Сгоревшее королевство

      По стиснутым зубам и походке Тигнари понимает, что Сайно… нет, даже не расстроен. Зол. А когда Сайно зол (что приключается нечасто), реальность вокруг него начинает ломаться, выпуская на волю все возможные неприятности.       Но они в Ли Юэ. Может, на этот раз обойдётся…       Сайно останавливается. Проследив за его взглядом, Тигнари понимает, что неприятностей избежать не удалось: на другой стороне аллеи появляется аль-Хайтам.       — Сайно, — спокойно говорит Тигнари, — стой здесь.       Сайно не двигается. Можно принять за знак согласия.       Ободряюще обмахнув его ноги хвостом, Тигнари спешит вперёд. Аль-Хайтам, как обычно, поглощён своими мыслями. Он замечает Тигнари только в нескольких шагах — и его глаза расширяются.       Тигнари поднимает руку в приветствии, улыбается. Аль-Хайтам стучит пальцем по чашке наушников.       — Когда вы прилетели?       — Днём. С трудом уговорил Сайно подождать приёмных часов. Он собирался залезть в клинику через окно.       Аль-Хайтам улыбается — шире обычного. Даже в сумерках заметно, как блестят его глаза, и ещё запах…       От него пахнет другим мужчиной. Слюной, семенем, потом, и ещё чем-то маслянистым и сладким, с едва уловимой примесью кофейных зёрен. Он только что занимался сексом? Пока Кави там?..       Конечно, Тигнари не подаёт вида, что заметил.       — Вы повидали Кавеха?       — Доктор нам разрешил. Мы поговорили, сделали фото для Коллеи… — Тигнари чешет нос: этот запах, удивительно приятный, если отбросить эмоции, не даёт ему покоя. — Ему правда лучше?       — Правда. — Аль-Хайтам вздыхает, глубже засовывает руки в карманы куртки. — Я не хотел… показывать всего.       Ему тоже больно. Может, даже больнее, чем Кави.       Запах перестаёт беспокоить Тигнари так сильно. Он предвзят — потому что он принадлежит к валука шуна, народу, который любит только раз. У людей другие предпочтения. Может, и к лучшему. Случись такое с Сайно, Тигнари сошёл бы с ума.       — Долго ещё вам быть здесь?       — Не знаю.       Он не спрашивает, когда Тигнари собирается вернуться в Гандхарву. Не смотрит на Сайно. Его взгляд делается отрешённым, устремляется внутрь, словно весь остальной мир сконцентрировался на Кави, и не существует никого больше.       Совсем не тот аль-Хайтам, к которому Тигнари привык.       — Посидишь с нами? Не сегодня. На днях. Позвони мне, если будет настроение.       Резко кивнув, аль-Хайтам разворачивается и скорым шагом направляется к клинике.       — Что это с ним? — спрашивает Сайно, неслышно подойдя сзади, и упирается подбородком Тигнари в плечо. — Даже для него как-то слишком.       Тигнари качает головой.       — Не будем его трогать. Идём, осмотримся в нашей квартире, а потом поужинаем где-нибудь.       — Даже не посмотрел в мою сторону! — кипятится Сайно.       Но он больше не злится — значит, на сегодня неприятности иссякли.              ~              Приезжать в клинику одному уныло, но у Чайльда слишком дрянное настроение, чтобы искать компании, как всегда в дни, если ебаться не тянет. И такое случается.       Приличия ради Чайльд зачёсывает волосы, и это максимум, на который он готов для выхода во внешний мир. Вылезать из дорогущей тачки в тренировочных штанах с вытянутыми коленками и рубашке Капитано доставляет ему злорадное удовольствие.       Он может себе позволить, а кто завидует — пусть выкусит.       Медсёстры вежливо интересуются его настроением и, получив в ответ скомканное «норм», на прощание дают ему конфетку.       Озадаченный таким поворотом, Чайльд суёт конфетку в карман и всю дорогу вниз по лестнице теребит край бумажной обёртки. Маленький Аякс, наверное, был бы вне себя от счастья. Несмотря ни на что.       Аяксу повзрослевшему, если по-честному, тоже приятно. Казалось бы, такая мелочь. Он себе может купить тонну конфет, но…       Он вздыхает и старается не развивать мысль.       В кофейне для понедельника не просто оживлённо — зал не может вместить всех. Кофе не так уж хочется, но очередь — всегда отличный шанс до кого-нибудь доебаться, так что Чайльд пристраивается в хвост, доходящий почти до аллеи парка, и навостряет уши.       Почти все здесь в медицинской униформе или официальных нарядах. Судя по последним, собрались гости со всего Тейвата. Как и положено напыщенным официальным лицам, они молчат или скупо переговариваются на пониженных тонах, зато медики веселятся вовсю. То и дело в очереди вспыхивает смех и волнами раскатывается в обе стороны.       Как назло, Чайльд в окружении унылых говноедов. Отличный день, чтобы выглядеть потраченным — ближе метра никто не подходит.       — Осталось всего полчаса, — слышится деловитый голос, — предлагаю отправиться к месту проведения конференции.       Меньше чем за минуту очередь уменьшается на полсотни человек. Медики с возгласами радости врываются в зал, и теперь Чайльд пристраивается к ним.       — Два года ничего не было слышно!       — Я думал, этот проект заморозили.       — Вместе с пациентом? Аха-хах!       — Пш! Да кто тебя просил?       — Брось, ты слишком волнуешься!       — Мне с самого начала было интересно! — Чайльду не видно, кто говорит, судя по голосу, молодая девушка. — Я за ним начала следить, когда мне было двенадцать!       — Ты потому и решила стать врачом?       — Между прочим, да!       Компания рослых парней снова взрывается смехом. Девушка проталкивается из кофейни наружу, и Чайльд, проводив её взглядом, отходит в сторону, к большому термопоту. Мало кто им пользуется, но Тома следит, чтобы там всегда была вода, а коробка с пакетиками чая не пустела.       Наобум Чайльд выбирает чёрный, бросает в кипяток листик мяты и ломтик лимона и тоже выходит наружу. Как он и предполагает, девушка торчит около курилки.       — Уйди! — буркает она, но, не услышав ответа, поворачивается. Нос у неё красный. — Ты…       — Подумал, захочешь согреться. Очередь сегодня огромная. — Чайльд с невинным видом подаёт ей картонный стаканчик, предусмотрительно обёрнутый бумажными салфетками. — Часто здесь бываю.       Он красноречиво оглядывается в сторону клиники.       — А, — сразу расслабляется она и принимает маленькое подношение уже без опаски. Потрясающая доверчивость. Чайльд мог бы отравить её десятью разными способами так, чтобы никто не смог установить причину. — Ты доктор?       Последнее, что можно предположить, но Чайльд не любит разочаровывать людей.       — По большей части на выездах. Даже не в курсе, что сегодня происходит.       — Научная конференция. Мы все очень долго её ждали.       — Вот как? — Чайльд приподнимает бровь. Он отлично умеет казаться заинтересованным. Безопасным. Открытым. В общем, полной своей противоположностью. — Ничего не слышал… меня даже не предупредили!       — Может, потому что ты больше практикуешь… — Девушка неловко пожимает плечами и делает из стаканчика один маленький «хлюп». Что за трогательная невинность. — Здесь в основном фармацевты, научные сотрудники и те, кто занимается аппаратурой… Нашему факультету чудом получилось выбить целых три места! Повезло, что один фармацевт отказался, и мне разрешили поехать вместо него. Я учусь на хирурга, моё прошение бы даже не рассмотрели…       — Что за несправедливость!       — Всё нормально. — Она отпивает ещё немного. — Вся конференция посвящена одному уникальному случаю. Не по моей специальности, да, но… Моя мама участвовала в разработке регенерирующего препарата для этого проекта. Информация широко не разглашалась, разве что в научных журналах были статьи, мало кому такое интересно… Мне было всего двенадцать, я тогда мало что понимала, но очень переживала за этого человека.       — За кого? — спрашивает Чайльд. Почему-то ему важно узнать.       — Его зовут Кэйа. Редкое имя, правда? Он каэнриец, хоть и не чистокровный. Его чаще называют «огарок», ненавижу это, но медики в целом… циничны.       У Чайльда дёргается глаз.       — Ой! — Девушка бросает взгляд на часы. — Мне пора бежать! Спасибо за чай!       Она панически оглядывается, пытаясь сообразить, в какую ей сторону, но очередь в кафе уже поредела, а на аллеях почти никого нет.       Разумеется, Чайльд протягивает руку помощи.       — Знаешь, на каком этаже конференция?       — Кажется, на билете был указан шестой…       — Я эту клинику как свои четыре пальца знаю! — Чайльд показывает ей ладонь, подогнув большой палец, и она заходится смехом. Пресвятая Царица, она же в свои годы совсем как ребёнок. — Побежали!              На шестом этаже Чайльда, к его облегчению, встречает знакомая сестра с маленькими рожками, та самая, которая помогала ему в паршивый вечер после разговора с Хайтамом.       — Эта леди заблудилась, — говорит Чайльд раньше, чем его спутница успевает протянуть билет, — позвольте, я её провожу?       — Благодарю за гостеприимство, — улыбается сестра. — Вам нужно повернуть налево и пройти через большой зал для осмотров. Сразу за ним будет нужная дверь. Минуточку, — она заклеивает на запястье Чайльда бумажную полоску, — гостевой браслет, чтобы к вам не было вопросов на входе.       Легче лёгкого.       — Всё так серьёзно! — Девушка спешит с ним рядом, подпрыгивая от радостного волнения. У неё даже щёки краснеют. — Только посмотри! Везде указатели! Не верится, что я здесь!       В дверях зала для осмотров двое недовольных охранников — этих Чайльд впервые видит. Может, приехали с кем-то из участников конференции.       — Билет, — требует тот, что пошире в плечах. Девушку пропускают сразу, Чайльда предсказуемо останавливают. — Это что?       — Гостевой пропуск, — спокойно говорит Чайльд.       Охранники синхронно смотрят на его браслет с мерцающими лекарствами, потом друг на друга. Широкий охлопывает Чайльда по груди и бокам.       — Со старшего брата рубаха? — ухмыляется он.       Чайльд прикусывает язык только потому что ему надо попасть внутрь. Через застилающую глаза алую пелену он запоминает лицо: широкие скулы, глаза с сумерским разрезом, линия роста волос изгибается у висков, сбоку на шее родимое пятно. Хватит, чтобы не ошибиться.       Приняв пристальное внимание за кокетство, охранник похлопывает его по заднице и подталкивает вперёд.       — Проходи.       Чайльд протискивается между ними. Оба не заметили татуировку Фатуи, серьёзно?       — …да он помешанный, — слышится шёпот, — ты его браслет видел?       Не то, что следовало бы обсуждать от Чайльда в радиусе ста метров.       — Смотри, сколько людей! — восклицает девушка и в жесте благодарности стискивает его руку. — Спасибо за помощь! С меня кофе, если встретимся снова!       Она врывается в заставленный креслами зал и исчезает в суетящейся толпе. Медики, учёные и официальные лица ищут свои места, а Чайльд, сунув руки в карманы, поднимается наверх, к последнему ряду, садится на ступеньках. Зал под завязку, несколько человек даже стоят вдоль стен, так что он не сильно бросается в глаза.       И всё же, когда входит непривычно серьёзный Бай Чжу, в костюме, с зачёсанными в хвост волосами, Чайльд прижимается к крайнему креслу, отворачивается и раскручивает рукава, чтобы спрятать браслет и татуировку.       Тишина воцаряется сама собой, и в ней щёлкают развешанные под потолком колонки.       — Поднимите руки, кому плохо слышно. — Мягкий голос Бай Чжу звучит со всех сторон. Рук никто не поднимает. — Отлично. Тогда начнём.              ~              — Здравствуйте. — Альбедо кладёт на стойку запечатанное в два конверта письмо и двести моры. — Кэйа попросил занести вам письмо для Дилюка.       — Добрый день! Разумеется, сейчас отправлю. — Катерина бросает конверт в прорезь почтового ящика, и Альбедо слышит хлопок перемещения. — Через несколько минут оно уже будет в Мондштадте, прошу прощения за небольшую очередь. Оплаты не нужно, письма между членами семьи отправляются бесплатно. К звёздам и безднам!       — Спасибо, — глухо говорит Альбедо и бросает монеты в копилку около стойки. — Хорошего вечера.       Он проходит по главному проспекту, поднимается по лестнице в безлюдный парк, садится на лавочку, где разговаривал с Чайльдом, откидывается на деревянную спинку.       Члены одной семьи? Насколько близкие, если ни Чжун Ли, ни Бай Чжу не сочли нужным уведомить этого загадочного Дилюка о том, что Кэйа жив? Какие у них отношения?       Ни на один из вопросов ответа, разумеется, нет.       От Кэйи в общем чате скупое «вернусь вечером», Чайльд оффлайн. Посидев ещё немного, Альбедо поднимается и, обойдя по кругу любимый прудик с лотосами, отправляется к клинике.       Может, пришло время наконец нанести визит вежливости… как минимум вежливости. Кэйа говорил, ему такое нравилось.              ~       

Vast — She Visits Me

             На спинке каждого из кресел небольшой монитор — Чайльду отлично видно как минимум три. На каждом из них и на большом экране у Бай Чжу за спиной включается заставка.       — Приветствую и благодарю за внимание всех, кто приехал. В прошлом году конференцию по техническим причинам пришлось отменить. Надеюсь, что эта станет последней.       Зрители поднимают шум, но Бай Чжу утихомиривает их одним движением руки.       — …в связи с тем, что наш долгий проект подошёл к счастливому окончанию. Предполагаю, многие здесь впервые, а постоянным участникам после перерыва не помешает освежить память.       Чайльд беспардонно заглядывает в ближайший монитор, но не получает никаких замечаний — наоборот, пожилой медик освобождает подлокотник, чтобы можно было опереться.       — Уникальный случай, — шепчет он Чайльду, — такого вы больше нигде не увидите, юноша, и слава Семерым, вот что я хочу сказать!       — Я ограничусь материалами последних трёх конференций, где за прогресс в состоянии пациента можно благодарить науку, а не удачу и вмешательство высших сил. Как медик, — Бай Чжу улыбается, — я не склонен полагаться ни на то, ни на другое, но порой выздоровление пациента нельзя объяснить ничем больше.       Его фразу встречают смехом и аплодисментами.       Почти прижавшись носом к экрану, Чайльд вглядывается в неторопливо сменяющиеся фото. На всех неподвижное существо, обёрнутое белой тканью. Только по общим очертаниям можно угадать в нём нечто человекообразное, а вот латексные простыни на узких койках Чайльд узнаёт сразу. Тот самый закрытый сектор.       — Четыре года назад жизнь пациента поддерживалась только и исключительно силой стихий и нашей первой значительной разработкой, бактерицидной и обезболивающей тканью. Частично заменяя кожные покровы, — он приближает фото, чтобы хорошо было видно плотные витки на конечностях, — она снижала общий стресс организма и предупреждала размножение вредоносных организмов. Вскоре уважаемые члены Международной Алхимической Гильдии разработали инъекции, способные стимулировать и ускорять естественную регенерацию тканей. Первые версии препарата были чрезвычайно болезненными. По счастью, в то время у пациента ещё не восстановились нервные окончания.       — Потрясающе, — слышит Чайльд от своего соседа, обращающегося скорее к монитору, чем к нему, — как быстро могла двигаться наука! Буквально никаких сдерживающих факторов!       — В течение полугода инъекции дали потрясающие результаты: полностью восстановились костные и мышечные ткани. За это время препарат усовершенствовали настолько, что его применение уже не вызывало болевого шока, а потому риски для пациента значительно снижались. В сотрудничестве с Тейватской Медицинской Ассоциацией на базе данных, полученных в ходе предыдущих экспериментов, алхимики смогли создать первый препарат нового поколения, предназначенный для нервной системы. Не стану углубляться в подробности, полные данные есть в специальной презентации, которая придёт в ваши мессенджеры после окончания конференции. Взглянем на фото и продолжим. Три с половиной года назад…       Чайльд до хруста стискивает кулаки. Крупные планы кистей рук, голеней, ступней, обтянутых полупрозрачной плёнкой, тошнотворны даже для него, — но после на экране появляется фото неестественно гладкого века, сквозь которое просвечивает знакомый зрачок-звёздочка. И Чайльд никогда не поверил бы в этот пранк, но метка Бездны вокруг глаза слишком узнаваема.       — Один из самых впечатляющих этапов, — бубнит медик у него над ухом, — восстановление кожи! Ничего общего с человеческой регенерацией! Только взгляните, он буквально представляет собой анатомическую модель!       — …с помощью инновационной аппаратуры стало возможным вывести Кэйю из искусственной комы и приступить к полноценной реабилитации…       — Только подумайте, даже самый безнадёжный пациент начинает путь восстановления с этого этапа! Как много пришлось пережить этому человеку? Невероятно, правда?       У Чайльда кулак чешется заткнуть болтуну пасть, но тогда его выведут отсюда, а он должен узнать. Иначе он спать не сможет.       — Первое знамение нашего успеха, — голос Бай Чжу начинает дрожать, и Чайльд махом прощает всё, что с ним случилось в этих стенах, за заботу о Кэйе. — Никогда не устану показывать этот кадр. Он смог самостоятельно подняться.       «Кэйа, — про себя повторяет Чайльд. — Кэйа. Это правда он».       Это правда он — едва узнаваемый, и Чайльд мысленно благодарит фотографа за то, что в кадр не попало лицо, — только спина и острое плечо. Бай Чжу водит мокрой кистью по всё тем же полосам белой ткани, между которыми не кожа — сплошной рубец.       Если бы можно было закрыть глаза. Но Чайльд боится даже моргать.       — Два с половиной года назад алхимики, доктора и травники совместными усилиями совершили прорыв в разработке препаратов нового поколения. Благодаря им поступили в массовое производство обезболивающие и регенерирующие препараты, инструменты для микрохирургии, легкоусвояемая жидкая пища, шприцы для безболезненных инъекций, высокотехнологичные браслеты, способные сканировать организм пациента и при необходимости вводить необходимые препараты…       Чайльд слушает вполуха.       На мутноватом видео Кэйа лежит под капельницами, увешанный датчиками так густо, что прикрывать наготу было бы не обязательно. Но на его живот всё-таки наброшен край тонкой простыни.       — Как себя чувствуешь? — спрашивает Бай Чжу.       — Кошмарно, — фыркает Кэйа и смеётся.       — Взгляните на показания датчиков, — не останавливается бубнила, — график активности мозга фиксирует болевой синдром, с трудом совместимый с жизнью. Было бы гуманнее и дальше держать его в коме, но тогда восстановить интеллектуальную деятельность было бы…       Отпустив подлокотник, Чайльд плюхается обратно на ступеньку, обнимает колени и переводит взгляд на большой экран. Бай Чжу продолжает свой рассказ, обводит что-то на экране, отвечает на громкие комментарии из зала, но Чайльд не вслушивается. Ему всё равно, чем каждый день по многу раз накачивали уникального пациента, пытаясь вернуть его к полноценной жизни. Важнее другое: на каждом следующем слайде Кэйа всё больше похож на себя в настоящем, и на каждом он улыбается или смеётся, будто ровным счётом ничего не происходит. Датчиков постепенно становится меньше; на фото, где Кэйа стоит голый спиной к кадру и придерживает на затылке собранные в хвост волосы, Чайльд бы даже вздрочнул — при других обстоятельствах и отсутствии крупных планов с синяками от инъекций.       — …после перерыва поговорим о психологической реабилитации. Первую двухчасовую лекцию буду вести я, вторую — доктор Чжун Ли. Пожалуйста, отдохните, у вас есть полчаса на обсуждения и вопросы.       Бай Чжу облепляют со всех сторон раньше, чем он договорит. Зал заполняется взволнованным гулом, а Чайльд встаёт и, уже не скрываясь, спускается по лестнице в холл. На плакатах, развешанных по стенам, изображены разнообразные лекарства и то, как они воздействуют на организм. Поморщившись, Чайльд втискивается в лифт с гомонящими медиками, выходит из холла в коридор для персонала, оттуда — наружу, заворачивает в курилку, садится на корточки, вытягивает себе сигарету и набирает номер Альбедо.       — Привет, — раздаётся почти сразу.       — Ты мне нужен, — резко бросает Чайльд.       — Ты мне тоже, всегда, — застенчиво отвечает Альбедо и улыбается. На мгновение Чайльд теряет дар речи и уплывает в романтические мысли о каком-нибудь, хрен с ним, свидании.       Может, перепихнуться сегодня всё-таки не будет лишним.       — Детка, ты сильно занят? — наконец опомнившись, продолжает Чайльд, и его охуевшее от последних новостей сознание медленно возвращается в настоящее, где несколькими этажами выше обсуждают, как Кэйа не сбрендил за четыре года беспросветного пиздеца. — Я хочу, чтобы ты поехал со мной в ту хибару, где мы нашли Кэйю. Надо проверить кое-что.       — Хорошо. Где встретимся?       — Я в клинике.       — Я тоже. У Кави.       У Чайльда отвисает челюсть.       — В смысле у Кави?!       — Я зашёл его навестить. Поднимайся к нам.       Впечатав окурок в стену, Чайльд вскакивает и решительно направляется обратно. Если этот Кави только попробует…       А впрочем, — думает Чайльд, вспомнив, как Кави лежал рядом с Кэйей в той стрёмной палате за семью замками, — может, ничего такого он и не попробует. Но проверить не помешает.