Fangclub — Vulture Culture
— Как вы себя чувствуете, Альбедо? — спрашивает Чжун Ли после обычных для встречи любезностей. Устроившись на диване, Альбедо кладёт ногу на ногу, сцепляет пальцы на колене. — Я бы оценил динамику как положительную. Чжун Ли слегка улыбается. — Хорошие новости. В таком случае, что вы хотели бы обсудить? — Я регулярно принимаю препараты, — Альбедо успокаивает перечисление простых и понятных вещей, — стараюсь не корить себя за отсутствие быстрого прогресса, по возможности приобретаю положительный социальный опыт, и мне кажется, что разговоры с вами влияют на моё состояние очень хорошо. Спасибо вам, господин Чжун Ли. — Всегда готов вас выслушать, — кивает Чжун Ли. Он выглядит довольным, и это… странно? Обычно никакие слова не нарушают его абсолютного спокойствия. — Однако повторю свой вопрос. Есть ли у вас пожелания о теме нашей встречи? «Я готов», — говорит себе Альбедо. Даже если нет, он не может больше молчать. — Да. Я хотел бы рассказать о своём брате. ~ — Мне здесь теперь не по себе, — жалуется Чайльд, полулёжа на диванчике. — Всё время жду, что ворвётся этот ненормальный и начнёт мне угрожать! — Я же обещал, что не подпущу его к тебе. — Кэйа закусывает трубочку, через которую тянет тёплый молочный коктейль, и сверкает зубами в улыбке. — Или не веришь, что я смогу его остановить? Не придумав, что ответить, Чайльд надувается. Ему постоянно хочется обижаться — возможно, потому что вторая неделя правильной жизни подходит к концу, и… да блядь. — Взять тебе ещё пирожное? — Нет! — взрывается Чайльд, ждавший предлога, чтобы разозлиться. Он настолько на взводе, что ему даже не стыдно. Он просто не в силах подумать о чём-то ещё, кроме клокочущего раздражения, более мучительного, чем гнев. — Так и скажи, что ищешь повод подкатить к этому бармену! Ищешь ведь?! — Не думал об этом, — пожимает плечами Кэйа и переводит взгляд на стойку, — кстати, почему?.. — Потому что он не в твоём вкусе! — Неправда. Высокий, со светлыми волосами, и только посмотри на эти плечи… — Мне не нравится! — огрызается Чайльд. — Когда речь идёт о мужчине, способном в одиночку вкусно накормить целую клинику, внешность уже не имеет значения, — хмыкает Кэйа и под столом кладёт руку Чайльду на бедро. — Стоит подкатить к нему, только чтобы получить завтрак в постель. Ты ведь любишь блинчики на завтрак? — То есть ты хочешь, чтобы это я к нему подкатил? — Чайльд вздёргивает верхнюю губу в оскале. Кэйа в ответ заламывает бровь. Разумеется, это вызов. — Легко, если хочешь рискнуть моим расположением! — Если не вернёшься в мои объятия, я буду безутешен! — мурлычет Кэйа ему вслед, но Чайльд только дёргает плечом: он уже на пути к стойке. Тома или как его там возится с кофемашиной, и у Чайльда достаточно времени, чтобы спустить с плеча лямку майки, опереться на стойку и оттопырить задницу. — Эй, — приготовившись к лобовой атаке, окликает он своим «я безумно сексуален» тоном, — чем занимаешься? — О! Прости, я чуть не забыл! — Тома оборачивается и расплывается в улыбке. Чайльд уже злорадно косится на Кэйю, но Тома возвращается из подсобки, откуда тянет свежей выпечкой, и суёт Чайльду печенья-рыбки в бумажных конвертах. — Кэйа просил два тайяки! Потом скажете, как вам? Если крем слишком сладкий, я немного поменяю рецепт! Посмотрев в его горящие энтузиазмом глаза, Чайльд бросает сухое «ага» и садится на своё место посрамлённый. — Он ебётся только со своей печью. Точно тебе говорю. Кэйа с нахальной улыбкой отбирает одно печенье, откусывает рыбке голову, и ему на подбородок брызгает жидкий белый крем. К неуёмному раздражению Чайльда добавляется острое желание немедленно перепихнуться. Теперь он сам кладёт руку Кэйе на бедро и сразу двигает выше. — Не слишком сладко? — ехидно спрашивает он, пересев вплотную, сжимает пальцы, чтобы через тонкую ткань чувствовать, как твердеет большой член. Ради такого стоит жить. — Может, разбавить солёным? — Ты ужасно флиртуешь, — усмехается Кэйа и облизывает губы. Крема всё равно много; Чайльд тянется его попробовать, пытается засунуть Кэйе язык в рот и уже собирается расстегнуть ему джинсы, когда напротив скрипит стул. Это Альбедо, и на нём лица нет. — Что случилось?! — спрашивает Чайльд, растеряв весь пыл. Ну, или как минимум половину. — Всё хорошо, — врёт Альбедо и закрывает лицо руками. Плечи у него вздрагивают. — Не обращайте внимания. Я поеду домой, только выпью кофе. — Ты правда хочешь поехать к себе? — щурится Кэйа. На автомате Чайльд продолжает щупать его член, но уже скорее нервно. — Чтобы побыть одному или чтобы меня не напрягать? Альбедо поднимает ладонь, прося паузы, резко встаёт и уходит в сторону уборной. — С ним что? — взволнованно спрашивает Чайльд. — Он в порядке? Он же не в порядке! Сильнее прижав его руку своей, Кэйа притягивает его за лямку майки и сам трахает языком в рот. Теперь встаёт и у Чайльда. — Не в порядке, — выдыхает Кэйа, откинувшись обратно на диван. — Мне пора на приём к Чжун Ли. Присмотри за Альбедо. Если почувствуешь неладное, не отпускай одного. Поезжай к нему, если разрешит. Прихватив со стула куртку, Кэйа уходит, а Чайльд остаётся наедине со своим желанием трахаться. — Я всегда чувствую неладное, каждую, блядь, минуту своей жизни, — бурчит он и суёт в рот недоеденное печенье. — Можно бы и послаще! ~The Y & Anton Ray — Release the Monster
В рассеянном свете туалетной кабинки, украшенной милыми иназумскими статуэтками (даже здесь Тома ухитрился создать подобие уюта), Альбедо смотрит в глаза своему отражению. Убрать метку на горле, немного иначе зачесать завившиеся от влаги волосы, добавить во взгляд стали — и вот они с Дорианом почти неразличимы. Трудно сглотнув, Альбедо прикрывает горло ладонью, вглядывается в зеркало так, будто оно может дать ответ. Чжун Ли сказал «вы уверены, что виноваты в его исчезновении?». Сказал «вы не могли вмешаться в его конфликт с матерью, так?». Сказал «вы младше, и это у него были все возможности заботиться о вас». Сказал ещё много вещей, о которых Альбедо не задумался ни разу за всю свою жизнь. Стал ли груз вины хоть немного меньше? Альбедо не знает. Теперь он как будто не знает вообще ничего. Весь мир был ложью. — Эй? — Чайльд стучит в дверь. — Ты как? Уже полчаса не выходишь. Ещё раз плеснув в лицо холодной водой, Альбедо открывает. — Я в порядке, — сипит он и кашляет, пытаясь вернуть голос. — Детка. — Чайльд шагает в кабинку, запирает дверь и прижимает Альбедо к себе, утыкает себе в грудь. — Иди сюда. Его тонкая майка сразу становится мокрой, но Альбедо не в состоянии отстраниться. Он стискивает Чайльда обеими руками, до боли сжимает зубы, словно это поможет удержать внутри всё, что копилось долгие годы. Всё, что мучило его, пробиралось в тёмные сны, где весь мир гибнет в его ядовитых когтях. — Можешь не рассказывать. — Чайльд обнимает его за плечи, гладит по голове, и если бы только получилось забыть обо всём и растаять в тепле его рук. — Только не делай такое лицо, будто ты во всём мире один-одинёшенек. У тебя есть я. И Кэйа. Я вижу, как он на тебя смотрит. — Как? — слабо спрашивает Альбедо. Вода шипит и пенится в раковине, обдаёт руки мелкими брызгами, но даже с этим нет сил хоть что-нибудь сделать. Только бы не шевелиться. — Как будто убить за тебя готов. Альбедо комкает в кулаках майку у Чайльда на спине. — Не надо, — просит он, — пожалуйста, давайте не будем больше никого убивать. Никогда. Можно ведь обойтись без этого. — …ну, — отзывается Чайльд, поразмыслив, — я готов попробовать. Звучит так искренне и по-своему простодушно, что Альбедо начинает смеяться — и не сразу понимает, что ему не весело. Ему больно, так чудовищно больно, и если бы это была физическая боль, к которой он почти невосприимчив. Его раздирает изнутри, будто каждая нервная клетка предала его и запустила программу мучительного самоуничтожения. Неуправляемый хохот кажется чужим и, отражённый кафельными стенами, только умножает ужас. — Альбедо, — зовёт Чайльд, обхватывает ладонями его лицо, заставляет поднять голову. — Посмотри на меня. Детка, я здесь, с тобой. Единственное, чего Альбедо хочет — чтобы Чайльд зажал ему рот. Может, тогда этот жуткий смех прекратится. Хуже того, Чайльду тоже страшно — по нему заметно, хоть он и пытается скрыть, и, помимо боли, Альбедо начинает терзать вина. Он чудовище. Никто не виноват, что он родился чудовищем в теле человека. Те, кто его боялись, были правы. Зачем Чайльд и Кэйа решились сунуть голову в пасть дракона? У него подкашиваются колени, но Чайльд удерживает его, поднимает на руки, вытаскивает из кофейни на улицу. Вечерний холодок обжигает мокрые руки и лицо — ничто в сравнении с Драконьим хребтом, но хоть немного отрезвляет. — Альбедо, — повторяет Чайльд как заклинание и легонько встряхивает его. Альбедо, охрипший от непрерывного смеха, заходится кашлем, Чайльд перехватывает его, ставит на ноги, придерживает, чтобы не сполз на землю. — Тебе душно? Тошнит? Альбедо мотает головой — и в следующую секунду его выворачивает так, что внутренности скручивает спазмом. В желудке пусто, но от этого не легче. Повиснув у Чайльда на руках, Альбедо дёргается в судорогах, пока горло не начинает саднить так, будто его ободрали изнутри. Когда эта пытка наконец прекращается, Альбедо не чувствует сил даже дышать. Его трясёт, и вот теперь становится холодно. И стыдно за свой жалкий вид. — Вот и всё, — шепчет Чайльд ему в затылок, помогает выпрямиться, бережно обтирает ему лицо краем собственной майки. — Идём, выпьешь тёплой воды, попустит. При одной мысли о том, что придётся глотать, Альбедо снова чувствует рвотные позывы, но настолько слабые, что их можно игнорировать. Сопротивляться он всё равно не в состоянии. Чайльд заносит его назад в кофейню, укладывает на диванчик и, похлопав по груди, уходит к стойке. С трудом повернув голову, Альбедо смотрит, как он говорит с Томой. Потом Тома подныривает под стойкой, и они возвращаются вместе. Альбедо становится ещё стыднее. Опять Томе приходится ему помогать — а это даже не его работа. Всё тот же цветочный запах заставляет закашляться и перекатиться на бок. Зато тело наконец начинает слушаться. — Можете говорить? — спрашивает Тома и снова берёт его руки в свои, разминает пальцы. — Полежите, я сделаю вам поесть. Чайльд садится рядом, затаскивает Альбедо к себе на колени так, будто уже приготовился носить его везде всю оставшуюся жизнь, устраивает поудобнее, укладывает головой себе на плечо. Теперь его кожа кажется ледяной, и Альбедо боится представить, сколько времени они торчали в парке. По ощущениям, несколько минут, но за такое время Чайльд не успел бы замёрзнуть даже без куртки. — Поспи, если хочешь, — предлагает Чайльд. Его поглаживания по голове странным образом успокаивают. — Я разбужу, когда Кэйа вернётся. Хочешь, поедем к тебе домой. Или ко мне. Или к Кэйе, если мы его ещё не затрахали. Альбедо передёргивает при мысли о своей квартире. О сложенных у стен холстах и сотнях неудачных набросков. О тесной комнате и множестве крошечных знаков одиночества, которыми наполнено всё пространство. Надеялся ли он однажды встретить очередной приступ у кого-то на руках и не почувствовать себя униженным? Тома возвращается, ставит на столик большую кружку какао и чашку жидкой каши. Думать о еде тяжело, но мерзкий привкус во рту ещё хуже, чем необходимость глотать. — Давай, — Чайльд снова деловито пересаживает Альбедо, придерживая ему голову плечом, и подносит к его губам ложечку с кашей. В загустевшем молоке всего несколько разбухших крупинок, и всё равно Альбедо кажется непосильной задача достаточно открыть рот. Он справляется не сразу, для начала разжимает челюсти, потом губы, чтобы можно было сунуть ложку ему в рот. Тёплая, обволакивающая сладость на языке оказывается приятной. Особенно после всего пережитого. — Вот так, — ласково шепчет Чайльд, и, наверное, Альбедо ещё ни разу не видел у него такой улыбки. — Думаешь, почему я хороший старший брат? Я могу в кого угодно запихать миску каши! Альбедо еле слышно фыркает и заставляет себя проглотить. Со следующей порцией, тоже крошечной, уже легче. «Думаете, ваш брат готов был взять на себя такую же ответственность, какую безусловно приняли вы?» — сказал Чжун Ли. «Он или ваша мать заботились о вас так же, как вы хотели заботиться о них?» — задал он последний вопрос, над которым Альбедо предлагалось подумать до следующей встречи. Но Альбедо даже не смог бы сказать, какой из вопросов окончательно его уничтожил. Его единственной целью было справляться. Разве он мог размышлять, как не есть — как могло бы быть? — Ещё одну, — шепчет Чайльд и целует его в висок. — Если бы ты только знал, как я хотел покормить тебя с рук. Разрешишь как-нибудь ещё? Альбедо бы поблагодарил его, но все его силы уходят на попытки сделать ещё глоток. Со звоном колокольчика входит Кэйа, улыбается — и, побледнев, ускоряет шаг. — Мы справились, — успокаивает Чайльд, — кстати, можно будет снова заехать к тебе? — Я настаиваю, чтобы вы заехали ко мне, — выдыхает Кэйа и садится рядом, берёт Альбедо за подбородок, чтобы посмотреть ему в лицо. От одного этого Альбедо становится словно бы теплее. — И, Альбедо, раз мы здесь, пожалуйста, давай заглянем к Бай Чжу. ~ От кофейни до кабинета Бай Чжу Чайльд несёт Альбедо на руках и с явной неохотой расстаётся с ним только чтобы усадить на кушетку. — Верну его вам в целости и сохранности, — отшучивается Бай Чжу и раздвигает ширму. Недовольный, Чайльд прислоняется к стене рядом с Кэйей, помявшись немного, тянется к его руке, сжимает пальцы. — Чуть ёбу не дал, — шепчет он. Кэйа закидывает руку ему на шею, притягивает ближе, коротко целует. — Никто бы не справился лучше тебя. Чайльд устало пытается улыбнуться, но выходит так себе. — Будет что рассказать Чжун Ли завтра, — бормочет он, и его щёки покрываются румянцем. Кэйа вспоминает взаимные подначки в ожидании Альбедо и уже собирается нашептать Чайльду что-нибудь на ухо, когда слышит ещё чьи-то шаги. Только что расслабленный, Чайльд словно превращается в металл — на пороге стоит муж Кави. Подумать только. Прежде чем прозвучит хоть слово, Кэйа заслоняет Чайльда собой, улыбается открыто, нагло и располагающе — так, как улыбался главарям банд, большим шишкам и недовольному его рисковыми проделками магистру Варке. Работало безотказно — срабатывает и сейчас. Пусть потемневший лицом, обманутый муж переводит взгляд на него. — Обсудим кое-что? — спрашивает Кэйа, не переставая улыбаться, и решительно двигается ему навстречу. В дверях им не разойтись, приходится мужу Кави сдать назад, и либо он слишком воспитанный, либо боится случайных прикосновений. Кэйа ставит на второе. — Мы встречались уже дважды, — воркует он и захлопывает дверь в кабинет. — Не думаешь, что пора познакомиться? ~ — В прошлый раз симптомы были такими же? — спрашивает Бай Чжу, усевшись рядом на кушетку, пока лоза передаёт данные о состоянии Альбедо на планшет. Графики из-за нестабильного состояния отрисовываются небыстро. — И тоже возникли на фоне эмоциональной встряски? — Сегодня было хуже, — неохотно признаётся Альбедо. Ему тяжело разговаривать о собственных проблемах, помогает только думать, что для Бай Чжу это важные научные данные, которые не следует искажать, чтобы не нарушить чистоту эксперимента. — Не помню, чтобы раньше меня тошнило. — Хм. — Глядя в экран планшета, Бай Чжу задумчиво постукивает кончиком пальца по подбородку. — Твой организм удивительно хорошо переносит все препараты, которые ты принимаешь. Высока вероятность, что проблема не в них. — Мать говорила, я слишком поддаюсь эмоциям. — Альбедо снова зажимает сложенные ладони между колен. — Вряд ли она преувеличивала. До приезда сюда приступы длились дольше, но протекали… спокойнее? Наверное, так. Иногда я по несколько дней не мог говорить или есть, не мог заставить себя с кем-то встретиться, но потом всё проходило само собой. Сегодня я не мог этим управлять. Не будь рядом Чайльда, я… не знаю, как бы я справился. — Подожди, — Бай Чжу щёлкает пальцами, — на каком этапе пришёл Чайльд? — Перед пиком приступа. — Альбедо стоит труда восстановить события — даже сконцентрироваться нелегко. — Мы немного поговорили, а потом… я начал смеяться и не смог остановиться. Я боялся, что задушу его или причиню ему ещё какой-то вред, пока себя не контролирую… — А вот и проблема! — провозглашает Бай Чжу с таким видом, будто только что совершил открытие. — Твои панические атаки, как правило, вызваны страхом, а когда ты испытываешь ещё больший страх, твоё состояние усугубляется. Вероятно, раньше от таких симптомов тебя спасало уединение. — Мне стоит немедленно изолировать себя? — делает вывод Альбедо. — Нет, — прерывает его Бай Чжу и, взяв его руку, снимает браслет с напоминаниями о приёмах таблеток. — Я его заменю. Все функции останутся теми же, но в случае панической атаки ты сможешь быстро нажать кнопку и получить небольшую дозу транквилизатора. Сонным ты не станешь, только немного успокоишься. Этого хватит, чтобы не потерять контроль. Так ты сможешь не бояться кому-нибудь навредить. Подожди здесь, мне нужно несколько минут, чтобы подготовить новый браслет. На смену ему за ширму прокрадывается Чайльд, приседает на корточки перед кушеткой. — Тебе лучше? — взволнованно спрашивает он. — Да. — Альбедо осторожно обводит пальцами его челюсть и скулы, касается носа, уголков глаз и бровей. Его всё ещё пошатывает, но прикосновения к кому-то другому помогают прийти в себя, а Чайльд его… словно бы успокаивает просто своим присутствием. Такое непривычное чувство. — Бай Чжу придумал, как мне помочь. Посмотрим, сработает ли его методика. Слабо улыбнувшись, Чайльд кладёт голову ему на колени, подставляется под ладони, и отсутствие концентрации из неудобства превращается в благо. Так Альбедо может наслаждаться его близостью и не думать больше ни о чём. Вообще ни о чём. ~ — К сожалению, этот вариант — оптимальный, — заканчивает Чжун Ли. — Простите, что утомляю вас подробностями, Кавех, но вы должны принять решение, зная все риски. Кави даже не пытается изобразить интерес. — Хотите спросить о чём-нибудь? — мягко добавляет Чжун Ли. — Разве у меня есть выбор? — Всегда есть выбор. — Чжун Ли берёт со стола деревянную головоломку, перекатывает в ладонях. От нечего делать Кави следит за его руками. — Возможно, прозвучит мрачно, но смерть — дело куда более личное, чем жизнь. От его слов Кави становится не по себе ещё сильнее, чем после разговора с Бай Чжу. Словно смерть становится чем-то… ощутимым. Слишком близким, чтобы воображать, будто бы можно от неё убежать. — Предпочёл бы не сталкиваться с этим делом в ближайшие лет сто, — огрызается Кави. — Если так, я настоятельно рекомендую прислушаться к решению доктора Бай Чжу. Да, продолжительный сон в лозах не гарантирует полного выздоровления, но постепенная детоксикация вкупе с медикаментозной поддержкой даёт хорошие результаты и к тому же исключает эмоциональные срывы, которые способны свести на нет эффект самой продолжительной терапии. — То есть я не меньше месяца проваляюсь в лозах, а потом… просто открою глаза? — Кави осознаёт, что ему предстоит, только договорив. — Как будто уснул на пару часов? — Возможно, вам понадобится недолгая реабилитация. Но, если упростить, вы совершенно правы. Месяц, думает Кави, и все его мысли обращаются к аль-Хайтаму. Месяц. Или ещё дольше. — Передайте Бай Чжу, что я согласен. — В таком случае, советую вам перекусить, чтобы погрузиться в сон с приятным настроением. Я должен уведомить вашего супруга? — Я скажу сам, — качает головой Кави. — Это почти такое же личное, как смерть. — Разумеется, — кивает Чжун Ли, и Кави, выбравшись из глубокого кресла, покидает кабинет. Ведя ладонью по отполированным перилам на пути к столовой, он думает, как странно будет целый месяц провести без чувств и ощущений. Без еды и воды, без разговоров и прогулок, без работы — и без аль-Хайтама. Без аль-Хайтама. Остановившись на последней ступени, Кави зябко закутывается в халат, обхватывает себя руками. Он столько раз лгал. Столько раз уезжал, не потрудившись предупредить. Столько раз не брал трубку, когда пропадал на несколько дней — в джунглях, в пустыне, на согласовании очередного проекта. То, что аль-Хайтам о нём знает после стольких лет брака, — лишь половина правды. Лучшая половина. Сквозняк доносит до него запахи местной кухни: лапша, перец, овощи, креветки и прочие морские гады. Глотать всё ещё больно, и от одной мысли о еде начинает тошнить. Он простит ещё одну ложь, — говорит себе Кави и поворачивает обратно. Этот выбор тоже его личное дело.