного не будет… где ваши манеры, майор? — Я беспокоился, — сказал вампир, вернувшись в кресло и сцепив пальцы в замок. — Поэтому не подумал. Прости. «Волновался». Не знаю, использовал ли Джаспер свою способность, но я ощутила на себе мягкую плюшевость от этих слов. — К тому же, — добавил мужчина, — мне бы хотелось узнать о произошедшем из первых уст. Элис часто перевирает и преувеличивает факты. — Иначе не так интересно, — ничуть не обиделась вампирша. — Но, да, Белз. Объяснения были бы очень в тему, как сейчас говорят. — «Как сейчас говорят», — проворчала я. — Тебе что, сто лет? Эльф снова захихикал. — Ну, как бы тебе сказать… Я осмотрела прибавившийся лут в шкафу, но придраться было не к чему: Элис разложила всё так, как я бы сделала сама. Вот она, польза от предзнания; наверняка вампирша подсматривала в будущее, чтобы узнать, что и как должно лежать. На её месте я бы тоже использовала свой дар в хвост и в гриву. Особенно если нет никаких откатов или условий, по которым предсказания работают. — Примерно в середине августа я проснулась в чужой кровати, — тихо начала свой рассказ я. — Пахло приторным кондиционером для белья и чужой кожей. Запах чужого тела. Не грязи, а просто… Вампиры внимательно слушали. Элис уселась на одеяле по-турецки и подалась вперёд, застыв, как гаргулья, высматривающая жертву. Джаспер замер в кресле в позе внимательного и участливого психотерапевта. Я бездумно вытаскивала подарки вампирши, чтобы потом положить их обратно. Вертела в пальцах пчелиный Обол; вторую монету я почти сразу убрала в красивейшую резную шкатулку, которую тоже притащила Элис. То и дело я замирала, замолкала, однако вампиры меня не подгоняли и не требовали подробностей. — Ты уверена, что мир другой? — спросил Джаспер, когда речь зашла про то, что вампиров в своём прошлом я не замечала. — Многие люди живут и не знают про нас. — Уверена. — А если… — Уверена, — с нажимом повторила я. — Потому что здесь нет ряда произведений, о которых я знала. Они точно должны были быть написаны или сняты к две тысячи пятому, но их нет. Элис восторженно запищала — но тихонько, чтобы не разбудить Чарли. — Параллельные вселенные, Джаспер! Это же параллельные вселенные! — [Если Вселенная бесконечна действительно, значит, есть куча копий нашей планеты: где-то сейчас происходят те же события, копия меня пишет копию песни этой], — откликнулась я пришедшими на ум строчками. Любила я эту песню раньше. А сейчас её ещё даже нет: если не ошибаюсь, Нойз написал её в две тысячи двенадцатом. Семь лет до момента, когда эти строчки принесут ему популярность, боже мой… Звучала я с небольшим акцентом, но, в целом, неплохо. Если честно, я ожидала, что горло Беллы не сможет нормально воспроизвести другой язык, однако я даже понимала, что говорю. — Звучит как русский, — сказал Джаспер. — Это и есть русский. Вы не знаете языка? — Русским владеют Эммет и Эдвард, — покачала головой Элис. — Ещё, может быть Карлайл. Но мы выучим. Будет чем заняться длинными холодными вечерами. Я закрыла шкаф, хотя так и не смогла расстаться со своей монетой. Мне не хотелось её откладывать, отдавать кому-то, даже в шкафу оставить — и то не хотелось. — Удивительно, — сказала я. — О чём ты, колокольчик? — Я думала, что у вампиров всё нормально с потенцией, — протянула я. — А вы мне говорите, что вам заняться ночами нечем. — Ауч, колокольчик, — широко ухмыльнулась Элис. — Удар ниже пояса. Джаспер промолчал, но, клянусь, я слышала с его стороны смешок. Глаза у меня, несмотря на долгое время беспамятства, слипались. Элис шустро утащила меня под одеяло и улеглась рядом, как большая кошка. Я ворочалась с боку на бок, но сон не шёл. И я даже знала почему: — Джаспер, ты либо иди отсюда, либо иди сюда, — зевнула я. — Не надо пялиться на нас из тёмного угла, как бабайка из страшилок. — Он в общем любит по углам сидеть, — захихикала Элис, перекидывая руку через мой живот и устраивая голову у меня на плече. — Идите сюда, майор, мы не кусаемся. Джаспер встал из кресла. Пошёл было к нам, но остановился на половине пути и с улыбкой покачал головой. Заложил руки за спину и отвесил нам небольшой поклон. — Доброй ночи, девушки, — сказал мужчина, направляясь к окну. — Не смею больше вас нервировать, мисс Свон. — М-хм. Увидимся на английском, мистер Уитлок… Он замер на секунду. И улыбнулся; я этого уже не видела, потому что заснула в одно мгновение. Утром я проснулась одна в целом доме: Элис куда-то умотала ещё ночью, — я вставала в туалет где-то к четырём, но вампирши рядом уже не было, — а Чарли ранним утром уехал в участок. Записка на кухонном столе гласила, что меня до школы подкинет сын друга Чарли — Джейкоб Блэк. Помимо этой крохи информации папаня исписал целый тетрадный лист извинениями, что так вышло, и что у него самого не получилось довезти меня до школы, хотя он обещал и вообще… Проснулась я за много времени до будильника, так что где-то полчаса просто шаталась по дому в шортах, носках и майке, крутя монетку Обола в пальцах. Металл был приятным на ощупь, его хотелось касаться снова и снова. И моя пчелиная печать не пахла, как это бывает при прикосновении к деньгам. Есть не хотелось, но это ни о чём не говорило. Учитывая, что в школе будет не только моя сладкая парочка «Элис плюс один», но и Эдвард без «плюс один», то завтракать нужно было обязательно. Одинокий Каллен портил мне настроение своими мрачными взглядами и настороженностью. А у нас, я напомню, каждый килограмм на счету! Собравшись в школу и съев вчерашний ужин, я вышла на крыльцо и уселась на ступенях. Форкс был хорош своей природой, зелень вокруг вдохновляла на подвиги и дарила истинное успокоение души. Но вот погода… плотная завеса тумана напоминала о всех триллерах и ужастиках разом. Водяные капли оседали на одежде, делая её влажной, тяжёлой, холодной. Никакой дождевик от этой напасти не спасал, потому что туман призраком просачивался к тебе за шиворот. В особо мокрые дни можно было чуть ли не трусы выжимать. Дождь здесь тоже шёл, словно японский поезд, по расписанию. Практически каждый день у нас или подтекало, или накрапывало. С моей принципиальной нелюбовью к зонтам я регулярно приходила домой с промокшей насквозь толстовкой; Чарли ругался на меня, — ну, как он умеет, тихо и мягонько, больше давя на совесть, — что я не пользуюсь зонтами, но я была непреклонна. Ненавидела их с самого детства. Хорошо ещё, что тело у Беллы, — у меня, у меня! — было крепким, молодым. Колени не тянуло, переломов не случалось. Я-прошлая бы в Форксе не выжила бы просто потому, что при каждом дожде у меня неприятно покалывало левую руку, которую я в подростковом возрасте очень неудачно сломала. А здесь — чистое тело, чистый лист. Чистое тело, хм… где бы найти тату-мастера. И не убьёт ли меня Чарли, если я сделаю себе татуировку? Учитывая моё возможное скорое обращение в вампира, неизвестно, останется ли краска под кожей. Я думаю, что вампирская кровь просто вытолкнет пигмент, так что времени для любования рисунками на теле у меня было не так много. Максимум, как говорила Элис, до двадцати семи. А там кто-нибудь, да и откусит от колокольчика кусочек. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы это была уже знакомая мне провидица; но не Джаспер, нет-нет, только не Джаспер. Каким бы сладким и милым майор ни был, я прекрасно помнила, что у него большие проблемы с контролем голода. Кстати об этом. Я встала и вернулась в дом, чтобы взять забытые духи. Не знаю, что в них намешала Элис, однако запах был не только приятным, но и полезным, и пренебрегать возможностью скрыть «песнь» моей крови было просто нельзя. У нас там не только Джаспер, которого стоило бы откомфортить в этом плане, но и Эдвард, насчёт которого я до сих пор пребывала в напряжении. Когда я вышла, Джейкоб уже подъехал. На том самом фордике, который должен был достаться Белле, если бы я не попала на её место. Рыжее чудовище было огромным; в кузов можно было бы, наверное, даже обратившегося квилета запихнуть. — Белла! — замахал мне парень, опирающийся о рыжего монстра спиной. — Привет! Я Джейкоб, сын друга твоего отца! — Привет. Спасибо, что согласился помочь. — О, да мне не сложно, — заулыбался индюшка… индеец, Белз, отставить неуместные шутки. — К тому же, старому другу помочь — благое дело. — Я тебя не помню, — сразу открестилась я; увидев, что парень сник, я подбадривающе ткнула кулаком в его плечо и улыбнулась. — Но мы можем познакомиться заново. Привет, красавчик, я Белз Свон. Держи руки при себе, потому что мой папа — крутой коп. Когда Джейкоб улыбался, становилось видно, насколько крупные, красивые и белые у него зубы. — Привет, Белз, я Джейкоб. Но ты зови меня Джейк. Если твой папа что-то мне сделает, то мой папа переедет его на инвалидном кресле, так и знай.