Верни верёвку

Последний урок в пятницу. Труды. Фёдор садится на последнюю парту, из за чего училка пялит на него минут десять, в ожидании спокойствия в классе. Достоевский идёт к золотой медали. Как он обойдется без одного урока трудов? – вопрос терзает всех. За окном холодный май. Товарищи синоптики обещали 23 с плюсом градуса по Цельсию. За окном дождь. Фёдору в прогнозах погоды нравятся только красивые тексты. Достоевский ложится на парту. Под конец учебного года на них спят все. К двадцатым числам учителя пытаются чем то занять учеников до конца урока, и каким то чудным образом привлекают чьё то внимание. Вани Гончарова с первой парты, например. Спят все, кроме последних парт. Одноклассник Саша рассказывает о том, как охуенно их класс сегодня попьёт чай и пожрёт торт после уроков. Другой посылает его нахуй. Они пьют чай уже третий год, и никак не закончат. На деревянную парту кидают крышечки от бутылок, что завалялись в рюкзаке с пятого класса. Миша Лермонтов пытается объяснить правила ржащим одноклассникам. Кто его знает, какие игры ещё бывают в бесконечном совке. Мишу никто не слушает. На весь класс разлетается неразборчивое предложение, а за ним рож коня, который слышен на первый этаж. Коля высрал очередную шутку, немедленно всем встать и похлопать. Кажется, что то капает на парту. Ах да, это же кровь из ушей. Учительница стучит линейкой по столу, в надежде успокоить задние парты. Саша Пушкин поддакивает и кивает, после чего Коля вновь продолжает. Крышечки противно скрипят, скользя по дереву. – Николай, вышел из класса! – практически вереск заставляет всех замолчать. – Йес, сэр! Противный запах сигарет отдаляется, а потом вовсе исчезает за дверью. Становится легче. Теперь учительница продолжает свои монологи спокойно. Саша, Миша, Серёжа и кто то там ещё продолжают играть, но тихо. До них никому нету дела. Другое дело Коля. Противный долбоёб, под которым все готовы прогибаться. Противный в самом прямом смысле: он противно ест, противно говорит, противно заполучает внимание. Противно относится к людям, которые не могут Коле ответить, ведь он самый известный в школе, друг каждому. Коля придумывает причину ненависти к каждому человеку. На любой вопрос о том, почему он так не любит всех кроме своих друзей, Гоголь в очередной раз перекручивает всё так, чтоб вышла шутка. Мега смешная, над которой будут ржать лишь его подчинённые. Как только заходишь утром понедельника в школу и слышишь ор Коли, вся неделя катится под откос. А если к тебе ещё он не подходил с претензиями, то считай, что тебе просто повезло. Госпожа Удача, которой не существует, просто тебя поцеловала хуй знает куда, раз ты такой удачливый. Именно Фёдор провинился тем, что является заучкой. Статус, который получил ещё в классе так пятом. Слово, которое слетело с уст Коли. И все теперь живут и другого слово про Достоевского не знают. Ну, кроме матов. Заучка и маты. Заучка блять, заучка нахуй, заучка ебать, пиздец заучка – всё это Фёдор. – В начале года я вам говорила, что мы с вами будем учиться вязать узлы, – кричит учительница. – Все принесли материалы? Она чуть агрессивно открывает журнал. Все переглядываются. Фёдор думает, достать ли ему верёвку, услышав очередные обзывательства в свою сторону, или же промолчать, что потянет за собой не известно какие последствия. – Хоть что то найдите. Иначе, ставлю один. Все начинают рыться в своих рюкзаках. Слышно стук в дверь, а за ним слова: – Можно зайти? Простите пожалуйста, не ставьте 1! Опять этот хриплый, ужасный голос. Коли даже нет в классе, а уже плохо. – Заходи. Он заходит в кабинет. Забегает, чуть ли не выломав дверь. Коля быстро начинает рыться в своём рюкзаке, расспрашивая Сашу и все остальных, есть ли у кого то верёвка, наверное, услыхав про работу через дверь. Миша зажмотил. У всех остальных верёвки не оказалось. Коля тихо материт Лермонтова, процеживая фразы сквозь зубы. Все ему поддакивают. – Эй, заучка! Достоевский по привычке отзывается, забывая про клятвы о том, что больше не будет. – Верёвки не будет?! Коля подло улыбается. Фёдор чувствует, как в горле застревает ком. Чувствует, как начинает натурально тошнить. Но он кивает. На лице Достоевского читается радость помочь, которой не было, блять, никогда. Фёдор охуевает и жалеет, что не может видеть себя со стороны. А может, это и к лучшему. Запах сигарет приближается. Дешёвого, вонючего табака. Смесь этого и двухдневного голода режут свежо заточенным ножом – Дай верёвку. По-братски. Достоевский смотрит Коле в глаза. Почему то. Синяки проели его глаза, а под одним из них красовался фиолетовый фингал. Лицо Коли мертвенно бледное. Примерно такое же, как и у Фёдора самого. – Дай верёвку. Коля настойчиво смотрит сверху вниз. – Или мама учила дружить только с теми, кто волшебные слова говорит? У тебя и без этого нету друзей. Как жаль. Фёдор сдается: – Возьми, – он протягивает верёвку Коле в руки. Тот удивлённо на него смотрит. Гоголь уходит, ничего не сказав. – Верните потом, – вновь подаёт голос Достоевский. Все начинают ржать. Наверное, это из за того, что Фёдор обращается к Коле на Вы. – Обязательно, уважаемый, бля. Весь урок Гоголь вертит верёвку в руках, не понимая, что делать. Слова учительницы размываются в мыслях. Урок сегодня дольше, чем обычно. Осталась неделя. Неделя до окончания учебного года. Фёдор получит свой идеальный табель, и всё вновь станут друзьями: "Федя, подари табель, по-братски!" Ладно. Братья, так братья. Только какие братья, раз за него ты всё равно получишь нихуя? Звенит спасающий кого то, но точно не Федю, звонок. Достоевский ещё пару минут мнётся на парте, мучаясь от боли в спине. Еле натягивает на плечо сумку и уходит. Трудовичка опять принимается взглядом прожигать в Фёдоре дырку, совсем не обращая внимая на девочек, что возле неё маячат. А Коли уже давно нету. Он сразу убегает, и никто до сих пор не знает, где он живёт. Ну, может его друзья знают... Фёдор не спеша идёт домой и думает, где бы дольше пошляться. Родители опять будут тащить на мольбу, а потом пить. Алкоголь. Но всё же интересно: где живёт Коля? Фёдор стоит на пороге, чего то ожидая. Медленно открывает дверь, а та предательски громко распахивается, убегая от руки Достоевского. Дома тихо. Почему то. Кто то сразу же бежит к порогу. Это мать, которая в очередной раз расспрашивает, где шлялся Фёдор и почему не посетил службу или какую то ещё хуйню. – И где ты был? Опять прогуливаешь? Мне опять тебя святой водой мыть, или что?! Мать думает, что святая вода поможет от всех грехов. Только вот пить святую воду надо ей. Фёдор выбегает на балкон в своей комнате и закуривает. За окном уже нету дождя, и веет майской прохладой. Светит солнце, а деревья зелёные, салатовые, как на детских рисунках. Так легко дышать. Достоевский выходит на кухню, ставя чайник на газовую плиту. На улице так светло, так ярко, что аж слепит глаза. Старый чайник с какими то узорами, побитый стол. За окном старые дома. Бесконечные многоэтажки. В которых Фёдор застрял. Застрял в стенах, с которых отклеиваются обои. Застрял меж тысячей дворов. Меж тысячей одиноких вечеров. Меж кучи пачек сигарет. Это грусть. Наступает вечер. После дня наступает не утро, время идёт только вперёд. Когда Фёдор слышит то, как мать довольная бежит на кухню, ему хочется вырезать себе уши. И глаза. И мозг. Чтобы забыть всё то, что видел и слышал. Когда нетрезвый смех заливает всю квартиру, Достоевский уходит на лестничную клетку. Редко он так выходит, взяв с собой лишь пачку сигарет. Пробежавшись вниз, отдаляясь от ссор и криков, он выходит на третий этаж, всё быстрее приближаясь ко второму. Там есть окно и, что самое главное, подоконник, где стоит пепельница. Закрашенные стены в белый сверху и синий снизу цвета, и окно куда то на дорогу, на бесконечные многоэтажки. Это называется жизнь, почему то. Со второго этажа слышен голос. Хриплый, грустный и противный. "Ночь коротка, цель далека, ночью так часто хочется пить, ты уходишь на кухню, но вода здесь горька, ты не можешь здесь спать, ты не хочешь здесь жить!" Такой знакомый голос. Странно. Выйдя на второй этаж, наконец, Фёдор видит Колю. Выглядел он ещё более болезненно: его синяки под глазами будто ещё больше впали, руки сильно дрожали, а сам Гоголь сидел на полу, сгорбившись и вытянув вперёд свои тонкие руки. Достоевский подходит ближе. Тут слышен резкий оклик: – Дай сигарету. Коля будто тянется к рукам Фёдора, где находилась пачка сигарет. – Дай сигарету. Он весь дрожал. Почти как в эпилепсии. – Дай. Д-а-а-а-ай. Голос Коли был подобен воплям маленького ребёнка, что требует от мамы игрушку. – Дай. Дай. Дай. Дай. Дай. Достоевский не спеша протягивает пачку. Коля хватается за нее, как за солнечный луч. Пачка чуть ли не вываливается из его рук, когда Гоголь пытается достать сигарету. На зажигалку нужно сильно надавить, чтобы та зажглась. Дрожащие руки Коли не приспособлены для такого напряжения, так что через секунду зажигалка уже валялась, раздолбленная на части, на полу. Фёдор достал вторую зажигалку, что каким то чудом оказалась у него в кармане, и поднёс её к сигарете в губах Коли. Тот, почувствовав дым в лёгких, вздохнул так, будто из тела вышла душа. – ... Второй раз тебе поддаюсь, – совсем не в тему говорит Фёдор. – Спасибо, – кивает Коля. – Я бы не смог. Фёдор чуть охуевает. Он первый раз слышит, как Гоголь говорит "Спасибо". – Странно. – Странно. Когда становится полностью тихо, Достоевский слышит оры. Они где то далеко, но слышно на первый этаж. Женский голос надрывается, медленно теряя голос от крика, а мужской, более грубый, лезет в ответ в какими то угрозами и матами. Стук. Второй стук. Опять стук. – Слышишь? – сухо спрашивает Коля. – Там я живу. У дядь Вити со второго этажа на всю заиграло "Доброе утро, последний герой!" Наверное, по второму кругу. Крики стали чуть тише на фоне песни.