— Ожидал кого-то еще? — беловласый юноша ухмылялся, обнажая свой клинок.
— Я не ожидал здесь встретить именно тебя, — Итэр сплюнул сгусток крови на пол.
Человек, что когда-то помог и даже спас ему жизнь, теперь направлял на него свой меч так, словно видел в нем своего очередного противника. Противника, с которым даже не стоит говорить, поскольку тот должен умереть спустя несколько секунд. Итэру был знаком этот взгляд — он сам делал точно также.
— Ладно, — Кадзуха, не опуская меч, аккуратно переступал через тела погибших соратников, явно выгадывая удобное время и место для нападения. — Давай немного поболтаем. Вижу, ты поправился. В прошлую нашу встречу ты хотел пойти на какое-то дело. Ну как, справился?
Итэр помнил об этом. Помнил каждый момент того дня, когда он решился пойти навстречу к своей сестре. И тот бой с тем, кто защищал ее. С тем, кого она любила. Кому он проиграл. Впредь Итэр больше не мог проиграть носителям глаз бога. Он рванул вперед чтобы как можно скорее схватиться за рукоять меча в теле женщины. Сгустки воздуха концентрировались в руках врага, потому Итэр, прыгнув через одно из тел, неосознанно для самого себя увернулся от очередного потока ветра, определенно способного сбить его с ног. Расстояние сокращалось и теперь, подкатившись вплотную к Кадзухе, Итэр смог сбить его с ног. С такими, как он, следовало расправляться как можно быстрее.
— Справился, — Итэр занес клинок, готовясь к решающему удару.
Но вдруг что-то выбило землю из-под его ног, плотно приковав Итэра к потолку. Гулкий свист ветра высушивал глаза и отчаянно старался еще глубже впечатать его в жесткие деревянные доски за его спиной.
— Тяжело, да? — Кадзуха пытался перекричать ветер. — Сражаться с природой. С ней невозможно совладать. Как и с собственной судьбой, Итэр!
Одним движением руки, юноша заставил вихрь исчезнуть и Итэр с треском рухнул наземь. Несмотря ни на что, он все еще держал свой меч в руке и теперь, опираясь на него, поднимался под презрительный горделивый взгляд Кадзухи.
— Вы никчемны, — он усмехнулся. — Все вы, не удостоенные истинной силы. Можете нападать на нас лишь исподтишка, — Кадзуха посмотрел на тело бездыханной девушки, — ударяя в спину.
— Почему ты с ними? — Итэр усердно протирал сжатые глаза, на секунду забыв о безопасности.
— Потому что мы именно те, кто желает избавиться и от вас, недостойных даже вдыхать наш воздух, — он провел пальцами, испустив из них свежие потоки ветра, — и от власти, что поощряет и защищает таких, как вы.
Его речь казалось заготовленной и не особо важной, хоть немного и раскрывала причины их деятельности. В данный момент он думал лишь о том, как выжить и уничтожить того, кого когда-то посмел назвать другом. Он просчитал, что если сделать мнимый шаг вперед, выступив всем телом, тут же резко отскочить назад и, использовав небольшой уступ справа, атаковать Кадзуху с разворота, то тот не успеет отразить атаку, даже если вновь попытается применить силу ветра. Действовать следовало быстро и права на ошибку не было.
Нога двинулась вперед, наклонив за собой тело. Противник, ожидая слов вместо действий, резко встал в стойку, стремясь отразить атаку. Отскок и прыжок к уступу. Ветра нет, как и реакции врага. Но тело уже движется по заданной траектории, разворачивается для удара. Мысли шепчут о том, как Лазарь уже разрезает мягкую плоть самоуверенного подлеца. Но на деле приходится отбивать атаку уже практически вонзившегося в грудь клинка.
Итэр упал на землю, и голова его странным образом закружилась. Жар в руках впредь не позволял сжимать Лазарь и тот со звонким треском прокатился по полу. Взглянув на свои руки, он увидел кровь, вытекавшую из его запястья, а сама кисть застыла в одном положении, издавая безмолвные крики ужаса. Теперь уже Кадзуха готовился занести свой меч, окутанный сияющим ветреным ореолом, для своего последнего удара. Однако что-то его остановило: уже не обращая внимания на обезоруженного противника, он начал осторожно прислушиваться к тишине, бегающими глазами ища в ней отдаленные частицы звука.
Кровь, пульсируя, вытекала из обездвиженной и пылавшей от жара руки. Это был страх. За то, что не получилось добиться своей цели, что смерть действительно дышала ему в спину. Итэр наблюдал за ним, как он ходит в ожидании чего-то неизведанного. Левая рука еще работала, но дотянуться до меча, не привлекая внимание Кадзухи и не опираясь на правую, было практически невозможно.
«Она должна помочь от боли», — приятный нежный голос, исходил из комнаты с приглушенным светом, комнате, что осталась теперь только в его голове. Это был Ее голос. В тот момент, когда она еще была жива. Голос указал на шприц, все еще лежащий в подсумке. Вот он, шанс на победу на последнем вздохе. Его рука со всем сожалением к госпоже Камисато, тянулась в подсумок.
— Выходи, — Кадзуха остановился напротив одной из дверей в конце коридора.
В ответ доносились только скрипы, со скрежетом покрывавшие всю комнату тонкой коркой льда. Дверь отворилась. Это была она. Аяка, одна и без сопровождения. Она лишь вскользь посмотрела на Итэра, стараясь не отвлекаться от человека, настроенного против нее. Не медля ни секунды, девушка проложила себе короткую ледяную дорожку и скользнула прямиком вперед. Каждый ее взмах мечом был изящным танцевальным движением. Быстрым и смертоносным. Но этого было мало и потому в ход пошли ледяные стрелы.
— Неужели сегодняшний день твой брат объявит трауром? — Кадзуха парировал не прекращавшуюся атаку девушки, выискивая момент для атаки.
Она не отвечала, целиком сосредоточившись на противнике. Ветер и лед смешались в схватке, за которой Итэр не мог уследить в полной мере. Теперь в его руке было лишь одно оружие — заполненный «гармонией» шприц. Только так можно было по-настоящему помочь ей. Ей одной, поскольку теперь Итэр уже навсегда простился с самим собой. Кадзуха был так близко и совсем позабыл о побежденном противнике. Его просчет, которым следовало незамедлительно воспользоваться и помочь Аяке. Итэр понимал, что она нуждается в нем.
Собравшись с последними силами, он опирался на руку и теперь боялся лишь раздавить ею сам шприц. Уже было неважно, слышит ли его кто-то, хотя звон мечей определенно не позволял никому обратить на него ни малейшего внимания. Итэр разбежался и, скользнув на корке льда, вонзил шприц в ногу повелителю ветра.
Кадзуха даже не вскрикнул. Лишь на мгновение замер. Одна секунда, полностью оглушившая его тело и разум. Одна секунда и ледяной клинок насквозь прошелся по его шее. Так, что голова упала рядом с уже практически потерявшим сознание Итэром. Опустошенный шприц продолжал болтаться из ноги Кадзухи даже в тот момент, когда его тело уже склонило колени перед госпожой Камисато. Завидев Кадзуху с застывшей на его лице гримасой недоумения, Итэр, сам того не понимая, залился безудержным смехом. Это было счастье. Это был конец. И для него самого тоже.
Он очнулся на корабле, мирно стоящем в гавани. И, хоть сам он не ожидал, что еще сможет увидеть солнечный свет, но тем не менее был рад, что вместе с этим светом на него смотрела Аяка.
— Скажи мне, что я мертв, — усмехнулся Итэр, понимая, что это не так. — А хотя… какая теперь разница, да?
Она снисходительно смотрела на него. Так, что в ее сверкающих глазах виднелись океаны, через которые она стремилась проплыть. Преодолеть их вместе с ним. Ее рука осторожно сжимала перебинтованную кисть своего преданного воина. Того, который ради нее был готов сделать что угодно — теперь она видела в Итэре именно это.
— Мы вместе, — вздохнула она. — Поэтому нет разницы, живы мы или нет. Но да, мы живы, — девушка засмеялась и ветер, развевающий ее волосы, словно подпевал ее смеху.
— Двое сбежали. Мы не смогли это пресечь.
— Неправда, — Аяка поглаживала его по голове. — Если их было двое, то один из них теперь точно нам известен. Мы сделали даже больше, чем планировали.
— Больше, чем планировали? — Итэр взглянул на свою руку, пальцы которой с трудом отзывались на его приказы. — Ты про смерти невинных?
— Итэр, — улыбка все еще не сходила с ее губ. — Разве я бы попросила убивать тех, кто невиновен? Все они были замешаны в тех или иных интригах. В том числе и против моей семьи.
Среди криков чаек, бесчисленных неразборчивых голосов портовых рабочих и моряков, лишь они вдвоем никуда не спешили. Итэр внимательно рассматривал ее шелковые волосы и гладкую кожу, вспоминая о тех моментах, когда они оставались наедине друг с другом. Его взгляд остановился на ее глазах: вместо тех искр, в которых он отчетливо видел любовь, теперь было сожаление, что Аяка так настойчиво старалась в себе подавить. Она обещала, что с ним всегда будет открытой и сейчас как раз-таки понял, что к чему.
— Не надо впутывать меня в свои политические разборки, Аяка, — что-то внутри него вдруг вскипело от ярости. Так, что его голос внезапно стал громче и жестче, но заметив это, он тут же смягчился. — Я сделал то, о чем ты меня попросила. Ради тебя, ради нас и ради всех жителей, которым может угрожать опасность. Но в их глазах, тех, кого я убил… Я видел страх и непонимание. Те двое… А стражники, тоже?
— Мы ведь обсуждали это. И ты был согласен со мной.
— Да, я помню. Сопутствующие потери. Я думал, что смогу, ведь всегда убивал с легкостью. Но нет. Не в этот раз.
Теперь Аяка не знала, что сказать. Это точно не входило в ее планы и успокоение своего любимого человека, теперь стало для нее первостепенной задачей. Несколько попыток сменить тему в конечном счете снова перевели их общение в уже ставший привычным диалог двух влюбленных. А приглашение на прогулку по городу так и вовсе показалось ей самой лучшей идеей этого дня.
— Может повесишь меч с правой стороны? — Аяка тянулась за пояс, пытаясь помочь Итэру. — Восстановление может занять полгода.
— Ничего не умею левой, — он обхватил ее голову, сжимая пальцами волосы, зная, как ей это нравится.
— Что-то все-таки умеешь, — Аяка, желанно тянулась губами к нему, пока наконец не получила долгожданный поцелуй.
Прогулка действительно благоприятно сказалась на них. Теперь, разговоры заходили о скором отплытии. Аяка пригласила Итэра к себе, обещая провести экскурсию по ее родной стране, где, к тому же, еще и следовало окончательно разобраться с массовыми болезнями. И он согласился практически не раздумывая. Казалось, что вот она — новая жизнь, способная полностью избавить его разум от прошлого, что бесконечно преследовало его. А его новые отношения, что развивались так стремительно, виделись ему сказкой. Итэр был даже готов смириться с тем, что его сестре теперь лучше без него, ведь она и не стремится найти его. Пусть так и останется.
— Получается, — остановился Итэр. — У тебя на родине это все производят и собирают, а вы до сих пор не обнаружили, кто это?
— К сожалению, так и есть. «Светящиеся» — так называют те грибы. Кто-то даже решил уничтожить их все. Но все быстро поняли, что такое невозможно. Ограничить сбор — можно, но также не эффективно. А вот люди… Торговцев и сборщиков арестовывают, но они, также, как и сами грибы, появляются вновь…
— Твой взгляд, — он приподнял уголки губ. — Есть ведь что-то, о чем мне еще следует знать, да?
— Давай обсудим это, когда отплывем, — Аяка приобняла его за руку и наклонилась телом вперед, пытаясь продолжить прогулку.
Но что-то, точнее кто-то упирался в ногу Итэра, останавливая пару от дальнейших действий.
— Письмо, — снизу донесся знакомый монотонный голос. — Тебе.
Это была Ци Ци. Она смотрела на него в ожидании, протягивая запечатанный конверт. Казалось, что в такой позе она могла бы простоять целую вечность и ей это нисколько бы не надоело.
— Мне? — Итэр недоуменно и осторожно протянул руку в ответ, хватаясь за письмо. — А от кого?
— Господин Бай передал. Ци Ци быстро нашла тебя.
Итэр хотел было спросить, не ошиблась ли девочка с адресатом, но в тот же момент увидел на конверте свое имя. Ошибки быть не могло, хоть ему никогда никто раньше не писал. Передав конверт, Ци Ци убежала, а Аяка смиренно ждала дальнейших действий своего кавалера. Он не знал, стоит ли ему открывать письмо сейчас или все же дождаться возвращения в каюту корабля. Но любопытство взяло верх и аккуратно сложенное письмо раскрыло перед читателем свое содержание:
Пишу тебе, по-видимому, первый и последний раз. Разведчики отследили твой путь до Ли Юэ. Не знаю, жив ты или нет, но если еще жив, то прошу тебя немедленно прибыть в Мондштадт.
Экспедиция, в которую отправилась Эмбер, была экстренно свернута: причиной этому стало нападение неизвестных, в ходе которого пострадало (следующие несколько строк зачеркнуты настолько, что их невозможно разобрать).
Сама Эмбер только что прибыла. Жива. Тяжело ранена и (конец предложения также зачеркнут). Она постоянно повторяет твое имя.
Найти ты её можешь в госпитале рядом с собором. И если она ещё дорога тебе (следующие строки зачеркнуты сильнее обычного).
Просто приезжай. Со мной ты не увидишься.
Капитан кавалерии, Кэйа Альберих.
Он перечитывал письмо снова и снова, забыв о том, что Аяка была рядом. И возможно даже успела тоже ознакомиться с содержанием. Но для Итэра это сейчас было не так важно. «Эмбер. Тяжело ранена» — эти строки давались крайне тяжело и тем не менее именно на них он постоянно останавливал свой взгляд.
— Аяка, — он спешно свернул письмо одним движением пальцев. — Это письмо из…
— Мондштадта, — Аяка указала на эмблему, изображенную на листке. — Я узнаю эту печать. Что там?
— Друзья зовут в гости.
— Поедешь?
Он опустил глаза. Тишина, звоном прокатившаяся между ними, устремилась дальше к морю. Это была дрожь — в его коленях. Страх, идущий откуда-то изнутри, пробуждавший воспоминания, что давно следовало забыть. Те самые, с которых все и началось. С того самого момента, когда он впервые увидел ее. И с той секунды, когда впервые коснулся ее губ. Нежных, немного обветрившихся, но таких теплых. Итэр не понимал, почему снова, почему опять он думает о ней. После стольких месяцев. После того, что сделал он. А сейчас… Аяка стояла здесь, ожидая совместного отплытия, а Эмбер, возможно при смерти, беспрестанно зовет его. Может быть даже сейчас, в этот самый момент.
— Я ненадолго, дождешься? — его глаза сверкнули, избежав ее взгляда.
Аяка знала. Колебалась, но держалась за те мгновения, что были между ними. Те слова, касания, взгляды и учащенное дыхание, что согревало их уши. В любых ситуациях, будучи на виду, ей следовало быть той, кем она являлась — госпожой Камисато. Но сейчас ей было все равно. Она знала, что если он уйдет, то уже не вернется.
— Мы отплываем завтра. Завтра, Итэр! Отправь ответное письмо и все.
— Мне нужно там быть.
Он взглянул направо, в сторону тех самых гор, откуда пришел в этот город. Уставший и изнеможенный, сбежав от всех, кроме самого себя. Теперь он больше обычного желал умереть в том бою в ущелье. Или от этой смертельной микстуры, из-за которой все и началось. Но тут он задумался: раз что-то помогло ему выжить, то определенно ради того, чтобы вновь воссоединиться с той озорной девушкой-скаутом.
— Ты ведь любишь ее, да? — Аяка схватила его за плечи, пытаясь выровнять свой голос. — Ее, а не меня.
— Она ранена, Аяка. По моей вине. Из-за меня она сейчас может умереть.
— Все это время ты был здесь, рядом со мной. Ты ни в чем не виноват!
Молчание Итэра выдавило из нее слезы. Он посмотрел Аяке в глаза, большие и сверкавшие ярче любых звезд. Он увидел в них преданность, стремление к близости, любовь. Он увидел то, что почувствовал, как только прочел письмо. Но не к ней.
— Я… Я, — он вырвался из легкой хватки, не заметив, как споткнулся о ступеньку, но смог удержаться на ногах. — Прости меня, Аяка, — Итэр обернулся к ней. — С-сейчас я не могу. Мне очень срочно нужно бежать.
— Итэр, я люблю тебя!
Он вновь обернулся. Теперь она стояла внизу и просто охватывала его взглядом. Ее улыбка, сочетавшаяся со слезами, говорила о том, что ответ ей больше не нужен. На секунду промелькнула мысль: «Может все же остаться? Новая жизнь, человек, который меня любит». Итэр медленно опустил веки и его тело само повело его назад. Назад к Эмбер.
Бежав сломя голову, он представлял, как Аяка то несется за ним, то просто стоит на том же месте, роняя бесконечные слезы. И уходит к кораблю. Одна. Отплывает обратно, с палубы наблюдая на возникавший из-за тумана берег. Мечтает о том, что он, ее верный защитник, стоит подле нее. Что она приплывает домой не одна, а с тем, кому смогла полностью открыться и довериться. С тем, кто мог спасти не только народ Инадзумы, но и ее саму. Это были мечты, которые еще пару дней назад могли стать реальностью.
Но сильная одышка уже на границе города дала о себе знать — таким темпом, делая постоянные перерывы, добираться пришлось бы сильно дольше. А Эмбер ждала его, звала. Итэр даже представил в голов ее зов, хотя засомневался, точно ли это был именно ее голос.
— Спешишь? — сверху раздался твердый мужской голос.
Итэр поднял голову: близ него стоял всадник верхом на коне. В одном его взгляде чувствовалась сила, с которой определенно стоит считаться.
— Да, — выдыхал Итэр. — В Мондштадт.
— Запрыгивай, по пути.
Он долгое время не видел лошадей. И еще дольше не взбирался на них. Однако тех воспоминаний о прошлом вполне хватило, чтобы со второй попытки уже оказаться позади всадника, крепко вцепившись здоровой рукой в один из ремней на его доспехе. Почуяв, что попутчик держится, всадник тут же вздернул поводья и понесся вперед. Любые попытки Итэра начать разговор не увенчались успехом: человек был настолько сосредоточен на дороге, что будто бы не слышал ни единого звука, кроме тех, что могли влиять на сокращение расстояния до пункта назначения.
Ветер усиливался, означая, что Город Ветров близко. Всадник начал что-то проговаривать вслух, но теперь и сам Итэр не слышал ничего, полностью отдавшись воспоминаниям. Она была перед ним. Запах ее волос, отдававший цветами, вновь завис в его памяти. И ее улыбка, такая притягательная, такая родная. Он точно знал, что по приезде навсегда останется с ней. После бесконечной череды извинений и признаний в любви.
Мондштадт. Всадник высадил Итэра у моста, поскакав дальше, избегая посторонних взглядов. Итэр на секунду задумался над его личностью, но тут же вспомнил о своей цели. На входе в городе стояло множество почерневших от огня повозок, окруженных мешками с провизией. Рабочие носились вокруг них, изображая бурную деятельность, а стражники не обращали совершенно никакого внимания ни на них, ни на Итэра, проскользнувшего в город. «В госпитале рядом с собором» — именно так гласил текст письма, смятого в его руке. Ранена, но жива. Он верил, что Эмбер справится. Верил, что она уже простила его за все.
Скрипящие двери госпиталя внесли внутрь холодный воздух, заставивший кашлять как минимум трех человек, лежащих у входа. Итэра встретила невысокая девушка, явно пытавшаяся выделить немного времени на всех, включая посетителей.
— Здравствуйте! — девушка поклонилась Итэру, скрестив руки за спиной. — Я вам могу помочь?
Ее быстрый говор будто бы кричал: «Уходите, если вам ничего не нужно». Хотя, обратив внимание на перебинтованную руку вошедшего, девушка чуть смягчилась. Итэр все понял, потому также быстро, как и она сама, сказал:
— Где Эмбер?
— А вы, должно быть, Итэр? — девушка развернулась, жестом пригласив следовать за ней.
— Да.
— Догадаться было не трудно, — она вела его по длинному коридору, сквозь глухо доносившиеся стоны. — Она, если и приходит в себя, то только вас и зовет обычно. Хорошо, что приехали. Меня Барбара зовут, если что вдруг понадобится.
— Что с ней случилось? Долго еще?
— Почти пришли, она прибыла одной из первых, — звон каблуков отдавался от каменного пола. — Еще до того, как начали привозить остальных. Стрела раздробила плечо. Ожоги не такие серьезные, как у других, но глаз спасти не удалось, — Барбара открыла дверь палаты и ее голос стих. — Только не говорите громко рядом с ней.
Она была одна в палате. Не так, как остальные. Кровать расположилась у окна. Так, что солнечный свет в это время суток полностью освещал ее перебинтованное тело. Итэр медленно подошел к ней. Девушка была в сознании, наблюдая за чистым голубым небом. Услышав шаги, Эмбер слегка повернула голову.
— Итэр, — ее губы приподнялись от счастья. — Ты здесь.
— Да, — он склонился перед ней. — Ты звала меня, и я приехал так быстро, как мог. Барбара, можете оставить нас наедине?
— Больше не смогу стрелять, — дрожащий голос сквозь силу выдавливал из себя слова. — Наверное никогда.
— Это все неважно, — Итэр обернулся, проверив, слышит ли их Барбара. — Теперь я рядом и ни за что тебя не отпущу. Я справился. Вылечился, как ты и хотела. И ты поправишься. Теперь я с тобой.
— Будем летать вместе…
— Мы обязательно еще полетаем. Как тогда, помнишь? — он засмеялся и не заметил, как слезы прокатились по его щекам. — Я еще чуть не упал с крыши…
— Будем… вместе, — она не прерывно смотрела на него с улыбкой, пытаясь сжать свою ладонь сильнее, тем самым стремясь показать свою любовь.
Она хотела лишь смотреть ему в глаза. Слова были не нужны. Только взгляд, в котором было все, что нужно им обоим. Итэр держал ее за руку и понимал, что вот оно — счастье. Быть с ней, только с ней. Рядом. Она улыбалась, она дождалась его, спустя столько времени. Увидела, что он, наконец, справился со всем. Этого было достаточно, чтобы ее глаз бога, лежащий у подушки, засверкал яркой вспышкой. И погас, ослабив ладонь девушки.
— Барбара! — закричал Итэр.
— Я же попросила вас не кричать, — девушка вбежала в палату и сразу же замерла.
— Она…
— Мне жаль, Итэр, — Барбара стояла близ склонившегося посетителя.
— Она ведь часто теряла сознание, это один из таких случаев?
Барбара замолчала. Ей всегда тяжело было разговаривать с близкими на подобные темы. И потому она просто молчала. И каждый понимал ее. И Итэр в том числе. Он склонил голову перед Эмбер, все еще не разжимая ее руки. Он надеялся, представлял, как она шелохнется, издаст звук, подаст любой признак жизни… Но этого не было.
— Итэр, — голос Барбары вновь послышался позади. — Это ее вещи, — девушка держала в руках небольшую коробку. — Что были при ней. А еще под кроватью планер ее.
Единственно важное для Итэра в этой комнате — сама Эмбер. Все остальное было бессмысленным. Теперь он и свою жизнь окончательно посчитал бессмысленной. Жизнь, в которой он потерял всех, включая самого себя. Он оставил Барбару без внимания, не прекращая смотреть на девушку, что пыталась сделать все возможное для его счастья. И теперь ее нет. И счастья тоже.
Планер. Он решил взять его с собой, чтобы летать с мыслями об Эмбер. Если вообще когда-либо сможет решиться на полет. Каждый его шаг в этом городе напоминал о тех временах, когда они были вместе. Ее задорный голос, ее влюбленные глаза. Ничего уже нельзя было вернуть. Итэр поднимался к ее дому, сам не понимая, что он хотел там увидеть. Лишь воспоминания. Их утренние встречи, цветы, проведенная вместе ночь. Он не сдерживал слез. Наоборот, жаждал разреветься навзрыд. Но не выходило. Дверь была открыта. Внутри все также, как и в день, когда он покинул город. Толстый слой пыли был единственным гостем за последнее время.
Кровать, с которой он встал той ночью. Аккуратно заправлена. И стол, на котором до сих пор лежало письмо, адресованное ему:
Мы обязательно встретимся и тогда обсудим все еще раз, без тех эмоций, что могут возникнуть сейчас.
Очень надеюсь, тебе стало лучше от того вещества, что ты принял в тот день. Иначе я совершила еще один бессмысленный поступок.
Эмбер
