Особое зелье для ведьмы и двух вервольфов

      Последнюю неделю шли такие сильные снегопады, что для того, чтобы добраться до магазина, дорогу требовалось выкапывать. Ренджун, целыми днями сидящий в своей лаборатории с зельями, с каждым разом находил в себе всё меньше желания делать это. Ну, в конце концов, к весне бы всё и так растаяло, а питаться он мог соленьями тётушки и лапшой быстрого приготовления. Как-нибудь до марта он бы протянул, а там снежные завалы подтаяли бы, и он смог бы выбраться наружу. И не нужно было бы махать по утрам лопатой, жмурясь от слепящей глаза пурги.       — Отличный денёк, не правда ли?       Жизнерадостный голос просочился через мохнатую шапку, натянутую по самые брови, и Ренджун оглянулся. За невысоким забором стоял с лопатой Марк Ли в красной куртке. Шапки на голове его не было, и колючие снежинки путались в черных волосах, и острые уши стояли, ворочаясь, словно локаторы, будто пытаясь уловить слова Ренджуна до того, как он их произнесет, а хвост несмело махал из стороны в сторону.       — Что? — переспросил Ренджун, приподнимая шапку, потому что да нет, не могло же быть…       — Отличный денёк, говорю, — повторил Марк, подходя ближе и сияя, как рождественская ёлка.       Ренджун огляделся: метровые заносы, густой от снежинок воздух, пронизывающий зимний ветер, так и норовящий сунуть горсть льда за воротник. Марк огляделся тоже, и щёки его покраснели гуще. На ресницах его висели крошечные капельки, и губы были сухими, искусанными и явно давно не видевшими бальзама — Ренджун мог поклясться, что даже не смотря на такое безответственное к ним отношение со стороны хозяина, ощутить их на собственных губах было бы приятно. Очень. Марк смотрел выжидающе, смущённо, покачиваясь из стороны в сторону, будто переминающийся на лапах ретривер в ожидании сладкой косточки.       «На самом деле, день просто ужасный», — вертелось в голове. — «Только псих такую пургу назовет отличным деньком». Но Марк смотрел так, что сказать это Ренджун почему-то не мог.       — Ты что, кукухой поехал, — ехидно поинтересовались откуда-то сбоку. — Сам же жаловался вчера, как лень двор расчищать.       Бодро скатившись с крыльца, Донхёк — в расстегнутой куртке и тоже без шапки, с лопатой в руках — приветственно помахал, ткнул древком в бок Марку, и тот зашипел, двинул ему локтем в ответ. Широко улыбающийся, Донхёк выглядел ещё красивее: смуглый, с взъерошенными, отросшими волосами и чёрными блестящими глазами на округлом лице, он был полной противоположностью Марка, щеголявшего точёными скулами.       Братья Ли хотя и не были родными, вели себя как настоящие погодки: дрались, подкалывали друг друга, таскались вместе на пьяные вечеринки и долго беззлобно ругались по любому поводу. Когда мама двенадцатилетнего Марка вышла замуж за мистера Ли, отца Донхёка, они начали жить вместе одной большой и дружной семьей вервольфов, и двое детей — одинаково ушасто-хвостатых, подвижных и любопытных, смогли стать настоящими друзьями. Случилось это, правда, не сразу: Ренджун помнил, как они ссорились чуть ли не каждый день, когда только переехал в этот дом по соседству, но теперь, когда миссис и мистер Ли решили эмигрировать в солнечную Калифорнию, братья остались здесь вместе.       — Вас хотя бы двое, — вздохнул Ренджун. — Думаю окопаться дома до весны, не могу больше чистить этот грёбаный снег.        — Тебе просто нужен кто-то, кто будет чистить его для тебя, детка, — поиграл бровями Донхёк, наваливаясь на брата сбоку, и Ренджун, глядя на его хвост, ходящий из стороны в сторону словно метроном, скептически уточнил:       — Ты имеешь в виду клинера?       — Я имею в виду бойфренда, — передразнил он. — Хотя… у тебя такой большой двор, тут двух надо.       — Какой ценный совет, — фыркнул Ренджун. — Пользоваться я им, конечно, не буду. Пельмешка ненавидит парней, ты забыл?       Пельмешка была его трёхлетняя кошка, завёл которую Ренджун в двадцать лет, как полагается любой ведьме — чёрная, как уголёк, жрущая в три морды (особенно китайские пельмени, чем и была обязана своей кличке) и насколько наглая, настолько же и очаровательная. Сказать по правде, Пельмешка действительно парней недолюбливала, а вот девушек просто обожала: может, дело было в том, что все подруги у Ренджуна были девушками, и постоянно таскали этому невыносимому созданию вкусняшки и спокойно реагирующими на «гладь меня — фу нет уйди — нет снова гладь больше больше» поведение. А может, проблема заключалась в том, что бывший Ренджуна наступил ей на хвост, и после этого Пельмешка решила заочно презирать всех существ, между ног у которых болтается отросток, исключение делая только для Ренджуна.       — Ей просто не попадались хорошие парни, — буркнул Марк, и Ренджун приподнял бровь.       — Пожалуй, это потому, что мне они тоже пока не попадались.       Даже в перчатках руки у него начинали замерзать, и Ренджун ощутил, что мотивации оставаться на улице ради расчистки двора у него совсем не осталось, сунул лопату подмышку.       — Ладно, пошёл я. Займусь лучше тем, что у меня получается — зельями — а то от этой уборки на руках появляются мозоли.       — Я бы сказал, от чего у Марка появляются мозоли, — хихикнул Донхёк, вовремя уворачиваясь от локтевого удушающего захвата. — Промазал!       — Эй, чувак, какого хрена? — Марк ринулся за ним вдогонку, и Донхёк, задорно хохоча, кинулся бежать, петляя, как заяц.       Поглядев на них ещё пару мгновений, Ренджун, кусая упорно улыбающиеся губы, вернулся домой. Наступал новый год, и он подумал, что неплохо было бы для этих двоих испечь сладкого печенья.       Мешать одни и те же зелья из раза в раз было муторно и неинтересно, но это хорошо оплачивалось. Разливая по бутылочкам очередную партию едва тёплого от магии веселящего варева Ренджун устало вздохнул, вытер взмокший лоб ладонью. Дома было шаром покати (за исключением рамена и кимчи, разумеется), да ещё и запасы трав подходили к концу. Он бросил взгляд за окно и едва смог разглядеть хоть что-то: небо застилала сплошная белая пелена, она сливалась с укрытой снегом землёй, домами и деревьями. Выходить наружу значило пробираться через сугробы, а силы уже были на исходе. Потянувшись к пузырьку с Особым стимулирующим Ренджун уныло констатировал, что оно тоже закончилось. Нет, дойти до магазина в такую метель без дополнительного допинга было решительно невозможно, и он принялся собирать банки с нужными травами, чтобы сварить новую порцию зелья, способного помочь снова почувствовать себя человеком.       Для Особого стимулирующего требовались женьшеневая настойка, золотой корень и элеутерококк, которые после процеживания смешивались с соком листьев шалфея, розмарина и перечной мяты. Собрав почти всё, Ренджун раздражённо простонал: вот как у него могла кончиться сразу перечная мята и шалфей? Это что, Гринч решил запоздало украсть его рождественское настроение и выпотрошил все баночки? Мрачно осев на стул, Ренджун уставился на стеллаж с травами.       «Думай», — приказал он себе. — «Чем можно заменить?»       Мята и шалфей были хотя и необходимыми добавками, но вовсе не самыми важными: за энергетическую составляющую отвечали женьшень и элеутерококк, а они имелись в избытке. Привычный к подобным задачкам мозг услужливо предложил варианты: имбирь, кайенский перец, мандрагора, кардамон. Не став размениваться на мелочи, Ренджун сгреб всё нужное с полки, чтобы щедро сыпануть в котёл, запечатал магией и процедил сразу в пустую чашку из-под зелёного чая, забытую на столе. Зелье вышло тягучим, острым и дурманяще пахнущим, прокатилось огненным шаром по гортани и плюхнулось в пустой живот, чтобы разгореться там маленьким солнцем. Голову слегка повело: всё же здесь был алкоголь, и Ренджун, облизнув горчащие губы, поплелся в прихожую, чтобы одеться.       На улице погода не стала ни на грамм лучше. Закутанный по самые глаза, Ренджун, лениво переставляя ноги, пошёл до ближайшего минимаркета. Травы могли и подождать, ему было просто критически необходимо вначале что-то съесть, иначе был риск свалиться где-то тут, под одной из наряженных ёлок. Внутри было горячо, неспокойно, и по шее медленно скользнула за воротник капелька пота. Похоже, пить зелье на голодный желудок оказалось плохой идеей: Ренджун ощутил, как картинка перед глазами пульсирует в такт биению в висках, и странное тепло струится по крови.       В магазине ему стало чуточку легче: поболтав с очаровательной миссис Ким, стоящей за кассой, и пожелав счастливого наступающего нового года, Ренджун вернулся на улицу. Метель к тому моменту успела смениться на тихий снегопад, и в спускающихся ранних сумерках кружащиеся снежинки выглядели волшебно. До дома Ренджун добрался без приключений, и готовился уже было свернуть к себе во двор, как вдруг живот скрутило сильно и сладко, заставляя его сложиться пополам, рухнуть на колени в густой, пушистый снег. Ноги совершенно не держали его, разъезжались в стороны, и кровь казалась густой, обжигающе горячей. Она концентрировалась в груди и низу живота, чтобы вязать тугие узлы возбуждения, и Ренджун шокированно глотнул ледяной воздух.       Какого черта?..       Женьшень. Кайенский перец. Имбирь. Мандрагора и кардамон.       Да это же был, мать его, афродизиак!       — Вот идиот, — взвыл Ренджун, утыкаясь лицом в снег, и мысли его на секунду расчистились. — Нельзя же сочетать их с женьшеневой настойкой! Ты чем думал вообще?..       Дыхание становилось частым, поверхностным, оно будто застревало в глотке. Скуля, Ренджун попытался подняться, потянул на себя пакет с продуктами, но ничего не вышло. От бессилия хотелось плакать. Из-за собственной невнимательности он лежал теперь в снегу, в пяти метрах от крыльца, и не мог сделать и шагу.       Ползти. Нужно было хотя бы ползти — температура опускалась к вечеру всё ниже, и даже сейчас, не смотря на жар внутри, руки, увязшие глубоко в снегу, начинали замерзать. Снег лежал сплошной стеной, и Ренджун, стиснув зубы, двинулся на четвереньках к заметенной цепочке следов, ведущей к дому. Сердце грохотало в груди и дышалось через раз, и он не сразу расслышал знакомый голос.       — Я клянусь богом, если ты опять напился и перепу… — Марк оборвал себя на полуслове, послышалось шуршание и звук приближающихся шагов. — Ренджун? О, Господи, ты в порядке?       Если до этого Ренджуну было неловко из-за вот такого своего состояния, то теперь от стыда он, казалось, мог расплавить снег в радиусе пары метров вокруг себя.       — Я… я в порядке, — жалко проблеял он. — Я домой иду. Всё хорошо.       Волной неестественного жара, пробравшей до самых костей, его пришпилило к земле, выдавило стон, когда Марк опустился на колени рядом, обеспокоенно уложил ладонь на плечо.       — Что случилось? Ты упал? Где-то больно?       Руки его хаотично ощупали руки и ноги, голову и лицо — Ренджун всхлипнул, жмурясь и задыхаясь. Это было так хорошо, что он едва сдерживался от того, чтобы не застонать снова.       — Не трогай, — едва слышно уронил он. — Пожалуйста!..       Даже для его собственных ушей эта просьба, озвученная тонким, прерывающимся голосом звучала неправдоподобно. Марк сглотнул, и уши его настороженно, заинтересованно стали на голове, и глаза едва заметно расширились. Он втянул носом воздух, облизнул искусанные губы.       — Ты такой горячий, — его ладонь задержалась на щеке, погладила осторожно, и Ренджуну потребовалось чудовищное усилие воли на то, чтобы не податься на это нежное прикосновение. — Как мне помочь тебе?       «Трахни меня», — крутилось в голове. Ренджун отвёл взгляд в сторону, старательно медленно и глубоко дыша, но стало ещё хуже. От Марка пахло морозной хвоей, имбирными пряниками и ромом — так приятно, что хотелось уткнуться носом в изгиб этой шеи, вдохнуть до звёздочек перед глазами.       Эту заминку Марк истрактовал иначе: охнул, матерясь под нос, а потом вдруг подхватил Ренджуна на руки.       — Я идиот, — пробормотал он, — сейчас… сейчас отнесу тебя домой.       Да, так было правильно. Ренджуну срочно нужно было оказаться в одиночестве, чтобы не начать умолять дать ему член, или поцеловать, или потрогать его там, где он был горячим и твёрдым, влажным. Он издал короткий стон, когда Марк свернул на расчищенную дорогу, чтобы войти к себе во двор, слабо махнул рукой в сторону удаляющегося дома.       — Нет… мне нужно…       — Я сейчас, детка, — сосредоточенно Марк толкнул входную дверь, внося его внутрь, — мы уложим тебя, вот так.       Он осторожно опустил Ренджуна на диван и принялся снимать с него куртку, шапку и ботинки. Горячо. Внутри и вокруг было так горячо, что каждый вдох обжигал лёгкие. Язык казался тяжёлым, неповоротливым, и по телу бежали потрясающие, мучительные электрические импульсы. Эта одежда была невыносимо тесной и жаркой, она липла к коже, и Ренджун потянул вверх свитер.       — Ты, мудила, говорил, что у нас ещё оставался ром, а сам!.. — дверь с грохотом распахнулась, и Ренджун с трудом повернул голову.       Донхёк, держащий в руках пустую бутылку, застыл на пороге, и глаза его округлились, а уши стали торчком.       — Скажи, что я сплю.       Голос его был хриплым, удивлённым, и Ренджун заторможенно хихикнул, с трудом стаскивая свитер и оставаясь в тонкой футболке. Такой Донхёк был ему непривычным, но лишь более привлекательным. О, чёрт. Похоже, ему и правда нравились эти двое — даже в столь затуманенном состоянии рассудок живо подсказал, что магические афродизиаки всего лишь вытаскивали внутренние желания наружу.       — Да что ты стал столбом, помоги, — прорычал раздражённо Марк, и Донхёк дёрнулся, в два шага оказался рядом.       — Что случилось? — спросил он, во все глаза глядя, как Ренджун сражается с пуговицей на джинсах. — Мне правда всё это не кажется? Ренджун реально лежит на нашем диване и пытается раздеться?       — Я не знаю, что случилось, — потерянно воскликнул Марк, и рука его несмело протянулась к злосчастной пуговице, но тут же отдернулась. — Ренджун весь горит. Я нашёл его во дворе в снегу.       Ренджун нахмурился, бёдра его подались вверх. Эти джинсы были такими ужасающе тесными!       — Пожалуйста.       Марк дёрнулся, словно от удара, и рот его приоткрылся.       — У него гон? — мучительно краснея, выдавил он, и Донхёк раздражённо закатил глаза.       — Не тупи, Марки. Наша детка ведьма, а не вервольф, какой нахрен гон?       Пальцы его ловко подцепили пуговицу, расстегнули, и Ренджун облегчённо простонал, ёрзая, чтобы стянуть джинсы до колена. У него стояло так крепко, что было больно, и боксеры были влажными.       — Тогда… я не понимаю.       Ренджун сжал на члене ладонь, задыхаясь от прострелившего его удовольствия. Кажется, он мог кончить даже от этого: Марк и Донхёк смотрели на него голодными взглядами, хотя и не смели приблизиться, и стыд отходил на второй план, уступая место мучительному наслаждению.       — Похоже, мы были крайне хорошими мальчиками в этом году, — мурлыкнул Донхёк.       Ладонь его легла на щеку, и Ренджун подался навстречу прикосновению, дрожа ресницами и часто дыша. Ещё. Он хотел ещё, больше.       — Ренджун, посмотри на меня, — попросил Марк, коснувшись другой щеки. — Я не понимаю, что происходит. Просто скажи, что нам сделать, мы всё…       Выгнувшись, Ренджун развел ноги в стороны, заставляя двойное ругательство сорваться с чужих губ.       — Афродизиак, — с трудом пробормотал он. — Потрогай меня. Пожалуйста.       Он не знал, к кому обращается, но ответил неожиданно Донхёк:       — Малыш, ты правда хочешь этого?.. Не знаю, зачем ты напился афродизиака, но что-то мне подсказывает, что это было незапланированным событием, — глаза его были серьёзными, и вкупе с сияющими румянцем щеками и едва ощутимо дрожащими пальцами это показалось Ренджуну очаровательным и забавным.       Ухватив его ладонь, он переплел пальцы:       — Дурак, — донхёковы брови жалобно сложились домиком, он мгновенно надул губы. — Марк, поцелуй меня. Больше не могу ждать.       Он застонал, когда тёплые, искусанные губы накрыли его — поцелуй был жадным и нежным, торопливым. Марк будто боялся, что он передумает, опомнится, и старался взять как можно больше. Ладонь его скользнула на шею, потом ниже, тронула робко ключицу в вороте майки — насладиться до конца Ренджун не успел, потому что Донхёк, зарычав, оттащил брата за воротник.       — Держи себя в штанах, Ли. Знаю, это твой краш с тринадцати лет, но мы должны убедиться в том, что он не возненавидит нас после.       Марк прижал к голове треугольные уши, словно пристыженный щенок, облизнулся:       — Вообще-то он твой краш тоже, — буркнул он, насупившись. — Нехрен вести себя так, будто тебя совершенно не заботит, что Ренджун лежит у нас на диване без штанов.       Кажется, они так и собирались мариновать его расспросами. Фрустрация накатила волной, и туман в мозгах от этого слегка расступился, Ренджун приподнялся на локтях.       — Я случайно выпил его, — выдавил он. — Но я в здравом рассудке, так что просто трахните меня. Иначе я звоню Джехену.       Это была пустая угроза: они расстались ещё прошлым летом, да и вообще Пельмешка его ненавидела, но вот парням знать подробности было не обязательно. Слова возымели желаемый эффект: Ренджун охнул, когда оказался в тесных объятиях, и язык вторгся в его приоткрывшийся в удивлении рот. Целовал Донхёк так, будто пытался что-то доказать, и от этого потрясающего напора конечности превращались в желе. Когда к одной паре рук присоединилась вторая, Ренджун жарко простонал, и Донхёк проглотил этот звук с урчанием.       — Детка, ты так хорошо пахнешь, — жаркий вздох опалил ухо. Марк прижался со спины, лизнул широко вдоль шеи, заставляя выгнуться.       Ренджун был словно между двух обжигающих, страстных огней, и весь сгорал в этом пламени. Когда поцелуи Донхёка сместились на грудь, он успел сделать лишь один короткий вдох опухшими губами — Марк развернул его к себе за подбородок, чтобы снова поцеловать. Тело, казалось, было подключено к высоковольтной линии: внутреннее напряжение было столь сильно, что Ренджун не мог двинуться с места, терзаемый одинаково сильным желанием податься вперед, туда, где пальцы Донхёка проникли в бельё, чтобы коснуться члена, или назад, где Марк сжимал в жадных пальцах его задницу.       — Как я хотел бы повязать тебя, чтобы никакой Джехен не мог тронуть, — Донхёк оторвался от своего занятия, и глаза его гневно блеснули. — Поставить метку.       — Ох, ты бы так хорошо смотрелся с нашими отпечатками на коже, — жарко пробормотал Марк, коснулся зубами чувствительного местечка в изгибе шеи, и Ренджун подавился вздохом. — Все бы знали, с кем ты.       — Перед кем ты раздвигаешь эти милые ножки, — добавил Донхёк, стягивая мешающее белье, чтобы скользнуть языком от головки до основания. — Кому позволяешь приносить себе удовольствие.       Глядя снизу вверх, он обхватил плотно губами головку, вобрал член в рот, и Ренджун ощутил, что вот-вот кончит, заскулил, пытаясь отстраниться, продлить удовольствие, но Марк не позволил. Оставляя хаотичные поцелуи по шее и плечам, он опустил руки на бёдра, не позволяя пошевелиться, и Ренджун захлебнулся блаженством, погрузился в белый ослепительный свет на несколько долгих мгновений. Выпустив его изо рта, Донхёк ухмыльнулся, демонстрируя язык.       — Кто бы сомневался, что ты проглотишь, — фыркнул Марк, и тот закатил глаза.       — Так и скажи, что завидуешь.       Вместо ответа Марк двинул его ногой, сталкивая с дивана:       — Лучше принеси смазку и презервативы.       Заторможенный от недавно пережитого оргазма, Ренджун ощущал себя блаженно расслабленным и смог только тихо всхлипнуть, когда оказался лицом в диванную подушку и коленями на полу. У своей дырочки он ощутил горячее, сорванное дыхание — это было единственным предупреждением, которое он получил перед тем, как Марк принялся вылизывать его, заставляя ноги задрожать и голос сорваться в крике.       — Вот так, детка, — пробормотал Марк, прерываясь на секунду, — хорошо, да?       Ренджун был не способен сейчас на членораздельный ответ, цеплялся за тонкую обивку дивана и давился стонами. Ощущения были такими интенсивными, что голова кружилась и пальцы ныли от того, как сильно он царапал ткань.       Первый палец, проникший внутрь, он пропустил — Марк трахал его языком так ответственно, что дополнительное растяжение почти не ощущалось. Но вот когда в него толкнулось два, согнувшись, чтобы надавить на сладкую точку, дёрнулся, ёрзая и скуля.       — Я мог бы смотреть на это бесконечно, — по волосам скользнула ладонь, Донхёк мягко развернул его к себе, заботливо вытирая текущую слюну. Ренджун был слишком потерян в этом удовольствии, чтобы смутиться — сомкнул губы на пальце, чтобы втянуть в рот, и Донхёк чертыхнулся.       — Кажется, я и правда был очень хорошим мальчиком в этом году, — задушенно рассмеялся он. — Малыш, я могу трахнуть тебя в рот? Пожалуйста, я буду аккуратным.       Ренджун хотел, чтобы он был не аккуратным. Чтобы проник глубоко, заставляя его задыхаться и давиться слюной, взял столько, сколько захочется.       Сказать этого он не мог, и потому только кивнул, и тогда Донхёк стянул штаны, усаживаясь рядом на диван, осторожно уложил его голову себе на бедро. Член его был большим, агрессивно красным, и Ренджун судорожно сглотнул, открыл рот, позволяя направить головку внутрь. Он едва помещался во рту, пружинил, наливаясь кровью, пульсируя.       — Могу я… — надтреснуто пробормотал Марк, метя горячими губами спину, и Ренджун выгнулся сильнее, пригласительно развел ноги в стороны.       Марк что-то медлил, и он отстранился, чтобы сформулировать жалобу, но вместо этого едва не подавился слюной: Марк медленно вошёл внутрь, прижался бёдрами к заднице. Его было так много, что слёзы наворачивались на глаза от возбуждения и боли, смешанных в равных пропорциях. Ренджун уронил голову, не в силах перестать жалко дрожать, роняя короткие всхлипы, и Донхёк ласково пригладил его волосы, отводя от лица.       — Всё хорошо? — спросил он хрипло, и Ренджун кивнул.       — Ещё.       Он вскрикнул, от толчка подаваясь вперёд, уткнулся носом в подтянутый смуглый живот, и Донхёк имел совесть рассмеяться:       — Так не терпится?       — Попробовал бы ты оказаться на моём месте, — цыкнул Марк. — Он такой тугой и горячий, что я едва могу сдерживаться. Хорошо, что у меня сейчас не гон, не думаю, что смог бы остановиться и не повязать его.       От мысли о том, что Марк хочет наполнить его, в мозгах что-то закоротило, Ренджун простонал, толкаясь назад, словно пытаясь принять его глубже, получить больше, и Марк уронил оборванный звук удовольствия, и бедра его рефлекторно дёрнулись, сталкиваясь с задницей с влажным, громким шлепком, ещё и ещё, отрывисто и резко.       — Мы бы трахали тебя по очереди, — жарко уронил Донхёк, вплетая пальцы в ренджуновы волосы, чтобы направить себя во влажную впадинку его рта. — Наполнили так, чтобы наш малыш был таким мокрым, будто в течку.       Это было последним, что Ренджун услышал — его рассудок взорвался сверхновой, растворился в пустоте под веками. Он сжался, ощущая, как Марк делает последние хаотичные, сильные движения и замирает, чтобы горячо выплеснуться внутрь, и Донхёк поспешно отстраняется, влажно пачкает его дрожащие губы и подбородок.       Пришёл в себя Ренджун в малознакомой комнате на кровати, прижатый к полуобнажённому, твердому телу. Марк мягко поглаживал его по голове, и ощущать его ласковые касания было удивительно приятно. Заторможенно моргая, Ренджун огляделся: шкаф в углу, постеры по стенам, ноутбук и профессиональные наушники на столе. Кажется, он был здесь в детстве, когда родители ещё жили с Марком и Донхёком, и они вместе играли на дворе у их дома. Почему они перестали близко общаться?.. Ах, да. Братья ссорились, когда он был рядом, и Ренджун стал ходить к ним всё реже и реже. Кажется, теперь он начинал понимать, почему.       — Как ты себя чувствуешь? — Марк прижался ко лбу в целомудренном поцелуе, и Ренджун поёжился, ощущая, как внутри просыпается запоздалое смущение.       — Нормально, — сказал он тихо. — Колени только ноют.       — Прости, детка, — в голосе Марка сквозила грусть, а ещё неуместная гордость. Ренджун пошевелился и замер, с удивлением осознавая, что внизу Марк снова твёрдый. — В следующий раз я подложу подушечку.       — Раз уж малыш проснулся, я хочу обнимашки, — в дверь просунулся Донхёк со стаканом воды в руке. — И ты больше не спихнешь всё на инстинкты. Кстати, когда я буду трахать его, потом тоже унесу к себе в постель, имей в виду. Попей водички, милый.       И хотя мысль оказаться с ним в постели была привлекательной, Ренджун фыркнул, закатил глаза:       — Кто сказал, что я пойду к кому-то из вас в постель? И вообще, что будет следующий раз?       С размаху плюхнувшись на кровать и только каким-то чудом не разлив воду, Донхёк отвесил ему звонкий поцелуй:       — Тогда ты не оставляешь нам выбора, придется просто не выпускать тебя, пока не передумаешь. К тому же, ты говорил, что и так собираешься остаться дома до весны.       Он сунул ему к губам стакан с водой и не убрал, пока Ренджун, выпив половину, не стал отворачиваться.       — А как же Пельмешка? — спросил, вытирая мокрый рот и устраиваясь удобнее на кровати. — Нет, я не могу оставить её в одиночестве. К тому же, теперь у меня есть двое парней, которые могут расчистить двор от снега.       Живот его предательски взвыл китом, и Донхёк, ловко задвинув стакан под кровать, подмял Ренджуна под себя так, чтобы они оказались у стены, и пинком отправил Марка на пол:       — Чего лежишь? Не видишь что ли, наша ведьма проголодалась. Закажи что-нибудь.       — Что ты хочешь, детка? — спросил Марк, поднимаясь и потирая ушибленный бок. В одних боксерах, ничуть не скрывающих возбуждение, он выглядел неприлично горячо, и Ренджун смущённо отвернулся.       — Пельмешки?