One Thing

Особенность Сириуса Блэка в том, что он неотвратим. Его даже можно сравнить с опухолью: столь же агрессивный и настойчивый. Как только вы встретите Сириуса, вы моментально подружитесь, он поселится в вас и никогда не уйдет. То же случилось и с Ремусом. Вы могли бы попытаться избавиться от него, но он повсюду. Возможно, Ремус был излишне мелодраматичен, как всегда. Но другой, более важной, особенностью Сириуса было то, что Ремус был слишком привязан к нему. Ремус думал о слове «любовь» как о чем-то, предназначенном для поэтов и богов. Он не был уверен, что испытывал любовь к кому-либо. Это чувство казалось таким огромным и всепоглощающим, и даже опасным. Как будто скользишь по кроличьей норе и попадаешь в Страну чудес, но только потом понимаешь, что выхода нет. Но когда Ремус думал о Сириусе, он видел его ослепительную улыбку, его стертые костяшки пальцев. Лицо ангела, но руки демона. Сириус родился в семье, практически королевской, но вышел из утробы матери со сжатыми в кулаки руками, готовый нанести первый удар. Сириус был больше, чем просто белой вороной, все в нем — за исключением внешности — противоречило ценностям его семьи. Если бы он не был мятежником, то стал бы сумасшедшим. Может быть, Ремус все-таки родился поэтом. Он всегда был немного романтичным, чересчур мечтательным и жалел себя. Но он все равно не осмелился бы признаться, что влюблен в Сириуса, не говоря уже о том, чтобы рассказать ему о своих чувствах. Его разум был предательской штукой, всегда подкидывающей ему идеи в самые неподходящие моменты. — Что ты хочешь на Йоль, Лунатик? — спросил Сириус, откидываясь на спинку стула у второго окна слева, которое упрямо отказывалось закрываться, впуская холод в комнату. Приближалось Рождество — Ремус всегда праздновал Рождество со своей мамой, — а он все еще не приготовил Сириусу подходящего подарка. — Лекарство от ликантропии было бы отличным подарком, — сказал он. Улыбка тронула его покрытые шрамами губы, когда он положил палец на край страницы и закрыл свой учебник истории. Сириус бросил на него взгляд. — Э-э, может быть, подойдет что-нибудь более доступное? — Шоколад, — решил Ремус. Он никогда не был большим любителем подарков, он не был похож на Сириуса, которому повезло родиться в состоятельной семье. Он привык к мелочам, вещам, которые другие люди считали скучными и минималистичными. — Но ты всегда можешь купить шоколад, — возразил Сириус. — Весь смысл Йоля в том, что он бывает раз в году. — Тогда не знаю, Пэдс, — вздохнул Ремус. — Ты же знаешь, что на самом деле мне все равно на этот праздник. — Да, я знаю. Просто… ты никогда не позволяешь себе получать приятные вещи, понимаешь? Как будто ты думаешь, что не заслуживаешь этого или что-то в этом роде. Ремус колебался. — Что ты имеешь в виду? — Ну, я не знаю, я только что заметил, — пробормотал Сириус, и его щеки порозовели. — Например, ты никогда по-настоящему не позволяешь побаловать себя даже мелочами. И вряд ли это только потому, что у тебя не так много денег, как у всех нас. — А я так не думаю. — О, правда? — Сириус всегда мог учуять вызов за милю. — Предлагаю купить тебе самозаправляющееся перо. — Мне не нужно самозаправляющееся перо, — сказал Ремус. — Зачем мне платить за то, что я легко мог бы сделать сам? — Потому что это облегчит тебе жизнь? Сэкономит твое время и усилия? У тебя всегда все руки в чернилах. — Это просто непрактично, — упрямо продолжал Ремус. — Нет, это не так, — не отставал Сириус. — Послушай, я не говорю тебе пойти и купить себе золотой котел, я лишь говорю, что иногда ты заслуживаешь иметь хорошие вещи. — Может быть, я не заслуживаю хороших вещей. Я не настолько хорош. Сириус наклонился вперед, сцепив руки под подбородком. — Ты, наверное, самый хороший человек, которого я когда-либо встречал, Лунатик. — Лучше, чем Джеймс? — Может быть. — Ты понимаешь, что я в некотором роде монстр? — нахмурился Ремус. — Министерство классифицирует меня как опасного зверя. — К черту министерство, — фыркнул Сириус. — Меня тошнит от того, что ты постоянно строг к себе из-за чего-то, что не можешь контролировать. — Не важно. — Я серьезно. — Сириус встал. — Ты великолепен, Лунатик, честно говоря, я… Мародеры были бы никем без тебя. Ремус сглотнул, опустил взгляд и снова открыл свою книгу. — Спасибо, Бродяга. — Ты все еще не сказал мне, чего ты хочешь, — напомнил Сириус, стоя над ним. Ремус чувствовал, как горит его лицо. — Я же сказал тебе, мне все равно. — Я тебе не верю. — Что тебе нужно? — Скажи мне, чего ты хочешь. Ремус больше не мог смотреть на лицо Сириуса, не говоря уже о зрительном контакте. — Некоторые вещи просто невыполнимы, — сказал он и тут же возненавидел себя за это. — И что это такое? — Сириус выглядел теперь еще более заинтересованным, более нетерпеливым, пытаясь добиться ответа от Ремуса. Ремусу пришлось снова сглотнуть, в горле пересохло, ладони вспотели, а сердце бешено колотилось. — Ты, — сказал он так тихо, что на мгновение задумался, слышал ли его Сириус вообще. Но Сириус понял, потому что переспросил: «Я?» таким же мягким тоном, и Ремус попытался унять дрожь в пальцах. — Да, — подтвердил Ремус. Он все еще не знал, зачем это делает, ему казалось, что его мозг работает на автопилоте, сам по себе. — Знаешь, я тут недавно проходил под омелой, — начал Сириус, опускаясь до уровня Ремуса. — Вероятно, было бы плохой приметой не воспользоваться этим. — Да, — сказал Ремус. — Возможно. Сириус улыбнулся. — Тогда поцелуй меня. — Это мой подарок. Ты целуешь меня, — возразил Ремус, убирая учебник со своих колен. Улыбка Сириуса стала шире, и он медленно опустился на колени к Ремусу. Он сидел так, словно был создан для этого, вылеплен специально, чтобы идеально дополнять Ремуса. Ремус забыл, как дышать, но тогда это действительно не имело значения, потому что Сириус поцеловал его. Это было мягко и нерешительно, легко, но все же это выбило весь воздух из легких Ремуса — не то чтобы там было много воздуха. — Тебе понравилось? — осведомился Сириус, от его обычной уверенности в себе не осталось и следа, он внезапно стал уязвимым и маленьким. — М-м. Может быть, нам лучше сделать это снова, чтобы наверняка убедиться. — Хорошая идея, — согласился сразу Сириус, и на этот раз Ремус поцеловал его первым. Он целовался раньше, но не так, не с кем-то, кто нравился ему так сильно, как нравился Сириус, не со всей заботой и нежностью, как это было сейчас. Потому что это был не просто поцелуй, это был не просто кто-то. Это был Сириус. Сириус наклонился к нему, его руки скользнули в кудри Ремуса и схватились за них. — Как бы то ни было, — произнес Сириус, когда они разорвали поцелуй, — ты тоже был в моем списке.