В поисках Гармонии

Покрытые мхом корни вековых дубов и елей омывались прозрачной холодной водой, поблескивающей в лучах полуденного солнца, тайком проникавшего в лесное царство сквозь зеленые гривы его хранителей. Она перетекала с камня на камень, журча переговариваясь с деревьями, подпевая трелям птиц и делясь секретами с лесным духам - питая жизнью всех своих соседей и добрых друзей. Маленький, но бурный и неунывающий поток бежал вперед и вперед, мимо низеньких травянистых берегов, чтобы в 50 милях, у подножья серых гор, встретиться с сестрой, полноводной и широкой рекой, которая проводит его к Великому морю. Решив, что холодная ключевая вода – лучшее средство для затуманенного сознания, Джон остановился у кромки ручья, чтобы избавиться от сонливости и напоить коня. Подумать только, еще немного, и долгое путешествие подойдет к концу, думал он, погружая руки в кристальный поток, приятно холодивший кожу. Прозрачная тяжелая материя просачивалась сквозь пальцы, касалась лица и дарила бодрость. Приведя мысли в порядок и прикинув, что до замка осталось пара часов спокойного пути, Джон вознамерился отпраздновать окончание своих странствий хлебом, предусмотрительно захваченным из дорожной таверны, пока Бриганд - быстрый верный подкованный друг - напивался всласть. Ах, если бы только юноша знал, как сильно он ошибается, безропотно веря в окончание своих приключений, то легкая, по-детски игривая улыбка немедленно бы сползла со светлого лица вместе с переливающимися на солнце каплями, унося с собой и тревогу, и радость, и даже печаль, оставляя в душе лишь пустоту. Оглушающую, царственную, ненасытную. Но автору не хватит духу, чтобы поступить так с героем, который вот-вот, пускай и по его собственному внушению, но должен достигнуть цели. Нет! Не просите! Пусть уж лучше сам разбирается, тем более, что разобраться и вправду есть с чем: вместо естественных для чащи природных звуков ушей Джона неожиданно коснулась грубая речь человека, облекающего свои грозные и жестокие мысли в красивые, изысканно сладкоречивые и любовно витиеватые, но отнюдь не предназначающиеся для дамских ушей фразы с напористостью городского сапожника. В то же время защитный амулет в точеной оправе - подарок на удачу одного близкого друга юноши - до этого момента мирно покоящийся в складках походного костюма, стал размеренно светиться, завлекая очередного своего хозяина какой-то старинной тайной в определенно увлекательную и опасную авантюра, как мотылька губительное пламя.

***

Герцога нельзя было назвать человеком слабым. И не только потому, что за такие неосторожные слова длинный на язык индивид мог запросто отправиться коротать век в самых темных и грязных темницах Дрекмора или быть выпоротым до полусмерти весьма расторопными в таких занятиях верными гоблинами. Нет. Влияет на столь незыблемое утверждение и другая причина: с самого детства Игторна учили быстро и холодно анализировать ситуацию, а затем также быстро находить решение, не обращая внимание на лишние эмоции (что, будем откровенны, в последнее время не всегда ему удавалось). Поэтому поймав неудачливого Гамми, он посчитал верным учинить ему допрос прямо на месте. Ну правда, не таскаться же с ним туда – обратно, через весь лес, в поисках медвежьего жилища. А так будут сэкономлены и время, и силы. Жаль только не душевные. И герцог вновь задал свой простой вопрос. - Где живут твои друзья? Склонившись над серым пленником и прожигая его взглядом, от которого явно не стоило ждать ничего хорошего, властитель Дрекмора угрожающим тоном отчеканил каждое слово так, что буквы их составляющие, по заверениям гоблинов-свидетелей, начали как будто проявляться в теплом и влажном воздухе. Но как бы ни хотелось Игторну, ответа не последовало. Вместо того чтобы ползать в ногах и молить о пощаде, этот грязный блохастый мешок лишь мило улыбался, чем еще больше выводил человека из себя, что само по себе не так сложно, учитывая как этот самый человек не любил медведей, мягко говоря. А если серьёзно, то он ненавидел их всеми фибрами своей тёмной души. Вечно эти тупые комки шерсти путают мои планы, думал он. И чего они пристали? Какой им прок помогать Грегору? Грегор, этот непроходимый добряк. Король… Ха! Он имеет столько же прав на трон, сколько корова имеет прав брать дань с доярки. А жители Данвина этого и не замечают, такие же непроходимые идиоты, как и он. Ну ничего, я еще добьюсь своего! По хорошему или по плохому, но добьюсь. Я взойду на престол и возьму то, что принадлежит мне по праву.  От этих мыслей по его душе разливалась покалывающая теплота – предвестник очередного коварного плана. Если этот медведь сейчас же не покажет мне, где находится долина, я придушу его собственными руками, закипал на глазах герцог, делясь таким раскладом с шерстяным пленником предусмотрительно, хоть и не очень крепко, связанным Подлизой.   - Ну! Где находиться вход в долину Гамми? - вновь проскрежетал голос предводителя гоблинов. - Отвечай немедленно! - и рука его легла на рукоять меча. - Да, не заставляй его герцогство ждать, - выслуживался Подлиза. - Хах, боюсь вам не повезло, парни,  – улыбался мишка, стараясь не показывать страха,  – я отшельник, служитель муз, мне тяжеловато ужиться с другими. Для вдохновения ведь необходимо пространство, свобода, - если бы не верёвки, то Густо обязательно раскинул руки, показывая важность таких простых вещей. - Ей тесно в маленьком, уютном жилище, - медленно проговаривал художник, стараясь потянуть время. - Она жаждет простора. Понимаете?  - Не заговаривай мне зубы, медведь, - медленно цедил Игторн, исходясь ядом. Он явно терял терпение, о чем ясно свидетельствовал цвет его лица. - Даю тебе последний шанс. Где живут остальные Гамми?!  - Немедленно отвечай, глупый мишка, – вторил хозяину маленький гоблин. – А не то от тебя и мокрого места не останется! Но разве мог Густо выдать эту тайну? Конечно нет. Никогда не смог бы художник предать тех, кто стал для него семьей, кто принял его со всеми его недостатками - начиная с извечного стремления к чему-то новому и заканчивая отсутствием дисциплины, тех, кто полюбил его, и кого полюбил он. Единственное, что оставалось ему в этой непростой ситуации, так это любыми способами тянуть время и надеяться на удачу, в виде верных верных друзей, спешащих ему на помощь.  Однако то, что художник увидел в следующую минут вовсе не походило на маленькую армию отважных Гамми.  Над лесом раздался сильный рев, за которым последовал штормовой ветер, и на поляну приземлился величественный серебряный дракон, что повергло в шок не только мишку, но и весь вражеский отряд.  Его драгоценная, стоящая не меньше королевства чешуя играла красками под лучами солнца, мощные лапы, утяжеленные металлическими лезвиями, называемыми когтями, методично боронили землю, а пронзительные сапфировые глаза, сдерживающие внутреннее пламя, смотрели в самую душу. - Прекрасное оружие, - не смог устоять от оценки герцог, пораженный величием могучей рептилии. - Немедленно отпусти Гамми, олух, не то падешь от моего огня! – властно прорычал ящер, отчего вокруг морды образовалось маленькое дымовое облачко. Игторн опешил от такого заявления. Дракон. Говорящий. Оскорбил его. Да еще и Гамми ему подавай.  - Живо! – гаркнул исполин и для пущий убедительности пыхнул огнем так, что гоблины попрятались по кустам, а герцог с цепляющимся за его ногу Подлизой все-таки вышел из оцепенения и опустил Густо на землю, хотя делать это ему чертовски не хотелось. - И запомни, разбойник, отныне Гамми под моей защитой, - вновь заговорил летун, когда его когтистые лапы аккуратно оплели серого художника. – Каждый, кто посягнет на их свободу и жизнь, познает мой пылающий гнев и выжигающую ярость. Тогда пощады не ждите. Чешуйчатые крылья напряглись, медленно замахали и  подняли в воздух новоиспеченного стража волшебных медведей, намеревающегося улететь прочь от этих мерзких и прогнивших существ, внешне разных, но, по существу, как ему казалось, единых. И вдруг на какой-то миг сапфиры глаз существа столкнулись со взглядом Игторна. Что-то еле уловимое пробежало по сухой исполинской морде, от чего из ноздрей и рта заструился дым, а могучее тело непроизвольно напряглось, обрушивая серебряный хвост на старый, ветвистый дуб, сломавшийся от такой тяжести как тростинка. Как будто дракону стало больно, как будто его чем-то обидели, а он чтобы притупить эти неприятные чувства решил дать сдачи. И пускай вместо обидчика попался дуб. Так даже лучше.  Как? - спросит меня дорогой читатель. - Разве эти волшебные создания могут ощущать боль? Но их кожа прочнее лучших рыцарских доспехов, а сердце - сплошное пламя. Неужели что-то может навредить такой непробиваемой махине.  И я совру, что конечно не может. Вот вы где-нибудь видели, чтобы драконы плакали? Правильно, не видели! И это не потому, что они съедают обидчиков на обед, а потому, что они бесчувственны. А в голове будет крутиться едкая мысль: «Ну, дорогой мой, тут ты не прав. Каждая драконья душа - потёмки. А ты решил осветить ее, не уследил за свечками и случайно сжёг. Так не делается! Так тебя не только драконы, но даже самые маленькие и неумелые феи уважать не будут. Ну что ты?!  Ну а пока автор разбирается со своей совестью вернёмся к героям, оставленным на лесной поляне.  - А теперь – зарычал дракон, - прочь! – из разинутой пасти полился поток огня, обращая обидчиков Густо в спасительное бегство. Отливающий серебром исполин вернулся на положенное место - в царство ветра и облаков.  Мишка был встревожен. Но не только потому, что его крепко держали мощные чешуйчатые лапы, или потому, что он, летающий обычно в своих мечтах, сейчас парил на отнюдь не безопасной высоте. Нет, Густо всегда был художником, чтобы не происходило, им он остался и сейчас, подмечая красоту даже в этой ситуации. Его творческий ум и пылкое сердце поразили красота и величие серебряного дракона (совсем как герцога), чем-то схожего с каменным собратом, некогда рожденным на безымянном острове. Ах, если бы у меня был холст и краски, - думал про себя Густо, с подобострастием взирая на металлического ящера, - какая прекрасная работа могла получится. Крылья, шея, хвост – все так и дышит вдохновением. Это переплетение стихий, огонь и воздух, горделивая осанка, проницательный и слегка надменный взгляд, мощь и сила в каждой мышце, каждой клетке, но в то же время грация и ловкость, кристальность чешуек серебра. Ах, дайте, дайте мне скорее краски! - мысленно кричал Густо.  Казалось, еще немного, и мишка вырвется из крепкой хватки, вознесенный до облаков в прямом и переносном смысле своей новой крылатой музой, напрочь позабыв о немалой высоте, только бы скорей добраться до мастерской, как вдруг, будто почуяв настроение своей ноши, дракон стал быстро снижаться, от чего Густо показалось, что его броня становится еще прозрачней. Тает, как маленькое тоненькое облачко.  И он действительно таял прямо на глазах. Не было уже одной из задних лап, вместо хвоста ветер обнимал отполированный обрубок, сквозь жемчуг перепонок то тут, то там мелькало небо, и от шеи, от длинной лунной шеи кто-то неуместно и весьма грубо отхватил  жирный кусок. У Густо слезы навернулись на глаз. Как? Его прекрасная муза рассыпается прямо на глазах. А как же эта красота, грация, стать? Куда же они? Куда?! И дракон, вновь услышав мысли художника, разжал еще сохранившуюся лапу и отпустил Гамми, только чтобы он не видел этого зрелища. Густо даже не успел испугаться, так как высота, с которой ему пришлось падать оказалось совсем не значительной, если не сказать смехотворной, а земля совсем не жесткой. - Ну здравствуй, Гамми, - послышалось откуда-то сверху, откуда точно Густо не мог сказать, так как глаза его были закрыты. Открыв их, он увидел человека, на руки которого и приземлился.  - Эй, Гамми, ты что, плачешь? – забеспокоился человек, - Пожалуйста, не бойся, я тебя не трону.  В подтверждении этих слов веревки, некогда вонзившиеся в сине-серый мех, рухнули на траву, теряя силу под напором острого кинжала с дорого отделанной ручкой. - Ну что ты? – слегка приобнял незнакомец мишку. – Может, ты испугался дракона? Или ты грустишь по той плохо воспитанной компании? – на этих словах голос юноши приобрел металлические нотки, но потом вновь стал нежным, успокаивающим, словно говорящий пытался приободрить маленького ребенка. - Уж извини меня, пришлось преподать им урок, и, по-моему, он не особо пришелся им по душе, –  по его лицу скользнула злорадная ухмылка. – Зато в ближайшее время они не сунуться в лес. - Дракон – грустно вздохнул Густо. - Что дракон? – затараторил юноша, осматривая поникшего мишку. - Он тебя все-таки напугал? Поцарапал? Обжег? - Он был прекрасен, - вздохнул Густо, простирая руки к небу. – Прекрасен! Я никогда не видел ничего подобного! Он моя муза… Над пушистой головой раздался смех, прервавший столь вдохновенный монолог на самом интересном месте. - Над чем это ты смеешься? Над муками творца? – в глазах Густо на мгновенье вспыхнул яростный огонек, так и не сумевший разгореться до ослепляющего гнева, потушенный печалью доброго сердца. - Правильно! Смейся! Именно насмешек и заслуживает моя израненная душа и теперь уже не осуществимая работа. - Нет-нет, - все еще посмеиваясь, произнес юноша, - я не хотел тебя обидеть, Гамми. Просто не ожидал, что моя первая и, похоже, последняя иллюзия приведет кого-то в такой сильный восторг. - Иллюзия?! – мишка поднял глаза на человека. - Именно так, - кивнул головой собеседник, искоса посмотрев на небольшую сумку из грубой кожи крепко-накрепко привязанной к поясу у правого бедра. – Немного древней магии и воображения. И я рад, что этого вполне хватило для твоего освобождения. Эти слова подействовали на Густо отрезвляюще, он уже и думать забыл о недавней встрече с герцогом, которая могла закончиться весьма грустно, если бы не вмешательство этого улыбчивого парня. - Жаль, конечно, что волшебство не продлилось дольше, - продолжил человек. – Так бы и я смог как следует проучить этих негодяев, и ты вдоволь бы налюбовался драконом, но главное – ты цел, и этого мне достаточно, - тихо произнес он, мысленно благодаря судьбу. Окончательно пришедшему в себя Густо, стало немного стыдно, ведь он до сих пор не поблагодарил своего спасителя. - Что ж, очевидно я теперь твой должник. Спасибо за помощь. Мое имя Август Гамми, - мишка протянул лапу, - но лучше просто Густо. Джо…, - человек на мгновение запнулся, - ..н.  Юноша встал на одно колено так, чтобы смотреть художнику прямо в глаза, и мягко ответил на рукопожатие.  – Очень рад знакомству, Густо, – добродушно улыбнулся он. И это было чистой правдой. Каждый день во время своего долгого путешествия Джон представлял себе эту встречу, по воли судьбы случившуюся на крошечной полянке, затерявшейся где-то в густых лесах Данвина, так далеко от его родного дома, что нечего и говорить. Встречу, которая принесет много нового и медведям, и людям. Встречу, которая несомненно приведет его к заветной цели.   - Спасибо, Джон. Что же привело тебя в наши края? - Спросил Густо, изучая необычный узор наручей, принадлежащий явно знатному роду.  - Хах, ты меня раскрыл Гамми. Неужели я так сильно отличаюсь от местных?  - Нет, просто тебя выдают одежда, и, - мишка старался подобрать слова, - поведение. Ты извини меня за прямоту, но обычно люди не очень то любезны с мишками, как ты мог видеть. - Хм, - юноша принял задумчиво-игривый вид, как будто затевая какую-то шалость, - но если так подумать, - пальцы постучали по подбородку, - то мне ты тоже не можешь доверять, - в глазах его заплясали чертики. - И будешь абсолютно прав. Густо стало не по себе. Неужели этот приятный человек такой же как и многие люди, и судьба, сыграв с ним шутку, передала из лап одного врага в аккуратные руки другого. При своем невысоком росте и худощавом телосложении Джон выглядел сейчас достаточно грозно. От прежней веселости на молодом лице не осталось и следа: черты заострились, крупицы зелени в карих радужках заполнила болотная трясина. Но голос, чья мягкость и вкрадчивость не сумела скрыться под властным обликом, выдавал. - Ведь я понимаю, Густо, что верить мне, незнакомцу, не самая лучшая затея, - начал медленно человек, - и возможно мои последующие слова тебя обескуражат. - Сделал паузу. - Здесь я в том числе и ради вас. Джон устремил ясный взгляд на мишку: во взоре его уже не было ни намека на недавнюю бурю, лишь спокойствие и тихая-тихая грусть. - Ради Гамми. Мне есть, что рассказать главе вашей общине, - с этими словами он выудил из внутреннего кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, скрепленный красной печатью с отесанной на ней буквой "G". - Передай ему это послание, ровно как и мое глубокое почтение. Да и не забудь сказать, что я настаиваю на скорой встрече. Скажем завтра, на этом самом месте. Пожалуйста. Медведь, как и предсказывал путник, находился в легкой растерянности, поэтому ничего не ответив, молча продолжал следить за быстрыми и грациозными движениями Джона, который уже успел дойти до ствола поваленного дерева, находящегося в десяти футах от него, расположиться на его мшисто-зелёном бархате и пригласительным жестом теперь указывал мишке сделать то же самое.  - Но прежде, Густо, - вновь заструился приятный голос, - расскажи мне все, что ты знаешь о том человеке и о его гоблинах.