🎵Imagine Dragons — Nothing Left To Say
Он так жадно впитывал каждое слово, сказанное Эдой о дизайне этого дома, что ей стало не по себе — с каких пор её дилетантское видение интерьера стало интересно для Серкана? Она даже в ландшафтном дизайне не до конца специалист, что уж говорить о жилых помещениях. А эта предыстория о бывшем владельце и розах вовсе путала её мысли. — Почему ты решил меня спросить? Этот прямой и внимательный взгляд, в котором он не собирался больше скрывать интерес, почти прожигал девушку насквозь. — Мне интересно твоё мнение. И не только об этом доме. О многом. Закончив обсуждать последнюю комнату, которую Эда предложила сделать спальней хозяев, они неловко мялись у окна. — Это всё? — вопрос Серкана касался не только дома. — Да, всё. Мне больше нечего сказать тебе. Держать лицо, когда внутри всё разрывается на части от тоски, было все сложнее для него. Ей нечего сказать. Ни один из дней не остался в её памяти достаточной причиной, чтобы остаться с ним. Ни одно откровение, разделённое на двоих, не убедило Эду в серьёзности его чувств, да и в их наличии вообще. Теперь время рядом с ней подошло к концу, а она так особенно красива сегодня, что перехватывает дыхание, а умные часы то и дело регистрируют превышение нормы пульса. Конечно, Эда видела его замешательство и грустно улыбнулась. — Ты, наверное, не придумал, как всё это закончить. Закончить… Скорее не придумал, как сделать так, чтоб это не заканчивалось. Ничего нельзя сделать, а главное — нельзя так долго смотреть на неё. Можно обнять. В последний раз. Можно ведь? Он уже получал внеочередную дозу объятий Эды дважды — после дня памяти его брата, и когда она рассказала о смерти родителей. Оба раза не имели ничего общего с романтикой, совсем наоборот — в воздухе витала общая скорбь, но чёрт возьми, как хорошо Серкану было в те короткие моменты, когда он чувствовал её поддержку и мог поделиться теплом в ответ, когда старался ободрить и утешить, хоть и знал, что у этой тоски нет срока годности. Удивительным образом он сдержался и вместо умоляющего «обними меня, пожалуйста» выдохнул тоскливое «иди сюда». Когда Эда несмело шагнула в его объятия, внутри что-то надорвалось. Это правда последний раз? Когда он вдыхает её запах. Когда всё горит под её ладонями, которые осторожно поглаживают спину. Когда он может перебирать её волосы и чувствовать дыхание на своей шее. Если ничего этого больше не будет, то нужно ли ему такое будущее? — Я не могу. Не могу. Извини. — Объятие становилось крепче, и Эда никак не могла понять, за что он просит прощения. — Что? Тиски рук смыкались сильнее, прижимая хрупкое девичье тело. Нет ничего лучше, чем обнимать её. Пусть всё горит синим пламенем, пока они стоят вот так, обнявшись, позволив, наконец, дистанции сократиться до нуля. Уткнуться носом в шею и вдохнуть полной грудью её ни с чем не сравнимый аромат не то греха, не то рая — он вёз её сюда не за этим, но иначе просто невозможно. Операционная система отказала, микросхемы робота оплавились, а по системному блоку порхают бабочки. Серкан бормотал, по-прежнему пряча лицо куда-то в ворот её пиджака. — Я не могу тебя отпустить. Не получается. Я пытался, клянусь, пытался не думать о тебе. Эда замерла, боясь сделать лишний вдох и прервать это откровение, пока Серкан шептал ей в волосы, не размыкая крепких и нежных объятий. Наконец, он отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, но не отпускал из своих рук. — Хотел дать себе перерыв, попробовать жить без тебя. Но как можно добровольно отказаться? Я же с ума сойду, если не увижу тебя. Даже одного дня не выдержал. Эда молчала, не отводя взгляда. А потом обняла его сама. Если до этого момента Серкан думал, что его рассудок слегка мутнеет в присутствии этой госпожи, то сейчас он был абсолютно уверен в своём полнейшем помешательстве. Она ещё ничего не сказала, он всё ещё боялся потерять её, но теперь, когда Эда была в его руках… Он переживал лучшую минуту своей жизни. Минуту, когда любимая женщина обнимала его. Серкан прижался лбом к её лбу, не расцепляя хватки на предплечьях, будто опасаясь, что она растворится в воздухе, стоит лишь допустить малейший разрыв телесного контакта. — Я напридумывал себе, что ты хотела признаться в чувствах, когда позвала меня в горный дом. Летел, как бешеный, а сердце так и выпрыгивало. Думал, вот сейчас Эда скажет, что влюбилась в меня, так неожиданно я стал важен и нужен для неё, а я и слушать дальше не стану — поцелую, как давно мечтал, чтобы ты всё поняла. Но ты ничего не сказала. — Я считала, что лучшее для тебя — это поскорее вернуть Селин. Что ты хочешь именно её в своей жизни. Что ты предлагал мне? Работать на тебя? Каждый день видеть тебя с ней? В её глазах уже дрожали слёзы. — Нет-нет-нет. Не плачь, пожалуйста. Ты так красиво улыбаешься. Я хочу делать всё для того, чтобы ты только улыбалась. Эда впервые видела любовь такой силы, такую сбивающую с ног откровенность от него — ещё недавно самого холодного и чёрствого человека, которого она встречала. — Тогда расскажи, что ты собирался сделать в горном доме? Серкан улыбался, целуя её. По дороге сюда, даже в самых смелых мечтах он рассчитывал разве только на злой и отчаянный поцелуй, который хотел бы сорвать с её губ, ожидая окончательной точки в их истории в виде разъярённой пощёчины за подобное посягательство. Но когда Эда так нежно целовала его в ответ, касалась лица ласковыми ладонями, он был абсолютно, бессовестно счастлив. — Вот что. И не только это. Пальцы Серкана коснулись её щеки и аккуратно заправили за ухо прядь — ту самую, которой он всегда втайне завидовал за её безлимитные прикосновения к лицу Эды. — Прошу тебя, напиши Айфер, что ты со мной сегодня, и останься. Не думай ни о чём. Мы уедем и побудем вместе.***
Татуированная рука обнимала девушку за рёбра, чуть ниже обнажённой груди. Серкан лежал, прижавшись щекой к её спине и оставляя поцелуи там, куда мог дотянуться. Едва за ними закрылась дверь его дома, чувства накрыли обоих с головой. Не было ни малейшего шанса остаться в одежде, в своём уме и на хоть каком-то расстоянии друг от друга. — Эда, нам нужно решить многое. — Что? — Для начала, дату свадьбы. — Серкан? — она удивлённо посмотрела через плечо. — Мы помолвлены, Эда. И в этом больше нет никакого притворства. Я люблю тебя и хочу создать с тобой семью. Или я не убедил тебя, что за меня стоит выйти замуж? — Нет, ты был очень убедителен. Оба раза… — Напоминаю, что просто пощадил тебя, потому что ты устала. Эда хихикнула, и он тоже улыбнулся, но улыбка быстро пропала. — Что мы только что чуть не сделали? Я чуть не отпустил тебя, а ты чуть не сбежала. Когда я думаю об этом, у меня начинается паника. О том, что я мог бы не лежать вот так, обнимая тебя. Никогда не сказать и больше не прикоснуться к тебе. Мне страшно об этом думать, а тебе? Он не видел, как слезинка скатилась по щеке, но чувствовал, как её ладонь сжала его руку. — Просто не отпускай меня. В этом можешь не сомневаться, милая. Он приподнялся на локте и поцеловал голое загорелое плечо. — Никому не отдам. Никогда не отпущу.