Сказки серебряных Ангелов

      Багряная дымка оседала на землю у ног Нефилима, приятной прохладой стопы обволакивая. В воздухе пряным ароматом ягод и цветов веяло, и куда ни глянь – прекрасные растения свои стебли к каменному своду тянули. Кудрявый плющь по стволу могучего дуба полз, переплетался с ветвями, свисал живой зеленой завесой и листьями в пруд окунался. Кусты крыжовника спелыми ягодами манили, а благоухание красных роз пьянило пуще самого изысканного вина. Нефилим удивленно на все смотрел, разглядывал и гадал: как же так сталось, что кусочек рая в ад попал. Гардиель, тихо поодаль стояла, ягодку крыжовника между пальцев крутила и улыбка с лица ее не сходила:       — Что же ты все смотришь, а испробовать не решаешься? — Голос ее, словно мед, по воздуху растекался. — Неужто голод не мучает?       — Откуда здесь все это?       — Моя заслуга. — Гардиель улыбнулась ярче прежнего, сорвала пару спелых ягод и Нефилиму протянула. – Только вот беда, некому свой сад показать, одни мертвецы кругом...       Нефилим на ягоды взглянул: они, словно жемчужины из застывшей крови на ладони Гардиель красовались и рубинами переливались, притягивали, голод пробуждали. Он взял одну ягодку, к губам поднес, надкусил, и в тот же миг дурманящая сладость во рту разлилась, а капелька бордового сока небрежно по подбородку стекла. Голод словно зверь проснулся и потянул Нефилима к кусту крыжовника. Он с земли поднялся и не заметил как золотое перо в пруд обронил, все его внимание к ягодам спелым приковано было, а Гардиель приблизилась, за руку его взяла:       — Негоже гостя одними ягодами угощать...       И повела она Нефилима вглубь сада: они дуб обошли, миновали кусты крыжовника и очутились в роще из всевозможных фруктовых деревьев. Нефилим совсем растерялся, по сторонам головой завертел восхищаясь красотами, а фруктовый аромат в самую душу заползал и тянул сорвать плоды спелые: яблоневые ветви к земле клонились, вишни сочные прямо в руки падали, груши золотом отсвечивали, сливы взор приковывали, окутанные нежной пурпурной дымкой. Гардиель, Нефилима отпустила, в спину легонько толкнула:       — Ну же, иди, угостись дарами моего сада.       Нефилим не стал голоду противиться: принялся фрукты и ягоды срывать, пробовать, да вглубь сада продвигаться. Голод все сильнее становился, жег изнутри, и ничто не могло его утолить. Нефилим от дерева к дереву бегал, плоды срывал и ел, словно вечность голодным ходил, но сколько бы он рот не набивал, а в желудке будто бездна открылась, насытиться не давала. Вот, он уже совсем между бесчисленными деревьями потерялся. Гардиель позади осталась, и, лишь голос ее нежный изредка доносился:       — Ешь сколько душе угодно. Давно у меня живых гостей не было, оставайся здесь хоть целую вечность.       Нефилим не мог от плодов сочных оторваться, голод утихомирить: руки - сами к новому дереву тянулись, ноги вели его к экзотическим фруктам и ягодам. Во рту – мед, на губах – нектар фруктовый, а пальцы красным соком, словно кровью, перепачканы. Деревья все гуще становились, ноги в толстых корнях заплетались, свет угасал и темный туман сад обволакивал. Даже голос Гардиель затерялся вдали. Нефилим в самые глубины сада продвинулся: многовековая паутина с ветвей прозрачным занавесом свисала, колючие кустарники роз и шиповника за подол балахона хватались, сухие листья на голову осенним дождем падали и в волосах путались, пальцы слипались от грязи и сока, фрукты и ягоды горчить стали, а в воздухе – вместо приятного аромата цветов – трупным зловонием повеяло.       Сад все сильнее Нефилима в свои дебри заманивал, голод нагоняя: уже и не деревья перед ним возвышались, и ноги его не в темных корнях заплетались, а руки – совсем не к спелым фруктам тянулись. По губам, вместо сладкого сока, кровь соленая текла. Пальцы к кровавым плодам прикасались, рвали и в рот тянули, а под ногами – кости хрустели. Стволы деревьев, вместо коры, в ошметки гниющей плоти облачены, а на ветвях, словно вишни – мириады глаз. Но Нефилим, не замечал то, что пальцы его срывали, и не чувствовал, что по рту совсем не медовый сок растекается...       Деревья костяными ветвями к Нефилиму тянулись, за волосы хватали, кожу царапали, ткань рвали. Сухие кустарники роз толстыми шипами в тело впивались и ноги босые протыкали. Гнилая земля болотом в себя тянула. Нефилим равновесие потерял, коленями в грязь упал, но руки продолжали к кровавым плодам тянуться, да не дотягивались. Тогда стал он земляную гниль поглощать, запихивать в рот ошметки разлагающейся плоти, все, до чего дотягивался, пока жидкая почва его вглубь затягивала: во рту – отвратительный вкус желчи и горечи, в нос запах гнили ударяет, да такой сильный, что слезы взор туманят. Грязная топь вниз тянет медленно, руки в гнилой земле утопают, пальцы затхлое месиво хватают, перебирают.       Нефилим мыслить ясно не мог и лишь голод в теле брешь прорывал, наружу вылезал, сжирал последние проблески сознания, а болотная жижа все сильнее утягивала. Вот, земля вязкая уже по ребра сдавливала, руки и ноги сковывала, к груди подбиралась, и дышать все тяжелее становилось. Из недр зловонной грязи утробные звуки раздавались, словно мертвые обратно на твердую землю просились, но жадное болото не отпускало, всю жизнь с грязью ровняло и новую добычу поглощало неустанно. Пока Нефилим беспомощно в гнилой земле барахтался, грязь вокруг горла сомкнулась и воздух перекрыла. Лишь тогда, осознание начало к нему возвращаться, голод перестал разум в оковах удерживать и глаза увидели всю мерзость, что его окружала, да было поздно: болото в последний раз проревело и сомкнулось над Нефилимом ночью непроглядной.       Тьма холод и удушье: ни крикнуть – ни руками пошевелить, словно в тесном гробу набитом затвердевающей глиной. Вот-вот и смерть наступит покончив с мучениями, да только не к Нефилиму, к нему она спиной повернулась. Он продолжал жить и все чувствовать, будто недобитый угорь, которому жестокий повар кожу сдирает. Болото медленно заползало к нему в рот, заполняя внутренности, и казалось Нефелиму, что, то были чьи-то липкие пальцы, пытающиеся дотянутся до самой его сути. Скованный по рукам и ногам, он не мог им противостоять и лишь обреченно позволял трупной гнили пробираться все дальше под кожу, растекаться по венам, заполнять желудок...       Вскоре Нефилиму почудилось что из ног его – корни прорастают и тянутся куда-то вглубь, на дно, которого нет. Они становились все больше, грубели и извивались, переплетаясь с корнями соседних деревьев. В груди что-то кольнуло, и кровь прильнула к месту где должно биться сердце. Нефилим почувствовал теплоту: его потянуло вверх к солнцу, захотелось ощутить прохладу весеннего утра и впитать влагу молочного тумана, что растекся бы над лесом где-нибудь в горах, но в горячей груди царила тишина, нечему было биться, нечему было расти. Корни, проросшие из ног, высохли и отпали. Грудь остыла и холод пробрал до костей, что ломались под тяжестью зловонной грязи. Он погружался все глубже в бездонное болото, а сознание меркло, словно тлеющий уголь в догоревшем костре.

***

      Грязная дымка обволакивала взор. Можно было разглядеть лишь тьму – вязкую, холодную. Казалось, что в голове черви брешь прорывают, в ушах гудит и звенит неустанно. Руки и ноги, словно у куклы тряпичной, будто не кости и не плоть под кожей, а земля да камни.       Так длилось одно самое короткое мгновение.       Мгновение, словно срывающийся с ветки лист...       А после, голоса и свет сквозь непроглядную тьму начали пробиваться. Нефилим узнал говорящих. Узнал и свет от рыжих огней под сводом каменным. Гардиель спор развязала, громко, глумливо речами бросалась, а отвечал ей Князь и усмешка в словах его слышалась.       — Что же ты — Говорила Гардиель — совсем страх потерял? Или жизнь червя слишком непосильна и решил умереть?       — Не про жизнь я пришел разговоры с тобой вести. — Отвечал Князь. — Ты хоть знаешь, что за гостя в саду своем погубить хотела?       — А как же не знать. Знаю, видала таких... — Секундная пауза — Только вот, что в нем такого особенного? Подумаешь, нефилим. Тебе ли не помнить, червь, сколько наших на человеческую жизнь позарились.       — Он последний...       — А куда остальные делись?       — Оторвана ты от жизни, Гардиель. Припомни, сколько за последнее тысячелетие живых нефилимов в Ад попадало?       — И зачем мне это помнить? Не помню! Но вот что я тебе скажу, гостей своих я не отпускаю. Так что, шел бы ты отсюда, червь.       — Увы, не уйду.       — Нарываешься!       — Такая у меня судьба, Гардиель, нарываться...       Скрип ветвей послышался, а следом, шелест листьев, и что-то со всей силы о дерево ударилось, совсем близко от Нефилима. Он голову на звук повернул, грязными пальцами глаза от земли очищая, проморгался: Князь сухими ветвями к дереву прижат и Гардиель над ним возвышается, вместо пальцев шипы, вместо руки – зеленая ветвь. Она острый шип Князю к горлу приставила:       — Так хотелось Ад от тебя избавить, да возможности не представлялось, — Прошептала Гардиель. — а тут, ты сам ко мне пожаловал.       — Прольешь кровь братскую? — Князь говорил тихо и спокойно, но голос подрагивал.       — Какой же ты мне брат? Ты грязь под моими ногами. Червь. И то, даже черви в моем саду чем-то полезны, но ты... — Гардиель сильнее прижала шип к горлу Князя.       — Почему отвергаешь себе подобного? Мы на равных правах по аду ходим.       — Ты не подобен мне, ни мне ни прочим князьям. Ты настолько ничтожен, что даже тьма от тебя отказалась. Что ты можешь? Покажи силу, дай мне бой!       — Я безмерно огорчен твоими словами.       — Что ж... — Гардиель поддалась вперед, словно для поцелуя, но шип из ее пальца медленно вонзился в шею Князя и стал разрывать плоть. Черная кровь заструилась по коже. Это не было смертельной раной, Гардиель играла.       Князь глубоко вздохнул. Было ли ему больно? Нефилим неподвижно наблюдал за открывшейся сценой. Казалось, эти двое разыгрывали некий спектакль лишь для него. Гардиель скалилась и злилась. Князь спокойно улыбался, но его руки, обездвиженные ветвями, дрожали.       Нефилим приподнялся, осмотрелся. В голове все еще гудело, а конечности словно мокрый пергамент. Но он выпрямился, встал медленно, хватаясь за ствол дерева. Взор его наткнулся на пруд, вода в нем теперь не была хрустально чистой, да и совсем не вода это. Нефилим присмотрелся – кровь. Густая, вязкая, темная. Чья? Кто бы знал. Там на дне, пробиваясь сквозь кровавую жижу, тускло светилось золото. Перо ангельское. Нужно было достать...       Князь с Гардиель все еще бранились. Хозяйка сада не отпускала свою добычу, ветвями все сильнее опутывая и шипы под кожу вонзая. Черная кровь струей по шее стекала, но Князь пререкаться не прекращал, словно совсем смерти не страшился. Он то смеялся в лицо Гардиель, то о чем-то долго и тихо говорил, так, что Нефилим расслышать не мог. И если бы не ветви и шипы, да кровь текущая на землю, могло бы показаться, что два старых друга жаркую беседу ведут.       Нефилим медленно к пруду подбирался, боясь привлечь внимание Гардиель. Но напрасно он так осторожничал, никто ему путь не преграждал. Так он и подошел к пруду, наклонился, костяную руку в кровь окуная. Пруд совсем не глубоким оказался, Нефилиму как раз по локоть. Лужица кровавая. Он костяной рукой дна достиг, ухватился за свет золотой и вытащил. В тот же миг, сад золотом озарился, словно солнце взошло...       — Это еще что? — Вскрикнула Гардиель и отшатнулась.       — Долго ты, конечно, думал. — Усмехнулся Князь и оттолкнул от себя ослепленную хозяйку сада.       Нефилим опомниться не успел как Князь рядом с ним очутился, взял его за шиворот и принялся тянуть на выход.       — Стойте... — Только и смог он вымолвить пока Князь вылкивал его из сада.       Они без усилий миновали темный пещерный лабиринт: Князь бежал впереди волоча Нефилима за собой, а золотое перо разгоняло тьму. То, что раньше виделось Нефилиму нескончаемыми коридорами, оказалось лишь парочкой поворотов. И вот, они уже стояли на раскаленном песке, а вокруг виднелась все та же инфернальная пустошь с черными пиками гор вдалеке. Красные и рыжие огни оставляли блики на желтых костях под ногами. Порывы ветра подбрасывали песок и осыпали пеплом одежды и волосы. Ни прекрасного сада, ни зеленых деревьев с сочными бордовыми плодами... одна лишь мертвая пустыня.       Князь остановился и отпустил Нефилима:       — Теперь можно и постоять. — Улыбнулся он.       Нефилим настороженно оглядел Князя: золотая корона покосилась, посеревшие грязные волосы неуклюже спадали на плечи. На шее красовалась глубокая рана от шипа, из которой все еще сочилась черная кровь. Князь словил его взгляд и подмигнул:       — Еще чуть-чуть и пришлось бы тебе пришивать мне голову.       — Я бы не стал...       Князь рассмеялся:       — Неблагодарный.       Нефилим отвернулся. Он все еще сжимал золотое перо в костяной руке, оно слабо мигало светом, словно просясь отпустить его...       — Не отпускай.        Нефилим удивленно взглянул на собеседника.       — Повремени... — Князь не смотрел на него, его взгляд был устремлен вдаль, туда, где виднелись черные горы.       — Некогда мне с Вами разговаривать. — Нефилим протянул перед собой перо намереваясь его выпустить.       — Если ты сейчас уйдешь, то упустишь возможность узнать кое-что о себе...       — Все, что Вы скажете, будет ложью. Меня предупредили.       — Кто? — Князь вздохнул. — Небесные старики? Почему ты решил, что их слова могут перевесить мои?       — Они апостолы...       — И что?       — Они бы не стали мне лгать.       — Почему это? — Князь перевел взгляд с гор на Нефилима.       — Я... не знаю. — Нефилим нахмурился, а после добавил: — Но, я так же не знаю почему мне стоит слушать Вас.       — Ты ничего не потеряешь.       Нефилим задумался:       — Что Вы хотите?       Легкая улыбка скользнула по лицу Князя:       — Посмотри туда. — Он простер руку и ткнул указательным пальцем на чернеющие пики гор, одна из которых напоминала странное, конусообразное сооружение.       — Что там?       — Башня.       Нефилим прищурился и заметил: вдалеке, сливаясь с темными горами, возвышалась высокая башня. Одинокое сооружение было настолько неестественным, что казалось воткнутой в камни пикой. Рыжие огни слепили и просвечивались сквозь щели старых каменных стен. Нефилим подумал, что если порыв ветра дунет чуть сильнее, то башня рассыпется пылью по горам, настолько дряхлой она выглядела.       — Старое мертвое сердце Ада... — Прошептал Князь.       Нефилим невольно прижал руку к груди, там царила тишина.       Князь продолжил:       — Сама история высечена в ее стенах: тысячи красочных фресок, первые божьи послания человечеству. Небесные секреты, тайные знания... все там. И кое-что о тебе тоже есть...       — Почему это в Аду?       — А где еще быть запретным знаниям? На небе им тесно, да и слишком большое искушение для ангелов, а здесь в самый раз. Грешникам уже все равно, они не найдут там спасения, а такие, как я, и так уже знаем все, что там есть. Мы это и писали когда-то.       — И что же Вы от меня хотите?       — А что мне от тебя хотеть? Это ведь ты что-то хочешь. — Князь подмигнул. — Следуй за мной и я приведу тебя к ней.       Лишь на мгновение взгляд Нефилима загорелся. Он посмотрел на башню, затем на Князя и поник:       — Нет, я не буду следовать за Вами. Я обещал...       Князь кивнул:       — Тогда я последую за тобой и буду указывать тебе дорогу. Ты же не можешь запретить мне идти следом?       — Но...       — Твоя история, Нефилим. Она там.       — Почему я должен Вам верить?       — Не должен. — Князь улыбнулся. — Но, однажды, приходится прыгать в бездну, ведь так?       Нефилим вновь положил руку на грудь. Тишина.       — Почему Вы спасли меня?       — А разве я тебя спасал? — Князь взмахнул рукавом приглашая Нефилима идти вперед. — Мы сможем поговорить об этом в пути.       И Нефилим пошел, все еще сжимая в костяной руке перо, а другой, безрезультатно пытаясь почувствовать стук сердца.