Псина

Катерине я писать не стал. Даже о том, что пёс нашёлся и остаётся у меня. Эти ребята, волонтёры, конечно здорово помогли, но их внимание было для меня слишком навязчивым. Ну, и самое главное их преимущество в виде материального спонсирования всё равно было потеряно вместе с моим решением оставить себе собаку. На Чёрного я дулся, но недолго. Всего сутки, пока из моего организма выветривались последствия алкоголя. А потом всё как будто разом прошло, и я снова начал его любить. Хотя Чёрный только жрал, спал и заставлял водить себя на улицу, я всё равно испытывал от его присутствия то чувство, которое появляется, когда твоя жизнь не совсем пустая. Пусть это и всего лишь собака. Можно было любить и собаку, чтобы чувствовать себя куда более живым, чем когда тебе совсем некого любить. В конечном итоге я понятия не имел, где пропадал Чёрный всё это время, но позже, вечером того же дня, я внимательно осмотрел его и убедился, что он не обзавёлся никакими травмами. Это было большим облегчением, так как возможности сводить его к врачу я снова не имел. — Тебе придётся не болеть, пока я не начну нормально зарабатывать, — со всей серьёзностью заявил я псу. — После тоже, конечно, лучше не болеть. Но там опционально. А пока ни-ни. Чёрный, как всегда, выслушал меня беспрекословно. Он вообще со мной не спорил, прекрасный мой пёс. Правда, с поводка я его больше не спускал, но во всех остальных вещах Чёрный не изменился: он всё так же пролёживал бока в моей квартире, пока меня не было, а также водил меня гулять утром и после рабочего дня. Я снова начал покупать нам перекусы по вечерам. Часть долга, возвращённая Давиду, сильно меня расслабила. Я всё ещё помнил, что должен дофига денег, но всё-таки мне казалось, что у меня ещё есть время. Так что я иногда тратил что-то из заначки, наблюдая, как она уменьшается, но не слишком переживал по этому поводу. Никаких людей Давида я тоже давно не видел, и это расслабляло меня ещё сильнее. В какой-то степени мне даже начало казаться, что жизнь налаживается. Была ещё одна проблема. Это мужик. Тот самый мой мужик. Чёрт побери, я даже не спросил его имени в баре. Здесь уже ничем не смог оправдать свой затуп. Приходилось продолжать называть его мужиком. И да, постепенно он стал «моим». Называть его голым больше не было прикольно, потому как я видел его всего два раза, и в один из них он всё-таки был одет. Кроме того, я влип в него примерно так же, как по весне можно влипнуть в свежую какашку, которую хрен потом отмоешь от ботинка. Сравнение не слишком романтичное, но и всё происходящее я бы романтичным не назвал. Этот чувак будоражил меня до дрожи. Он был таким странным. Таким… загадочным. Я нифига не понимал. Он был классным. Может быть, он был не в своём уме. Но я начинал сомневаться, в своём ли уме я сам, если из состояния равновесия меня может вывести необщительный тип-эксгибиционист? Может быть, я тоже был не в порядке. В целом меня всё устраивало. За неимением других слушателей, Чёрному пришлось несколько раз прослушать пересказ моей встречи в баре. По большей части Чёрный слушал мои сожаления о том, что я тормоз, а также мои предположения о том, кем же на самом деле является мой мужик. А предположений у меня было много! Правда, они друг с другом не клеились, так как нормальных объяснений всему у меня не появилось. Один раз мне почти удалось победить эту ситуацию логикой. — Я всё придумал, Чёрный! — радостно заявил псу одним вечером, когда мы с ним жрали какие-то сардельки с макаронами. — Я придумал, как всё было. Слушай. Представим, что мой мужик живёт в квартире, окна которой выходят на тот переулок. Тем вечером, когда мы встретились, он вышел из душа, к примеру. Голым, разумеется. Выглянул в окно и увидел, как бедного паренька, то есть меня, притесняют какие-то уроды, то есть давидовские люди. И он в благородном порыве решает мне помочь. Нормальный вариант? Нормальный! Но он понимает, что счёт идёт на секунды, и пока он будет одеваться, меня раскатают в мясо. И вот мужик выбегает из квартиры, не теряя времени, влетает в переулок и та-дам! Я спасён. Ну а он конечно побыстрее уходит, потому что он же голый. Логично? Логично, — заверил я пса, выдавая ему ещё одну сардельку из своей тарелки. — Только знаешь, чего это не объясняет? Как он, чёрт возьми, их так раскидал-то… Необычная физическая сила этого парня заставляла меня то испытывать какое-то нереальное, почти болезненное любопытство, то пугала, то вызывала мысли о том, что мне всё могло показаться. Я как будто стоял перед развилкой на три тропинки и не мог решить, что больше хочу испытывать. Страх не вязался с моим влечением. Любопытство слишком накручивало меня, не давая ответы на вопросы. Ну а мысль о том, что я не знаю точно, что видел, была какой-то совсем уж грустной. А ещё погода изменилась. Снежная метель, которая накрыла город белым ковром, закончилась, и какое-то время снег лежал, опадая под собственным весом и утрамбовываясь ногами прохожих. Затем и вовсе температура подскочила под ноль, размазав когда-то пушистое и белое в грязные лужи. После чего на улице вновь установился минус, а дороги теперь представляли собой грязь и куски льда. Я эту погоду люто ненавидел. Пытался не поскользнуться по утрам по пути на работу, а вечером, гуляя с псом, я старался выбрать наименее подверженные обледенению маршруты. Были и дороги, посыпанные реагентами, но Чёрный наотрез отказывался по ним ходить. Вставал как вкопанный. Первые разы я не мог понять, в чём дело, пока до меня в какой-то момент не дошло: ботинок-то у него нет, чтобы шлёпать по соли. Несмотря на испортившуюся погоду, я продолжал искать новые места для прогулок. Это стало чем-то вроде увлечения для меня. Я всегда думал, что Рыбинск очень маленький город. Так оно и было, но мест в нём всё же оказалось больше, чем я предполагал. Мой дом находился где-то между центром и окраиной, перетекающей в лес с одной стороны и в промзону с другой. В центр меня не тянуло, поэтому мы с каждым разом всё больше уходили к краю нашего городка. Вечерние прогулки были довольно тёмными, так что на природу, где заканчивалось уличное освещение, я не вываливался. Такими путями однажды меня принесло довольно близко к промзоне. Я никогда не знал толком, что там находится. Жилые дома заканчивались и начинали встречаться то гаражи, то заправки, то какие-то огороженные территории, на которых было чёрт знает что. Также там часто можно было встретить разного рода шпану или просто группы бухающих мужиков. Меня это напрягало не слишком: до меня и так-то никому не было дела, а с большой чёрной собакой я и вовсе стал личностью, с которой лучше не связываться. По крайней мере я так думал до тех пор, пока однажды не случилась встреча, которая неизбежно должна была случиться в таком крошечном городке, как наш. Мы с Чёрным шли вдоль глухого забора, игнорируя редко встречающихся людей и шумные компании, когда я услышал, как меня окликнул знакомый голос. — Саша! — выкрикнул он. — Какие люди! Давно тебя не видели, да?