5
30 декабря 2022 г. в 20:34
У его несчастья есть лицо. Смирение и гармония как следствия принятия двигают им изо дня в день. Его свет, его попытки быть светом — юношеский максимализм, детские амбиции. Существование и воспоминания, дыра в груди; всё приходит в порядок, стоит позволить себе упасть в колодец.
Мягкие улыбки, которые он помнит, были болезненны.
Едва заметные касания, которые он помнит, разрывали его сердце.
Незнакомцы в кухне, незнакомцы в гостиной, кричащие о неизменном, — он выбегал прежде с просьбами «мама, папа, прекратите».
Ложная тоска, ностальгия глупца — лучше никогда не было. Он, впервые вернувшийся, знает это.
Стоящий напротив него до боли знакомый мужчина должен, обязан знать тоже. Чанмин не понимает, что держит его.
— Ты сам сказал, что не хочешь здесь быть всю жизнь.
Чанмин заставляет себя говорить ровным голосом. Будучи взрослым, лишаешься привилегии вседозволенности. Есть рамки, и есть приличия. Он должен решать проблемы по-взрослому. Не кричать. И не плакать. Говорить так, словно вопрос прост, и ответ прост тоже.
Снег покрывает разбитое лицо. Он сжимает зубы, словно хочет кусаться и держит в себе всё зло.
— Меня нигде ничего не ждёт.
Добродетели попросту нет. Есть выживание; есть способы выжить. Жестокий, неприветливый мир — следы на разбитых костяшках, кровь на сжатых зубах. Но даже зная и понимая, Чанмин сглатывает. И спрашивает:
— А здесь… что?
Снег красивыми шапками лежит на угрюмых ржавеющих лодках. Чанмин помнит, как они с Джуёном сидели так, в темноте, и с открытым окном, и слушали баллады, и шептались о чём-то важном. В круговороте боли — его колыбель. Тот, кто всегда возвращается. Тот, кто всегда найдёт. Тошнотворное прошлое, настоящее с привкусом горечи, скрытое завесой тумана будущее, и всё — присыпано снегом, искрящимся в свете горящих в ночи фонарей.
— Ты предлагаешь мне сбежать?
Улыбка, почти презрительная, всем оправдана. Джуён бездомный. Джуён уставший. Он весь — странствие, что всё никак не подойдёт к концу. Его мягкие волосы, невинные взгляды, сжимающие локоть пальцы; снова сглатывая, Чанмин чувствует подступающую к глазам влагу.
— Я предлагаю тебе начать.
И, для Джуёна — кто перед ним стоит?
Так и не вытянувшийся парень из-за соседней парты, что предложил дружить? Мальчик из леса, тянувший за руку посмотреть на весенний ручей? Тот, кто надел на него сплетённый венок. Тот, кто открывал окна, и воровал вместе с ним водку, и не ответил, когда ответ был важней всего.
Всё, что есть у Чанмина — последствия принятых им решений. Решений, не зависящих от того, кто он есть теперь.
Выдыхая, Джуён сдувается. Его усталость выражается в его опущенной голове, ссутулившихся плечах. Пальцы со сбитыми костяшками прикасаются к замёрзшим, краснющим пальцам. Джуён выдыхает тихо и слабо:
— Давай поговорим об этом с утра.
За соприкосновением носов следует поцелуй с привкусом крови. Крепче сжимая, Чанмин:
— Тогда, я остаюсь у тебя ночевать.