•••
— Да это же тот самый уродец! Тот самый, который спас своего поганого отца! — Мальчишки со смехом бежали за Пауком, один из них с силой дёрнул парня за волосы. — Да-да, тот самый человек, это человек, страшный какой ха-ха, — этим детям всего по пять, но они уже ростом с Паука. — А я слышал, его отец — тот самый человек, который уничтожил Дерево-дом клана Оматикайя! — Заорал ещё один парень. В руках у них были ножички, не слишком острые, но поранить врага они могли запросто. — Посмотрите на его волосы! У даже косы нет! — Загоготал первый ребёнок. — Можете уйти, прошу вас, — Паук сказал тихо, но отчётливо. Песок под ногами были зыбким, однако в отличие от На’ви, он не сильно проваливался — он мог убежать. — Так этот уродец ещё и говорит?! Вот умора, на нашем языке шпарит! — Загалдели наперебой дети, обступая Паука со всех сторон. — Какие же у него странные волосы! Давайте, подправим ему причёску? — Заулыбался главарь этой неугомонной стайки детей. Дети замерли на миг. Как никак, но Паук был семьёй Салли… — Ой, да ладно вам! Он же слабак и трус — не скажет, что это мы сделали! — Мальчишка с силой толкнул Паука на землю, с присущим его телу, шлепком, Паук упал на живот. Паук пытался встать, но один из детей с силой придавил его к земле, от чего юноша громко охнул. Паук пытался встать с помощью рук, но песок лишь рассыпался, не позволяя опереться об него. — Ха-ха, смотрите, как дёргается! — Хохотнул старший, — ну что ребята, рубите его уродливые волосы! — Скомандовал На’ви, а дети, уже вошедшие во вкус, обступили Паука со всех сторон. — Прошу, не надо, — прохрипел Паук, но дети не собирались слушать его: что уж там, они даже не смотрели на него! — Прошу, дети, умоляю, — дети смеялись, отрезая дреды. — Смотрите, да он там разревелся! — Смех вожака группки На’ви был столь же громким, сколько уверенны были его команды. Паук ощущал, как на него давят, чувствовал каждой частью тела, как его собственные кости прогибаются из-за тяжести ребёнка, восседавшего на нём. — Если не будешь дёргаться, мы, так уж и быть, не станем отрезать тебе ухо, — прошипел главарь банды. Его широкие руки были сильнее, тело, а в особенности хвост, не давали Пауку возможности шевельнуться. — Память, мои волосы, — хрипло промямлил парень, — прошу… единственное, что осталось.. отпустите, — На’ви остановились на мгновенье, однако самый старший, восседавший на спине Паука, лишь холодно кивнул. Послышались звуки, похожие на те, что издают я при обрезание верёвок. Паук замер, в горле вмиг пересохло, не смотря на жару, ноги и руки похолодели. Его голову с силой открывали от песка, корни волос нещадно жгли, руки детей натягивали локоны, словно струны. — Нет… Вмиг сил стало так мало, что даже дышать стало трудно. Дети со смехом отрезали русые волосы, каждый новый локон падал на песок. Дрожь прошлась по всему телу Паука. — Ребят, он ревёт! — Неожиданно для Паука заорал сидящий на нём На’ви, — довели мальчика! — Разразился хохотом ребёнок. Другие последовали его примеру. Когда ребята закончили, старший соскочил со спины Паука и, пнув его на последок, а после, с улюлюканьем и мерзким смехом удалился.•••
— Кто это сделал, Паук, кто это сделал?! — Орала Кири. Обычно спокойная и равнодушная ко всему На’ви кричала так, будто ей оторвали нейронную косу. Юноша стоял, обняв себя за плечи и не смея взглянуть на подругу. Что он мог сказать? Что нужно и можно было сказать, дабы успокоить её? Паук не знает, жгучие злые слезы катятся по его лицу, но он не пытается их скрыть. Остатки его волос неровными клоками торчали в стороны, в каких-то местах были оставлены воспалённые проплешины, образовавшиеся из-за того, что волосы буквально вырвали с корнем. — Кири, — тихо зовёт На’ви, Паук. Неизвестная ярость, незнакомая жгучая обида разгоралась в области желудка. Почему именно он выслушивает крики? Зачем так громко говорить и для чего он вообще пришёл сейчас для чего именно? Знал ведь, что Кири будет злиться, Ло’ак будет лишь молча смотреть, Тук заплачет. А отец… Отец окаменеет, потом рвано выдохнет. На большее, он не способен. Может, Пауку нужна была жалость? Жалость — мерзкая штука. Он не нуждался в жалости, не хотелось ему слушать причитания и видеть заплаканные глаза, но безразличие было не лучше. Кири была непривычно громкой. Зачем так громко кричать? Это ведь, просто волосы, так ведь? Зачем плакать из-за того, что не стоит и тухлого мяса? Вот именно. Смысла не было. Но слезы скатились по щекам, глаза болели, руки дрожали. — Кири! — Паук не понял сразу, лишь когда увидел, как дёрнулась девушка, осознал в полной мере, что заорал. Рыкнул на своего первого друга, на свою любимую. — А, — выдохнул Кири, её глаза невольно наполнялись слезами. То ли от обиды, то ли от понимания — переборщила. Перегнула палку. Перед ней стоял Паук. Другой, изменившийся, без длинных волос, дрожащий и озлобленный. — Меня изнасиловали, — зачем он говорит об этом. — Что… — глухо проговорила девушка. — Ещё тогда, когда я был в заточении, — Кири поджимает губы. — Рекомы. — Подытожил Паук. — Ненавижу, когда на меня орут, — юноша отвернулся. Больше он не дрожал. Сейчас было как-то плевать на то, что почувствует Кири. Паук так и видел, как она прикрывает рот рукой, как уши её поджимаются к голове и как хвост влияет из стороны в сторону. Плевать. Почему он должен спешить успокоить подругу? Ему, может быть, тоже нужна поддержка. И намного больше чем кому бы то ни было. Но всем как-то похуй. Все заняты своим горем, у всех есть отговорки, всем плохо. Но почему винят именно его? Потому что это легче. Никто не винит Ло’ака, хотя это была его идея. Всем нужно указать на ошибки Паука, потому что именно его пошли спасать. Он не просил никого об этом. Паук никогда не был виноват в том, что родился ребёнком Куоритча. Но Нейтири ненавидела его за его жизнь. Забавно, ведь её возлюбленный облажался в сто раз сильнее, в то время как Паук просто родился. А что на счёт Отца. Те, кто говорят, что он обязан был его бросить — поддерживают убийства. Но виноват Паук. Конечно. Бездомный кот, возомнивший себя На’ви. Легко винить того, кто никогда не имел выбора. Паук ненавидит жалость, но безразличие тоже ужасно. Ему нужно, чтоб ему помогли, а не говорили что он справиться и что все пройдёт. Когда, мать его, пройдёт?! Когда ему воткнут нож в грудь? Когда он задохнётся в слезах от боли? Задрали. Даже дети измываются над ним, даже после того, как он спас Ронал, даже после этого. Легче покончить с собой, нежели заставить На’ви воспринимать себя всерьёз.•••
Паук стоит на голом остывшем камне. — Прощай Эйва’эвэнг и спасибо Эйва за данную мне жизнь, — комок в горле не позволяет говорить. В следующее мгновение юноша прыгает в воду.Паук жил ради возвращения, но умер среди тех, кого считал семьёй.