Сильный духом, сильный сердцем

      Кири стояла очень долго, положив руку на плечо Паука, она произносила слова, будто это и правда могло подействовать на Нейтири, готовую разорвать А’юнгия на куски.             А это могло.       Нейтири дрожала, глаза её наливались кровью, и лишь приёмная дочь останавливала её.                   Мгновения сливались минуты, минуты перетекали в часы.       Медленно все в Маруи стали садиться в своеобразный круг.             Кири сидела в центре, смотря на приёмную мать, защищая своим телом Аватара, который раньше имел далеко не такое звучное в языке На’ви имя.       Нейтири рыдала.                   И никто не смел коснуться её.       Джейк смотрел в пол.             Ноги его уже порядком затекли, однако он не смел оставить детей и Тоновари наедине с Нейтири и её Дьяволом.       Хвост Нейтири ходил в диком танце за её спиной, и никто не смел права сказать ей о том, что её конечность задевает близстоящие предметы. Её глухие рыдания были слышны из Маруи, но никто не смел коснуться безутешную женщину.                   Нейтири чувствует, как её желудок выворачивает наизнанку, ощущает свои опухшие от постоянных слёз глаза и исхудавшее от недоедания тело, её руки с четырьмя пальцами и украшения сына, хранящиеся в их жилище. Она помнит все песни, все слова и гладкий тихий голос первенца, она рыдает, прижимая к груди песенную нить, и с каждым новым вздохом она не может набрать нужное количество воздуха. Задыхаясь, Нейтири чувствует, как несоизмеримая боль вырывается из самой её глотки, как ходят ходуном её руки и тело, как дрожит само её существо и глухо рвётся из самого сердца молитва.       Дрожащее тело матери, что так рано потеряла сына, безмолвные крики и непроизвольная дрожь по всему телу передаётся тем, кто сидит в Маруи.             Но никто до сих пор не имеет права на касание.       Кири медленно поднимает руку и глаза её светятся, подобно двум кострам, а биолюминесценции по всему её телу пульсируют.                         — Ма Сан’у — голос молодой На’ви сильно разнился с привычным голосом Кири, глаза казались прозрачными и неспособными видеть, а точки на теле девушки искрились, будто были мелкими лампочками.                   Хвост //Кири/?/ лёг рядом с её ногами, и несколько мелких украшений защёлкало по полу Маруи. Было не слышно её дыхания, всё тело молодой На’ви светилось, не было видно где начинается синяя кожа, а где начинаются «звёзды».       Голос Кири был похож на журчание воды и одновременно на дуновение сильного морозного ветра, каждый, кто сидел в Маруи на тот момент слышали нечленораздельные звуки, которые принадлежали то животным, то членистоногим, то природным явлениям. Это не было похоже ни на один акцент, который когда-либо знал Паук, Тоновари и Джейк вместе взятые.             А //Кири/?/ всё говорила. Касаясь Нейтири в разных местах её тела, она как будто проверяла её состояние.       Но глаза Нейтири.                   Они были словно загипнотизированы или она сама находилась под действием сильнодействующего галлюциногена, однако было видно, что она внимательно слушает то, что «говорит» //Кири/?/. Глаза Нейтири и чувства были напряжены, и в то же время она была полностью спокойна. Прикосновение приёмной дочери мягко распространялись по всему её телу. Её уши, руки, впалый живот, неугомонный хвост — всё это в мгновение перестало чувствовать что-либо. Нейтири до сих пор помнила о смерти сына, однако осознание его ухода как будто не было способно задеть её существо. Её дыхание, минуту назад рваное и задыхающееся от слюны, были расслабленно. Воздуха было как будто бы много. Чересчур много. Грудь её медленно вздымалась и опускалась. Всё это время Нейтири слышала голос, но до этого момента была не способна понять его. Голос был тихим и в то же время звучал ото всюду, голос был знаком женщине, но лишь отголосками. Будто этот голос она слышала во сне или же узнала его в голосе прошлого и прежнего знакомого было не понятно. Однако голос внушал доверие. Голос Нетейама, голос её сына. Он журчал подобно ручью и был схож со звуком разрезаемого крыльями икрана, воздуха. И вот они летят, Сэзэ что-то тихо клокочет и играючись выкрикивает боевые кличи, Нетейам летит рядом, а чуть поодаль — Джейк. Они вновь патрулируют окрестности. Мозгом Нейтири понимает — всё это лишь видится ей, но даже сознавая это, ей не хочется возвращаться к боли и рыданиям, к скорби и ненависти. Она желает двигаться дальше и сейчас ей становятся понятны слова, сейчас её сознание понимает всё. Нейтири понимает. Она не вернётся сюда. При жизни, уж точно нет, но когда-нибудь, когда придёт её время и когда дети её будут счастливы, они с Нетейамом улетят в ещё один патруль, когда-нибудь, но только не сейчас.       Глаза Кири медленно потухают, голос её становится похожим на тот, который всегда у неё и был, биолюминесценции на её теле больше не жгут глаза своим светом, но движения девушки всё равно успокаивают.             Нейтири казалась крошечной, когда Кири накрывала её аккуратно сплетенным покрывалом, когда песня Кири разливалась по Маруи, Тоновари молча позвал Ронал за собой и, подождав Джейка, прикрыл за собой занавеску.       Туктирей молча сидела перед матерью, её большие глаза были спокойны, её уши были чуть прижаты к голове, но её хвост доверчиво лёг рядом с ногами Паука. Молчаливый Ло’ак присоединился чуть позже, глаза его были опухшими, но никто не задавал вопросов.                   Кири пела, и ей подпевали дети.       Дети чисты и добры, их душа правдива, а мысли не способны вообразить жестокость.             До этого вечера никому не была известна мелодия, которую Кири напевала, однако каждый из детей отчего-то знал мотив и слова.       А’юнгия не сдвинулся с места, дыхания его не было слышно.                   Дети его как будто не замечали.