Псина

Впервые я увидел чёрного утром в подъезде, когда сонный выходил на смену. Он лежал у батареи. Мохнатый, сплошная чёрная шерсть, и здоровый. Псина. Не спал, а лениво зыркал приоткрытым глазом на людей рядом. Человек, кроме меня, вывалившегося из лифта, собралось целых двое: женщина средних лет и девушка помоложе. — И что это такое? — вопрошала женщина. — Развели тут! А если покусает? А если блох разведёт? — Он, наверное, погреться зашёл, — неуверенно отвечала девушка. — Надо бы ему еды вынести… — Надо отлов ему вызвать! — возразила женщина. Тут она увидела меня. — Вот! Шавка бездомная в подъезде, что творится-то, а? А я говорила, нужен консьерж! А тут то алкаши, то наркоманы, то собаки бездомные… — Я зевнул. — Угу, — я предпочитал не ввязываться в спор, если была такая возможность. — Он красивый такой, ухоженный, — это мне теперь говорила девушка. — Может, потерялся? Я вечером попробую объявления развесить… — Я вечером приду и вызову отлов, если он будет ещё здесь, — отрезала женщина. — Угу, — снова поддакнул я. — Можно пройти? На работу опаздываю… Дамы расступились, и я наконец-то смог пробраться к двери, чтобы отправиться на смену, на которую я вовсе и не опаздывал. Чёрный проводил меня взглядом, но так и не поднял головы. Ну а я что? Мне жалко их, конечно, псин бездомных. Но я и сам был без двух минут бездомный. Если в ближайшее время не верну долги. Дверь подъезда захлопнулась за мной, оставив внутри спорящих женщин и валяющегося у батареи чёрного. Погода за дверью подъезда была недружелюбна ко всем, кому не посчастливилось покинуть дома этим январским утром. В лицо мне сразу же ударился ветер вперемешку со снежным крошевом. Сугробы были по колено. Дорожек не было. Из подъезда вели редкие проваливающиеся в снег следы. Видимость заканчивалась где-то через пару метров. Я подтянул шарф повыше на нос и побрёл на работу, стараясь наступать в уже оставленные кем-то в снегу отпечатки. Честное слово, будь я собакой, как тот чёрный, я бы тоже предпочёл валяться в чьём-нибудь подъезде под бурчание жильцов, а не вот это всё. Но что имеем, то имеем. На смену я приплыл, иначе не скажешь, продрогшим снеговиком, зато вовремя. Даже на пять минут раньше. В жизни не был таким пунктуальным, как на этой работе, где мне платили сущие копейки за смену. Однако потерять этот жалкий источник дохода мне было никак нельзя. Такая вот ирония. Я работал на большом торговом складе. Это такая жопная работёнка, где ты весь день проводишь в мерзком и холодном (если зима) помещении. Выгружаешь коробки, загружаешь коробки, пакуешь коробки, распаковываешь коробки… Где-то между делом ещё заполняешь отчёты. Но в основном шныряешь туда-сюда с небольшими перерывами на перекур и одним — на перекус. Вот в этот один большой перерыв на перекус меня поймал Петрович. Я думаю, у каждого в жизни должен быть свой Петрович: безвозрастной дядька, который и потрепется за жизнь, и угостит сигареткой, и перескажет последние сплетни, и даст дельный совет. Иногда, может, и непрошенный дельный совет, но чего не простишь Петровичу? — Совсем ты себя не жалеешь, — сообщил он мне сегодня, когда мы вдвоём устроились на ящиках, чтобы пожрать подогретую еду из лотков. Я себе жратву собирал сам, а Петровичу — жена. Моя жранина всегда выглядела вкуснее, хотя я даже не старался. Возникал вопрос: какой толк в жене? — Очень даже жалею, — заверил я, запихивая в рот котлету, пока та не остыла. — Сегодня как начал себя жалеть с утра, так до сих пор жалею без отдыха. Дебиловатые ответы и сомнительное чувство юмора — это моя фишка. Визитная карточка, так сказать. Очень полезно иметь визитную карточку. Вот, к примеру, если придёт кто-то на склад и спросит: «А где тот чувак, который всё время дебильно шутит?» — ему тут же укажут на меня. Впрочем, ко мне пока никто не приходил и по подобным характеристикам меня не искал. Но мало ли что в жизни бывает. Петрович хмыкнул. Не знаю, было ли ему смешно от моего трёпа или он из вежливости. Но хотя бы не ругался. — Слышал новости про Сашку? — Про себя то? Чего только не слышал, — залыбился я. Ну, я тоже Саня. Так что ещё немного поёрничаю. — Да не про тебя, а про Сашку Белова, — отмахнулся Петрович, — который уволился недавно. Говорят, жену себе нашёл. Богатую. Не работает теперь. — М-м, а запасной у него не осталось? — интересуюсь я. Жена-меценат — вот вам и простое решение финансовых проблем. — Ха! Если бы была, я и для себя бы не отказался, — ответил Петрович. А вот ты-то куда? Ты уже женат, сволочуга! Впрочем, я тоже не стремился к семейным отношениям. Да и кому я сдался? Я даже не уверен, что смог бы жить за чужой счёт, даже если бы мне предложили. И дело не в какой-то там гордости, просто я полагаю, что не уживаюсь с людьми. Полагаю, потому что на практике пока не пробовал. Но чем больше проходит времени, тем больше я уверяюсь в том, что всё-таки семейная жизнь — не моё. Смена закончилась вечером. А метель на улице и не думала. Кажется, её рабочий день был в самом разгаре. Сугробы намело едва ли не по макушку. Хотя были и плюсы: к вечеру основные дороги успели немного почистить. Так что я снова побрёл, но на этот раз домой. Меня сдувало, а за воротник засыпало мелкого колючего снега. Вокруг сигналили машины, которые не видели меня в метели (я их, впрочем, тоже с трудом различал). Так я смог добраться до своего подъезда, перед этим даже заглянув в магазин и купив себе на ужин палку колбасы и молока. Чёрный был всё ещё там. Всё так же лежал у батареи. Рядом с ним появилась миска с водой и миска с сухим собачьим кормом. — Привет, приятель, — бросил я псу, который при виде меня открыл один глаз. — Обо мне бы кто так заботился, как о тебе, — хмыкнул я. Чёрный даже не пошевелился. Только вздохнул и снова положил голову на пол. Я нажал кнопку вызова лифта. — Смотри, пёс, вызовет тебе отлов та баба — не будешь уже так греться, — поведал я ему, ожидая лифт. Как будто пёс что-то понимал. Но я любил трепаться вслух. Иногда я болтал даже с неодушевлёнными предметами, так что собеседник в виде целой живой собаки был вполне себе приемлем. А потом лифт ко мне приехал, и я отправился к себе на этаж, оставив чёрного дальше греться у батареи. Всё-таки я ему завидовал. И что, спрашивается, за жизнь у меня такая, если я завидую бездомной псине?