Сильный духом, сильный сердцем

      Куоритч забирает все слова назад о том, что Аватаром быть восхитительно.             Омерзительно это и ни граммом больше.       Он теперь стучится в комнату к Пауку и лишь с позволения последнего позволяет себе войти.                   Паук не ест почти что.                         — Никогда не думал, что буду чувствовать себя так, — Паук не позволяет к себе прикасаться. Больше нет. Даже учёным или когда его просят передать книгу он старается не соприкоснуться ни с кем.       «Будто меня обжигает, я не хочу этого», — отвечает он на немой вопрос, когда Куоритч садится рядом, а Паук резко берёт в руки вилку и чуть ли не орёт.             Майлз старший теперь садится на стул, который еле-еле выдерживает вес Аватара.       Они не разговаривают — Паук молча ест или просто обхватывает свои колени и смотрит на Куоритча.                   Куоритч может лишь смотреть в пол, соединив руки в «замок».       Так почему же в этот раз он изменил этому ритуалу? Почему он собирается начать разговор о чём-то настолько бессмысленном и глупом для ребёнка, который теперь пьёт специальные таблетки, дабы не биться в истерике каждую ночь.             Паук молчит.       Ах, да, он ведь больше не разговаривает. Почти что нет. Лишь изредка отвечает на вопрос, на который нельзя ответить «да» или «нет».                         — Я всегда думал, что ты уже далеко-далеко, где-то дальше, чем можно осознать, — Майлз старший вбирает в грудь больше воздуха, — я всегда думал, что ты — объёкт моей прошлой жизни, — мужчина грустно улыбается. — Теперь я знаю, что это не так, — когда Куоритч поднимает глаза, он видит, что Паук смотрит на него, от этого к горлу подступает комок и сердце, и без этого взволнованное, начинает биться чаще. — Ты мне дорог, малыш, очень, я не знаю, что могу сделать, не знаю, что надо говорить, ведь всю свою жизнь провёл в прямом и переносном смысле под градом пуль. — Грустная ухмылка, — просто, — уши прижаты к голове, — мне так хотелось, чтоб вся моя жизнь вне этого тела, — правая рука упирается в грудь, — вся та другая жизнь была лишь воспоминанием.             Паук кривиться и прищуривается.                         — Мне хотелось счастья тебе и другим, но всё то что я делал, — запинается, — всё то, что я делал было ужасно.       У Сокорро почти что закрыты глаза и волосы грязны, но никто ему не говорит об этом.                   Все знают.       Знают об «отчёте», знают и того, кто этот «отчёт» создал.             Все молчат.                         — Я знаю, — глухо говорит Паук, — ты — дьявольское отродье, я ненавижу вас всех, — шипение подобное змеиному, вырывается у мальчика из самой глотки.       Уши Куоритча прижимаются. Хвост перестаёт двигаться.                   Паук сказал больше слов, чем за последнюю неделю.                         — Я тоже ненавижу, — глаза снова всматриваются в пол и губы поджимаются. — Прости, что не смог защитить.       Куоритч сидит молча. Ему больше нечего сказать.             Тихие всхлипывания.       Уши машинально поднимаются, а глаза изучающе всматриваются.                         — Зачем ты приходишь всё время, — руки Паука смазывают дорожки слёз, а глаза раскраснелись и вокруг них видны лопнувшие сосуды.                         — Боюсь, — Куоритч отводит взгляд и необъяснимое чувство, подобное дрожи по всему телу, отдаётся в его сердце.                         — Куоритч, хватит врать! — чуть ли не выкрикивает Паук, вставая с кровати и подходя непростительно близко.                   Непростительно близко лично для самого Сокорро.                         — Боюсь, что увижу то, что видел бесчисленное количество раз, — Паук злобно всматривается в черты его лица. — Смерть, — заканчивает мысль Куоритч.                         — Не дождётесь ублюдки, — скалится Паук и ударяется лбом о лоб Куоритча, — а теперь — иди к самому Танатору, — Куоритч даже не морщится от причиненной ему боли — важно тут не его лоб, а тот факт, что Паук прикоснулся к нему.                         — Паучок, — Куоритч мягко касается волос Паука, тот на его касание злобно дёргается, но ничего не говорит.                         — Майлз, — передразнивает Куоритча мальчишка.       Куоритч не готов произнести что-то важное, да и говорить сейчас — не нужно.