Anorex-a-Gogo

Мы остаёмся в коридоре. Вокруг никого нет, все ушли на ланч. Те, кто ещё остался внутри, вероятно, на нижних этажах. Всё, что здесь есть — давно заброшенная ванная комната, кладовая дворника и кабинет, где раньше учили домоводству, когда в школах ещё преподавали такое дерьмо. Я осознаю только три вещи: 1) Моё дыхание поверхностное и хрипящее из-за опухшей губы и крови, засохшей в носу. 2) Тонкие пальцы Джерарда вплетены в мои волосы. Пожалуй, это единственное, что держит меня в сознании. 3) И последнее, но, конечно, не последнее по важности, мой позор. Каждый сантиметр моего тела пропитан стыдом. Джерард, наконец, видит, кто я на самом деле. Я впустую трачу свою жизнь. Мне стыдно, что я всё ещё здесь, дышу и ненавижу себя, в то время, как есть кто-то мёртвый, но, вероятно, заслуживающий жизни больше, чем я. Тот, кто, вероятно, хочет жить больше, чем я. Но прямо сейчас больше всего я хочу быть в состоянии сказать что-то стоящее Джерарду. Поблагодарить за... за что? За то, что наблюдал за тем, как из меня выбивают дерьмо? Да. Потому что мы оба знаем, что если бы он вмешался, мне бы влетело ещё больше. У меня есть ощущение, что если бы он попытался уложить тех парней, мы бы оба оказались на полу, истекающие кровью. И кто же тогда заставил бы меня чувствовать себя в безопасности? Я признаю, что у меня напрочь отсутствует здравомыслие. Сколько вы знаете людей, которые просто приветствуют вас, а вы уже балансируете на грани безумия? Готов поспорить и ставлю свою жизнь, что у большинства из вас нет ни одного такого человека. А если он есть? Вам чертовски повезло, не облажайтесь, чуваки. — Я — тупица, — это совсем не то, что я планировал ему сказать, но это вполне предсказуемо. Атмосфера меняется, когда мои позорные слова повисают в пустом коридоре. Единственное, что остаётся неизменным — пальцы Джерарда в моих волосах. — Тсс, Фрэнки, это всего лишь я, — шепчет он. Я вскакиваю с его колен, моё сердце колотится со скоростью восемь миллионов ударов в минуту. Я уже давно не в коридоре, я в спальне с Оуэном. Он шепчет те же слова. Тссс, Фрэнки, это всего лишь я. И взгляд его ледяных голубых глаз металлическими шипами вонзается мне в грудь, так что я оказываюсь пригвождённым к кровати и задыхаюсь под его взглядом... — Это я — тупица, — продолжает он мягко, пытаясь снова меня успокоить. Он не задаёт вопросов, почему я так разволновался. — Просто тупица Джи. — Джи? — шепчу я, поворачиваясь к нему лицом. Он мягко мне улыбается, его бледные пальцы в моих волосах. — Майки называл меня так, когда был маленьким, — говорит он, улыбаясь воспоминанию. — Он не мог выговаривать Джерард, поэтому называл меня Джи. Я хочу снова стать ребёнком, чтобы моей единственной проблемой было невыговаривание имени Джерарда. Чтобы снова быть невинным. Несмотря на то, что Оуэн забрал мою невинность, когда я был ещё ребёнком, ублюдок. Но я не хочу сейчас думать об этом. Не тогда, когда пальцы Джерарда в моих волосах, и он просит меня называть его ласковым именем. — Спасибо, Джи, — шепчу я, на моих губах его имя звучит свежо и по-новому. Мне хочется улыбнуться, и я ловлю себя на том, что на самом деле делаю это, хоть это и причиняет боль разбитой губе. Джерард убирает мою чёлку и снова улыбается. — Давай приведём тебя в порядок. *** Представьте это. Бледный, как призрак, парень, выглядящий лет на двадцать или около того, с растрёпанными чёрными волосами и в одежде, заляпанной кровью. Он помогает идти другому парню, они подходят к кабинету посещаемости. Этот молодой парень жирный, с различными порезами и синяками на лице. Он заметно хромает, заваливаясь на правую сторону. Скорее всего, это причина, по которой Парень #1 его поддерживает. Эти окровавленные парни, смахивающие на солдат, возвращающихся с поля боя, заходят в кабинет. Молодая женщина за столом пытается скрыть своё удивление, но терпит поражение. — Мне нужно забрать Фрэнка Айеро, — вежливо говорит Парень #1 молодой женщине, чья челюсть слегка отвисает. Она запинается в словах: — Вы... вы его с-семья? — Его брат, — отвечает Парень #1, не упуская ни одной детали. Он легко подмигивает ей, улыбается потрясающей улыбкой, но не объясняет, почему он или Парень #2 так выглядят. Из-за того, что девушка довольно недавно устроилась на работу в школу, она позволяет ему забрать другого потрёпанного парня. Она провожает их взглядом, пока дверь не захлопывается, и ребята не выходят на парковку. Я удивлён тем, как легко Джерард вытащил меня из школы на всю остальную часть дня. Нет сомнений, что бедная женщина из кабинета посещаемости просто не могла нормально думать. Мне тоже трудно думать, когда Джерард улыбается. Но всё равно, я не ожидал, что это будет так легко. Вскоре мы сидим в его машине, выезжая со стоянки. Я не знаю, куда мы едем, но, в любом случае, это не имеет значения. Я узнаю об этом, когда мы доберёмся. Как и в воскресенье, в машине тишина. Но в отличие от тишины в воскресенье, эта не вызывает дискомфорта и напряжения. Мы молчим по нашему желанию. Место, куда Джерард привозит меня, оказывается рекой, которая бежит за стройку домов в лучшей части города. Это одна из чистейших рек в Джерси, так что предполагается, что эта земля станет ходовым товаром, и именно поэтому дома строятся так чертовски долго. Джерард паркуется, а затем помогает мне выйти из салона. Я совсем не в том состоянии, чтобы перепрыгивать через низкий забор, но недалеко от него есть место, где мы можем просто пролезть. С другой стороны находится небольшой частный дом, а за ним река. Джерард идёт первым, и я изо всех сил стараюсь успевать за ним. Он видит, что я отстаю, и немного замедляет шаг. Затем он снова берёт меня за руку, и странное ощущение поглощает меня. Идти по неровной поверхности больно, но, кажется, это не имеет значения, когда его пальцы переплетены с моими. Позвольте мне сейчас сказать: я не один из сентиментальных романтиков. Я не плавлюсь, если парень делает что-то "милое". Но сейчас всё выглядит затуманенным именно из-за этого. Солнце кажется более ярким, прохладный воздух более чётким, воздух Джерси легче. Я не чувствую себя больным, не чувствую отвращение или стыд. Я просто чувствую себя... счастливым. Я думаю, я даже в том состоянии, чтобы услышать пение птиц. Джерард дарит мне покой и утешение, и каждый раз, когда наши пальцы переплетаются, я чувствую себя легче и лучше, чем в течение длительного времени. К тому времени, как мы добираемся до реки, я практически плаваю на своём личном облаке хороших ощущений. Джерард поворачивается и улыбается мне, я улыбаюсь в ответ, и его улыбка становится шире. Что если я не стою его потраченного времени? А он этого ещё совсем не знает. Он решил провести со мной время, а я, блять, собираюсь просто разочаровать его. Мы садимся на сухую часть берега реки и держимся там за руки. Большим пальцем он поглаживает мою ладонь. Это заставляет кожу покалывать и гореть. Я наконец прерываю молчание, потому что у меня есть вопрос, и я слишком нетерпелив, чтобы ждать. — Ну, так что ты делал в школе, Джи? — спрашиваю я. Джерард долго молчит. Он просто смотрит в реку, будто ожидая, что из неё что-то появится. Вода остаётся совершенно неподвижной, ничего не нарушает гладкой зеркальной поверхности. Я не смотрю на него, но судя по нашим отражениям в воде, сейчас он рассматривает мой профиль. Он выглядит неуверенно, словно пытается принять решение. Наконец, продолжая на меня смотреть, он говорит: — Я пришёл увидеть тебя. — Меня? Его отражение в воде показывает, что он сейчас улыбается. Думаю, он ожидал от меня такой реакции. — Не удивляйся, Фрэнки, — говорит он тихо, чуть сильней сжимая мою руку. Я смотрю на своё отражение. Я побитый, в синяках и чертовски смущён. — Я не понимаю. Почему я? — А почему не ты? — Потому что... потому что я... — я отвожу взгляд от реки. Я больше не хочу себя видеть. Другой рукой Джерард нежно берёт меня за подбородок, поворачивая лицо к своему, так что я вынужден смотреть ему в глаза. Меня затапливает теплота, абсолютное чувство безопасности и удовлетворения. — Что ты видишь? — спрашивает он мягко, сам ища ответ в моих глазах. Всё, что он находит, просто пустой взгляд. — Что ты видишь, когда смотришь на себя, Фрэнк? Я мигаю и пытаюсь отвернуться, но он разворачивает меня за подбородок обратно. — Я ничего не вижу, — бормочу я тихо. — Мне трудно в это поверить. Думаю, ты видишь много вещей. Много вещей, которые в себе ненавидишь, — он понимает, что прав, когда я снова пытаюсь отвернуться. — Фрэнки, никто никогда не сможет посмотреть в зеркало и сказать: "Я на сто процентов доволен тем, как я выгляжу, и тем, как проходит моя жизнь". Никто, понимаешь? Я не отвечаю ему. — Но я не могу увидеть того, что ты сам в себе видишь. И я не могу понять это, или почему ты видишь себя таким образом. Когда я смотрю на тебя, я вижу только... эту гигантскую кирпичную стену, которую ты построил, чтобы не подпускать людей. Ты даже не позволяешь никому пройти через неё. Но иногда я могу смотреть сквозь неё, и тогда я вижу этого... этого красивого грустного мальчика. — Нет, — отвечаю я, наконец выдёргивая лицо из захвата его рук. — Это не я. Он улыбается, но это разочарование. — Это ты! Вот о чём я говорю, ты не видишь даже части себя. Но я вижу, Фрэнки, у меня получается. Не часто, но получается. И вот почему ты, вот почему я пришёл увидеться с тобой. Вот почему ты мне нужен. Я выбираю этот самый момент, чтобы встретиться с ним глазами, и на короткий миг я думаю, что почти вижу того мальчика, о котором он говорит, в отражении его сияющих глаз. Затем он прикрывает их, и прижимается своими губами к моим, и я сразу же забываю всё, о чём мы только что спорили.