Лекарство от Чумы

      — Ты всегда такой холодный, ммм как мне это нравится, — голос Чумы отравляет ядом, проникает в ноздри навязчивым сладким болезненным ароматом, она высовывает мокрый розовый язык и вызывающе проводит им по своим ярко-красным пухлым губам. ПОшло. Мальбонте смотрит ей в глаза холодно и прямо, ничего не выражая ни одним мимическим жестом. Хотя едва сдерживает себя, чтобы не сморщиться от отвращения, не схватить эту дрянь за плечи и не отпихнуть от себя, как прилипшее насекомое. Она подходит вплотную, нагло прижимая его к столу, пробирается тонкими пальцами на грудь, улыбается откровенно и дерзко.       — Со мной это не работает, Чума. Ты хотела, чтобы я был на твоей стороне, но большего не требуй, — отрезает он, медленно убирая с себя её руку, но Чума недовольно фыркает, вырывает ладонь из его пальцев и снова прижимает к груди.       — Настолько не нравлюсь? — глаза сверкают истинным безумием, садистским удовольствием и почти младенческой обидой. Не может получить желанную игрушку, какая жалость. Мальбонте мог бы её пожалеть, но испытывает только презрение, которое вынужден прятать за непроницаемой холодной маской даже во взгляде. Он не может ничем выдать себя и своих истинных побуждений, иначе всему придет конец.       Ему, миру, Вики…       При мысли о ней грудь сдавило, но он взял себя в руки. Вики в темнице… уже давно, совершенно одна без еды и воды. Вики зовёт его, её голос отчаянной мольбой звучит в сознании, давит на виски нудной тупой болью. Вики… ненавидит его, не понимает, почему он её оставил, и всё же надеется… Они все надеются. Глупые бессмертные, чей мир рухнул так просто и неожиданно, теперь возлагают надежды, что их защитит так ненавидимое ими чудовище.       Мальбонте криво усмехается, но губы остаются на месте: плотно-сжатые, неподвижные, каменные.       Он бы защитил, если бы знал, как. Если бы изучил врага, прознал его слабости и уязвимые места. Со Всадниками нельзя бороться силой, глупо выступать открыто, переть напролом. Нужна хитрость и немалая.       — А ведь когда-то ты сам заманивал Вики на свою сторону, хотел использовать или… — Её рука расстегивает пуговицы его рубашки, касается кожи, скользит ниже к ремню. Чума прижимается всем телом, вызывающей полной грудью, трется об него, как кошка. Даже заискивающе мурчит. Но Мальбонте только сильнее сжимает зубы.       — Ты знаешь, я не мог позволить потенциальному опасному врагу оставаться на стороне моего противника.       Чума фыркает, прижимается к нему, высовывает язык и облизывает мочку его уха, язвительно шепча:       — Да что в этой человечишке такого особенного? Кажется, я её недооцениваю.       Мальбонте не слушает, он невольно думает о том, что делает сейчас то, чего сам так опасался. Вторгается в доверие, притворяется, играет роль в спектакле, чтобы в нужный момент сбросить свою маску и предать, нанести смертельный и неожиданный прямой удар. Поэтому он долго не позволял себе подпустить Вики ближе… позволить себе испытывать к ней что-то помимо делового интереса и желания вернуть свою силу. То чувство грызло изнутри, расползалось, заполоняя сердце отравленной смолой, кипело и плавилось, росло с каждым днем и каждой ночью, вынуждая его являться к ней в видениях. И Вики ощущала то же самое. Эта женщина оказалась совершенно лишена честолюбия и вероломства её матери. Честна и невинна, даже наивна. Но вместе со своим мечом она совершенно искренне подарила ему и сердце.       Но Мальбонте другой. Куда злее, темнее, скрытнее… коварнее. Если придется выбирать между своей жизнью и миром, что он выберет? Эгоизм или Альтруизм? Собственные интересы или Долг? Вечное соперничество ангела и демона внутри него. Вечная яростная и непримиримая борьба. Он правит бессмертными, но они по-прежнему считают его монстром. Стоят ли они его самопожертвования?       Мальбонте вздрагивает, когда костлявые пальчики Чумы опускаются на его член, гладят его через брюки, сжимают, требуют ответной реакции.       — Не трогай меня, — Мальбонте холодно отстраняет её, отходит, но отвергнутая и удивленная Чума силой прижимает его к стене, впивается ядовитыми когтями в грудь, встаёт на цыпочки и сладко шепчет в губы:       — Мне нравятся недоступные мужчины… а ты так силён… так ужасно силён и так красив, мы можем поладить, зря отказываешься.       Он смотрит ей в глаза, крепко сжимая зубы, а она проводит кончиком языка по его сжатым губам. Ещё раз. Вздрагивает в яростном нетерпении, закипает гневом, приказывает ответить. Но Мальбонте до боли хватает ладонями её плечи, грубо отталкивает, угрожающе сверкает глазами.       — Я не собираюсь быть твоей игрушкой. Союзником и не более того.       Если бы мог, пробил бы грудь этой твари собственным кулаком, но это бессмысленная смерть – ни больше, ни меньше. Она сильнее него, даже сильнее Шепфа. Сколько же ещё секретов таят в себе эти чертовы Небеса? И сколько простых бессмертных имеют доступ к этим священным тайнам? Мальбонте добился справедливости и небесного трона, стал правителем, победил самого Создателя, и как абсолютный дурак попался в ловушку вместе со всеми, не рассчитал угрозы, расслабился, позволил себе опустить руки и просто жить.       Шепфамалум предупреждал. Это он, мать его, заставил их с Вики эвакуировать Цитадель перед самым прилётом Чумы, когда беды ещё ничего не предвещало. Бог Тьмы! Истинное Зло. Мальбонте закатил глаза.       Он презирал сам себя за упущенные возможности, хоть умом и понимал, что просто не может знать всё об этой долбанной вселенной. Он не бог, не Создатель, он просто… Полукровка, существование которого с самого начала под запретом.       — Мне ещё никто не отказывал, — скалится Чума, воздействуя на него. Сила, которой невозможно сопротивляться, инородная, болезненная, но вместе с тем… опьяняющая. Мальбонте стремится не уронить достоинства, противится, как может, но Чума ломает его, подчиняет рассудок, выворачивает самые жуткие воспоминания, потаенные страхи, видения, всё то, что способно свести с ума и морально уничтожить любого бессмертного. Всё то, с чем Мальбонте жил целую вечность…       Он ощущает пронзительную боль в голове, кровь в глазах и ушах, как густые тёплые слезы. Собственный крик не слышен за какофонией воплей, воя и рычания. Но он хрипло и надрывно смеётся, падая на колени.       Чума в недоумении отступает, кривит вульгарный рот в злой усмешке.       — Тебе смешно?       Мальбонте выплевывает сгусток крови, вытирает лицо и поднимается. Прямой и непреклонный.       — Хочешь получить не меня, а просто кусок мяса? Это признак слабости, а не силы.       О, сколько раз он сам стоял перед соблазном надавить на Вики с помощью шантажа и насилия, но не сделал этого. Никогда бы не сделал. От этого нет толку.       — Ты можешь быть более сговорчивым, Маль-бон-те, — она произносит его имя по слогам, развратно причмокивая языком. Злость в лице сменяется игривостью, в глазах блестит похоть. Она снова подходит к нему, пытается поцеловать, разрывает на части его рубашку, проводит черными когтями по груди. Он не отвечает, холодный и неприступный, но это её раззадоривает всё больше.       Чума облизывает губы Мальбонте, подбородок, перекидывается на шею, целуя его жадно, по-звериному, оставляя на коже багровые засосы. Он не двигается, лишь откидывает голову, позволяя ей играть с собой, унижая своим безразличием. Она лижет его шею, каждый позвонок, прикусывает кожу, спускается к ключицам. Мальбонте шипит сквозь плотно сжатые зубы, когда Чума кусает его соски, а она, довольная хоть какой-то реакцией, опускается на колени. Он равнодушно смотрит на неё сверху вниз.       Госпожа. Называющая себя так стерва. Ни грамма величия, ни капли достоинства. Просто избалованная дрянь с огромной силой, способной покорять и разрушать целые миры. Мальбонте усмехается, глядя, как она раздвигает ноги перед ним, как нетерпеливо и жадно расстегивает ремень брюк, тянет вниз собачку молнии, спускает брюки вместе с бельем и разочарованно выдыхает. Он не возбужден, даже на половину.       — Нужно приложить больше усилий, да? Или тебя вовсе не заводят женщины? — рычит Чума, сверкая на Мальбонте хищными дикими глазами. Хватает его член, смыкает красные губы на головке, посасывает, вылизывает умело и покорно, и Мальбонте не может противиться физиологии. Кровь отливает от мозга, рекой жара устремляется вниз, и его член укрепляется во рту Чумы, увеличивается, набухает.       — Вот ты и мой! — самодовольно шепчет она и плюет ему на головку, а потом размазывает языком собственную слюну, задевая уздечку и крайнюю плоть.       Сука. Чума довольно мычит, проталкивая его глубже в свой грязный рот, помогает себе ладонью, надрачивает в диком поступательном ритме. Мальбонте откидывает голову, упираясь затылком в стену, зубы скрипят от напряжения, он старается не застонать. Эта тварь знает толк в ублажении, словно точно знает все его скрытые фантазии, считывает каждый гребаный импульс помутненного сознания.       Вики никогда не делала с ним этого. Мальбонте пытается удержать образ Вики перед глазами, представляет, что это её горячие губы и ловкий язык доводят его до исступления, а Чума всё глубже вбирает член в себя, до самого горла, до мокрой узкой и горячей глотки, сжимающей его спазмами. Мальбонте не выдерживает, повелительно кладёт руку на её затылок, хватает пальцами белобрысые волосы, оттягивает их до боли, что Чума сдавленно шипит, пытаясь отстраниться, но он не позволяет. Толкается бедрами в её горло, упирается членом в покрытые слизью стенки, затем снова, ещё, резче. Не дает Чуме вздохнуть, трахает её в рот властно и жестоко, заставляя скулить и плакать, размазывать помаду и тушь по щекам.       Вики? Нет, он не может поступать так с Вики. С Вики он всегда нежен, Вики он боится причинить боль… особенно в постели. С Вики всегда его светлая сторона, Чума же разбудила Маля. Злого, беспощадного, жестокого и необузданного Маля, который к тому же ненасытен.       «Сучка хочет уничтожить наш мир и поставить нас всех на колени? Но как вышло, что она сама на коленях отсасывает Правителю этого самого мира? Ирония судьбы, не иначе».       Чума пищит, но приспосабливается. Слюна течет по её подбородку, смешиваясь со слезами, член входит в её горло с громким причмокиванием. Но она быстро подстраивается. Хватает Мальбонте за ягодицы, сжимает их, оставляя глубокие царапины, двигается ему навстречу, в унисон с ним, подключает язык, упирается им в его головку, посасывает её, позволяя ему иметь её горло. В нетерпении опускает пальцы к собственному белью, забирается под него и ласкает себя. Поднимает взгляд, чтобы встретится с черными опьяненными похотью глазами Мальбонте. И он не может больше выносить. Изливается прямо в неё. Много, тепло. Но продолжает держать, добиваясь, чтобы Чума проглотила всё до последней капли. Она рычит, протестует, пытается выплюнуть, но он держит крепко. И только после выпускает, почти отталкивает её от себя, да так, что она падает на пол. Но сразу вскакивает, вытирает слюну и улыбается поистине дьявольски.       — Неплохо, мой щеночек! Я и не думала, что в тебе столько страсти. Ты просто Лед и Пламя в одном флаконе.       Мальбонте всё ещё тяжело дышит, член пульсирует от пережитого наслаждения. Но Чума не собирается сдаваться, снова подходит к нему, вульгарно облизывает свою ладонь, глядя ему в глаза, и снова обхватывает его плоть, не позволяя той обмякнуть.       — Я с тобой ещё не закончила, сладкий, — шепчет приторным голоском, снова лаская его, снова заставляя гореть. Мальбонте не отвечает, но во взгляде что-то меняется, равнодушие сменяется едким садизмом, желанием причинить боль. Демоны, столько времени сидевшие на цепи, прирученные Вики, рвутся наружу. И он даст им волю. Сегодня даст. Во имя общего блага. Он резко хватает Чуму за край её одеяния и срывает его, обнажая стройное тело с аппетитными формами, покрытое какими-то символами от шеи до лобка. Она восторженно охает, но не успевает сориентироваться, когда он разворачивает её к себе спиной, толкает к столу, вынуждает упасть на него животом. Мальбонте в мгновение оказывается сзади, властно разводит коленом её ноги и подставляет горячую головку члена к разгоряченной сочащейся плоти. Чума хныкает, толкаясь бедрами к нему, насаживаясь на него резко, вскидывает ягодицы, задавая бешеный ритм, и стонет в голос, извергая восторг и проклятия. Мальбонте вдалбливается в неё, как оголодавший зверь, стараясь причинить боль, но чем он яростнее, тем сильнее она течет под ним, выгибает спину, шепчет призывы и поощрения, пробирается одной рукой к его ягодицами, ловким длинным пальчиком касается запретного, надавливает, пытается… проникнуть в него.       «Ну, уж нет, сука!» — Мальбонте с яростью и брезгливостью отбрасывает её руку. «Ты сама напросилась».       Он резко выходит из Чумы и прежде, чем она на грани экстаза смогла возмутиться, переносит головку к другому её отверстию. Толкается, морщится от резкой надсадной боли. Чума вскрикивает, возмущенно пищит, пытается оттолкнуть его, отпихнуть, пинается и визжит, но Мальбонте наваливается всем телом, прижимая её к холодной каменной столешнице. Обхватывает ладонью горло, зубами оттягивает волосы, вынуждая Чуму изогнуться ещё сильнее. Душит её, эту дрянь, но ей всё нипочем.       — Да! Да!!! — срывая голос, хрипит она, когда он засовывает ей в задницу палец, сгибает его там, прокручивает, подготавливая для себя вход. Затем второй, третий, и когда сопротивление переходит в покорность, с силой толкает в неё член. Чума заходится криком, кусает свои пальцы, ерзает на нём, наступает острыми шпильками ему на ноги. Но Мальбонте непреклонен. Он трахает её до умопомрачения, до боли, до искр перед глазами в эту узкую дырку, что погружает его в омут наслаждения. Он чувствует, как Чума начинает дрожать, как обмякает, как больше не бьется, только ловит воздух изодранными в кровь губами, а после сотрясается в оргазме вместе с ним.       Кровь. Мальбонте знает, что крови сейчас будет много. Он кончает с приглушенным рыком, так и не отпуская горла Чумы, оставляя на бледной шее синяки, багровые следы от пальцев, а после… стремительный выдох и холодная ледяная решимость.       Только одна попытка, один риск, сейчас или никогда.       Мальбонте резко хватает голову Чумы обеими руками, вкладывая в свои движения искреннее намеренье убить. Стремительный рывок в сторону, хруст, треск рвущейся кожи, и фонтан горячей крови заливает его лицо, плечи, грудь и стол. Ядовитая, жгучая, шипящая, как кислота.       Мальбонте, морщась, стирает её с лица одной ладонью, а другой всё ещё держит за волосы голову Чумы. Её тело бьется в конвульсиях, подпрыгивает, руки и ноги лихорадочно шарят по воздуху, словно у куклы-марионетки, подвешенной кукловодом.       Мальбонте всё ещё в ней, всё ещё не отошел от мощного оргазма, от прилива бешеного удовольствия. Кровь кипит, адреналин бьет в виски, и он смеётся, как безумец, брезгливо отталкивая от себя обмякшее тело Чумы, вытирая свой член её слипшимися от крови волосами. Затем швыряет её голову на пол, даже не глядя. Плюх. Словно мешок с дерьмом. Мальбонте с отвращением размазывает кровь по своей груди, надевает и застегивает брюки.       Зажигает камин так, что его жар лижет его руки. И кидает туда голову Сучки Апокалипсиса с тёмным удовлетворением от собственных действий. Дрянь его недооценила, приняла его Свет за слабость, даже не подозревая, что в нём есть и Тьма. И Тьма эта чернее всех адских бездн, вместе взятых.       — Что ж, было весело, Чума, — едко усмехается он, глядя, как пламя пожирает её искривленное недоумением лицо, ресницы, в ужасе распахнутые стеклянные глаза и губы, что минутами ранее целовали его.       — Похоже, нам всем следует готовиться к встрече с Войной, Голодом и Смертью, но будь уверена, я найду управу и на них. Я слишком долго шёл к этому миру, чтобы просто так отдать его захватчикам,