Anorex-a-Gogo

Я просыпаюсь совершенно выбитый из колеи. Обособленный от себя, от мира. Может быть, это потому, что моё лицо прижато к подушке, которая всё ещё хранит в себе запах Джерарда, пота и выпивки. Удивительно в этом то, что он всё ещё здесь. Я не хочу с ним разговаривать, и я думал, что он уже ушёл от меня. Ещё более удивительно то, какой неожиданной скачок делает моё сердце, когда я смотрю на него. Его взъерошенные с утра волосы и выпирающий позвоночник. Я утешаю себя мыслью о том, как я подползу к концу кровати, где сидит он, раскачивающийся взад и вперёд. Я представляю, как тяну его к себе обратно, укладывая рядом с собой. Говорю ему, что всё в порядке. Но вот только всё совсем не в порядке. Джерард встаёт и медленно натягивает свою одежду. Он подходит к своей сумке, а затем передумывает и возвращается. Я закрываю глаза, когда он идёт обратно, чуть пошатываясь. Он опускается рядом со мной на колени. Я стараюсь сохранять дыхание в норме, пока он пальцами проводит по моим щекам. Моё сердце сжимается от печали, и я больше не хочу притворяться. Так что я открываю глаза и смотрю на него. Он выглядит хуже, чем когда-либо. Провалившиеся и покрасневшие глаза, словно он совсем не спал прошлой ночью. Подрагивающие руки, но на этот раз не от наркотика. Я хочу взять их в свои, чтобы утихомирить эту дрожь. Я знаю, что, скорее всего, сейчас, когда он протрезвел, он чувствует себя ужасно. Маленькая часть меня просто хочет подтащить его поближе к себе и обнять. И я делаю всё, чтобы засунуть эту маленькую часть себя в глубину своего сознания. – Фрэнки, – шепчет Джерард так, будто не может поверить своим глазам. Его длинные пальцы находятся по обе стороны моего лица, гладя каждый миллиметр кожи. – Ты выглядишь, как дерьмо, – замечаю я без юмора. – По правде сказать, я и чувствую себя так же, – он немного вздрагивает. – Я хуже, чем дерьмо, Фрэнки, я полная сволочь. Я мотаю головой, но не соглашаюсь с ним и не защищаю его. Я просто даю ему знать, что собираюсь выслушать. – В понедельник я сказал, что люблю тебя. Я медленно киваю. – И ты сказал, что боишься. – Его пальцы играют с моей чёлкой и отросшими волосами, закрывающими уши. – Фрэнки, я не думаю, что ты понимаешь, как я боюсь за всё. За нас. – Он делает глубокий вдох и встречается со мной взглядом. Его глаза наполнены слезами. – Там... там был этот парень. Я уже знал его некоторое время. Я отвожу от него взгляд. Боль зарождается в моём сердце и распространяется по венам. Я не хочу этого слышать. Я просто хочу вернуться к незнанию. – Но, но, – быстро добавляет он, хватая меня за лицо так, что я вынужден смотреть на него, – он для меня ничего не значит. Не так, как ты значишь для меня, не как ты. – Джи, ты трахался с ним, – выплёвываю я с большей горечью, чем действительно чувствую. Это так сюрреалистично, что вы могли бы подумать, что я в ярости. Пылаю гневом. Но это не так. О, я хотел бы. Я хотел бы взорваться и ударить его, разорвать на куски. Я хотел бы раздавить его, как он сделал это со мной. Мой голос звучит сильно, но я совсем не чувствую себя так. Больше всего на свете я хочу свернуться в клубок и плакать. Джерард закрывает глаза. Он выглядит так, будто ему физически больно. – Я знаю, что ты не веришь в меня, – шепчет он, и его голос совсем немного подрагивает. – Но поверь мне, когда я говорю, что люблю тебя. – Я не знаю, что тебе сказать. – Скажи, что тоже любишь меня, – умоляет он. Я вздыхаю, и убираю его руку от своего лица, сжимая её в своей собственной. – Ты же знаешь, что люблю, – говорю я, но это даже не ощущается так, будто я сдался. – Но я не могу понять, почему ты так поступил. Почему ты так поступил, Джерард? Почему ты напиваешься, и принимаешь, и... и трахаешься с парнями? – Я боюсь. Я знаю, что это не оправдание. Но клянусь, это правда. Я сглатываю. Боже, это больно. – Почему... – Я не могу сказать это. Слишком неловко. – Пожалуйста, Фрэнки, просто скажи это. Скажи всё. – Если... Если ты хотел... – я корчусь от дискомфорта, больше всего желая провалиться в матрас и просто исчезнуть. И только его умоляющие глаза заставляют меня продолжать. – Я не понимаю, Джи. Если ты хотел секса, то почему не пришёл ко мне? Почему ты пошёл к другому парню? Почему не я? О Боже, я на самом деле спросил его об этом? Мне жутко неловко и стыдно, я отворачиваюсь с пылающим лицом, пялясь в стену. Тишина, наполняющая комнату, словно тикающая бомба. Обратный отсчёт секунд до того, как я взорвусь. – Ты говорил, что хочешь меня, но ты не пришёл ко мне, – говорю я, борясь с подступающими слезами. Я не буду плакать. – Ох, Фрэнки, – наконец выдыхает Джерард, уставившись на свои колени. – Я не знал, готов ли ты к этому. Ты такой... хрупкий, такой чистый. – Ты же знаешь, что я не такой. Он морщится. – Ты такой для меня. Фрэнк, ты самая сложная часть моего мира. С тех пор, как Майки первый раз произнёс твоё имя, ты постоянно сбивал меня с толку. – Он подносит мою руку к своему лицу, прикасаясь губами к костяшкам пальцев. – Знаешь, это так сильно пугает меня. Эти двухсторонние взаимные отношения. Для меня всё это ново так же, как и для тебя. Во всех отношениях, в которых я когда-либо был прежде, я либо только отдавал, либо только получал. Я никогда не знал, как могу быть счастлив, и отдавая, и получая. Вот он, озвучивающий все опасения, которые я растил в себе всё это время. Вот он, признающий, что мы просто два испуганных мальчика, вот и всё. – Очень много раз я хотел положить конец всему этому, нам. Только чтобы спасти тебя. Я не хотел подталкивать тебя к тому, к чему ты не был готов, только ради своих собственных эгоистических потребностей. – Хватит пытаться спасти меня. Он улыбается, и это первая улыбка за день. – Я обещаю, что больше не буду пытаться защитить твою нравственность. Я не могу не улыбнуться в ответ. Я ненавижу его за то, что он заставляет меня улыбаться, когда я всё ещё чертовски злюсь. Но вот он, спрашивающий, может ли он меня поцеловать, а вот я, тянущийся к нему, так что он знает, что может. Он всегда будет иметь возможность поцеловать меня, потому что мои губы принадлежат ему. Мы даже не близки к тому, чтобы быть идеальными. Но в этот момент мы стремимся к тому, чтобы быть в порядке. Просто откидываем всё, чтобы быть в порядке. *** "Мне нужно побыть одному", – говорю я ему. "Нет, я больше не злюсь", – говорю я ему. "Да, я люблю тебя", – говорю я ему. Я не думаю, что он верит мне. Но он всё равно уходит. Я думаю, что он боится того, что если он не уйдёт, то уйду я. Как же он не прав. Я не достаточно силён для того, чтобы уйти. Мне нужно время, чтобы подумать. Мне просто нужно несколько часов, чтобы погрузиться в себя. По крайней мере, это то, что я себе говорю. Я пытаюсь думать о жизни без Джерарда. Это болезненно и заставляет живот скручиваться. Не потому, что я бросаю его. Не потому что я думаю, что он бросит меня. Но просто потому, что я пытаюсь вспомнить, что я ценю в нём в первую очередь. Напоминаю сам себе, почему я люблю его. Чёрт возьми, почему я должен любить его так сильно? Худшая часть этого в том, что я всё ещё делаю это. В смысле, люблю. Несмотря на все те разы, когда он делал мне больно, когда он подводил меня, я люблю его так чертовски сильно. Я люблю его за все те моменты, когда он спасал меня. Я люблю его за эту кривую усмешку. Я люблю его за губительный запах сигарет и его глупый смех. Я люблю его, потому что он - это он. Вопросы проносятся в моей голове со скоростью миллион километров в час. Как часто он принимает наркотики? Как часто он напивается до такой степени? Как часто он возвращается к своим дружкам-ёбарям, чтобы провести ночь безумного веселья? Это разрушает нас. Я ловлю себя на том, что скучаю по тем первым дням, когда я был так взволнован насчёт Джерарда и того, что снова могу всё чувствовать. Что бы я только ни сделал, чтобы онемение вернулось прямо сейчас. Я хочу засунуть своё сердце обратно в клетку. Я хочу снова стать невидимым. Но теперь я понимаю, что эта маленькая игра не принесёт ничего, кроме боли, мне и тем людям, о которых я забочусь. Как, например, моей бедной маме и одинокому Майки. Боже, я эгоист. Я хочу заснуть, проснуться и обнаружить, что всё это было только сном. Что он не спал пьяный в моей кровати, готовый проснуться с привычной усмешкой. Но это жизнь, реальная жизнь, и вы не можете желать от неё абсолютного совершенства. И я не хочу, чтобы Джерард был совершенным, я просто хочу, чтобы он был в порядке. Был счастливым. Был счастливым со мной. Около часа дня мне звонит Майки. – Прости, Фрэнк, – говорит он. – За что. Ты ничего не сделал. – Я знаю. Я не делал ничего вообще. Я не говорил тебе, каким мудаком он является. Я извиняюсь, потому что я знал, что он трахался с парнями, принимал наркотики, а я не говорил тебе об этом. Дело в том, что Джерард любит тебя. Думаю, сильнее, чем когда-либо любил кого-то. И я действительно думал, что он прекратит всё это делать, как только увидит, какой ты прекрасный, Фрэнки. Но я только что разговаривал с ним по телефону, и я просто... извиняюсь за то, что не предупредил тебя. Я огорчён, потому что Майки всё знает. Это всегда ужасно, когда тебя наёбывают, но ещё хуже, когда ты последний человек, который знает об этом. Это значит, что он жалеет меня, и это только ставит в неловкое положение. – Майки, ты здесь вообще не при чём, – говорю я ему. – Но я не могу помочь и чувствую вину за то, что не сказал тебе... Наш разговор продолжается, и он всё больше и больше мне надоедает. Я завершаю всё, говоря ему ещё триллион раз о том, что всё нормально / это не его вина / ему не о чем беспокоиться. По крайней мере, часть из этого - правда. *** За ужином мама спрашивает меня о Джерарде, а Оуэн с негодованием смотрит на меня. Его разбитое лицо, безусловно, выглядит уродливо с этим рычанием на губах. – Что Джерард будет делать на Рождество? – спрашивает она. – Наверное, что-то со своей семьёй, – отвечаю я. Наверное, в какой-то степени это правда. Я знаю Джерарда, и он никогда не оставит Майки в одиночестве на Рождество. А что касается их родителей, я не удивлюсь, если они будут на какой-нибудь экскурсии. – Почему бы тебе не пригласить его с братом на обед? Оуэн угрожающе смотрит на своё картофельное пюре. Я смотрю то на него, то на свою маму. Моя ни на что не обращающая внимание семья. Я думаю, именно поэтому я такой никчёмный. Никто не понимает всего того, что происходит. Они не знают, что Джерард загоняет меня в плохие ситуации. Они ничего не знают. По какой-то причине это злит меня так сильно, что я даже не могу описать. – Я посмотрю, что смогу сделать, – говорю я, и мой голос звучит жёстко.