Псина

Я не упал. По крайней мере, мне так показалось. Просто весь обзор на какое-то время смазался так, что я перестал понимать, где верх, а где низ. Не буквально, но сложно было бы описать это ощущение другими словами. Полная дезориентация в пространстве, но при этом без потери деталей. Я всё ещё видел забор перед собой; под ногами был лёд, а где-то вдалеке шум и крики искавших меня людей. Моя одежда стала мне велика, и я буквально провалился в куртку и штаны. Ощущалось это так, как когда ты маленький заворачивался во много слоёв покрывала, а потом запутывался в нём и не мог выбраться. Двигаться я не мог. Не из-за одежды, не из-за каких-то ещё внешних препятствий. Просто моё тело находилось в состоянии, похожем на шок: мышцы не двигались, словно тот сигнал, который обычно посылал им мозг для того, чтобы начать движение, попросту не выходил из головы, чтобы добраться до конечной точки. А ещё мои мысли стали такими же непослушными, как и тело: короткими, спутанными, почти не связанными друг с другом. На какое-то время я разучился мыслить цельно, делать выводы и осмыслять что-то кроме того, что видел перед собой. Я разом и понимал, и не понимал, что произошло. Я чувствовал, как всё изменилось. Изменилось моё тело. Мои ощущения. Если сравнивать это с чем-то, то можно представить, что из меня как будто выпотрошили всю набивку, а потом запихали её в какой-то иной сосуд, где она пытается уместиться и разобраться, как ей вести себя в новых обстоятельствах. Но это сравнение я смог придумать намного позже, а в тот момент и вовсе ни о чём таком не думал. Чёрный всё ещё был здесь. Я пытался понять что-то о нём. Мне в тот момент казалось, что что-то очень важное, когда он схватил зубами мою куртку, которая всё ещё была на мне, и потащил с ней куда-то. Я от этого сразу опрокинулся на бок, не зная, как встать. И уж тем более, как сопротивляться этому. Мы пролезли под забором. Точнее, Чёрный пролез и протащил меня, хотя моя куртка всё ещё порывалась застрять, и в какой-то момент я услышал треск рвущейся ткани. Он отпустил меня, когда мы оказались снаружи, а сам снова нырнул в лаз. Вытолкнул оттуда мои ботинки и снова вылез сам. За это время я смог встать. Оцепенение постепенно спадало, так что я сначала смог шевелить конечностями, а потом и подняться на все свои четыре ноги. Как ни странно, я не ощущал своё тело чужим. Мне не требовались инструкции, как с ним управляться: мозг отчего-то всё знал сам. Мешала только куртка со штанами. Встав на ноги, я попытался сделать шаг и тут же снова в них запутался, рухнув на бок. Лёжа на земле, я отчётливо слышал топот ног, который приближался к нам с другой стороны забора. Голосов уже почти не было — только тяжёлое дыхание, которое я тоже мог расслышать. — Здесь нет! — крикнул кто-то — и топот начал удаляться. Люди убегали куда-то дальше, а мы с Чёрным остались здесь — с другой стороны ограды. Его я теперь не видел, но слышал. Чёрный дышал сзади меня очень тихо и размеренно, но всё равно ощутимо для моего слуха. Он был за моей спиной, и мне хотелось повернуться, а потом я услышал звук, похожий на тихий треск. Сзади что-то изменилось. Я не понимал, что, пока он не обошёл меня и не встал прямо передо мной. Я смотрел на него снизу вверх, но узнал его едва только увидел. Он снова был голым. Тот самый. Мой. Мужик. — Саня, бля, — вздохнул он. — Ну ты даёшь, Саня. В тот момент я не удивился и не испугался. Тогда понял одну важную вещь: люди, которые могут удивляться, пугаться и испытывать какие-то другие эмоции в ответ на события, — это очень счастливые люди. У них есть время, чтобы осмыслять и перерабатывать информацию. Моё же сознание находилось в аварийном режиме. Я просто не успевал ничего обдумать, и мозг выцеплял самые важные для меня в тот момент вещи. Было неважно, кто такой этот человек и что он делает. Меня больше волновал вопрос: что такое я теперь? Как мне действовать? Как с этим разобраться? Что со мной будет? Что со мной теперь будет, чёрт возьми? — Можешь перекинуться обратно? — спросил он меня. Этот вопрос вызвал у меня что-то вроде паники. Я понял, что не могу: не знаю, как. А потом подумал, что наверняка застряну так навсегда. Наверняка все, с кем происходят такие вещи в этом мире, могут потом перекинуться обратно, а я не смогу. Я стал собакой. Точно. Я вдруг понял, что стал собакой. А вдруг этот мужик теперь станет мной? Поселится в моей квартире? Будет водить меня гулять по утрам и вечерам? Пойдёт на мою работу? Будет кормить меня гречкой и сосисками, как я его? Уууу! Я чертовски не хотел жрать сосиски до конца жизни! Я хотел мармеладных мишек. Да, вот прямо сейчас. Мне дико присралось засунуть в рот горсть мармеладных мишек; ощутить, как эти желейные сгустки перекатываются на языке, наполняя рот слюной и сахарным соком. Мармеладные мишки! Мне хотелось сказать ему об этом, и я выдал какой-то звук, от которого сам офигел. Какой-то тонкий скулёж, который внезапно оборвался хриплым харкающим звуком. Я резко заткнулся. — Понятно, — невозмутимо сказал он. Чёрный. Я сам его так назвал. Он подошёл ко мне и вытряхнул меня из моей куртки. Затем так же ловко вытащил из свитера и джинсов с трусами. И принялся надевать мою одежду. Я смотрел на это всё как загипнотизированный. Сначала он влез в штаны, которые были ему маловаты, но всё же застегнулись. Натянул свитер. Втиснулся в мои зимние кроссы, по очереди зашнуровывая их. Перекинул шарф через шею и сунул в карман мои трусы. Последним он снял с себя кожаный ошейник, который я брал в магазине для Чёрного. Посмотрел на него и тоже сунул в карман. — Идти можешь? — уточнил он у меня. Я понятия не имел, как ответить на этот вопрос. К этому времени я уже встал на ноги, но моё тело теперь приобрело ещё одну странную особенность: меня начало потряхивать. Мелкая дрожь волнами проходила по всему телу, как будто меня знобило, и прекратить это я не мог. Меня это бесило. — Ясно, — сказал Чёрный, посмотрев на меня. — Сань… постарайся сейчас не кусать, ладно? Я сначала не понял, о чём он говорит, но в следующее мгновение Чёрный сгрёб меня с земли, поднимая на руки. От этого резкого взлёта верхняя губа непроизвольно дёрнулась вверх, и я зарычал. — Всё нормально, — тихо сказал он мне. — Я просто отнесу тебя домой. Я вдруг почувствовал, как ужасно устал. Мне хотелось спать. Быть поднятым на руки — не слишком удобно, но даже это сейчас не влияло на моё желание вырубиться. Почти ничего не влияло. Тем не менее со сном я боролся. Мы пошли вперёд. Точнее, только Чёрный шёл, и его размеренный шаг, а также тепло, которое я ощущал от его тела, меня укачивали. Я смотрел на то, как мы идём вдоль промзоны. Постепенно местность превращалась в городские улицы. Вокруг было всё больше фонарей. Редкие машины и редкие в этот час прохожие. Они все плыли мимо, как будто кадры в фильме. Несколько раз мне казалось, что я всё-таки засну, но я не заснул. Более того, хотя я помнил, что идти до моего дома не меньше получаса, мне показалось, что добрались мы очень быстро. Может быть, дело было в том, что я воспринимал реальность какими-то отрывками. Вот улицы с фонарями. Вот витрины магазином. Вот кинотеатр, который уже три года как на ремонте. А вот и мой двор. Мой подъезд. Лифт. Шестой этаж. Чёрный достал ключи от квартиры из кармана моей куртки так, как будто всю жизнь это делал, и открыл дверь. Там он наконец-то опустил меня на пол. Включил свет и запер дверь на замок. Стянул мою куртку и повесил на вешалку — туда, где она обычно висела. Потом посмотрел на меня. — Сань, — серьёзно сказал он. — Тебе надо перекинуться обратно. Да я бы и сам рад! Но я не понимал как. Как шевелить конечностями, носом, ушами, хвостом, — это понимал. Понимал, как дышать, смотреть, нюхать. Как рычать и лаять — тоже понимал. А как перекинуться — нет. Вместо ответа я зарычал на него. Смешно сказать, но мне и самому не было понятно, что это значило в моём случае. Чёрный вздохнул. — Извини, — сказал он мне. Мне это «извини» не особо понравилось. Да и кому понравится, когда тебе с унылой рожей говорят «извини»?! — Это сейчас должно помочь, — заверил он. Чёрный подошёл ко мне, а потом резко взял за шкирку, поднял над полом и сильно встряхнул — так, что я взвизгнул, хотя больше от неожиданности, чем от боли. Тут же он швырнул меня обратно на пол. Я не упал — я приземлился на лапы, и тут моё тело как будто бы поняло, что от него требуется; создавалось ощущение, что ему не хватало как раз хорошо спружинить от земли, чтобы встать и снова выпрямиться во весь рост. Я потянулся вверх, и всё во мне — от носа до кончиков пальцев — покрылось лёгким чувством онемения; так бывает, когда какая-то часть тела затекла. Больно это не было — скорее похоже на то, как будто очень хочется потянуться каждой мышцей; а потом меня как будто протолкнуло вперёд и вверх. И я встал. Снова на свои две лапы. Тьфу, ноги. Я стоял в своей квартире на своих двоих. Нас в квартире теперь стояло ровно двое. Двое на двоих ногах. Впервые, епт. Бинго. Мои отупевшие эмоции вернулись ко мне так же резко, как будто они тоже на время затекли, а теперь к ним резко прилила кровь. Вместе с этим, как будто бы один за другим встали на место кусочки пазла. Всё то, что было до этого непонятно, стало очень и очень очевидным. И хотя вопросов у меня было ещё много… Я посмотрел на Чёрного. — Ты… — выдохнул я с каким-то несвойственным мне рычащим звуком. Впрочем, моему настроению это более чем соответствовало. Чёрный смотрел на меня исподлобья. Как-то почти виновато даже. Но меня это сейчас едва ли могло пронять. Я был очень и очень раздражён. Даже не так. Я был очень возмущён. Очень зол. Я бы сказал, что был практически в бешенстве. — Ты! — сказал я ему. — Блять, Чёрный, ДА Я ТЕБЯ СЕЙЧАС УРОЮ!