Маска

Мы приехали скопом в полицейский участок. Стас наворачивал круги возле стола «дежурного», поглядывая на худощавую фигуру за решёткой. Санко не был пойман с поличным, но добровольно сознался, защищая дочь. Теперь на муже моей подруги была надета фуражка и ужасно серьёзное выражение лица. — Мами Ида! Просто отдайте её мне! — по помещению разлетелся громкий недовольный шёпот. — Нэ брала я ничэго. С тобой живёт сын, он взял, — раздался такой же недовольный шёпот в ответ. — У нэго спрашивай! — Он не брал! Ему она зачем? — А мнэ зачэм? — Да я же говорю, они все здесь воры! — снова завёлся потерпевший. Всё это время он восседал в противоположном углу, брезгливо глядя на наш фланг, как на кучу навоза. Но вскрикивая, вскочил и швырнул куртку на лавку. Мужчина устал ждать очереди, чтобы написать заявление. Кто-то оказался в участке первее нашего «табора». — А они все будут здесь находиться? — буркнул дежурный, раздражённо зыркнув на Стаса. Полицейский придвинул лампу поближе к документам, направляя кружок света в текст. В этом шумном облезшем помещении ему остался один клочок спокойствия. Лила и София — молоденькие девушки, чуть младше Лексы, без конца перешёптывались с Идой неведомыми мне словами и интонациями. Им из-за решётки вставлял свои пять копеек Санко. Взрослые обсуждали свои дела, вероятно, решая, как теперь быть. Маленькие крошки развлекали сами себя. Только хмурая Вера, самая младшая, пойманная с кошельком, сидела на руках у Лилы и не издавала ни звука. Я наблюдала за всеми со стороны и за Анной Дмитриевной тоже. Как она боролась с собой, не желая лишний раз смотреть на бывшего мужа. А теперь приставала к Иде. В общем, мы мешали людям работать. — Пускай сидят. Жалко тебе что ли? — Стас осторожно на меня покосился. Он всё ещё сомневался, что у меня был парень. Удивительно, правда? Сомневался, что его семья — эти ромалы, промышляющие на жизнь сомнительной деятельностью. Полицейский задрал брови и раздражённо покачал головой. — Мы здесь надолго, — вижу. — Виолетт, можно тебя на пару слов? Стас упёрся руками в чужой стол, притесняя напарника, тут же оттолкнулся и тяжело вздохнул. — Пойдём. Поднимаясь с жёсткой лавки, от которой сделалась квадратной попа, я глянула на Тёмика. Он спасался от неловкости одним лишь моим присутствием, и теперь я собиралась его покинуть. Парниша осунулся, провожая меня обезумевшим протестующим взглядом. Ох, с этими забегами, задержаниями совсем забыла! Сейчас я тебя займу, чтоб не скучал. — Ида, — я коснулась плеча цыганки и склонилась поближе, чтобы прошептать. — Вы не могли бы… помочь вот этому молодому человеку? Он тоскует из-за неразделённой любви. У растерянной, даже опечаленной Иды вдруг заблестел чёрный взгляд. Как и у её захихикавших внучек. — Виолетта Сергеевна! Не надо! Я буду сдавать всё вовремя теперь, правда! Все вы так говорите. Мы скрылись со Стасом в тусклом коридоре, где на доске объявлений висели безобразные фотороботы. Я съёжилась от того, насколько устрашающе они за нами подсматривали. В глубине коридора из кабинета в кабинет блуждали полицейские. — Вилка, на кой чёрт тебе это надо? — не сразу поняв, что Стас имел ввиду, я озадачено на него обернулась. В смысле, почему я здесь? — Я же всё объяснила! Это отец моего парня! — мужчина приподнял фуражку и сокрушенно схватился за лоб. Где он у него заканчивался? — Ты вообще в курсе, кого поймал?.. Мама этого мужчины сидит в твоём отделении! Ида, между прочим, спасла твой брак! — Что? —Стас сложил руки на груди и поморщил свои почти отсутствующие брови. — Спроси как-нибудь у Ирки на досуге! Она расскажет, как отвадить ухажера за три дня. Он, кстати, тоже здесь, с нами сидит. Проходит курс терапии у Иды. — Не пойму, ты под гипнозом? Чушь какую-то несёшь, — думаю, полицейский смотрел меня так же, как я когда-то Ирку, пересказывающую мне о встрече с гадалкой. Да я психически здоровый человек! Не надо так пялиться! — Ладно. Понимаешь… я бы и рад помочь, но он во всём сознался. При всех и не один раз! Да этот бессердечный защитник правосудия просто надавил на него! — Санко сказал, что подобрал кошелёк, чтобы выгородить дочку! Это она могла его поднять. А может даже… неважно! Но он взял вину на себя. Это нечестно! — Это всё очень мило, но ты сама не знаешь правду! И даже если так, его за язык никто не тянул. Нужно было быстрее бегать, а не сдаваться добровольно! Да он даже не старался скрыться… — так это ещё одно подтверждение тому, что он не чувствовал вины. Потому что не был виноват! — Документов у него нет. Боюсь, их в принципе не существует. Так что, он попался, и всё это действительно надолго. Как это… нет документов? Так бывает что ли?! Прежде, чем зашевелить ртом, я растерянно проморгалась. — А чем это чревато? — Представляешь, чтобы отсидеть, нужен паспорт! Сначала его нужно получить. А для этого нужно свидетельство о рождении! Потом мы сможем завести дело, и он понесет наказание. Сейчас его как бы не существует. Охренеть… у нас люди в двадцать первом веке без свидетельств о рождении живут! А я тут удивляюсь молодежи без диплома о высшем образовании! — И всё это время Санко будет здесь? Стас посмотрел мне за спину и пододвинулся поближе едва разборчиво шепча. — Я не знаю. Мы цыган никогда не сажали. Они полиции боятся, как огня, и редко попадаются, а тех, что всё-таки попадаются сажать бесполезно. За мелкие кражи отпускали просто… документы готовить дольше. Но этот дурик не успокоится. У нас таких истеричных дядек опасаются. Замкнутый круг! Всё сводится к одному мерзкому мужику, презирающему цыган. Иначе зачем он собирался написать заявление, когда кошелёк ему уже вернули? — А денег-то хоть сколько было в бумажнике, что он так завёлся? — ну мульон, не меньше! — Наличными. Десять тысяч шестьсот тридцать восемь рублей. Карточек не было. Возможно, это вся его зарплата. Не такая уж и мелкая кража. Я чуть поморщилась, не желая принимать сторону потерпевшего. Но, казалось, там затерялся здравый смысл… ладно-ладно. Дядьку тоже можно понять! Картина происходящего пошатнулась в моих предвзятых глазах, и стало чуточку неловко. Почему-то, когда мужик просто орал и угрожал заявлением, сострадать ему не хотелось… Но вот закралась одна мысль. Одна интересная идея. И проблемы собравшихся сегодня в участке людей могут быть решены… Я одухотворенно вскинула головой. — Стас! Я придумала. Я заплачу ему! Как думаешь, сколько надо? У полицейского испуганно округлились глаза, а на лбу проявились полосы морщин от подлетевших бровей. — Тихо! Ти-и-ихо! Тш-ш, — у моего лица показалась дрожащая ладонь, сжавшаяся в кулак. Я отшатнулась и спрятала рот за двумя руками. Надеюсь, он не планировал драться. — Ты это… с ума сошла говорить такое в полиции? Потише. — Извини. Я первый раз буду давать взятку. — Да замолчи ты! — Не такой уж и несокрушимый полицейский цыкнул на меня, озираясь по сторонам. Мы остались в коридоре вдвоём. — Я просто никогда этого не делала. — Я тоже! — зло зашипел Стас. — Вот и не надо! — Хрен! Я это так не оставлю! И что меня, собственно, остановит? Только бюджет! Сколько я там с собой взяла… Я полезла в карман, но Стас одёрнул меня за руку. — Чокнутая! Я всегда говорил, что ты чокнутая! — завёлся он. Что?! — Кому ты это говорил? Ире? — да вы посмотрите на него! А я ещё защищала этого индюка! — Осталось сказать, что я плохо на неё влияю! И я тебе вмажу! Но это озвучить я побоялась и подозревающе сощурилась. — Кхм-кхм-кхм, — Стас громко прокашлялся, заполняя тишину в коридоре. По ощущениям я вся побагровела от волнения. Что теперь делать-то?.. Полицейский вдруг одёрнул меня за плечо. — Шевелись! Он нервно зашагал вглубь коридора. Я еле сообразила, что нужно бежать следом. Мы влетели в какой-то кабинет, сплошь заваленный кипами бумаг. Они были напиханы по ломящимся шкафам, складированы прямо на полу. Я не видела такого обилия макулатуры даже не кафедре и растерянно захлопнула дверь. Полицейский обогнул свалку документов и нырнул под стол. — Это что, архив? — Вообще-то… мой кабинет, — раздался звук молнии. Стас вынырнул из-под стола с открытой сумкой. — Вот, возьми. Он небрежно выдернул из кошелька и сунул мне в руки штук шесть-восемь пятитысячных купюр. Обалдеть! — Да ты чего?! Ты… ты чего это делаешь? Стас рисковал своим местом! Мы даже не знали до конца, виноват ли Санко!.. А если он и правда, вор? Мужчина зло сморщился, стянул фуражку и хлопнул ею по заваленному столу. — Бери и дуй отсюда! — прошипел полицейский и пихнул бумажки мне в ладонь, заставив её сжать. — Шнеля-шнеля! Тебя здесь не было! — Офигеть! Спасибо! — Я ошарашено закрутилась, не зная, как отблагодарить его и в какую сторону драпать. Кажется, с той суммой, которую сегодня взяла с собой я, можно было подкупить только пятилетнюю Веру. Спасибо тебе, настоящий друг! Дружище! Боже, нужно будет рассказать Иришке… Я выскочила со скоростью истребителя в коридор, пока ещё было не поздно. Изо всех сил делая вид, что я добропорядочный гражданин, я, нервно улыбаясь, подбежала обратно к обезьяннику. Здесь разрождался самый настоящий скандал. Что я уже успела пропустить? — …Ляля! Да чё ты заладила! Фото! Фото! Фото! Зачэм оно тебэ? — Ида эмоционально вскинула руками. Похоже, Анна Дмитриевна её уже доконала. — Это моя вещь! — жалобно застонала мама. — И фсё? — э-э-э, вообще-то, это аргумент! — Если чашку разобьешь, новую нэ купишь? Над старой будэшь плакать?! Подождите-ка! — Вам она зачем? Неужели… — На нэй мой сын! Ну и… ты, Ляля! Память! А тебэ зачэм? — Ида прижала к сердцу снимок. Она реально его спёрла! — Это моя память! Ваша память с вами живёт под одной крышей! — Анна Дмитриевна обернулась к решёткам с непередаваемой грустью в глазах и впервые за вечер не постеснялась прямого взгляда на Санко. Он держался двумя ладонями за прутья, вжимаясь в них лицом, и смотрел на неё, словно несправедливо брошенный пёс. Да у этих двоих вся жизнь пронеслась перед глазами! У меня жалобно заныло сердце. Вот это страсти… Я нервно сглотнула и отшагнула назад, в кого-то врезавшись. — Осторожнее, Виолетта Сергеевна, — раздался позади мужской голос. Кто-то уверенный придержал меня за плечи тёплыми ладонями, и когда я обернулась, не узнала широко улыбающегося парня. Что, и такие чудеса бывают? — Тёмик… ты… ты чего это какой… довольный? Минут десять назад едва душа была в теле! И вот, передо мной стоит молодой, светловолосый и розовощёкий Степанов. Плечи выпрямил, головой почти доставал до верхнего косяка двери. Как же интересно, что такого сотворила цыганка с этим кадром?! Ну да! Как Иришке помочь — так три дня и страшные ритуалы! Оплата золотом. А тут пара минут!.. Интересно, чем расплатился Артём? Надеюсь, у него была скидка. У Иды вообще есть программа лояльности? — Мне гораздо лучше, — загадочно ухмыльнулся воспрявший духом студент. — Спасибо. Да не за что! Хоть математику ты и не знаешь, но чего-то, да соображаешь в электротехнике и красивых девушках. Ещё повезёт в этой жизни… Я благодарно обернулась к Иде, но она не обратила на меня никакого внимания. Её сын одними губами что-то говорил Анне Дмитриевне из-за решётки, а та добрела на глазах. Бог ты мой! Да тут сейчас воссоединится семья!.. Я не знала, было ли это возможно, мама ведь казалась такой обиженной, когда рассказывала о похождениях Санко при нашей первой встрече. Она не давала Лексе наладить контакт с родственниками много лет, закатывала истерики и игнорировала сына. А происходящее сейчас просто не укладывалось в моей голове! А как же пять дочерей от другой женщины? Или женщин? Неужели она готова и с ними общаться? Я вдруг задержалась взглядом на старших дочерях Санко, в пёстрых юбках, подметающих пол. Роковые красавицы, нацепившие все имеющиеся комплекты украшений, сверкали жгуче-чёрными очами в нашу сторону. А-а-а… вот, почему Артём такой довольный! Он, не прекращая лыбиться, плюхнулся на лавку, где прежде сидел наш потерпевший. Кстати, А ГДЕ ПОТЕРПЕВШИЙ?! — Куда этот делся? — громко вскрикнула я, тыкая пальцем, получается, на Тёмика. Но всем будто и так было хорошо бесцельно высиживать в участке. Отозвался только дежурный. — Сказал, курить пойдёт. На крыльце. Отлично! Обойдёмся без свидетелей. Я почти забыла, зачем ограбила Стаса. Уцепила с лавки свою куртку и, напяливая её, ускорилась в сторону выхода. Снаружи было уже темно, а в помещении с потолка светили холодного цвета лампы. От переменившейся яркости у меня чуть поблекло в глазах. С приближением ночи намёки на весеннюю погоду заканчивались, и снова наступала морозная зима. Тело пробрало от холода. Я даже не сразу поняла, что в заднем кармане завибрировал телефон. Если это была Иришка, то ей стоило знать, что не во все ещё происшествия я вляпалась за сегодняшний вечер. Последнее на сегодня… Небольшого роста мужчина, которого я не сразу признала со спины, действительно успокаивался никотином под козырьком главного входа. — К-хм, извините… — я подошла поближе и нагло заглянула ему в лицо. Ноздри защекотал тлетворный смог дешёвых сигарет. — А как вас зовут? Он отшатнулся, явно признав во мне одну из той чудной компании в обезьяннике, и изобразил на лице глубочайшее презрение. Мне, знаете ли, тоже было неприятно любоваться вами весь вечер! А что поделать? — Не скажу, — высокомерно буркнул мужчина. Я попыталась разглядеть в нём какие-то приметы, но уставший глаз ни за что не цеплялся. Дядька был похож на сотни незнакомцев из автобусов, на которых я ездила на учёбу, а потом и на работу на протяжении всей своей жизни. Тяжело предлагать человеку взятку, которого никогда не видела прежде и больше и не увидишь. Как начать хотя бы? От него ведь зависела судьба Санко! И всего женского семейства! — Ясно. А меня вот Вилка зовут, — мужик посмотрел на меня из темноты, как на ума лишенную. Может быть, может быть… — Просто хотела спросить, почему решили всё-таки написать заявление. Этот пережжённый грубый запах совсем не был похож на то, что курил Муратов. Но я, видимо, так дико скучала, что даже среди этого гадкого дыма унюхала то, от чего заныло в груди. То, что вызвало щекотливые воспоминания. Как в новогоднюю ночь мы после занятия любовью стояли в одеяле, и Лекса выдыхал в мой рот дым. Я ещё чувствовала его внутри... на улице громыхали фейерверки, а из ресторана доносилась музыка с пьяными визгами. Лекса рассказывал мне, что такое цыганский поцелуй. Я бы всё отдала, чтобы сейчас ещё раз это почувствовать. Тем временем выражение лица потерпевшего демонстрировало, что он до сих пор считал меня идиоткой. — Я не хочу с вами разговаривать. Уйдите. Блин, да как предложить ему денег? — Хотите денег? — выдала я и чуть не грохнулась в обморок. Я должна была бороться со злом, а не примкнуть к нему! Я! Преподаватель ВУЗа! Кандидат технических наук… и новый кандидат на нары за решёткой! — Хочу. Воу! Обморок на ступеньках полиции отменяется. — Так… сколько тут есть... — от накатившего волнения я достала из кармана смятые бумажки, пытаясь их расправить и пересчитать дрожащими руками. Сколько же там на самом деле было? Потерпевший, видимо, решил, что я хочу отсчитать ему не всю выделенную Стасом сумму, и жадно выдернул у меня из рук купюры. Он ловко их припрятал и схаркнул в сторону. Ага… на здоровье вам! Спасибо, что хоть плюнули не в меня! — Не будете писать заявление? — вообще-то было бы странно отдать этому наглецу деньги безвозмездно… — Не буду. Мужчина высосал последнее из скрючившегося окурка, швырнул его в голые ветки страшного куста у входа и молча пошёл вниз по ступенькам. Ну и куда он? Разве не нужно сказать дежурному, что заявление отменяется? Я охреневше смотрела стремительно удаляющемуся мужику вслед. Чудила исчез в темноте, за воротами, а я так и осталась стоять на крыльце полиции, не понимая, что теперь делать. Наверное, радоваться? Ушёл, гад! Значит, Санко будет на свободе! Воздух показался мне свежее. Стало так легко, словно это меня выпускали из заключения. Было до визга приятно, но я воздержалась. Приятно за Анну Дмитриевну, за Иду и дочек, за Лексу — хотя он даже не догадывался, как мы тут без него развлекались… Я должна рассказать ему сегодня вечером! Нет! Сейчас... Я полезла за телефоном, чувствуя, как порядком уже заледенела в расстегнутой куртке. Но ради разговора с ним, наедине я готова была ещё немного подрожать на улице. Эмоции от всего произошедшего захлестнули меня в эту самую секунду, и больше всего на свете хотелось поделиться ими с Муратовым. Хоть бы у него нашлось время на телефонный звонок в плотном графике. Экран резко загорелся в темноте, и на нём показалось до щемящей боли знакомое имя. Сообщение от Лексы. — Вилка, где он? — на крыльцо выскочил Стас. Зараза! Ну почему сейчас? Почему? Почему? Ай!.. — Он ушёл и обещал не возвращаться! — на грани раздражения промычала я. — Как? Ушёл? А сообщить?.. У полицейского осунулось лицо. Это проблема? — Хочешь сказать, нас не отпустят? — что за идиотизм… — Тебя-то в принципе тут не держат, — как же он не понимает?! Это дело чести! Стас напрягся, сощурился и зашептал. — Взял? — Ох-хо-хо, ещё как! И побежал тратить, кабачок, — будем надеяться, хоть не пропьёт. — Стас… я твоя должница. Действительно дружеский поступок. — Я знаю. Что-нибудь придумаем с этим, — к-хм… Ну, ладно. — Заходи, давай. Чего ты тут встала? И мне ничего не осталось, как вернуться в участок… — Стас, его реально не отпустят? Сколько тут ещё нужно просидеть? — расправившись с насущными делами, я вспомнила, насколько была голодна. Серьёзный полицейский, ненавидящий глупые вопросы, ничего мне не ответил. Мы вернулись в обезьянник. — Борь, он ушёл, — дежурный вздрогнул, отозвавшись на своё имя, а мы со Стасом остолбенели в дверях. Ладонь полицейского уже приватизировала предприимчивая цыганка, гадающая ему на будущее. Ида чуть слышно кашлянула, бросив на нас косой взгляд. Может, зря мы деньги потратили? Надо было запустить цыганку в одно помещение с дежурным наедине, она бы его загипнотизировала! — Вы тут свои штучки в отделении полиции не вытворяйте! — не сдержался Стас. — Идите, посидите ещё немного. Скоро поедете домой. — Я бэз Санко никуда нэ поеду! — заволновалась Ида. — Все вместе поедете. Наш табор встрепенулся, а дети повскакивали с лавки и завизжали. — Дадо! — мужчина заметался за решёткой, словно зверь. — Не понял! — очнулся зачарованный Боря с остекленевшими глазами. — С каким это Санко? С этим что ли? — он тыкнул в сторону цыгана ручкой. — А кто его отпустит? Где потерпевший?! Нет, ну это уже несмешно! — Борь, он ушёл. Не будет он писать заявление. Можем посмотреть камеры. — Так он сказал, покурить вышел! — дурацкий! Боря! Успокойся! — Не-е-е, я не могу его освободить. Пускай сидит. А если гражданин… гражданин… Сычев вышел в магазин и скоро вернётся? Стас в очередной раз за вечер сорвал с головы фуражку, чтобы погладить закипающую голову. Ладонь его с лысины уныло сползла на лицо. Все снова притихли. Ну и отстой! Тут и я уже не знаю, что делать! Всё-таки, цыганские штучки — не последний метод, может, сработают? — Значит так. Ждите час и уходите домой, — беспрекословным тоном процедил Стас и обвел всех присутствующих соболезнующим взглядом. Мы остались под присмотром дежурного, а мой лысый приятель ушёл доделывать работу, от которой мы его весь вечер усердно отвлекали. Замечательно! Побудем ещё часик в отделении ради успокоения какого-то Бориса! Я глянула на настенные часы и осунулась. Главное было вовремя вспомнить про завтрашние пары в восемь утра. А сейчас было восемь вечера… — Виолэтта! — на моё плечо легла горячая ладонь. — Это ты уговорила того человэка? Ида сжала меня крепко-крепко, бережно, по-матерински заглядывая в глаза. Вот теперь стало ясно, почему цыганка мне снилась… кажется, судьба? Оказаться в нужное время, в нужном месте. Судьба — всё-таки существовала… — Чаялэ, Санко. Эта дэвушка, наша спасительница – любимая Лэксы! — торжественно заявила Ида. На меня вдруг посмотрели все иначе. Будто я какое-то божество, снизошедшее с небес. У изумлённого Санко приподнялись густые брови и беззвучно раскрылся рот. Где-то в углу оживился почти спящий Тёмик. Божеству стало дико неловко… — Ты дэвушка Лексы?! — София вскочила с лавки, подбежала ко мне и крепко схватила за плечи. — Гдэ он? Когда приедэт? Девчонка затеребила меня отчаянно, и я осторожно взяла её за запястья. — Лекса уехал… он теперь музыкант, — меня в миг облепили все пять девочек, разинувшие рты. — И вернётся только зимой... — Зима нэдавно ведь закончился! — пролепетала Вера. Да, я знаю… время шло со скрежетом медленно. — Лекса уехал на год. Помещение заполнилось поражёнными возгласами. Они так трепетно и неподдельно удивились, словно крохотные дети траве или солнцу. Хотя кое-кто, не по годам смышленый, всё ещё и оставался крошкой. — Когда он вернётся, он обязательно вас навестит, — я переглянулась с Санко, а он прямо на моих глазах вдруг побледнел. Упс… кажется, я сболтнула лишнего. Я отыскала взглядом молчаливую строгую маму и в конец смутилась. — Анна Дмитриевна, вы же не против? Но женщина вдруг вполне спокойно пожала плечами. — Пускай. Кажется, Анна Дмитриевна и Санко были согласны на перемирие. Они, конечно, не разговаривали ещё, просто глядели друг на друга, мягко говоря, не враждующе. А моё сердце плавилось и занывало от этой картины. Это было слишком неожиданно, неподдельно, чтобы оставаться равнодушной. Наш час проходил быстро. Артём захрапел прямо в отделении полиции. Девочки окружили меня, рассматривая, как под лупой. Вера нещадно ощупывала мои волосы. Нана и Шукар — им было лет по двеннадцать–четырнадцать — раздобыли косметичку из моей сумки и испытывали её содержимое друг на друге. Старшенькие вместе с Идой любовались братом на фотографиях с моего телефона. Я рассказывала о нём всё, что знала, и бережно собирала в памяти каждый их пораженный вздох. — Слушайте! Идите все отсюда. Вы меня достали! Прошло уже больше часа! — вынырнул Борис из телефона. Стрелка близилась к десяти вечера. Наконец, можно было уверенно сказать, что приключения на сегодня окончены. Все, довольные и уставшие, засобирались домой. Молчаливого Санко освободили, и он набросился на родных с объятиями. А я вдруг поняла, что мы с Муратовым впервые за время его отъезда не созвонились «перед сном»… У меня ёнуло в груди и перехватило дыхание. Точно! Он же писал мне смс… — Лила, дай-ка телефон… Странно, что не перезвонил. Пропуская всех к выходу, я медленно топала в хвосте, пока открывала сообщение. Ещё не успев вчитаться, почему-то успела сжаться от ужаса. Вместо привычного монолога на несколько десятков строк на экране появилась только одна фраза. «Всегда встречаешься только со студентами?»