***
Анемона внимательно слушает, чуть склонив голову. Рядом Джэкесс — навострила уши, поигрывает какой-то блестящей деталькой, солнечные зайчики пляшут по столу лидера Сопротивления. У специалистки по взрывчатым веществам соответствующий темперамент, очень живое лицо и эмоции она скрывает куда хуже. Теперь, значит, мы — рабочие лошадки — понадобились элите из Йорха, да? А если бы нет — вы бы и дальше молчали о человеке? — Штаб, — извиняющимся тоном роняет Найнс. Джэкесс кривится. — Разумеется, агенты Сопротивления готовы оказать всевозможную поддержку. Собственно, вот… — на несколько мгновений Анемона умолкает. Кивает кому-то за спинами андроидов. Эти самые «кто-то» несмело подходят ближе, звенящим дуэтом прославляют человечество. Первой дар речи обретает Ту-Би. — Анемона… Это плохая шутка. Взгляд лидера Сопротивления абсолютно непроницаем. — Наши припасы тоже в вашем распоряжении, агенты Йорха. — Анемона!.. — Оглядитесь. После последней атаки машин лагерь почти пуст. Я не могу выделить для вас группу поддержки. — Во-первых, нам нужен поисковый отряд, а не группа поддержки. Разведчики, не воины. Во-вторых — даже не нам. Разве вы не посвятили свою жизнь служению человечеству? Ту-Би взволнована и рассержена, а поэтому необыкновенно многословна. Правда, гневные нотки в её голосе распознаёт лишь Найнс. — Большое спасибо, — нежным голосом говорит одна из приглашённых кого-то. — Нам, конечно, очень приятно слушать, как нас тут перекидывают из рук в руки, словно кусок тухлого мяса. Джэкесс фыркает. Очень громко и очень язвительно. Анемона пожимает плечами. — Лично я склонна дать вам шанс. А вот что скажут агенты Йорха… — Хорошо, — быстро соглашается Найнс прежде, чем напарница скажет что-нибудь очень искреннее своим фирменным ледяным тоном. — Мы ведь и шли за помощью, верно? Так что — да, вот она и помощь! Спасибо! Э-э-э… Добро пожаловать в команду?..***
Я смотрю на старшего всей поверхностью. Он смотрит в ответ. Сегодня просто день игры в гляделки, не иначе. — Я сделаю так, как ты просишь, но я не понимаю…зачем? Старший откровенно расстроен. Младший — так вообще едва не плачет. Ещё бы. Столько труда — и насмарку. Если абстрагироваться от ситуации, то ребят даже можно в чем-то понять. И главное — всё сделали так, как я и хотела. Дёрнул же меня чёрт за язык. Причём дважды. В первый раз — когда я сказала, что город без населения — просто дома. Во второй — когда я изъявила желание посмотреть на андроидов. Ну что? Довольна? Посмотрела? Кляну своё широкоформатное зрение — оно очень детально показывает сидящих и лежащих на мостовой мальчиков и девочек. Подростки в карнавальных костюмах. Косплееры на вольном выгуле. Чёрная униформа, растрёпанные пепельные волосы, все девочки — на шпильках — боже, бедные, каково же им…по пересечённой местности-то… Было… — Это не мы их деактивировали. Мы их только принесли, — додумывается пояснить старший. Это он правильно делает. И очень вовремя — потому что только инсульта мне для полного счастья не хватает. — Унести. Похоронить, — решительно повторяю я. — Город населенный мертвецами — это что-то из Стивена Кинга. У нас — другая история. Старший задумчиво кивает, поблёскивая стёклами очков. — Похороны. Понимаю. Человеческий ритуал прощания. У нас уже есть почти готовая ритуальная постройка. Она ведь подойдёт? Не сразу понимаю, что он имеет в виду скопированный из книжки собор. — Честно говоря, я… далека от религии. Поэтому, если говорить об отпевании и прочем, то… увы — знаю об этом не больше вашего. Можно, конечно, прочесть и попытаться, но это будет тот же «мёртвый язык». — Тогда давайте сами придумаем ритуал! — загорается младший. Всё новое для него — игра. — Прощайте! — Прощайте. — Прощайте. Холм на границе с песками, букет полевых цветов сверху. Теперь немного помолчать, согласно нашему ритуалу. — Мы каждый раз так будем делать? — восторженно осведомляется младший. — Ну, когда они снова придут. — Прямо…вот отсюда придут? — немного нервно осведомляюсь я. Шут их знает, эти здешние порядочки…может я и не зря про Кинга вспомнила. — Нет, оттуда, — старший усмехается, указывая пальцем на всё то же небо. — Возможно, кто-то из них даже найдет своё прошлое тело. — А вот с этого момента подробнее, — прошу я. Ребята не то, чтобы очень много знают, но с готовностью делятся имеющимися сведениями. Андроидам свойственно возрождаться. Вернее, возвращаться в том же самом облике и с теми же самыми настроениями, что и до гибели, вернее, прекращения функционирования. — Клякса, — старший снова улыбается. — Не все, кто антропоморфен — люди. — Когда-нибудь я это запомню, — задумчиво обещаю я. — А теперь, пожалуйста, дай мне время привыкнуть к мысли о том, что мы только что торжественно похоронили шесть чьих-то старых свитеров.***
В комнате — бетонной коробочке, выделенной Сопротивлением паре оперативников Йорха — тишина. И взгляды. И тишиной и взглядами комната переполнена настолько, что еще чуть — и не выдержит, лопнет, развернется лепестками бетона на стержнях арматуры. — Мы понимаем как это выглядит со стороны, — мягко говорит одна из двоих вновь присоединившихся. Там, рядом с Анемоной, она молчала. — Нас вам буквально всучили. Но мы можем быть полезны… по-своему. Мы не боевые модели. Но, возможно, обеспечение техподдержки… — Техподдержка, — повторяет Ту-Би, стряхивая с бархатной перчатки невидимую соринку. Эта соринка, видимо, мигрирует. Или множится. Потому что взгляд боевой модели сосредоточен исключительно на отряхиваемой перчатке. — Да. Конечно. — Просто вы… — Найнс лихорадочно подбирает тактичные слова. — Нам кое-что рассказали. Вы выглядите как… — Мы, вообще-то, даже не те самые!.. — вскидывается вторая, но первая, похожая на неё как сестра, смотрит на вторую предостерегающе, качает головой. — Мы понимаем, — повторяет первая. — Вам трудно поверить. Нам. В нас. Но для человека мы сделаем всё, что в наших силах. Вы можете не сомневаться. Несколько мгновений Ту-Би терзалась сложным выбором — ехидно поверить во «всё, что в силах» и заявить о необходимости переквалификации техподдержки в разведывательные единицы, или же вежливо отка…хм…просто быть вежливой. — Разведка так разведка, — говорит одна из моделей техподдержки и вторая пожимает плечами. — Ого! Найнс переводит взгляд с напарницы на её визави, похожих, словно сёстры. — Устаревшие — не значит глупые, — очень спокойно сообщает та, что посмелее. Именно она говорила о «куске тухлого мяса». — Дайте нам немного времени. Через полчаса мы будем готовы к оперативной работе. — Получается, если они погибнут на этой миссии, их смерть будет на нашей совести… — Найнс поправляет визор, очень старательно не глядя вслед новоявленным разведчицам. Ту-Би с силой выдыхает воздух через неплотно сомкнутые губы, хмурится, подбирая слова объяснения. Понятно же, что разведчики из техподдержки будут никакие — специализация не та. А она — Ту-Би — она же не зверь и не собирается бросать неподготовленных андроидов устаревшей модели в самое пек… — И Сопротивление, которое не слишком любит Йорха, может с удовольствием воспользоваться удачно подвернувшимся шансом, — задумчиво продолжает Найнс, и от этих очень логичных слов у Ту-Би что-то леденеет внутри. — От них-то и сейчас помощи, честно говоря, немного, а если мы ещё и потеряем вверенных нам дополнительных союзных единиц, никто и не посмотрит на то, что в ходе миссии они были, в сущности, бесполезны. Знаешь, на месте Анемоны я бы тоже воспользовался шансом. Избавляешься от вечного напоминания о провале и щёлкаешь по носу элитный отряд разом. Удобно, да, Ту-Би? Ту-Би?.. — Да. Удобно. Ту-Би произносит эти слова медленно, словно пробуя на вкус нечто новое. Хорошо, что визор непрозрачен — взгляд выдал бы её с головой. Найнс… Найнс, послушай, ты всегда и был таким? Или это я такое с тобой сотворила? Неужели, с каждым… каждым разом ты терял не только воспоминания, но нечто другое? Нечто важное. Человечность? Сочувствие? Свет? Неужели из-за меня?.. Ещё одна неприятная мысль скользнула следом, обдала липким холодом — там, при встрече с мятежницей, Найнс деловито и спокойно поинтересовался, дадут ли они ей уйти, или?.. Нет. Стоп. Так вообще можно додуматься неизвестно до чего. — Ту-Би? Всё хорошо?.. — Вполне, Найн-Эс. — Эй! Ну почему опять так официально-то! Просил же — просто Найнс! — Извини. Найнс.***
Мы втроём стоим в мерцающем ореоле синего света уже несколько минут. Пространство вокруг тоже светящееся и какое-то глубоководное. Тёмно-синими огоньками пульсируют кабели на стене, кобальтовый огонь дрожит в глазах младшего, плещется вокруг, омывает нас беззвучными волнами. Всё очень обтекаемое, скруглённое, формы перетекают друг в друга, струятся, меняются прямо на глазах, почти дышат, хотя, по уверению ребят, в рабочем состоянии тут остались только световые панели. В общем — красиво. Как в фильме. Если бы только не эти серые мумии в изогнутых креслах… Инициатором экскурсии был старший. К нему и обращаюсь. — У тебя немного странные представления о сфере моих интересов. Сначала гуманоидные хладные тела, пусть даже и свитеры, теперь — негуманоидные. Я же не на патологоанатома училась, в конце-то концов. — Честно говоря, этот визит был больше нужен нам с Евой, чем тебе. Но без тебя не было бы смысла приходить сюда ещё раз. Я понимаю твоё недоумение, Клякса. Я поясню. Старший поясняет и ввергает меня в состояние когнитивного диссонанса. — Погоди-погоди… Машины убили своих создателей за то, что у этих конкретных органиков были редуцированы эмоции? — Ага, — энергично кивает младший. — Это произошло после того, как мы…ну, не именно мы вдвоём, а вообще мы-машины впервые обрели самосознание. Эта дивная сказочка, на мой взгляд, не выдерживает совершенно никакой критики, о чём я тут же и сообщаю. Младший озадачивается, старший — хмурится. Логическое мышление у него развито лучше и до очевидных нестыковок он добирается раньше. — Биохимия, — подтверждаю я ход мыслей старшего. — Психофизиологические процессы. Понимаешь, к чему я клоню? Эмоции — это не просто слово, это результат слаженной напряжённой работы нейрорегуляторов… которых — парам-пам-пам — у негуманоидных существ может попросту не быть! Может, у них какие-то…не знаю…светопоглощательные рецепторы для восхищения синим светом. Без понятия. А теперь вопрос на миллион: почему машины, созданные по образу и подобию не-людей с гипотетической любовью к синему свету, возжелали чего-то абсолютно для них чуждого? Это не повышение уровня развития, потому что повышение уровня всё равно означало бы движение в сторону нечеловеческой психики и ощущений. Это нечто другое. — Умеешь ты озадачить, — с уважением признаёт старший. — Как полагаешь, это могла быть какая-то…необходимость, вызванная изменяющимися условиями среды? Что-то, что нам нужно было обязательно совершить, чтобы выжить? — Умеешь ты формулировать неразрешимые адресные вопросы, — ответно иронизирую я. — Так ведь адресные. Заметь, не я это сказал. Совершенно невозмутимый голос, совершенно спокойный взгляд. Если бы не привычно ощущаемые золотистые блёстки смеха… Нет, ну каков паршивец, а? Просто восхитительно! Ох, только бы я нигде не ошиблась, только бы сумела показать ему и младшему правильный путь…какие же замечательные люди из них получатся… — Давай-ка над всеми этими загадками будем размышлять не в этом некрополе, а? — предлагаю я. — Я понимаю — воспоминания, сентиментальность, но можно мы уже пойдём? — Никакой сентиментальности нет, — очень твёрдо говорит младший. — Мы уже были тут однажды и пришли сюда снова — теперь с тобой — чтобы ещё раз посмотреть на бывших создателей всех машин. Чтобы почувствовать разницу. Понимаешь? — А в чём она выражается? Ну…кроме ещё большего усыхания этих бедолаг? — Когда машины уничтожили этих, — старший небрежно кивает на сморщенные неподвижные тела, — они…в смысле машины… злились. Они чувствовали себя обманутыми. Брошенными. Одинокими. Не понимающими этот мир. Как и мы с Евой когда-то. — Мне сейчас полагается преисполниться важности? — интересуюсь я. — Я вроде как явилась и пролила какой-то там свет на мироздание? — Ничего подобного. Мы в эпицентре искристой золотистой метели — настолько сильной, что она для меня затмевает даже синий свет инопланетного корабля. И старший, и младший веселятся от души. — Мы по-прежнему практически ничего не понимаем. Но теперь не понимаем вместе с тобой. И знаешь, Клякса… так не понимать мир гораздо интереснее! Этой ночью я впервые вижу сон. Настоящий сон, а не зыбкую серую пыльную взвесь, которая преследовала меня, наверное, миллион ночей. Во сне я почему-то сижу на столе… сижу такой, какой была. А передо мной стоит невысокая фигурка, но понять кто это я не могу — очертания дрожат и расплываются. Сон цветной, но немой. Ни звука, ни вздоха. На меня только смотрят. Когда взгляд начинает давить не хуже каменной плиты, я мысленно дёргаюсь…и просыпаюсь. В этот раз капсулу никто не обнимает, но зато её основание обвивают две пары рук. Мальчишки лежат на полу комнаты друг напротив друга, дышат глубоко, размеренно, точно и правда спят. — С добрым утром, — печатаю я. — Как…хм…спалось? — Смысл сна нам по-прежнему не слишком ясен, — шепчет старший. Вздыхает, смотрит на меня сквозь ресницы, почти не размыкая век. — Но мы стараемся. — Смысл в перезагрузке, — лаконично поясняю я. — Но почему так часто и так надолго? — Органика. Нейромедиаторы. — Ух ты! И тут тоже? — восхищается младший. Терпения у него поменьше, энергии — побольше и вот он уже не изображает крепкий сон, а лежит на животе, подперев кулаками голову. Понятно. Жажда самообразования во всей красе. Лови момент, Клякса, а то потом младшего не поймаешь и за учебу не усадишь — темперамент не тот. — Я вся — как музыкальная шкатулка. Крючок за крючок, шестеренка за шестеренку, выступы в нужные пазы — и при общем согласованном движении получается музыка. Только в нашем случае эти крючки и шестеренки — гормоны, нейромедиаторы и прочие биологические штучки. Например, устаю я потому, что расходую штуку под названием аденин. Если рассматривать этот процесс очень-очень поверхностно, то выходит, что аденин — моя энергетическая батарейка. Когда аденин расходуется, он не исчезает в никуда, а переходит в другую занимательную штуковину под названием аденозин. Этот процесс цикличен. Считай аденозин…м-м-м… материалом для формирования нового аденина, который зарядит батарейку заново. Но для того, чтобы батарейка зарядилась, необходимо что?.. — Время! — радостно догадывается младший. — В точку! А также ресурсы — в данном случае — мои. Когда аденозина накапливается слишком много, я начинаю ощущать настоятельное желание отключиться — это мозг намекает на необходимость подзарядки. — Получается, всё время, пока ты спишь, ты производишь этот а-аде-нин? — В целом — да. Но, вообще-то, не только его. Я, даже лишённая тела, довольно сложное существо. И процессов во мне происходит очень много. То, о чём я рассказала — это, конечно, очень упрощённый вариант того, что происходит внутри меня. — А если рассказать усложнённый?.. Стойку на новую информацию старший делает мгновенно. Вот и сейчас — скопировал позу младшего, напряжённо ест меня глазами. Ну да, детсадовский уровень его уже не привлекает, нужно выше, больше, дальше и так далее. — Можно, конечно, и усложнённую, но только не с моими куцыми воспоминаниями студенческих конспектов. Если найдем соответствующую литературу — с радостью растолкую что смогу. Это я, конечно, опрометчиво сказала. Потому что в комнате практически сразу стали ощущаться стремительность и жажда нового. Полёт и действие. Нервная дрожь и беззвучный вопль: «Ну так чего же мы ждём?!» — Биология, биохимия и нейрофизиология, — сдаюсь я. — Обращай внимание на метки, говорящие о том, что литература специализированная или учебная, чтобы не углубиться в какие-нибудь фентезийные дебри.