Сильный духом, сильный сердцем

      Нейтири любит сильнее, чем может представить нутро На’ви, Нейтири любит лучше, чем любят обычно, Нейтири привязывается сильно и надолго. Возможно, даже навсегда.             Потому что любит до Безумия, потому что её эмоции — яркие и честные, потому что Нейтири, само воплощение любви.       Но она и воплощение Ненависти тоже.                   Она может ненавидеть так же сильно, как и любить.       И Нейтири ненавидит.             Ненавидит почти так же преданно, как любит.       Как любит семью, как любит друзей, она способна ненавидеть даже сильнее, чем любить.                   Иногда это подтверждается.       Очень ярко.             Даже чересчур ярко.       Потому что Нейтири — честна, в отличие от людей она не способна на ложь, потому что она верна традициям. Она верна себе.                   Но даже не смотря на это, она хочет научиться лгать.       Хочет говорить всем, что всё и правда нормально, что она не грезит о том, чтобы испещрить своё тело шрамами, что она и правда готова принять Его.             Она не готова и это очевидно.       Потому что он причинил им боль. Потому что он воплощение прошлого, которое Нейтири пришлось пережить и долго-долго забывать.                   Забыть не получилось.       И она продолжает ненавидеть.             Она не представляет своей жизни без Нетейама. Она не представляет свою жизнь вместе с Ним.       Она не хочет даже думать об этом.                   Потому что это заведомо плохая идея.       Она может не сдержаться.             Её гнев может вырваться.       Даже после всего, даже после Разговора, она всё ещё готова на убийство.                   Даже если это убийство будет стоить ей проклятья от Великой Матери.       Нейтири приподнимается и пристально, до безумия долго смотрит Ему в лицо.             Хочется сделать многое.       Большая часть из этого «многое» перечит тому, что до неё донесла Эйва.                   Меньшая часть хочет спросить.       О многом — как и почему, зачем и «какого чёрта?!».             Но она лишь пристально смотрит. И не может отвести взгляд.       Он не смеет разорвать зрительный контакт, А’юнгия не двигается. Не смеет излишний раз вздохнуть.                   Хотелось сказать так много, но слов бы не было достаточно. Хотелось докоснуться, но право на такой жест отсутствовало.       А’юнгия.             Его глаза, черты лица, те самые шрамы, но такое приближенное к телу На’ви, пропорции.       Такая нелепая набедренная повязка, такие честные, не похожие на глаза Демона, зрачки.                   Нейтири не может убить.       Могла бы. Она уже давно решилась.             Но руки не поднимаются, сердце стучит медленно.       Дети сидят подле них.                   Может она не хочет пугать детей?       Нет.             Точно нет.       Как бы она их не любила, она признаёт — они видели вещи и пострашней.                   Нейтири поджимает губы.       Нейтири так любит детей, каждого, кто сейчас находится в Маруи.             Она понимает, что из-за Паука Он сидит подле неё и понимает, почему Сокорро не смог позволить Ему умереть.       Потому что как бы о нём не думали другие — он такой же ребёнок Пандоры. Такой же ребёнок, как Кири или Ло’ак, такой же ребёнок Нейтири, как Нетейам и Туктирей.                   Потому что отрицать это — с каждым годом всё трудней.       Паук бы спас и её и Джейка, спас бы любого, кто действительно достоин любви.             Потому что Паук, в отличие от Нейтири не выбирает Ненависть.       Мальчик выбирает Любовь.                   Паук имеет право сердиться на отца, он имеет полное право желать ему смерти. Но если он спас Его, значит, была причина подобному поступку. Если Его ребёнок решает, что Он достоин жизни, если этот ребёнок, который был в заточении столь большой промежуток времени, решает спасти Его, есть причина, отвечающая на вопрос «почему».       Может ли быть так, что Он действительно любил Паука. Любил сильнее, чем те, кто видел, как Сокорро растёт. Любил так, что принимал его таким, какой он есть. Любил искренней, чем Нейтири и Джейк?             Ведь такое и правда могло быть. Потому что Нейтири не любила Паука.       Она видела в нём лишь отголоски прошлого, которое приносит ей боль.             Она искала в Пауке недостатки, которые были в его отце.       Она находила оправдание своей Ненависти.                   Но ненавидеть Паука за то, что сделал его отец, заранее было глупостью.       Потому что Паук не просил о той жизни, которая была у него.             Потому что Пауку было намного сложнее, чем до недавнего времени думала Нейтири.       Паука не принимали, не верили в него, не считали его частью клана, его не любили.                   Даже она, та, которой так искренне восхищался этот мальчик.       Он выбрал любовь, потому что там, где он вырос, ему не дали любви.             Не той напыщенной, наигранной любви, которая заключается в чрезмерной опеке и жеманной привязанности.       Он хотел лишь ласки, хотел, чтобы в него верили.                   Хотел того, что смог ему дать тот, что когда-то отнял у Нейтири всё.       Нейтири сильнее поджимает губы. Они белеют.             Она не давала Пауку шанса.       Ни разу. Никогда.                   А тот, что когда-то уничтожил всё то, что она любила, смог подарить мальчику любовь.       Искреннюю, несколько неуклюжую, но любовь родителя к ребёнку.             Он дал Пауку понять, что его по-настоящему могут любить.       Потому что как бы Нейтири не отрицала, но все могут измениться.                   И то существо, что сидит перед ней сейчас уже не тот поганый ублюдок, который опьянён мыслью об уничтожении.       Сейчас перед ней существо, желающее создать любовь для ребёнка.             Сейчас перед ней родитель, жаждущий защитить и утешить, перед ней сидит отголосок её Ненависти, отголосок, который уже давно нужно забыть и принять.       Нейтири прикрывает глаза и глубоко вдыхает ртом воздух.                   Когда она открывает глаза, перед ней сидит А’юнгия.       Отец Паука Сокорро.