Маска

— Я? Вообще не суеверный, не религиозный. А почему вы спрашиваете? — не изменяя своему унынию, Артём кисло на меня посмотрел. — Мама говорила, что в детстве меня крестила, но цепочка всё время рвалась. Думаю, что ерунда это полная. Как меня сможет уберечь от чего-то кусок металла на шее? Да фиг его знает, Тёмик. Может, и уберёг бы от всяких ритуалов. Раз они работают, а ты даже в них не веришь… хотя, любой бы страдал на его месте от неразделённой любви. Неужели он действительно был настроен так серьёзно по отношению к Иришке? Должна же быть хоть какая-то микстура от горя, я не знаю... Мы проехали стоя пару остановок от университета и вышли неподалеку от вокзала. Напротив располагалась парковка, плотно уставленная автомобилями, а рядом – крохотный, заснеженный сквер. Встречались в городе ещё нерастаявшие островки. Здесь мы и расположились. Такой хорошей погоды без ветра и метели не было давно. — А зачем мы сюда пришли? Я решила не подавать виду, что наша прогулка – полнейший экспромт. Мало ли, в какие дни они объявляются в городе. — Ну… подышать свежим воздухом. Тебе это не помешает. Заодно расскажешь подробнее, почему забил на учёбу. Степанов потерянно оглянулся по сторонам. — Здесь пробки в четыре ряда. Не сказал бы, что воздух свежий. До сквера долетели визжащие гудки. Толпа на пешеходном переходе кинулась пересекать дорогу, петляя между машинами, застрявшими в колонне на светофоре. Под их ногами хлюпала грязь. Она точно должна быть где-то неподалеку. Вон, какой наплыв, самый час пик, и все идут с работы. Если бы я была цыганкой, то не захотела бы упустить столько рассеянной, невнимательной клиентуры. — Артём, а ты, оказывается, пессимист. Куда чувство юмора делось? Одногруппницам твоим совсем стало скучно учиться. Так и до выпуска не досидите. Он посмотрел на меня с каким-то укором. Мол, «вы же знаете, почему так». Знаю-знаю, может, хоть выговоришься… — Мне не хочется смеяться. Вообще ничего не хочется. И самое интересное, что Артём не упоминал ни слова про Иришку. У меня создалось впечатление, что он даже не помнил, по кому страдал. С десять минут я наблюдала за людьми, толпами передвигающимися от вокзала по узким тротуарам и выходящим даже на проезжую часть. Другие встречные кучки сновали внутрь здания, чтобы уехать в пригород, домой. Ничего подозрительного я не замечала... Пока вдруг не шелохнулась от знакомого лица, оказавшегося неприлично близко к моему. Сосредоточенная на поисках, я не ожидала увидеть перед собой женщину и напугано подскочила со скамейки. На секунду мне показалось, что эти умопомрачительно голубые глаза принадлежали Муратову... — Вы что? Изменяете моему сыну?! — Анна Дмитриевна задрала светлые брови, одной рукой нащупывая что-то в куртке. Кажется, это был телефон. Изменяю? От этого слова у меня свело тело, словно вместо крови по венам запульсировала кислота. Если она хотела сделать фото, то ей стоило подождать час-другой в засаде и увидеть, что я караулила её свекровь! Омерзительно! — Здравствуйте, Анна Дмитриевна… — я посчитала нужным не отвечать на провокацию, иначе бы от бессилия просто упала в урну. — Вам... привет от Лексы. Он звонил мне утром, но я, как чувствовала, не стала писать маме. «Удачно передала» сейчас. На самом деле, мне было дико страшно, и я просто не смогла связать две строчки в смску. Решила, что как-нибудь потом свидимся… но не так же скоро! Нужно было срочно сказать правду. Надеюсь, она прозвучит достаточно убедительно, чтобы Анна Дмитриевна не мучила меня, себя и сына беспочвенными подозрениями. — Вы, наверное, не поверите, но я жду Иду, — нервно сглотнув, я заглянула в недоверчивые глаза женщины. Имя цыганки застало маму врасплох, и она удивлённо на меня уставилась. Круглые голубые радужки в свете скрывающегося солнца сделали её похожую на безумную. Затем женщина насупилась. И вот, наконец, моргнула. Так лучше… Её суровое лицо едва заметно смягчилось. Неужели Анна Дмитриевна действительно посчитала, что я могу изменить Лексе? — Ну, почему же не поверю… я сама её жду. Не сразу переборов обиду после её отвратительного предположения, я настороженно отшагнула и ощутила, как ноги соприкоснулись со скамейкой. Отходить от напирающей мамы было уже некуда. Но я вдруг осознала, что она только что сказала... Как? Анна Дмитриевна ждала Иду? Интересно, зачем? Судя по нашему «гостеприимному» чаепитию на каникулах, мама на дух не переносила цыганку. Я так и не решилась спросить, потому что выражение её лица дико исковеркалось. Анна Дмитриевна будто испытала физическую боль, сознавшись в своих мотивах. — А это кто такой? — белокурая женщина, презирающая шапки, грозно тыкнула в Артёма острым ноготком. — Надеюсь, новый пациент вашей свекрови. У неё хорошо получается… «лечить» людей, — я намекающе вскинула бровями. Анна Дмитриевна должна была понять, о чём идёт речь. Она сощурилась, как и Тёмик, всё это время наблюдающий за нами с брезгливым лицом. Кажется, он был в шоке, что свекровь этой злой бесцеремонной тёти будет его от чего-то лечить, но побоялся сунуться. — Какая вы сердобольная! А как узнали, что она сегодня будет в городе? Теперь мама выглядела заинтриговано и даже... безобидно? Но больше рассказать ей мне было особо нечего. — Я-я не знаю. Наугад пришла. Она сожалеюще поджала губу и тяжело вздохнула, усаживаясь посередине скамейки. — Ясно. А я думала, вы уверены. Придётся опять тут торчать, — опять? Любопытно складывались обстоятельства… — Я её не одну неделю уже караулю, так и не встретила. Анна Дмитриевна что, решила помириться с бабушкой Лёши? Это было просто фантастикой! Я одна осталась неприкаянная и нехотя опустилась на краешек скамьи. Не очень-то приятная компания, чтобы скоротать вечер. Да ещё и шансов встретить Иду почти нет. Артём пугливо выглянул из-за головы сосредоточенной мамы, изо всех сил показывая мне одними мышцами лица, что ему неловко. Ну потерпи! Теперь мы двое в заложниках. — Похоже, у него это серьёзно, — прискорбно бросила мама, не глядя мне в глаза. Тут и к гадалке не ходи, было понятно, что она про Лексу. — Ну да. Тогда, в пятнадцать лет, он проработал официантом меньше месяца. И всё это время пропадал на репетициях, — оправдываясь за её сына, я пожала плечами. Надеюсь, мне не прилетит от него за правду, что он доверил мне однажды ночью. Пора бы уже и рассказать... — Ясно. Я не про музыку, — Анна Дмитриевна пренебрежительно скривила губу. — Я про вас. Не думала, что буду созваниваться с сыном раз в неделю, чтобы выслушивать, как он без вас не может жить. Я сидела не шелохнувшись, не понимая, радоваться или плакать. К горлу подступил ком. Муратов рассказывал очень мало о том, что с ним происходит. Последнее время, когда мы виделись всё реже по видео-связи, мне бросалось в глаза то, как тщательно он старался не показывать лишнего на камеру. И в окружающем его пространстве, и… в себе? Он даже сидел, порой, как-то неестественно, пряча от меня большую часть лица. Боюсь даже представить, что он мог скрывать... Мне было безумно тревожно, но Лекса упорно твердил, что всё отлично. Там с ним была шумная молодая компания. Его частенько одёргивали, прерывая наши разговоры, а Лёша суетился, пряча от меня чужие лица. Под вечер я часто слышала и женские голоса, и лязг бутылок, отгоняя от себя напрашивающиеся мерзкие картинки. И теперь узнать от его мамы такое признание было настоящим спасением. — Тройку – это он у вас попросил? — вполне себе спокойно выдала Анна Дмитриевна. Ну конечно, она была умной женщиной. Я давно это поняла, но отрицательно помотала головой, пытаясь не разреветься от переизбытка чувств. — Ну и ладно, не говорите. У Артёма округлились глаза. Лексу, бросившего учёбу и отправившегося покорять шоу-бизнес, обсуждал весь университет. Так что, сложить один плюс один у засланного казачка не составило проблем. Кажется, он понял, о ком идёт речь… мне хана. Да и чёрт с ним! Выслушивать, как он без вас не может жить. Выслушивать… а почему я не могу это выслушивать? Мне Лёша говорил такие важные вещи не так уж часто. Хотя, может ему просто мешали чужие… От сумбурных мыслей меня бросило в жар, загорелись щёки, и я слегка расстегнула куртку. — Смотрите-ка! — Анна Дмитриевна встрепенулась, выслеживая кого-то вдали. — Смотрите быстрее! Это Ида? Я спешно обернулась и присмотрелась к скоплению людей через дорогу. Несколько аляпистых юбок развивались на женщинах, выбегающих с вокзала. За ними что, гнались волки? — Похоже, это она… — Она сейчас уйдёт! Быстрее! Мама вскочила с лавки и со всех сил кинулась к переходу. Теперь нам с Тёмиком ничто не мешало ошарашено переглянуться. — Что происходит? — угрюмо пробубнил Артём. Если бы я знала... — Догоним – расскажу! Я дёрнула его за руку, заставляя подняться и побежала следом за шустрой Анной Дмитриевной. Мышцы ног тут же загорелись и перехватило дыхание. Мама что, входила в олимпийский резерв? Что такого ей было нужно от Иды, чтобы перепрыгивать через ограждения и чемоданы, как через гимнастического козла?.. У нас со Степановым не было столько мотивации к погоне, но за Анной Дмитриевной нужно было срочно присмотреть! С разной скоростью мы все оказались по другую сторону дороги и под разъяренные выкрики водителей и гудки ломанулись вслед трём удирающим женщинам. Возможно, преследовать их было не лучшей идеей, потому что, очевидно, в этом деле нас уже кто-то опередил. Но мама бежала так, словно от Иды зависела её жизнь. — Я… боль-ше… не м… не могу! — умоляюще выдохнул Артём, притормозив возле входа в метро и наклонившись к своим коленям. Я остановилась чуть поодаль, видя, как Анна Дмитриевна вцепилась в седую цыганку, отставшую от своей компании. Мама заставила её обернуться и остановиться. И правда, это была Ида! — Мы что... г-гнались за цыг-ганами? — Артём приковылял ко мне, едва выговаривая слова. — Вы и эта женщина… чокнутые? Я втянула побольше воздуха и сдула со лба мешающие волосы. — Вообще-то! Ида очень... хорошая! Она может тебе помочь. Когда я успела так поверить в её способности? Вдруг Анна Дмитриевна завизжала. — Мами Ида! Верните мне фотографию! — отчаянно разнеслось по всей улице. — Вы же не воровка?! Нашу растянувшуюся по тротуару кучку стали огибать как можно дальше. Далеко сбежавшие незнакомки в многослойных одеждах, с длинными чёрными гривами вместо привычных шевелюр, уже торопливо шоркали обратно, в сторону бабушки. Кажется, они с трудом дышали, их еле держали ноги. Я подошла к сцепившимся родственницам, а Артёму ничего не осталось, как потащиться следом. — Ляля! Я нэ понимаю, о чём ты… уходи! — цыкнула Ида, озираясь по сторонам. — Уходи отсюда, говорю! Она и сама дышала так, словно была при смерти. — Я знаю, что это вы украли! Бабушка попятилась, увидев меня, но Анна Дмитриевна удержала её за плечи. — Нэт-нэт… я ничего нэ крала… Санко! — вскрикнула испугавшаяся цыганка. — Санко! Ида пыталась вырваться из рук Анны Дмитриевны, но вдруг на её смуглом живом лице отразилась безнадежность, и она позволила себя трепать, как куклу. Через пол мгновения и заведённая мама, расслышав имя, ослабила хватку, с ужасом оборачиваясь. Они обе заглянули мне за спину, стремительно меняясь в лицах. Я уже догадалась... Там двое полицейских вели под руки трёх маленьких цыганочек в пёстрых одёжках и рваных куртках. Девочки шли в один ряд, спотыкаясь. То ли смеясь, то ли плача, пищали в спину кудрявому худощавому мужчине. Неужели, это и был его отец?.. Загнанного Санко тащил разъяренный незнакомец и ещё один лысый, высокий полицейский. Я чуть не села в лужу, когда слишком подозрительно и знакомо заблестела на солнце его лысина. У Артёма глаза были, как шаровые молнии, мне показалось, даже он его узнал. Хотя, откуда… Стас подвёл к нашей немой компании сопротивляющегося цыгана, за ними остановились дочери, окруженные стражами порядка, и скандалящий мужчина. — …Я тебя засужу, урод! Скольких ты уже обокрал? — надрывно верещал он. Понятно. У нас сегодня вечер обвинений. — Успокойтесь! Расчувствовавшаяся Ида тут же молча двинулась к сыну, но суровый Стас велел ей и двум молодым девушкам с глазами испуганных ланей оставаться на месте. А затем мы переглянулись с полицейским и у него беззвучно раскрылся рот. — Вилка? — все взгляды нашей разношёрстной толпы тут же оказались на мне одной. — Ты что здесь делаешь? Походу, собираю материалы для мемуаров... — Что он украл? — неловко выдавила я. — Э-э! Я нэ крал! Я подобрал! — прорычал цыган головокружительно низким голосом. — Думаэте, если ромэ, то сразу украл? Я заглянула в его одичалые, чёрные, как смоль глаза, и сжалась. Ох уж эти корни… Муратов, если бы ты только знал, что здесь происходит! Ему не поверят! Да если бы только я сама не хотела верить, зная, кто стоит передо мной, шла бы мимо и сторонилась, как и прохожие. Санко горделиво задрал подбородок. Он выглядел, словно уличный ободранный кот, только что выскочивший из драки. — Конечно, подобрал! Расстегнул молнию, залез во внутренний карман и подобрал! Подонок! Боже, сделай так, чтобы этот говнюк заткнулся! Чумазые девочки заверещали во весь голос что-то на родном. Мне казалось, так воют дикие волчата. Анна Дмитриевна ошарашено смотрела, то на меня, то на свекровь, то на потерпевшего, то на своего бывшего мужа, то на полчище его шумных дочерей, отчаянно хлюпая ртом. У Артёма будто пелена образовалась перед глазами. А вот и Санко узнал Анну Дмитриевну. Мужчина столкнулся взглядом с её как будто онемевшим лицом и ошалело выпучил глаза. Стасу стало гораздо легче удерживать цыгана. — На дарэнте, чаялэ! — воинственно бросила Ида и потянулась к голове самой бойкой черноволосой девочки. Она потрепала её с силой жилистой рукой с перстнями, успокаивая не то себя, не то внучку. — Говорите по-русски! — Относитэс к нам, как к людям! — захрипела Ида на молоденького полицейского, пытаясь прижать к себе вырывающуюся цыганочку. — А вы не воруйте! — он грубо одёрнул малышку, а та растопырила пальцы на ладошке. — Не стыдно? Руками детей? Чему вы их учите? Стас не спускал с меня ошалевшего взгляда, но тут покосился на своего напарника. — Притормози. Ты видел что ли, как он кошелёк крал? Или как дети брали что-то? — Не видел! Но он у неё в кармане! — рыкнул парнишка. У меня чуть не взорвалось сердце, когда он бесцеремонно залез в карман её юбки и вытряхнул в чёрную слякоть злополучный бумажник. Это было так унизительно, что я открыла рот, не понимая, как дышать дальше. Девочка уронила голову к груди, спрятавшись за копной волос. — Это я ей дал! Я! — взвыл Санко, сокрушенно задирая кудрявую голову. — Он лежал под ногами!.. Не знаю, когда я успела примкнуть к цыганской братии, но теперь вместе с Идой, старшими девочками и Анной Дмитриевной высверливала полицейского уничтожающим взглядом. — А у вас что украли? — буркнул третий полицейский. Это он маме? — Н-ничего не украли! — она чуть попятилась назад, пища сквозь дрожащий рот. — С чего вы взяли? — Но вы же кричали, что она -- воровка. — Не-е-ет! Не-е-е-ет! Ида не воровка! — оказывается, Анна Дмитриевна бросалась громкими словами только в чувствах, но совсем не желала свекрови зла. Что же это была за драгоценная фотография? — Я буду писать заявление! — влез не унимающийся мужик с бумажником. — Везите его в участок! Цыганки всполошились и затараторили с головокружительной скоростью. Кажется, у меня поднялось давление от душещипательного писка. Стас всё ещё держал уже обессиленного Санко, тот чуть не падал на тротуар из-за поразившей его несправедливости. Так хотелось верить, что он действительно не вор... Муратов! Если так выглядит фирменная актёрская игра, переданная от папки тебе по наследству, то мне пора надеть пакет на голову и провести остаток дней в одиночестве! Я не переживу такого вранья! — Везите нас всех, — твёрдо заявила я, глядя на изумлённого Стаса. Ида благодарно вскинула руками к небесам, причитая на цыганском, Анна Дмитриевна принялась поддакивать. И лишь возле моего уха раздался жалобный шёпот. — Виолетта Сергеевна, я просто хотел сдать практику...