(не)жестокие разговоры/(𝖚𝖓)𝖛𝖎𝖔𝖑𝖊𝖓𝖙 𝖙𝖆𝖑𝖐
14 января 2023 г. в 22:29
Куоритч забирает все слова назад о том, что Аватаром быть восхитительно.
Омерзительно это и ни граммом больше.
Он теперь стучится в комнату к Пауку и лишь с позволения последнего позволяет себе войти.
Паук не ест почти что.
— Никогда не думал, что буду чувствовать себя так, — Паук не позволяет к себе прикасаться. Больше нет. Даже учёным или когда его просят передать книгу он старается не соприкоснуться ни с кем.
«Будто меня обжигает, я не хочу этого», — отвечает он на немой вопрос, когда Куоритч садится рядом, а Паук резко берёт в руки вилку и чуть ли не орёт.
Майлз старший теперь садится на стул, который еле-еле выдерживает вес Аватара.
Они не разговаривают — Паук молча ест или просто обхватывает свои колени и смотрит на Куоритча.
Куоритч может лишь смотреть в пол, соединив руки в «замок».
Так почему же в этот раз он изменил этому ритуалу? Почему он собирается начать разговор о чём-то настолько бессмысленном и глупом для ребёнка, который теперь пьёт специальные таблетки, дабы не биться в истерике каждую ночь.
Паук молчит.
Ах, да, он ведь больше не разговаривает. Почти что нет. Лишь изредка отвечает на вопрос, на который нельзя ответить «да» или «нет».
— Я всегда думал, что ты уже далеко-далеко, где-то дальше, чем можно осознать, — Майлз старший вбирает в грудь больше воздуха, — я всегда думал, что ты — объёкт моей прошлой жизни, — мужчина грустно улыбается. — Теперь я знаю, что это не так, — когда Куоритч поднимает глаза, он видит, что Паук смотрит на него, от этого к горлу подступает комок и сердце, и без этого взволнованное, начинает биться чаще. — Ты мне дорог, малыш, очень, я не знаю, что могу сделать, не знаю, что надо говорить, ведь всю свою жизнь провёл в прямом и переносном смысле под градом пуль. — Грустная ухмылка, — просто, — уши прижаты к голове, — мне так хотелось, чтоб вся моя жизнь вне этого тела, — правая рука упирается в грудь, — вся та другая жизнь была лишь воспоминанием.
Паук кривиться и прищуривается.
— Мне хотелось счастья тебе и другим, но всё то что я делал, — запинается, — всё то, что я делал было ужасно.
У Сокорро почти что закрыты глаза и волосы грязны, но никто ему не говорит об этом.
Все знают.
Знают об «отчёте», знают и того, кто этот «отчёт» создал.
Все молчат.
— Я знаю, — глухо говорит Паук, — ты — дьявольское отродье, я ненавижу вас всех, — шипение подобное змеиному, вырывается у мальчика из самой глотки.
Уши Куоритча прижимаются. Хвост перестаёт двигаться.
Паук сказал больше слов, чем за последнюю неделю.
— Я тоже ненавижу, — глаза снова всматриваются в пол и губы поджимаются. — Прости, что не смог защитить.
Куоритч сидит молча. Ему больше нечего сказать.
Тихие всхлипывания.
Уши машинально поднимаются, а глаза изучающе всматриваются.
— Зачем ты приходишь всё время, — руки Паука смазывают дорожки слёз, а глаза раскраснелись и вокруг них видны лопнувшие сосуды.
— Боюсь, — Куоритч отводит взгляд и необъяснимое чувство, подобное дрожи по всему телу, отдаётся в его сердце.
— Куоритч, хватит врать! — чуть ли не выкрикивает Паук, вставая с кровати и подходя непростительно близко.
Непростительно близко лично для самого Сокорро.
— Боюсь, что увижу то, что видел бесчисленное количество раз, — Паук злобно всматривается в черты его лица. — Смерть, — заканчивает мысль Куоритч.
— Не дождётесь ублюдки, — скалится Паук и ударяется лбом о лоб Куоритча, — а теперь — иди к самому Танатору, — Куоритч даже не морщится от причиненной ему боли — важно тут не его лоб, а тот факт, что Паук прикоснулся к нему.
— Паучок, — Куоритч мягко касается волос Паука, тот на его касание злобно дёргается, но ничего не говорит.
— Майлз, — передразнивает Куоритча мальчишка.
Куоритч не готов произнести что-то важное, да и говорить сейчас — не нужно.