***
С тех пор, как неосторожная искра пролетела между изображающими пару Эдой и Серканом, прошло дней десять. Ни один из которых они не воздерживались от наслаждения телами друг друга. После самого первого, случайного раза, предложение сформулировал Серкан. — Это было настолько хорошо, что я добавил бы этот пункт в наш договор. — мужчина лежал на диване полностью обнажённый, не стесняясь. — К договору это не имеет отношения, не находишь? Даже как-то противоречит ему, — Эда собирала свою одежду с пола гостиной в его доме. Думал, она смутится? Не тут-то было. — А в чем наша вина, если мы молоды и хотим трахаться? — Подожди немного, и ты добьёшься Селин. Будешь трахаться с ней хоть круглые сутки. — Ты не поверишь, но у нас с Селин никогда не было такой энергетики. Возможно, мы с ней не подходим друг другу в плане секса. В остальном она идеальна, но тут — нет совпадения. — То есть со мной у тебя совпадение? — Эда акцентировала внимание на конце предложения, делая вид, что её совсем не задевают слова об идеальности Селин. «Ты не поверишь», насмешил. Во что действительно сложно поверить, так это в то, что можно её хоть сколько-нибудь хотеть. — Чтобы это понять, нужно больше практики. Много практики. Эда посмотрела на него исподлобья и хищно улыбнулась. Практика, значит. Никакой тебе практики, вспоминай и плачь.***
После первого раза она твёрдо решила, что это больше не повторится, и она всё ему выскажет. Когда на следующий день он повёл её за руку в свой кабинет в офисе, закрыл дверь на ключ и посмотрел полными желания глазами, шепча «Я соскучился», Эда поняла, что тает. Тает от любого прикосновения, от взгляда, от томного шёпота. Сопротивление бесполезно, тело предаёт её и прыгает в пропасть — туда, где никто не ловит и не собирается. После второго раза, который был приправлен остротой звуков офисной жизни за дверью кабинета и потенциальной возможностью того, что кто-то мог постучать в поисках любого из них двоих, Эда поняла, что ничего она не выскажет. Если этот мужчина может дарить ей только такие эмоции, то так тому и быть. Она согласна даже на это. Что теперь поделать, если ему не нужна её глупая любовь, а нужен только жар её упругого тела, уложенного на стол. Вечером, рыдая у Фифи на коленях, она исповедовалась и почувствовала облегчение. Рассказав всё, от контракта до своей оголтелой влюблённости и***
За эти десять дней они досконально изучили тела друг друга. Он узнал, что если притянуть её за талию и начать целовать в шею, она становится податливой, как подтаявшее масло. Да, шея определённо была слабым местом Эды Йылдыз. А шея Эды Йылдыз была слабым местом Серкана Болата. Отныне каждый раз, когда он видел эту часть её тела, в голове всплывали воспоминания о том, как проводил по ней языком, от ключицы до ушка, как прикусывал нежную кожу, а главное — как стонала от этого Эда. Удивительно, но пресыщения не наступало, скорее наоборот — с каждым разом ему хотелось всё сильнее, хотя казалось, что сильнее уже некуда. Эда в свою очередь обратила внимание, как его заводит покусывание губ во время поцелуев, как он глухо и хрипло рычит, когда она царапает его спину, как заворожённо смотрит на её пальцы, расстёгивающие его рубашку. Вообще ей не нужно было делать ровным счётом ничего, он сам раздевал её, сам сходил с ума от вида её обнажённого тела, его лучшей наградой было её удовольствие, которое он готов был доставлять любым известным ему способом. Он был слишком нежен с ней, чтобы она могла отказаться от этих минут близости. За эти дни они стали держаться на публике намного увереннее. Сомнений в том, что они пара, у окружающих не оставалось. Он совершенно по-хозяйски приобнимал её на глазах у всех на светском приёме, а Эда нежно клала голову ему на плечо во время медленного танца. В офисе Серкан по полдня крутился у её рабочего места, а она «случайно» заглядывала в его переговорную во время их совещаний с Селин и бросала хитрые взгляды, подмигивая ему или невинно забывая что-нибудь очень важное в районе его ноутбука, чем вызывала спазмы ревности у будущей госпожи Шимшек и неконтролируемую эрекцию у своего «жениха». Сам факт того, что Эду больше не коробит от прикосновений Болата (как тогда в ресторане, когда он положил руку ей на колено и едва не был заколот столовым ножом), убедил Селин в том, что их прочная душевная связь была многократно закреплена в горизонтальной плоскости. Вся эта показная идиллия прекращалась ровно тогда, когда пара покидала офис. Серкан не знал, за какие грехи его так наказывает судьба. Не то чтобы он считал себя абсолютным праведником, но и исчадием ада его нельзя было назвать. Тогда за что ему такое — закономерный вопрос, который сформулировался на третий день после их с Эдой маленького приключения. Это было удивительно, и в какой-то мере он считал, что мечтал именно об этом. Но, после того, как это юное создание выдало ему доступ к своему телу, ключ от прекрасного сада её души был безвозвратно потерян. Она просто-непросто перестала говорить с ним о чём-либо без крайней необходимости. К темам, не попавшим под запрет, относились работа, договор, подруги и тётя Эды. На любые другие вопросы она либо отвечала односложно, либо обозначала, что не хочет этого обсуждать. Однако, стоило только Серкану закрыть за ними дверь своего дома, развернуться к ней и вдавить её в стену, как молчание сменялось рваными вздохами, стонами и выкриками его имени.***
Она сидела на кровати, волосы волнами лежали на голой спине. Лучший вид в его жизни. Хотя нет, лучший был любой из тех, когда она улыбалась, пусть одетая. Он приподнялся, проводя пальцем перекинул локоны через плечо и легонько поцеловал в лопатку. — Останешься? Эда потянулась за одеждой. Хотелось то ли укрыться теплом его объятий, то ли бежать куда глаза глядят, чем дальше, тем лучше. Зачем он делает это? Как рыбак закидывает крючок с наживкой, чтобы потом выдернуть его из рыбы вместе с кишками. Он ведь не принадлежит ей и никогда не будет. — Нет, я домой. — Останься, пожалуйста. — Я же сказала, что еду домой. Меня… девочки ждут. Я обещала поговорить. — Тогда я отвезу. — Нет. Я на такси. — Эда, я не понимаю. Ты злишься? — Конечно, не злюсь. Просто мне пора. Она тихо закрыла дверь, впустив в дом и сердце Серкана ледяной сквозняк, выстудивший всё нутро. Вместо тёплой нежной Эды ему остался запах её духов на подушке. Никто не видел, а значит, никто не сможет доказать, что Серкан зажмурился и обнял её, уткнувшись лицом.***
— Эда, мы с Селин едем в ресторан, сегодня будем пересматривать пиар-стратегию холдинга, буду поздно, не жди меня. Сложно было не заметить торжествующий взгляд Селин. Расстояние между ней и Серканом было слишком маленьким для «просто коллег», и вполне резонным для двух бывших, которые собираются снова сойтись. Серкан внимательно смотрел на реакцию «невесты», попутно понимая, что только что попытался пробудить в ней ревность с помощью бывшей девушки, а не наоборот. Когда всё успело перевернуться с ног на голову? Но если кто-то думал, что в этом театре можно переиграть Эду Йылдыз, то он сильно ошибся. — Хорошо, милый, я согрею для тебя постель, — промурлыкала она, подойдя вплотную к нему, и оставила самый целомудренный для окружающих и очень возбуждающий для него, поцелуй в уголке губ. Напряжённый от макушки до пяток, он отвёл её в сторону от Селин и тихо прошипел: — Что ты творишь, Эда? Ты знаешь, иногда просто хочется тебя придушить. — Ты знаешь, что я скажу, если ты вдруг захочешь меня придушить. — Что? — «Сильнее». Эда развернулась и удалилась, эффектно покачивая бёдрами. Удачно посовещаться, Серкан Болат. Дай Аллах тебе сил справиться с наваждением и суметь вести диалог, а не считать минуты до конца разговора. Эда была права, ему за весь вечер так и не удалось хоть сколько-то сосредоточиться на словах Селин. В те короткие секунды, когда он не думал об Эде, его взгляд искал часы, чтобы понять, когда по нормам приличия можно будет свернуть это «совещание» и поскорее убраться. Когда он уже решил закругляться, сюжет его личного ситкома сделал крутой поворот. — Серкан, я давно хотела поговорить с тобой. Не знаю, счастлив ли ты с Эдой, но я всё ещё не отпустила тебя. Если есть хоть один маленький шанс, что мы можем быть вместе, я брошу Ферита и буду с тобой. Парадокс, но Селин удивила его, поступив ровно так, как он и рассчитывал. Он не предполагал, что это произойдёт здесь и сейчас, а особенно не ожидал, что ему совсем не захочется этого слышать. — Понимаю, это не самое простое решение, я буду ждать ответа два дня. Она коротко попрощалась и ушла, опять первая, чтобы не видеть его удаляющуюся спину. Приехав домой и не обнаружив обещанной девушки в своей кровати, как и где-либо ещё в доме, он позвонил Эде. — Что сказала Селин? — Без лишних приветствий и предисловий. — И тебе здравствуй. — Что. Сказала. Селин. — От этой настойчивости у него похолодело внутри. — Предложила сойтись. Молчание в трубке затянулось, и Серкан попытался перевести тему. — Мою постель никто не согрел, как обещал. — Это было не для тебя, а для неё. Теперь, кстати, это её работа. Очень рада за вас. — Сталь в голосе была слышна даже через помехи телефонной связи. — Эда, я ещё не дал ей ответ. — А теперь помолчи и послушай меня. Моя работа сделана, я жду приказ о зачислении на последний курс университета на моей личной почте. И билет в Рим с открытой датой. Бизнес-класс. Чаевые за дополнительные услуги — на твоё усмотрение. На этом слова из телефона прекратились, и Серкан посмотрел на дисплей невидящими глазами. Повесила трубку. Внутренности будто отделились от тела и совершали свободное падение вниз с обрыва. Эда Йылдыз тоже может быть меркантильной сукой? Он не мог поверить своим ушам. Да, по договору всё так и было, изображать пару в обмен на оконченную учёбу, но… Но разве между ними не случилось что-то большее, чем договор? Серкан гонял мысли и воспоминания по кругу в попытках понять, привиделись ли ему искорки любви в карих глазах и бабочки в плоском нежном животе, который он целовал каждый вечер за последнюю неделю. Неужели им воспользовались? Его Элли переступила через него и шагает прочь по желтой кирпичной дороге, а у него — ни мозгов, ни смелости, ни сердца. Сплошное беспросветное одиночество. Когда тоска окончательно скрутила его в бараний рог и доставляла такую боль, которую выдержать было уже невозможно, он прыгнул в машину и полетел к ней. Серкан не готов был идти на эту глубину, всю жизнь сознательно и отчаянно избегая по-настоящему близких отношений. Но страх потерять её отчаянно стучал по вискам, заставляя хоть как-то действовать. У её дома он звонил на телефон, в дверь, стучал и звал её, пока она наконец не вышла. — Что тебе надо? Я выполнила свою часть договора, совет да любовь! — С опухшими глазами, без макияжа, в домашней безразмерной толстовке Эда всё равно была краше всех на свете для него. Она почти кричала, но ей было абсолютно всё равно, кто может услышать и что подумать. — Что ты несёшь, Эда? Я разве сказал, что дал Селин ответ? — А чего ты ждёшь? Ты обесцениваешь мой труд, ясно? Я потратила два месяца своей жизни и прорву нервных клеток, чтобы вас с ней свести! — Да, и десяток оргазмов запиши на этот же счёт. — Разве только твоих. Удар под дых. Даже такому бесчувственному роботу обидно слышать, что он не так хорош в постели, как ему казалось. — Когда ты стонала и извивалась подо мной, было похоже, что и ты получаешь удовольствие. — А мы с тобой хорошие актёры, правда? Такую любовь сыграли, что у Селин пар из ушей пошёл. — Мы не играли. Я не играл. — Серкан ощутимо понизил тон, брошенный Эдой клинок попал в цель. — Серкан, хватит. — Я говорю тебе ещё раз. Я не играл. Он подошёл вплотную и взял её за плечи. — В этом вся разница между нами, Эда. Ты помнила про договорённости и контракт, а я пропал. И для меня всё это перестало существовать, кроме тебя. — Ты издеваешься надо мной? Это я ездила говорить с ней сегодня, или всё-таки ты? Ты пользовался мной как хотел, моим телом, моей слабостью к тебе! — В её глазах дрожали слёзы, но она не хотела снова быть слабой перед ним. — Я просил тебя остаться! Никого и никогда не просил, ни с кем не хотел заснуть и проснуться утром! А ты выпотрошила меня и ушла. Это всё, тебе больше ничего не нужно? Эда собрала в кулак всю свою волю, чтобы её тон снова стал из истеричного уверенным и ледяным. — Что мне нужно, я тебе сказала по телефону. — Эда, пожалуйста. Посмотри на меня. Я не верю, что ты ничего ко мне не чувствуешь! — Он был по-прежнему уверен, что не может ошибаться. Не могла она с такой лёгкостью отдаваться человеку, к которому нет хотя бы маленького, но искреннего чувства. — Какая разница, Серкан? — О, поверь, разница огромна. — Если скажу, что чувствую, что тогда? — Тогда я буду счастлив. Мы будем. — А если не чувствую? — Думаешь, ты скажешь это, и я пойду к Селин? Думаешь, я выбираю между тобой и ней? Если ты уедешь, скажешь нет, я клянусь, буду тебя преследовать. Будешь видеть меня везде, куда бы ты ни пошла, даже на Северном полюсе тебя найду! — Просто забудь всё, что было. Голос Серкана стал неожиданно тихим. Он смотрел ей прямо в глаза, и Эда вдруг увидела страдание на его лице. Ему было больно, и это она своими словами воткнула нож в сердце по самую рукоятку. — Как тебя забыть? Скажи мне, а? Как ты целовала меня? Мой день рождения, единственный, который я хочу помнить? Тебя голую в моей постели, как ты дрожишь и таешь в моих руках — как всё это забыть? Он чувствовал, что ещё секунда, и всё, что ему останется — продолжать хвататься за спасительную соломинку воспоминаний. — Ты просто не представляешь, как сильно я тебя люблю. Серкан не верил, что наконец сказал это вслух. Руки физически ломило от желания обнять это чудо во плоти, эту девушку, которая перевернула его жизнь и стала смыслом, стимулом вставать по утрам, маленькой тайной, хозяйкой его души и тела. Эда не верила, что услышала то, что давно знала в глубине души, но отчаялась узнать от первоисточника. Конечности парализовало от таких слов, такой пронзительной искренности, на которую он, оказывается, способен, когда рискует потерять самое ценное. Они стояли почти вплотную, и Серкан сделал ещё один шаг навстречу. Вытерев слёзы, Эда вышла из оцепенения и оттолкнула его от себя, колотя кулаками куда только могла достать. — Я просто ненавижу тебя, какой же ты… — Какой? — Мягко усмехнулся Болат. — Глупый? Безнадёжный? Влюбленный идиот? — Сильные руки перехватили её предплечья, легко сжимая, просто чтобы остановить эту мельницу из ударов, и проскользнули к ладоням. Серкан перехватил её руки за пальцы и прижался дрожащими губами к каждому запястью. Отпустив руки, он снова заглянул в глаза Эды, и от этого нежного взгляда ей уже хотелось броситься ему на шею. — Я знаю, у нас всё наперекосяк, вверх ногами и наизнанку. Но я люблю тебя, просто люблю всем сердцем. Я скучаю, ревную, тоскую по тебе. По нашим разговорам. Ты не представляешь, как мне не хватает твоего общения. Я боялся в очередной раз разрушить то, что было. Останься в моей жизни, пожалуйста. Навсегда. Он обхватил её плечи, крепко прижал к себе и покрывал макушку поцелуями, пока руки успокаивающе гладили трясущуюся спину. — Ты моя, только моя, как давно я мечтал называть тебя своей любимой. А я твой. С того самого момента, как увидел тебя. — Жадно вдыхая запах её волос, он нежно шептал на ухо те слова, которые давным-давно ждали своей очереди быть сказанными и услышанными. — Когда ты поцеловала меня, я уже знал, что не захочу целовать никакую другую женщину. Когда я рассказал тебе про брата, и ты растрогалась и плакала, я узнал, что твоя душа ещё прекраснее твоей внешней красоты. Когда ты уснула на моём плече, я решил, что не хочу видеть на нём никого другого. Когда ты впервые обняла меня, я понял, что хочу семью и детей. С тобой. Когда мы занимались любовью в первый раз, я понял, что между нами настоящие чувства, далеко за пределами каких-то договорённостей, контрактов и обязательств. Эда плакала, прижимаясь к его груди, как ребёнок, а он обнимал крепче и всё говорил, говорил. Ему не приходилось думать, слова лились непрерывным потоком, исцеляя душу маленькой феи, которая, сама того не зная, разбудила ураган, цунами и пожар настоящей любви в программном коде робота. Серкану не нужны были от неё слова и признания — слёзы и объятия его девочки говорили куда больше. Когда Эда успокоилась, он осторожно вытер её лицо большими пальцами, крепко прижался губами к солёной щеке, посадил её в машину и увёз в теперь уже их дом, туда, где она уснёт в его объятиях, счастливая и зацелованная, а главное — любимая и единственная.