Не первый год замужем

Снег с неба валил огромными снежными хлопьями, и если бы этот незаменимый новогодний атрибут разбушевался хоть сколько-то сильнее — нашему ещё не начавшемуся новогоднему трипу однозначно пришёл бы скоропостижный конец: погода тридцать первого декабря была явно не лётная, и я готова поспорить, что только ленивый сотрудник администрации президента, а также всех причастных и сочувствующих организаций, не проклял мою непредсказуемую женскую стихию. Почему? Потому что ещё с месяц назад я твёрдо и беспощадно выкатила на президентский стол одно-единственное новогоднее желание: наотрез отказавшись от тысячи предложений, начинавшимися новыми часиками от Картье, заканчивавшимися поездкой в Китай на день памяти окончания нанкинской резни, я одной только фразой обескуражила всех присутствовавших, но иного выбора у Макрона не оставалось. И вот, мы оба, замотанные по самые уши в забавно шуршащие пуховики от «Arctic Explorer», спешим по переходу правительственного терминала национального аэропорта «Минск» — единственного в стране, что в такую метель продолжал хоть как-то функционировать и из всех своих рейсов всего-то половину не сдюжил, а не отменил все напрочь. Вероятно, всё дело было в том, что именно отсюда вылетали почти все чартерные рейсы, на борту которых отправлялась на новогодние каникулы вся белорусская элита, но этот факт только играл нам на руку — правительственный терминал, независимо от времени суток и дня недели, всегда выглядел как новенький, и перебои в его работе случались из ряда вон редко. — Выше нос, — подхватив супруга под локоть, я весело зашагала в сторону одного из многочисленных выходов, за стеклянными дверьми которого, уже укутанный из-за задержки рейса сугробами, нас ожидал длинный кортеж, состоявший в основном из патрульных машин с мигалками и крупными надписями «Мiлiцыя» на белых боках, — попробуешь все бабушкины салаты — возможно, станешь на полшага ближе к её милости. — Предлагаю создать систему социального рейтинга семьи Латышкевич, — Маню моего энтузиазма в отношении предстоявшего семейного застолья явно не разделял, лишь бесконечно пытался натянуть капюшон на голову так, чтобы пушистый воротник надёжно спрятал от посторонних глаз его светлый лик, однако выразительный гасконский нос, будь он трижды цел и здоров, выдавал его с потрохами, — будете заносить все мои действия в экселевскую таблицу, оценивать коллективным разумом… Потом по итогам года выносить вердикт. — Партия народного согласия гордится Вами! Вы получаете свой бульба-жена и банка сгущёнка, — весело расхохотавшись с собственной же придурочной шутки, я, ни секунды не размышляя, вытащила своего дорого супруга прямо на десятиградусный мороз, вероятно, казавшийся нежному средиземноморскому жителю просто невыносимым, — скорей, иначе замёрзнешь насмерть! *** Чем сильнее мы удалялись от цивилизации, тем больше суровела непогода — на втором часу езды по трассе, соединявшей столицу с городами и сёлами Полесской низменности, в число которых как раз таки входили мои родные Житковичи — крохотный посёлочек, где пригородная электричка стоит две минуты и ходит всего дважды в день, утром и вечером. Конечно, такая погода располагала к любимому празднику миллионов белорусов намного лучше, чем дождливая слякоть и выглядывающие из-под жухлой травы анютины глазки, чудом сохранившиеся в палисаднике ещё с осени, но президентский бронированный DS явно к такой погоде не располагал — французская резина, оказавшаяся к холодам совершенно неготовой, скользила просто беспощадно, поэтому двигались мы со скоростью захожей в бар улитки из небезызвестного анекдота. Кстати об анекдотах… Именно посредством сего чудесного культурного явления я всю дорогу докучала своего дорогого супруга, упорно пытавшегося решать рабочие вопросики даже в условиях постоянно терявшегося интернета. — Анекдот номер восемьдесят три… Как поймать тигра в клетку? — преисполненная ехидством, я шикнула уже было собиравшейся ответить на волнующий вопрос Селин, чтобы та сидела молчком, — знаешь как? — И как же? — Никак, — выдержав интригующую паузу, я одарила присутствующих беглым взглядом и остановилась на заморённом тяжёлой дорогой Макроне, — тигры бывают только в полоску… «Вау-эффекта» высказанная мной истина не вызвала, один только Маню с натянутой улыбкой закивал головой, дабы совсем уж меня не обидеть, но всё оказалось тщетно — какое-то время я просидела молча, показательно отвернувшись к окну, и, вероятно, все присутствующие где-то в глубине души перекрестились, а водитель для верности даже прибавил громкости поющему фоном радио. *** — Всё, приехали. Когда чреда высоких фонарных столбов, сопровождавшая нас по пути в Гомель, сменилась просёлочной дорогой, что проходила через жиденький лесочек, автомобиль судорожно дёрнулся, а после неутешительно зажужжали забуксовавшие намертво колёса. Водитель, ставший вдруг бледным, как простыня, от безысходности уронил голову аккурат на руль, и в повисшей на мгновение тишине раздался протяжный гудок. — В смысле? — Маню, также поменявшийся в лице, разом оживился, и от полудрёмы, накрывшей его в пути, не осталось и былого следа, — куда приехали? — Ожидаемо, — в общем-то, иначе быть и не могло, но иного пути в моё Кукуево не было, просто потому что расположилось оно аккурат на границе с Житомирской областью Украины, — толкать нужно… — Мадам, — водитель, впавший в состояние крайнего отчаяния, но упорно с этим чувством боровшийся, посмотрел на меня, как на последнюю идиотку, — кого Вы толкать собрались, а главное — куда? — Нам полицейский кортеж на что вообще дан? — Эммануэль, до которого наконец дошла суть происходящего, вспыхнул от внезапно накатившего негодования, и, судя по выражению лица, он с трудом сдерживался, чтобы не одарить всех присутствующих добрым десятком ласковых выражений, — ещё не хватало до полного счастья мне в какой-то глуши выталкивать собственную же машину из сугроба… Съездили к родственникам? — Началось… Тихонько забормотав себе под нос, я потянулась за отброшенным назад пуховиком, дабы не вызвать ещё больше праведного президентского негодования, а всё, что он там бубнил просто пропускала мимо ушей, просто потому что не первый год замужем. Собственно, агрессия его на сей раз точно была обоснованной, поэтому и потерпеть было не грех… Справедливости ради. *** — Давайте, ра-а-аз, два-а-а, три! Толпа мужчин в форме, разбавленных нарядными сотрудниками президентской администрации и службы безопасности, уже битые полчаса разными способами пытались вытолкнуть наше детище французского автопрома из снежной ямы, но всё было тщетно. Снег, кажется, посыпал пуще прежнего и прекращаться явно не планировал, и в скором времени мы благополучно превратились в несколько заснеженных сопок, совиными глазами поглядывавших на всё происходящее из-под мохнатых воротников. Что говорить непосредственно о процессе спасения автомобиля… В тщетных попытках вытянуть её тросом местные оборотни в погонах, подцепившие из райцентра УАЗик, благополучно выдернули нам передний бампер, но в сравнении с перспективой застрять тут на веки вечные сея потеря казалась сущей мелочью. В общем, издевательства над президентским авто продолжались, потому что непосредственный обладатель его обратно ехать наотрез отказался — «никогда не сдавайся, позорься до самого конца». — Есть у меня одна идея, — когда мороз, насчитывавший весьма скромные десять градусов ниже нуля, стал совсем уж невыносимым, в голову пришла просто гениальная мысль, — товарищ майор, можно Ваш телефон позаимствовать? Когда служитель белорусского порядка, с пару минут отдышавшись после очередной тщетной раскачки, всё же выдал мне в личное пользование свой новомодный яблочный аппарат, окоченевшие пальцы медленно заскользили по сенсорным цифрам, и раздавшиеся следом гудки стали для меня приятнее хлопка пробки от новогодней бутылки шампанского под звон курантов. *** Насыщенно-голубой «Беларус», оповестивший о своём появлении жёлтым светом вырвиглазно-ярких фар, зловеще взревел и с лёгкостью преодолел непосильные даже милицейскому «Козлу» сугробы, и все вокруг, доселе на разных языках обсуждавшие пути и способы спасения нас от холодной смерти, вдруг замерли и замолчали — столь резвое появление импровизированного сельского эвакуатора явно никто не ожидал. Никто, кроме меня, потому что тракторист дед Володя, славившийся с самого моего детства несбыточными мечтами нести службу в рядах МЧС, всегда выдвигался на помощь по первому зову и делал это крайне оперативно, на зависть своим несостоявшимся коллегам, которым в новогоднюю ночь даже нам особого смысла звонить не было. Особенно, когда есть такой колоритный знакомый. Особенно, когда помимо знакомого есть ещё и косарик-другой евро наличными. — Прывітанне, моладзь! — вывалившийся из кабины трактора мужичок выглядел так колоритно, будто только что сбежал из пластилинового «Падал прошлогодний снег», а беларуская мова лишь придавала ему особого деревенского шарма, — затрымаліся? Яно і няхітра, тэхніка у вас слабаватая! — Да, дядь Володь, — крепко пожав старому знакомому руку, я весело хохотнула от внезапно накатившей ностальгии, что захлестнула меня от одного только вида родного МТЗ-50, в прицепе которого я провела добрую половину своего беззаботного белорусского детства, — спасёте нас, непутёвых? Деньгами не обидим. — Ды якія грошы, дзіця? — как только рука моя скользнула в карман камуфлированного тулупа, Володя весело расхохотался, но отнекиваться не стал, — залазь давай, але усіх не завязу. — Ну… — места в чуде белорусского автопрома действительно были ограничены, и я в глубине души очень сильно обрадовалась, что всё же уговорила Маню не брать с собой привычную делегацию из тридцати человек, — впятером уместимся? *** — Как впечатления? В трактор мы уместились с трудом, но за то, как загорелись три пары французских глаз от одного только вида заснеженного белорусского леса с высоты кабины столь колоритной сельхозтехники, я готова была стерпеть всё, что только угодно. — Красота какая, — Селин, по началу отнёсшаяся к поездке весьма скептически, всю дорогу охала, ахала и восторженно вздыхала, — это ведь так романтично… Будет, что внукам рассказать! — Дядь Володь, ты же нас бабушке не сдал? — спаситель наш без конца лопотал моему дорогому супругу о пиндосах, Шарле де Голле и особенностях правильного ведения международной политики, а тот, не понимавший ни единого слова, внимательно слушал и согласно кивал, — а то… Мы к ним без предупреждения, сюрприз хотели устроить. — Справа добрая, зусім у сваіх Парыжах пра старых забылася, — наконец оторвавшись от своего монолога на остро-политическую тематику, Владимир с досадой покачал головой, — дзед цябе хваліць увесь час, школьнкам сваім распавядае… Нудзяцца яны па табе страшна. *** Десантироваться мы решили чуть раньше, не доезжая до дома — чтобы уж точно не привлечь внимания; взвалили на горбы с десяток пакетов, заполненных подарками и разного рода заграничными гостинцами и двинулись по не чищенным дворам в путь-дороженьку. Благо, вариантов дислокации у моих пенсионеров было не так много, и по свету в окнах я легко определила, что в этом году празднование проходит именно у нас — Галина Васильевна, соседка и бабушка моей дорогой красноволосой подруги, частенько приглашала моих пенсионеров к себе на огонёк, а они, в свою очередь, её. В общем, такие вот нехитрые шашки. — Ну-с, — смахнув с президентского воротника уже успевший подтаять снег, я глубоко вдохнула и окинула остальных присутствующих, в количестве неизменной белокурой секретарши и местного военного атташе, в первый президентский срок служившего в Елисейском дворце советником по обороне, оценивающим взглядом, — несколько часов позора… А потом все будут пьяненькие, а бабуля пойдёт спать. — Коммунэра Ильинична? Спать? — Маню сардонически хохотнул, — по-моему, вурдалакам таким заниматься не положено… Шучу, конечно. — За такие шутки, — я невольно закатила глаза, — в зубах бывают промежутки… Всё, в бой! Стрелка часов уже показывала половину двенадцатого, а это значило только одно — по ту сторону обитой бардовым кожзамом двери уже открылся портал в двадцать третий год, и мои родственники заканчивали последние приготовления, чтобы сразу после речи Лукашенко о том, как тяжёл был минувший год, шагнуть в Новый год. — Да кого ж там носит, — дверь мне открыла та, кого я ожидала увидеть в последнюю очередь — на свет божий, вместо дедушки, явилась красноволосая бестия в сверкавшем в тусклых лучах фонарей платье насыщенно-синего цвета, — А-А-А! Завизжав так звонко, что, вероятно, на другом конце деревни даже у наполовину глухой бабы Зины наглухо заложило уши, подруга прямо босыми ногами бросилась в подъезд и тут же заключила в меня такие крепкие объятия, что я едва ли не выронила свои бесценные пакеты — благо, Макрон успел их у меня перехватить, старый арбатский картёжник. — Ты какими судьбами сюда? Ой, дорогуша, ты ещё и с мужем! — наконец выпустив меня на волю, Дубровская, вероятно, уже отморозившая пятки, прыгнула обратно на коврик, — какой у Вас тут молодой человек симпатичный… А бабушка ещё бузит, мол, для кого тут наряжаться! Вдруг судьба, а я в калошах?! Ладненько, проходите давайте, мы уже за стол садимся. Когда Настя наконец пропустила нас внутрь, в нос сразу ударила масса приятных запахов — в гостиной уже расправил свои плечи деревянный «атлант», уродившийся ещё в Советском Союзе, из телевизора бормотал «Голубой огонёк», в этом году не досчитавший добрый десяток своих вечных звёзд, но оттого не ставший менее родным… И я вдруг вновь погрузилась в это светлое чувство детской ностальгии, будто на мгновение вернулась в те времена, когда Новый год в кругу семьи и близких друзей был чем-то обыденным и просто до неприличия привычным. — Ух ты, Гос-с-споди! — Галина Васильевна, встретившая меня первой, от удивления едва не выронила священное новогоднее блюдо, — Ильинична! Бросай всё, Париж приехал! Всё закрутилось, точно в красочной детской карусели — бабушка, обычно суровая и местами даже беспощадная, бросилась обниматься и даже не обделила вниманием столь нелюбимого зятька, которого порой чествовала «лягушатником», дедушка, доселе задремавший на диване, следом подскочил на ноги, и я готова поспорить, что в тот момент стала самым счастливым человеком на свете, ведь самые близкие люди удивительным образом собрались в одном-единственном домике на окраине Гомельской области, куда нога городского человека ступает раз в пятилетку. Ведь всё происходящее вокруг нас… Инфляция и неурожай, доллар и рубль, простуда и коронавирус, международные саммиты и родительские собрания… Это всё мелочи. Самое главное — семья. Что бы ни случилось, именно к ним ты всегда возвращаешься. В семью, где ты родился и вырос или в семью, которую ты создала сама. А всё остальное сдюжится. Всё остальное сладится, стерпится и слюбится.