***
Новость о скорой свадьбе Ферита и Селин накрыла Серкана лавиной. Он не хотел привыкать к Эде, но её сладкий запах впитался в кожу, её улыбка выжглась на сетчатке, да так, что закрывая глаза, он видел её губы. Не хотел привязываться. И что? Как лунатик, открывающий глаза в непонимании, каким образом он здесь очутился, Серкан всегда оказывался рядом с ней, то по счастливому стечению обстоятельств, то намеренно продлевая минуты вместе. А теперь всё летело к чертям, потому что соединение одной пары неминуемо приведёт к расставанию другой. Эда грустно смотрела, как он нервно мерил шагами кабинет и в задумчивости качал головой, не желая мириться с реальностью. Его любимая выходит за другого. Больно вдвойне — за него и за себя. За него, потому что он страдает от неразделённой любви. За себя — по этой же причине. Разница лишь в том, что у него есть шанс. — Серкан, если хочешь кого-то в своей жизни, то просто скажи об этом. Он застыл и изумлено посмотрел на неё. Неужели всё так очевидно? — Однажды ты полюбишь кого-то и поймёшь, что всё не так просто. — Серо-зелёные глаза отражали отчаяние и страх. Если бы ты знал, Серкан, что любит и как никто другой понимает, как всё непросто.***
Время в Риме было ограничено пятью часами, из которых неизвестно сколько могли продлиться сложные переговоры, но он всё равно попросил водителя отклониться от первоначального маршрута. Машина затормозила у старинного собора. Это необязательно было делать именно в Риме, но в голову ему пришло только в самолёте, и Серкан решил не терять ни минуты. Шагая по пустому проходу между скамьями, он ощущал благодатную прохладу после уличной духоты, и был благодарен уже за это. Однако, просьба его была совсем в другом. Опустившись на скамью в одном из первых рядов, он сцепил руки и склонил голову, и отчаянно попросил. Не вводить во искушение. Не дать пожару внутри перекинуться на неё и погубить всё в едком дыму. Он всегда оставлял после себя только пепелище, и сейчас не должно произойти так же. Он просил спасти её от его наваждения. Отношения со всеми когда-то близкими ему людьми были похожи на выжженную землю, на которой едва ли вырастет хоть что-то, сколько ни поливай и ни удобряй. А её не должна постигнуть эта же участь. Жизнь на две страны внесла некоторую путаницу в его сознание, и хоть Серкан считал себя скорее агностиком, но всё равно не вполне понимал, к кому обращаться в случае необходимости — к Аллаху или к христианскому Богу. Ни мусульманином, ни христианином он себя не чувствовал, но разве бывают атеисты в падающем самолёте? С первым разговор состоялся несколько дней назад, когда он проезжал мимо мечети, подбросив Эду домой. В тот день она была особенно красива, и слова подобрались сами собой. Пусть она встретит и полюбит достойного человека. Направляясь к выходу из собора, он думал о том, что делает всё от него зависящее.***
В последний день действия контракта Серкан уговорил Эду прийти к нему на ужин. Завтра он поедет сообщать Селин, что ради неё бросил невесту. А сегодня ещё немного потянет время. Демо-версия счастливой жизни влюблённого подошла к концу. Нет, приложить Apple Pay и оплатить пожизненную подписку нельзя. Поужинав в абсолютной тишине, они сидели на диване, каждый в своих мыслях. Эда уже хотела поблагодарить и уйти, абсолютно не представляя себе, как попрощаться с ним навсегда. Серкан вдруг нарушил молчание. Всё-таки ввёл во искушение. — Завтра я уйду из твоей жизни и ты полетишь дальше, свободная. Но сегодня у меня есть последнее желание. Она посмотрела на него, даже не пытаясь скрыть влюблённость в глазах. Её сердце готово было сделать что угодно ради него. — Какое? — Поцелуй меня. Так, как в первый раз. Эда удивлённо хлопала глазами. Эти пушистые ресницы снились ему, кажется, каждую ночь. Как они невесомо касаются его щеки, пока он держит её в объятиях. Зачем он это делал? Чего хотел? Продлить последние мгновения их спектакля, который стал для него горько-сладкой реальностью. Как последняя сигарета осуждённого на смертную казнь. А он приговорён к жизни, но без неё. Образы, воспоминания, запахи понемногу сотрутся из памяти, фото он удалит сразу, чтобы не бередить душу, может хотя бы своё состояние от её непростительной близости он запомнит навсегда. Ведь он не испытывал такого никогда и ни с кем. Эда осторожно приблизилась к его лицу. Всё колотилось внутри. Она мечтала об этом, а больше всего — о том, чтобы он сам поцеловал её. Поцеловал и сказал, что только она есть для него, и никто больше не нужен. Но этого не произошло. Так зачем просить об этом девушку, которую не любишь? Эти мысли вихрем проносились в голове Эды. Он прикрыл глаза в ожидании снова ощутить её губы, в самый последний раз. Как же глупо было не пользоваться ситуацией и не целовать её каждый день. Сердце билось как безумное в предвкушении, и когда её губы коснулись его, а ладонь легла на щёку, оно остановилось на несколько секунд. Этот поцелуй был не похож на их первый хотя бы потому, что Серкан принимал в нём гораздо более активное участие. Но он заметил ещё кое-что. Нежность. Она целовала нежно. Трепетно касалась языком, поглаживала рукой, едва дышала. Рука Серкана же неосознанно переместилась с талии на затылок и зарылась в волосы. Он впервые не обнаруживал ни одной мысли в голове. Всё, чего ему хотелось — остановить время навсегда и остаться вдвоём, смотреть друг на друга без стеснения, впитывать её каждой клеточкой. Любить. Пожар отступил и превратился в вязкое тепло, разливающееся по венам от солнечного сплетения до кончиков пальцев и макушки. Кажется, ничего прекраснее не случалось прежде в его жизни, чем вкус этих губ и мягкость каштановых волос между пальцев. Эда осторожно отстранилась от него, слегка отталкиваясь от широкой груди. Это было восхитительно, и едва ли можно было просить о большем прощальном подарке. Все три их поцелуя она будет вспоминать одинокими вечерами, когда пресса выпустит заголовки об их расставании, а потом — о свадьбе Серкана и Селин. Карие глаза заблестели от слёз. — Теперь мое последнее желание. Будь счастлив. Он смотрел на неё, не готовый отпускать никогда. Если она уйдёт, то ничего и никогда не принесёт ему радости. Она и есть радость, заключённая в хрупком теле, она и есть счастье, которого он отчаянно ищет в жизни. Она и есть любовь, ничего не просящая взамен, готовая отдать последнее. Все земные истины сошлись в одном человеке, и это было похоже на откровение. — Тогда тебе придётся целовать меня всегда. Он притянул её к себе и поцеловал сам. Тысячи бабочек танцевали внутри, когда сильные и ласковые руки обнимали Эду. Голова кружилась, воздуха не хватало, и всё, что она чувствовала — его губы и руки, как она всегда мечтала. С трудом оторвавшись, Серкан покрывал её лицо поцелуями — щёки, нос, лоб, подбородок, глаза. Он давно чувствовал бешеную потребность постоянно касаться её руками и губами, и теперь отсутствие сопротивления дарило маленькую надежду на взаимность. — Я так люблю тебя. В жизни не мог представить, что способен на такие чувства. — Они взаимны, Серкан Болат. — Будешь делать меня счастливым? — Он задал вопрос почти шёпотом от волнения и неверия, не сводя с Эды горящих глаз, которые впервые не прятали восхищение и обожание. — Для этого надо всего лишь целовать тебя? Буду. — Он видел такую искреннюю радость в её глазах, такую улыбку, которой можно было осветить весь Стамбул. — А ты скажи мне, как сделать счастливой тебя. — Ты уже сделал. Неужели два старика на небе пожали друг другу руки и договорились устроить всё лучшим образом? Похоже на то.