ОМАКЕ 10
— Теперь у нас больше опыта, и мы знаем, что нужно идти помедленнее. Мне кажется, в прошлый раз ты немного увлекся. Теперь уже просто не будем торопиться, ладно? Давай брать понемногу за раз. — …А-Чэн, я не ребенок, я справлюсь. — Ну, — тянет Цзян Чэн, понизив голос. — Еще я помню, как ты сказал это в предыдущий заход и в итоге поперхнулся. Ты из-за него начал плакать. Из-за меня. — Я просто не был готов! Они поворачивают за угол, и голоса стихают. Застыв ниже по берегу, Вэй Усянь смотрит большими, как блюдца, глазами.————————————————
— О, хорошо, ты здесь! Словно знамение к катастрофе, струна его любимого гуциня лопается. Встревоженный Лань Ванцзи обнаруживает, как к нему обращается муж. Тот в свою очередь выглядит так, словно он как следует вложился в полное слияние с природой, став единым целым с травой и грязью. Прежде чем он успевает спросить, в чем дело, Лань Ванцзи узнает этот безумный блеск в его глазах, но не в силах противостоять сей силе, покорно следует на приличное расстояние от цзинши. — Сичэню-гэ нужна наша помощь! — Сюнчжану? — взгляд застыл, а рука инстинктивно потянулась к поясу, однако в спешке их ухода Бичэнь остался в цзинши. — Да, я слышал, как он и Цзян Чэн… Лань Ванцзи резко замер. — Нет. — Да, — быстро возражает Вэй Усянь, безуспешно утягивая Лань Чжаня за собой. — Нет, — упрямится Лань Ванцзи. Своим видом он напоминал мастифа, ни в какую не соглашавшегося отступиться от освежающего источника. Вопреки всем этим махинациям, Второй Нефрит Гусу Лань придерживался дороги к своему жилищу с Вэй Усянем под мышкой. На расстоянии его осанка как всегда казалась прямой, а лицо — таким же безучастным. Однако опытный взгляд Вэй Усяня уже заметил первые трещины в невозмутимой манере собеседника. — Да! Твоему брату очень, очень нужна наша помощь! — Помнишь ли ты, — серьезно произносит Лань Чжань, или, по крайней мере, настолько серьезно, насколько вообще возможно, когда в руках ты тащишь сильно брыкающийся мешок картошки. — как обещал мне перестать помогать людям, когда я прошу тебя об этом? — Да… — замялся Вэй Усянь. — Помнишь ли ты, почему? — …потому что ты говоришь мне это только тогда, когда я помогаю слишком много, а помогать меньше не будет возможным, если я помогаю еще больше обычного, — на автомате вспоминает он. — Я прошу сейчас, Вэй Ин. — Но послушай, на этот раз я не помогаю чересчур много! — Добрый вечер, Ханьгуан-цзюнь! Старший Вэй! — с ними звонко поздоровались два юных адепта. Они стремительно несутся мимо них по тропинке из столовой, совершенно не обращая внимание на то, как главного адепта Цзянов несут обратно в цзинши. — Привеет, — Вэй Усянь машет рукой, а секунду спустя продолжает приставать к многострадальному мужу. — Послушай, во-первых, признаю: вся произошедшая ситуация не была, знаешь ли, идеальна. Но то было тогда, мы еще не понимали природу их отношений и городили всякие безумные догадки. Но теперь! Они женаты, Лань Чжань. — Как и мы, — возражает муж, в голосе которого звучит глубокое раздражение. — Почему их брак так тебя интересует? — Потому что я хочу лучшего для Сичэня-сюна, конечно! — Вэй Ин подмигивает. — Ты знал, что у них проблемы с… — Добрый вечер, Ханьгуан-цзюнь! Старший Вэй! — Здорово, детишки! Как прошел ужин? Но если серьезно. Проблемы. С их каждым днем, понимаешь? Понимаешь, о чем я? Вроде как, не каждый день «каждый день», а как наш «каждый день», хорошо? — Вэй Ин, даже деревьям и скалам ясно, что ты имеешь в виду. С последним неистовым приливом энергии Вэй Усянь, наконец, пробирается к свободе. — Так тебе понятно, насколько это серьезная ситуация? — Я не считаю это нашим делом. Кроме того, мне не известно ни о каких жалобах со стороны брата. — Когда ты в последний раз видел или слышал, чтобы Сичэнь-гэ жаловался на что-то? —… — Я жду. — …когда четверокурсник Лу Цзянь проделал дыру в его любимом ханьфу, я видел, как сюнчжан слегка наморщил лоб, — наконец произнес Лань Ванцзи. — А, я помню. Тот день, когда ты вернулся, написал учебный план по технике стирки и назначил неделю обязательной практики для всех с первого по пятый год? — Мгм. — Да, а теперь вспомни, что ты тогда чувствовал… Придержи эту мысль. И теперь подумай вот о чем. Когда я кормил кроликов, я слышал, как Сичэнь-гэ и Цзян Чэн говорили об этом. Я слышал, что Цзян Чэн довел Сичэня-гэ до слез. — Я его прикончу. — Чего??? Нет, нет, нет, Лань Чжань, дай мне закончить! Цзян Чэн определенно не хотел так поступать — на самом деле, похоже, что это он пытался не дать твоему брату, кхм, перенапрячься! — Хватит нести чушь! — возмущается Лань Ванцзи с красными ушами. — Это невозможно. Брат преуспевает во всем, что делает, всегда преуспевал. — Но чтобы преуспеть в этих делах, разве не нужен партнер? — шипит Вэй Усянь. — Посмотри, где ты находишься! Откуда бы у чистого и невинного Цзэу-цзюня такие знания до женитьбы? Кто бы осмелился? И что подумали бы о нем люди, узнай они? Температура вокруг них упала на десять градусов. — Неважно, что подумают другие. Иметь интимные отношения с сюнчжаном — самая настоящая честь, — холодно отвечает Лань Ванцзи. — Шуфу! — в панике восклицают несколько младших адептов позади. По пути в свой дом, увлеченные спором, супруги продолжают препираться, не обращая внимания на оставшиеся после них разрушения.————————————————
Час уже поздний, и большинство адептов ордена Лань крепко спят. Их глава же, тем не менее, с недавних пор привык ложиться много позже положенного времени. Двум людям — с их обязанностями и расписанием — редко удается провести день друг с другом или даже поесть в одно и то же время суток. Вместо этого они встречаются и проживают вместе последний час бодрствования перед тем, как лечь спать. Пока Цзян Чэн ставит маленькую лампу на низкий столик, Лань Сичэнь уже занят расстановкой чашек и распределением листьев. Цзян Чэн наконец усаживается на место, и в свете свечи его неожиданно завораживает неземной вид Первого Нефрита, пусть он и видел его уже сотни раз. В мерцающем освещении кожа Лань Сичэня словно сияет. Его шелковистые волосы, к которым так и хочется прикоснуться, мягко блестят. Даже ресницы у него прекрасные: словно тончайшие чернильные штрихи на фарфоре. И когда он резко поднимает взгляд, словно почувствовав трепет Цзян Чэна, его улыбка окончательно добивает. — Опять ты пялишься, — шепчет он. — Просто… просто думаю о, эм… — возвращаясь к реальности, у Цзян Чэна никак не получалось сформулировать мысль. — …о чем мы говорили раньше. Лань Сичэнь немного удивился. — Что, ты имеешь в виду… Ты хочешь… Здесь? Цзян Чэн покраснел. — Ну, то есть… Эм… Я правда хочу, чтобы ты попробовал его снова. Я постараюсь на этот раз сдержаться, чтобы тебе не было слишком тяжело. — Как ты думаешь… — начал Лань Сичэнь, прежде чем успеть остановиться. — Да? — неосознанно наклонившись, спрашивает Цзян Чэн. — Нет, я имею в виду… Я не знаю. Что, если люди узнают? Что, если шуфу узнает? Цзян Чэн моргает. И усмехается. — Сичэнь, он не слепой и не глухой. Он здесь живет. В том же месте, что и Вэй Усянь. Уверен, что какая-то его часть уже знает, что мой брат каждый день делает — или, скорее, что твой брат делает для него — и просто закрывает на это глаза. Лань Сичэнь задумчиво хмыкает. — Сорок три дня в Облачных Глубинах. Я знаю, что мы должны поддерживать свою репутацию. Я знаю, что мы должны следовать правилам и подавать пример. Но мы здесь уже почти полтора месяца, а впереди еще две недели… Спроси его кто-нибудь, Цзян Чэн под страхом смерти поклялся бы, что он точно, абсолютно, на 100% не пучил глаза и не надувал щеки, как жадный до объятий жалкий котенок. Лань Сичэнь прячет улыбку в чашке. — Что ж. Думаю, если мы будем делать это только ночью и не говорить слишком громко, никто не узнает, — словно говоря о погоде, непринужденно суммирует заклинатель. Будто мысль о нарушении одного из трех тысяч правил Гусу Лань не вызывает у него волнительную дрожь. Цзян Чэн заливисто гогочет. — Так и знал! Ты, маленький бунтарь. Давай сделаем это завтра, хорошо? Я люблю тебя, но если мне придется еще раз съесть тот ваш суп из тофу и капусты, я превращусь в кролика, а ты, в свою очередь, пожалеешь. Лань Сичэнь просто вздыхает, хотя улыбка в его глазах не исчезает. — Ты не пожалеешь, я обещаю, — взволнованно лепечет Цзян Чэн. — Я столько думал. Я так усердно работал над рецептом. Ты точно голову потеряешь от моего супа из свиных ребрышек. — Вы с Вэй Ином и правда братья. Знаю, ты считаешь наши блюда пресными, но, глядя на уровень остроты, который вы оба предпочитаете, я начинаю сомневаться, что после одного глотка твоего супа вообще смогу различать вкусы. — Пфф, не будет такого. Я скорректировал рецепт так, что в этот раз мы используем лишь часть перца. Теперь он станет чуть ароматнее, чем вода. Ты просто обалдеешь. — Эй! Допивая чай, они все болтают и смеются, пока луна поднимается все выше в небо. Однако стоит им зайти в спальню, и приятный аромат, пропитавший комнату, внезапно становится в разы сильнее. — Прости, я, наверное, переборщил с благовониями, — объясняется Цзян Чэн. — Они не так уж плохи. Какие-то новые? — удивляется Лань Сичэнь. — Что-то не помню такого аромата. В ответ заклинатель пожимает плечами. — Есть такое. Я заметил благовония на столе и подумал, что они могут помочь отогнать комаров. Как только эти насекомые вообще терпят такую высоту?————————————————
После разговора — а они спорили больше часа, — им так и не удалось прийти к единому знаменателю. Они зашли в тупик, но в конце концов Лань Ванцзи нехотя согласился, что следовало бы выяснить, нужна ли их братьям вообще помощь. — Отлично, пойдем! Я уже поставил им в ханьши курильницу для благовоний, — солнечно сообщил Вэй Усянь. Услышав это, все существо Лань Ванцзи словно треснуло — незаметно, осторожно, как ось телеги, беззаботно проехавшей по первой кочке. — Быстрее, пойдем послушаем! — воодушевленно шепчет Вэй Усянь, сгорбившись перед ханьши и не отпуская запястье Лань Ванцзи. Будучи на привязи, Лань Ванцзи размышляет о несправедливости собственной смертности. Поймай он сюнчжана, резвящимся с тем мужчиной, так и недалеко умереть от шока. А в случае, если его брат и правда не предается плотским утехам, то Ванцзи не остается ничего другого, кроме как скончаться в муках. В любом случае, после такой бесславной смерти он, скорее всего, превратится в мстительного духа. Это привяжет его к миру земному, и оставит в состоянии лишь бегать за собственным мужем и стонать ему в спину Я же говорил. А в довершение всего, его брата призовут разобраться с его неупокоенным духом, и Ванцзи придется вновь искать способ избавить себя от страданий. Не обращая внимания на мучения мужа, Вэй Усянь прижимается ухом к двери. Курильница для благовоний действительно помогла. Они с Лань Чжанем едва успели войти, как всепоглощающий аромат начал убаюкивать их в сон. Вновь открыв глаза, он неожиданно оказался у входа в ханьши. Однако как следует подумав, ему пришло в голову, что все вполне логично. Где еще, как не здесь, их подавленные братья могли бы предаться своим самым сокровенным желаниям? При должном усилии Ванцзи мог разобрать голос Цзян Чэна. — Не бойся. Просто обхвати меня руками. — Я… я… — Открой рот. — Н-нет, я не хочу. — Будь добр, сделай это для меня. — Нет, не могу! Пожалуйста, не заставляй меня! — Цзян Чэн, несчастный ты мерзавец! Оставь его в покое! Не в силах остановиться, Вэй Усянь врывается в помещение, таща за собой тряпичную куклу в виде Лань Ванцзи. Ложка с грохотом падает на стол, а Лань Сичэнь в шоке замирает на месте. — А где Цзян Чэн? — в замешательстве спрашивает Вэй Усянь. — С кем ты разговаривал? С кем… ооо. О нет. Господи. Ты во сне изменяешь моему брату??? — Вэй Ин! — ругает Лань Чжань. Он инстинктивно поворачивается взглянуть на мужа. И вздрагивает спустя миг, когда глаза по ошибке переходят на брата. Тем не менее, его черты быстро возвращают к обычной каменной пассивности. С глубоким облегчением заклинатель понимает, что тот полностью одет и просто сидит за столом в одиночестве. — Ванцзи, Вэй Ин, что это значит? — медленно спрашивает Лань Сичэнь. — Кто изменяет Цзян Чэну? Почему вы здесь? Я сплю? — Да. — Нет. — Ну ладно, и да, и нет, — осторожничает Вэй Усянь. — Ты не совсем тут, но ты полностью осознаешь происходящее, верно? Мы пришли, чтобы… забрать нашу курильницу для благовоний из вашей комнаты. Прости, что не сказали раньше, но этот предмет раскрывает ваши самые глубокие, самые темные желания. Лицо Лань Сичэня аж засветилось от красноты. — Что?.. Вэй Усянь замялся, и Лань Сичэнь попытался убрать подальше свою чашу. — О, да ради всего святого, не собираюсь я осуждать тебя за твою… твою унылую… Вэй Усянь смотрит на самую совершенную миску супа, которую он когда-либо видел. И вот он там стоит, а до его носа доносится знакомый аромат его самого любимого супа. Ломтики корня лотоса мерцают на свету. Сочные ребрышки, что отделяются от кости при легчайшем прикосновении, выглядят невероятно нежными и пробиваются сквозь поверхность горячего супа, будто быстрее спешат показать свою красоту. — Проваливайте! — кричит суп. С остекленевшим взглядом Вэй Усянь не слышит ничего необычного. Он поднимает миску и склоняет голову. — Вэй Ин, берегись яда! — кричит, потянувшись к мужу, Лань Ванцзи. — А-Чэн! Как в замедленной съемке, чаша соскальзывает и разбивается вдребезги.————————————————
Цзян Чэн моментально просыпается и чуть не падает с кровати. В это время рядом с ним возится Лань Сичэнь. Когда их глаза встречаются, на лице Первого Нефрита ужасно быстро проносится целый ряд эмоций, но, к ужасу Цзян Чэна, его большие красивые глаза неожиданно наливаются слезами, а нижняя губа начинает дрожать. Шмыгнув, Лань Сичэнь держится меньше секунды, прежде чем обнять Цзян Чэна и уткнуться лицом ему в шею. — Ну не плачь! — восклицает Цзян Чэн. — Я ведь в порядке! Я в порядке, я не разбился на мелкие кусочки или что-то в этом роде. Он беспомощно обводит глазами комнату в поисках вдохновения. Их совместный сон оказался настолько странным, настолько не от мира сего, что он даже не уверен, как начать его осмысливать. Снаружи все тихо и спокойно. Ветер усиливается, и холод заставляет Цзян Чэна задуматься, не оставили ли они случайно окно открытым. Он слегка вздрагивает, в ответ на что руки Первого Нефрита крепко обхватывают его. Его бедный глупый муж, должно быть, все еще в ужасе от мысли, что он его потерял, с теплотой думает Цзян Чэн. — Я все еще здесь, — мягко говорит заклинатель. — То был всего лишь сон. Лань Сичэнь бормочет что-то невнятное себе под нос. — Что-что? — толкает его Цзян Чэн, пока тот наконец не садится. — Я так и не съел тебя! — причитает Лань Сичэнь. Какого хрена.