Клуб «Ненужных людей»

✦

      Те, кто носит маску, рано или поздно столкнутся с тем, что её необходимо будет снять, но, увы, не у всех получается сделать это аккуратно, не содрав с себя кожу.       Крис сидит чернее тучи, потому что кроме новенькой девушки и Чонина сегодня на собрание никто больше не явился. Он набирает Минхо, но в ответ «абонент недоступен», он звонит Джисону, но и там глухо. Следующим на очереди идёт Боб, который давненько, кстати, своей умной физиономией здесь не светил, но и он, и Ким, и даже, блять, Феликс не отвечают. — Мда, — девушка с платиной вместо волос тяжко вздыхает и перекидывает правую ногу на левую. — В прошлый раз было веселее.       Крис бы мог согласиться, но ему нихуя не весело. Тихие просьбы Чонина не переживать и просто подождать не работают. Пальцы быстро печатают знакомый номер, но и Принц молчит, хотя тут вообще надежды не было, если честно. Парень приклеивает ладонь к горячей щеке и вспоминает его последние сообщения с просьбой встретиться. Крис не пришёл, а Хёнджин, по всей видимости, сказочно обиделся, и какое-то время будет игнорировать собрания. А может он вообще больше не придёт, ведь даже у такого, как Хван, есть свой предел. — Может, я слишком добр к ним? — сам у себя спрашивает старший. — Слишком мягок? — Может, — Чонин кладёт руки на плечи и по-особенному нежно принимается гладить, а точнее, пытается сгладить то напряжение, которое скопилось за долгое время. — А может, и нет.       Крис по второму кругу звонит Минхо, Джисону, Киму и Бобу и открыто психует. Ну, заебало, если честно. Он вроде выбрал неплохую тактику, чтобы людей к себе располагать, а в итоге он стал половой тряпкой у входной двери, которая вроде бы нужна, но и без неё тоже прожить можно. Много Крис грязи в себя впитал и собрал, и, пожалуй, хватит на этом. — А без остальных мы можем начать? — нудно и противно растягивает слова новенькая. — Можем, но…       Но как по волшебству, двери открываются, запуская в пыльное помещение свежий воздух и сначала на горизонте появляется Ли Феликс в привычных рваных джинсах и розовой футболке на два размера больше, а следом шаркает ногами Чанбин и тоже в привычном розовом одеянии. Крис провожает опоздавших нечитаемым взглядом, пропуская момент, когда Феликс вместо привычного приветственного объятия просто кивает головой и усаживается не на своё место, а на стул, который много месяцев назад облюбовал себе Хван. Чонин тоже качает головой, здороваясь со старшими и не замечает, что спокойный в меру Чанбин никак не реагирует на перемену мест, зато Крис это подметил и задал вполне логичный вопрос, вместо ненужных причитаний: — Вы поссорились?       Странно было видеть Феликса где-то не рядом с Греем, но ещё более странно и непривычно было наблюдать, как Бин игнорирует присутствие блондина. Вообще игнорирует. — Всё нормально, — хрипит Феликс, устало разглядывая узоры трещин под ногами. Яблоко от яблони. — Я просто хочу теперь сидеть здесь.       Крис и Чонин с одинаковым выражением лица поворачиваются теперь к Грею и ждут его комментарий, но тому абсолютно всё равно. Парень даже моргает как-то равнодушно. — Теперь можем начать? — снова гундит девушка и глазами косит в сторону другого блондина, чьи волосы особенной белизной не отличаются. — Грей? — Крис обращается строго и смотрит в упор на друга. — Что происходит? — Блять, а моего ответа было мало? — Где Минхо? — теперь старший награждает Феликса нетипичным взглядом от которого у любого другого мурашки бы по телу побежали, но Феликс не из пугливых. — Гуляет.       Ответ, конечно, удивительный и крайне неожиданный, но Крису он не по вкусу. Минхо пусть и не имеет проблем с алкоголем, и находиться здесь ему без надобности, но у него проблемы с братом, и без него младший ведёт себя ещё хуже, чем в его присутствии. Чанбин сегодня, кажется, тоже не помощник и не успокоительное, а, скорее, нечто раздражительное. — Чанбин? — Крис снова переводит взгляд на парня в мягком плюшевом костюме цвета клубничного зефира. Хотелось бы, чтобы и настроение Бина сейчас совпадало с его одеждой и с характером, но, увы, не все желания сбываются. — Боже мой, да что ты к нему пристал? Не хочет он разговаривать. Отвалите от него все. — Ты перегибаешь, — вместо главного Феликсу отвечает Чонин. — Он же не к тебе обращается. Пусть они поговорят.       Чонин хоть и говорил всё это тихо и даже вполне себе дружелюбно, но Ли младшего это задело и вместо надутых губ он продемонстрировал причине своего расстройства средний палец правой руки, усеянной тонкими кольцами. — Вау, — присвистнул парень откидывая со лба чёлку. — Что-то новенькое. — Да что, блять, с вами не так сегодня? — Крис повышает голос, но теперь на Феликса. Вертеть головой парень устал, но разобраться же хочется. — Ты молчишь, — парень машет в сторону Грея пытаясь как-то его расшевелить. — Ты хамишь, да ещё так безобразно… Что с вами? Что вы не поделили?       Вопросов у Криса было намного больше, если честно, но самые важные он задал в первую очередь. — А с вами что? — Феликс щурится и со всей своей природной стервозностью с головы до ног осматривает Чонина и Криса. — Хули вы такие счастливые?       Счастьем светился один Ян Чонин, но у него на это свои причины и весьма обоснованные. А у противного Феликса, видимо, есть свои личные обстоятельства, которые гасят всё хорошее и разжигают всё самое скверное. — А это мы уже начали, да? — новенькая звонко хихикнула в ладони, обращаясь именно к Феликсу, а тот, в свою очередь даже бровью не повёл. Он её тупо не замечает, либо так же целенаправленно игнорирует, как и Чанбин игнорирует всех остальных.       А что, собственно, с Чанбином? Ли младший тоже хотел бы узнать, но жаль, что голосовые связки друга резко перестали функционировать и он молчит уже вот полдня и дико бесит. До того, как глаза Феликса окончательно слиплись от порции слёз, всё вроде было нормально, если не считать сообщения от брата и последующую истерику. Бинни с ним говорил, улыбался и обнимался, а когда он очнулся и зашёл на кухню, то его встретила тишина и пустой взгляд старшего. Хотя, нет, одну фразочку Чанбин всё же бросил в адрес Феликса: «тебе нужно переодеться, нам на собрание пора». Вот тут у парня треснуло. Возможно это было терпение, а может и самообладание и, только поэтому он потерял контроль и сорвался на Минхо. Хотя и тут есть одно «но» — ему плохо, а старшего рядом нет и привыкать к такому ой, как Феликсу не хочется. — Ладно, — вздыхает Крис, с силой закусывая нижнюю губу. В уголке рта уже виднеется маленькая гематома, но пока не болит, Крис её игнорирует. — Хотите молчать? Пожалуйста, — ещё один тяжёлый вздох и парень впервые за долгое время обращает свой взгляд на ту новенькую, которая выглядела довольно невинно с этими белыми волнистыми волосами. — Правила ты знаешь, так что представься ну и… В общем… Рассказывай.       Пока Чонин внимательно слушал новенькую, которая представилась, как Чэвон, Крис продолжал вести свою молчаливую дуэль взглядами с Чанбином. Феликс закрылся от всех, уткнувшись в серый бетон, а вот Грей отвечал старшему таким же холодным взглядом и не стеснялся своих эмоций. Точнее, эмоций вообще никаких не было — это и напрягало.       Прошло минут двадцать, а может и тридцать, Чэвон всё продолжала тараторить о себе любимой и о своих проблемах под градусом. Села пьяная за руль и красиво «подала» заявление об увольнении, въехав в витрину цветочного магазина, где подрабатывала в свободные от студенческой жизни часы. Чонин включился в диалог с ней и даже успевал смеяться и шутить в ответ. Кроме младшего, кстати, никто внимания на девушку не обращал, а той очень хотелось быть центром этого маленького круга — это видно. Её миндальные глаза скакали от поникшего Феликса, к угрюмому Чанбину и наоборот. Дерзкими фразочками она даже пару раз пыталась вовлечь их в разговор, но кто она такая вообще? — Время, — Феликс поднимается, перебивая своим громким басом шёлковый смех Чонина, которому по душе были пошлые шуточки новенькой. — Ты куда-то торопишься? — Крис прочищает горло после длительного молчания и тоже смотрит на часы. Время действительно заканчивать встречу, но раньше никогда и ни для кого не было проблемой задержаться здесь. «Что, сука, с вами не так?».       Чанбин тоже молча встаёт со своего стула, подскакивает и Крис, а за ним следом — ведущий этого вечера — Чонин. — Пока оба мне не расскажете в чём дело, никуда вы не пойдёте.       На это Феликс привычно фыркает и разворачивается к двери. Ему глубоко плевать на объяснения. Перед ним бы кто объяснился для начала, а потом, может быть, и он бы своё слово вставил. — Феликс, — Крис звучит довольно угрожающе, и парень замирает, а вот Чанбину на все эти рычания и негодования до лампочки и до люстры. И не такое ему доводилось слышать. — Чанбин, блять! — А я думала, тут имён не называют, — очередным смешком новенькая привлекает к себе внимание. — А тебе вообще есть чем думать? — Феликс отвечает ей, впервые за вечер, но никакой радости на её лице нет и ликования не слышно. — Да пошёл ты на хуй, — нервно ухмыляется Чэвон и тоже встаёт со своего места, одёргивая приталенное маленькое чёрное платье.       Чонин смотрит на этих светловолосых и Криса в бок толкает, чтобы и он посмотрел и присмотрелся. — Они, как две капли воды, — шепчет младший и радуется почему-то этому открытию. — В каком зоопарке тебя воспитывали? — парень складывает руки на груди и уже забывает про своё желание сбежать отсюда. Чанбин тоже в пол врастает и разглядывает странную девицу, которая посмела послать Феликса. По взгляду можно понять, что ему в эту минуту хочется закрыть ей рот, но, а на самом-то деле, ему просто интересно. Слабость у него на язвительных. В голове парня сейчас точно такой же сумбур из эмоций, что и у дерзкой незнакомки на лице. Забавно? Странно? Непонятно? — Воспитывали? Тебе известно такое слово? — блондинка подходит на шаг ближе к своей цели, и снизу вверх опасно и довольно вызывающе глядит на Феликса, вскидывая тонкую бровь. — Или ты привык повторять слова, значения которых ты даже не знаешь? — А ты, видимо, дохуя умная? — Феликс свирепеет. Мало того, что парень сам по себе заводится с одного щелчка, так ещё и коза эта додумалась усомниться то ли в его умственных способностях, то ли вообще в его воспитании — он не до конца понял, да и какой смысл в этом разбираться? Она его бесит. — Раз мозгов хватает — завались и не лезь туда, куда тебя не звали. — Не в моих привычках игнорировать хамство, пупсичек, — состроив умилительно-жалобное лицо Чэвон ещё и губы надула, что мгновенно накалило нервы Феликса до предела, а от этого ёбанного «пупсичек» аж в глазах темно стало.       Чонин опять пихает локтем Криса, который завис в своих мыслях и нашёптывает очередное открытие — эти двое точно из одного теста. Крис нехотя улыбается парню и снова ныряет в раздумья. «С чего вообще всё началось?». — В твоих привычках должно быть увольняться, как все нормальные люди, а так ты оказывается ещё и ебанутая, судя по всему, — парировал Феликс, уже не сдерживая порывы гнева. Не в его стиле гавкаться с девушками, но кажется эта мадам отдельный вид, который не имеет ничего общего с женским родом, кроме половой принадлежности. — Пупсик, — Чэвон цокает и миленько улыбается, снимая сережки-кольца и со звоном бросая их на стул. — Я таких борзых щеночков, как ты, предпочитаю дрессировать и, к твоему великому сожалению, совсем не пряником.       В этот же момент девушка скидывает свои туфли, отпихивая их куда-то в сторону, и в два шага оказывается прямо перед Феликсом. Сказать, что все впали в шок, а Чонин даже рот на всю возможную ширину открыл от удивления — нагло преуменьшить. Ситуация явно выходила из-под контроля, хотя был ли вообще в этих стенах хоть какой-то контроль? Чэвон за долю секунды вскидывает руки и, упираясь правой ладонью в острое плечо парня, левой ногой тут же подсекает его. Феликс практически летит на пол, но у него получается чудом устоять на своих двоих только потому, что он успевает схватиться за девушку, которая оказалась довольно, блять, сильной. — Эй, — Феликс фыркает и отталкивает от себя эту особу обеими руками на расстояние чуть больше метра. Он надеется, что эта мадам не пересмотрела дорам и не ждёт от него слов благодарности за то, что упасть не дала. — Ты совсем что ли ненормальная? Я девушек не бью. — Так ты попробуй, вдруг понравится, — Чэвон подначивает, буквально выплевывая все эти слова. — Или не бьёшь, потому что знаешь, что они сильнее?       Всё, Криса это допекло. Он делает шаг к новенькой, чтобы утихомирить и ещё раз напомнить правила поведения в его клубе и, если они её не устроят — всего хорошего, но Чонин мягко останавливает его, и обнимает руку своего «героя», укладывая подбородок на плечо. Эта ссора никак на настроение младшего не повлияла. Да пусть хоть весь мир развалиться — плевать на всё, пока Крис-то-фер рядом. А вот Чанбину не плевать. Он косится в сторону главного и прямо-таки ахуевает — тут какая-то незнакомая леди унижает их друга, а он стоит и милуется с Чонином. «Нашёл время». — Слабак, — хихикает новенькая и, подражая Феликсу, вздёргивает подбородок, вытягивая тонкую шею. Если бы хоть кто-то из парней обратил на неё более пристальное внимание, то увидел бы прямо сейчас уродливый шрам от ожога, который тянется от ключицы к задней части шеи. Феликс осекается. Он сам как спичка может вспыхнуть за секунду без повода, прогореть около пятнадцати, а потом затухнуть с шипением. Но последнее сказанное прилетает, словно обухом по голове и огонь внутри не гаснет, а разрастается. Перед глазами стоит отец, готовый показать свои методы воспитания и мама со своим: «за дело, сынок». Феликс, кстати, получать за дело и без дела устал. Может в прошлой жизни он был грушей для битья или козлом отпущения? Вот сейчас перед ним стоит хрупкая на вид девушка, которая на полном серьёзе хочет ему втащить, и он, если честно, хочет ответить ей абсолютно тем же. Уже плевать, почему она это начала и раздула, и зачем он сам повёлся на её провокации. У него в душе пугающая пустота и, он готов поступиться своими принципами, ему всё равно, сожалеть уже просто не чем. «За дело», — отдается в сознании, в качестве оправдания. И Феликс правда уже дёрнулся в её сторону, но шёпот друга его остановил. Показалось или нет, но он вроде услышал: «не надо, солнышко» и внутри застыло всё.       Блондин бросает короткий взгляд в сторону спокойного Криса и его голубка и картинно закатывает глаза. — Всего хорошего, — парень разворачивается на пятках и тут же врезается в грудь Чанбина. «Как долго он тут стоит? Так это реально он сказал или мне показалось?».       Новенькая теперь глазами сверкает на Бина и одновременно очередью насмешек и ругательств стреляет в спину не полюбившемуся ей блондину. Её никто не затыкает, и от этого аж трясёт, ведь стоит Феликсу вякнуть в ответ, так тут же все эти застывшие изваяния оживятся и непременно попросят его успокоиться, а не её. Обидно, знаете ли. — Я думала, что ты продержишься дольше, — доносится до ушей всех присутствующих и Феликс, всё не отходя от «серой статуи», бросает девушке в ответ банальное: «пошла ты, сука» и, слышит, как она опять шлёпает босыми ногами к нему. А потом парень слышит то, чего, собственно, и ждал: — Ребят, давайте успокоимся? — Чонин встревает очень резко. Он уже стоит рядом с парочкой несостоявшихся драчунов, но без сопровождения Криса, и выставляет руки между ними для того, чтобы они не кинулись друг на друга. Ну ладно, чтобы Чэвон не набросилась подло со спины. — Если она хочет получить, то она получит, — простая истина, которая слетает с губ Ликса, повергает в состояние шока практически всех. Практически — потому что, стоило развернуться парню, как его тут же скривило от натянутой улыбки Чэвон. Ей-то правда интересно, что будет дальше и на что способен этот «пупсик». — А ты вообще иди на хуй, придурок, и не встревай. Пришёл тут весь такой милый. Блевать от тебя тянет конфетами, да радугой, — обращается он к Чонину после того, как попытался сделать шаг к девушке, но младший его упрямо остановил.       Слова Феликса никак настроение Чонина не испачкали, но вот старшего задело. — Извинись, — Крис переходит на рык. Он может стерпеть многое: игнорирование себя, перепалки между парнями, драки, но, блять, закрывать глаза на такое отношение к младшему он не намерен и, если честно, терпилой быть очень заебало. Неблагодарное это дело — помогать другим, Крис знает. Но одно дело, когда грязь кидают в него самого, а другое — срать в душу его ненаглядному, даже если у всех присутствующих здесь в душе одно сплошное навозное поле в качестве оправдания, он всё равно не позволит. — И не подумаю, — у Феликса словно все предохранители слетают и, кажется, в этот момент, он понимает Чанбина с его боями. Кулаки чешутся пиздецки и совсем уже не важно, кто вызывает этот зуд — новенькая или же Чонин — оба бесят в равной степени. Да всех в эту минуту Феликс ненавидит, что уж скрывать, и себя в первую очередь.       Чонин стоит и глазами хлопает по-детски, совершенно не понимая, что он сделал не так. Вчера Феликс ему улыбался, поражался и никакой агрессии в его сторону не выражал, даже сочувствовал и по-дружески подкалывал, а сегодня вот плюётся негативом и посылает. — Ты не с той ноги встал? — осторожно спрашивает младший. Он вообще за то, чтобы все жили дружно, и ни в коем случае не хочет ругани, особенно по каким-то непонятным поводам.       «Солнышко, заткнись». — Да, блять, а ты ногами вперед вылез походу, раз до тебя не доходит, что мне тошно от твоей противной приторно-счастливой и слащавой рожи, — Феликс опять разворачивается, намереваясь послать на хуй уже всех поголовно, и Грея с его «солнышками» в том числе, и спокойно уйти, но Крис, ожидаемо, не даёт это сделать, схватив за плечо. — Убери руки, блять. — Ты никуда не пойдешь, пока не извинишься, — голос Криса тяжелый, словно чугунный и действительно пугающий. Теперь Чонин нашёптывает мольбы старшему остановиться и ласково зовёт его, но разогнавшаяся кровь в ушах отдаёт белым шумом и парень просто не слышит этих просьб. Глаза Феликса стекленеют от ужаса, потому что именно после такого же тона следовали хорошие и качественные пиздюли от любящего отца. А может и в покрасневших белках глаз Криса парень увидел что-то животное и опасное. В животе уже во всю тянет от надвигающегося кошмара, который старший явно устроит, если Феликс не попросит прощения. «Но она первая, блять, начала… И он тоже первый влез». Он готов уже был сдаться и извиниться, только тело не слушается, язык онемел, а проснувшаяся дрожь в конечностях стала ещё одной помехой.       Феликс правда слабый, и только поэтому он всю жизнь старался защищаться нападая первым. Это работало, но, видимо, сейчас его тактика дала сбой — не ту цель он выбрал.       Эхом от стен и потолка отлетает фальшивый смешок девушки, но его перебивает первый всхлип Феликса, который пощёчиной прилетает Чанбину. — Он сказал, убери руки, — Бин словно скала надвигается на Криса, не в силах больше игнорировать перепуганного и побледневшего Феликса. Он действительно наивно полагал, что сможет абстрагироваться от младшего, начать думать больше о себе, чем о своей неудавшейся любви. Вероятно не судьба, попробует начать завтра или с понедельника. Сейчас Феликсу нужна его защита, пусть и в последний раз. — О, дар речи вернулся, какое чудо! — напряжение в помещении достигает невероятного пика, потому что и Крис и Чанбин максимально раздражены и даже более — готовы вцепиться друг другу в глотки в любую секунду, потому что нужно защитить самое ценное, что есть у обоих. — Я уберу руки только после извинений.       Уже никто вопросами «кто всё это начал?» и «с чего вообще всё пошло-поехало?» не задаётся. Какая теперь разница? — Да отъебись ты от нас уже! Заебал что ты, что твои нравоучения, — к блондину тоже вернулась способность говорить и, несмотря на то, что его вовсю потряхивает, он продолжает бесстрашно стрелять в адрес Криса своими недовольствами, прерываясь на всхлипы, и пытается вывернуться. И вот итог: стоило только закрыть рот и замереть, как пальцы старшего впиваются в плечо железными шипами и от этой боли Феликс не просто искусственно постанывает, а по-настоящему скулит.       У Чанбина, от этого звука, перед глазами встаёт мгла и он, не соображая, налетает на Криса, выбивая из его рук Ликса. Младший звучит ещё громче и отшатывается в сторону, наблюдая за всем происходящим пиздецом огромными ошарашенными глазами теперь со стороны. Не этого он хотел. Он вообще не хотел идти сегодня на эту встречу, хотел просто побыть в одиночестве, собраться с силами для того, чтобы попробовать придумать и решить, как смириться с одной ёбаной мыслью о потере. Но и это не получилось, потому что он обещал Минхо, что придёт и пришел. Думал просто отсидеться, помолчать и уйти, но именно сегодня Крис решил доебаться до всех и до него в том числе. Очень вовремя, как обычно. — Замахнулся? — Крис теперь с силой сжимает серую копну на затылке и больно тянет голову Грея от себя подальше. — Так бей, давай! — Не провоцируй, — сквозь зубы выплёвывает Чанбин, боясь моргнуть и пропустить первый неожиданный удар от старшего. — Прошу, — Чонин громко ноет где-то слева и трясёт Криса за свободно болтающуюся руку, которая через секунду-другую должна непременно встретиться с лицом Бина. — Хватит, ну… Прошу, перестаньте.       От Феликса, на удивление, не слышно больше ни звука, но он тоже рядом и его наверняка всё ещё трясёт. Чанбину даже смотреть в его сторону не нужно, чтобы это понять — слишком хорошо он знает этого парня, своё солнце. — Ты меня отпускаешь, и мы расходимся, — Грей устал и морально и физически. Драться с Крисом ему не хочется, но не он это начал и не ему первому «сдаваться». — Господи, да ёбни ты ему уже, — смеётся новенькая и, не боясь свирепого взгляда Грея, становится за спиной у Криса. — Или это сделаю я. — Да кто ты такая? — на удивление, Бин говорит это без угрозы и даже с некой улыбкой на лице. Крис продолжает наклонять его голову, но парень всё от незнакомки взгляд отвести не может. «Ну что за экземпляр?». — Тут два варианта, — хихикает Чэвон, поправляя серьги. — Либо я твой друг, либо — враг. Что выберешь? — А есть вариант, где ты идёшь в жопу? Да и все вы… — опять встревает Феликс и на Криса эта реплика действует предсказуемо — он теперь лбом вжимается в лоб Чанбина и гневно шепчет всё, что так хотелось сказать. Начал он с банального: «вы меня заебали», а закончил он под угрюмую ухмылку Бина тихим: «я устал, понимаешь?». — Я тоже устал, но я ни на кого не срываюсь, Крис. — Так если ты меня понимаешь, почему ведёшь себя так? — А ты почему ведёшь себя так? — Грей уже забыл о тянущей боли в затылке, потому что видит, как Феликс сгибается, хватая ртом воздух. — Это у тебя похмелье или отходняки?       Зря, конечно, Чанбин решил процитировать Хёнджина. Крис со всей силы вместо ответа бьёт его куда-то в область солнечного сплетения, всё ещё не выпуская серых прядей, и решается повторить удар, как только парень выпрямится. — Удивил, — ухмыльнулся Грей и застыл в ожидании второго удара. Он видит, как Феликс закрывает рот дрожащей рукой и следом прикрывает глаза, и злость за некую беспомощность во всём берёт верх. — Продолжай. — Я не хочу, Бин, но… Какого хуя вы устроили? — Врежь мне, давай!       Цирк. Всё происходящее реально цирк. Чонину удалось чудом оторвать руку Криса и надёжно сжать её капканом своими лапками. Ладонь была горячей, и это не пугало. Как минимум, Чонин чувствует жизнь и энергию в старшем и… И это его заводит. Вся сцена его не напугала и не расстроила, а именно возбудила. Но если с румяными щеками как-то можно справиться, то вот с поднявшимся членом сложнее. — Крис, не обращай внимание, — парень вплотную встаёт к старшему, заслоняя обзор на тяжело дышащего Грея, и нагло забирает всё внимание себе. Ладони больше не сжимают руки, а ложатся на выпирающие скулы, и нежно тянут лицо Криса ближе, чтобы едва слышно прошептать, глядя в глаза, касаясь нежными гладкими губами другие — искусанные. — Пусть они уйдут. Надо всем успокоиться, подумать, а завтра вы поговорите. — Почему ты такой? — «Такой спокойный… Странный…». — Почему ты улыбаешься?       Размякать не хотелось, но напряжённые мышцы маслом таяли от этой горячей улыбки. — Потому что если я обижусь на их слова, — шепчет в губы младший, едва сдерживая себя, чтобы не воспользоваться языком и не облизать желанное. — Я докажу, что они были правы. Но я ведь нормальный и никакой я не придурок, так ведь? И я имею право улыбаться, и ты не наркоман и… — Ты точно с другой планеты, — Крис правда успокаивается, хотя не должен, ведь за его спиной сейчас и происходит очередное «непонятно что», но младший смог опять затмить собой всё плохое и едкое. Всё некогда важное и волнующее превращалось в пыль рядом с такой яркой звездой по имени Ян Чонин. — Мама говорила, что меня аист принёс, — Чонин всё же целует парня, но довольно быстро и, наверное, чтобы отвлечь от громкого хохота за его спиной, а не чтобы возбудить. — Но откуда именно она не уточняла. — Познакомишь меня с ней?       Пока парочка мило облизывала друг друга в стороне, по-настоящему забыв обо всём вокруг, в самом центре круга из криво-стоящих стульев действительно происходило нечто. Чанбин уже во всю смеётся с Чэвон и, не пугаясь её дерзких подколов, сам отвечает ей тем же. Как-то странно они спелись буквально за несколько минут, а вот Феликса до сих пор кошмарит и он понять не может, как его ещё ноги держат. — Интересная ты, — слышится нежный голос Грея. — Ты тоже ничего, здоровяк, — противно, слишком противно бьёт по ушам блондина этот фальцет, со всех сторон обмазанный флиртом. — Дай заценить банки?       Феликс лишь на секунду смотрит в сторону Грея и видит чужие руки, нагло лапающие рельефные мышцы рук старшего. Про него опять все забыли. Он переводит взгляд чуть дальше, фокусируется на другой парочке. Им тоже плевать. Его тошнит, реально вырвет прямо сейчас от вида Криса, от синих волос Чонина, от девки, которая ураганом тут перевернула всех и вся и от поведения Чанбина ему тоже, блять, тошно. Больше тут находиться нет ни сил, ни желания. После пары несмелых шагов Феликс срывается на бег.       Перед глазами всё плывёт и, перегнувшись через бетонную ограду, парень даёт выход всей горечи, что рвётся наружу. Хёнджин, Крис, назойливый Чонин и Чанбин впридачу будто бы опустили его в восемь рук глубоко, даже не на дно, а в ад, не иначе. Один посмел умереть и теперь как-то придётся жить с тем, что последними словами, которыми они обменялись, были насмешки. Второй сошёл с ума, решив включить режим «доебаться» так не вовремя, и его голубая тень явно чокнулась, раз без конца позволяет себе улыбаться и смеяться, когда ничего хорошего и смешного вокруг и нет. Ну, а Чанбин… К горлу подступила новая волна резкой горечи и от недавно выпитого кофе в желудке не осталось ни капли. Чанбин — сволочь последняя, ведь он вроде в любви признавался не так давно, обещал позаботиться и все прочие прелести отношений, но погода слишком резко изменилась, никакого счастья и заботы на горизонте не видно. — В порядке?       Сколько минут прошло, пока до Грея дошло, что Феликса нет? Почему он появился только сейчас? Зачем? Мог бы спокойно продолжить не замечать его и смеяться вместе с той дурой, у которой явно проблемы с головой. — Ликс?       Тошнит от этого нежного голоса с нотками заботы и трясёт до безумия. — Я рядом, всё хорошо.       Ничего хорошего в столь тесном контакте нет. Феликс бы с удовольствием отпихнул от себя друга, или уже бывшего друга, но не может. Его концентрации сейчас едва хватало на то, чтобы остановить очередные рвотные позывы и не выблевать собственный желудок.       Его в последнее время часто мучали подобные приступы, но в стенах квартиры удавалось как-то заглушить эти муки, а вот сейчас не получилось. «Слабак».       За спиной тихо, на улице никого, кроме этих двоих. Вечернее небо украшено кудрявыми облаками, от которых глаз не оторвать. Чанбин рассматривает эти прелестные пейзажи, созданные природой, и ждёт, пока Феликс придёт в норму и скажет хоть что-нибудь. Мимо уже проскакала Чэвон, крикнув на прощание «пока-пока, качок», вышли и Крис с Чонином, и не смотря даже в сторону задыхающегося Феликса и его верного охранника, молча прошли мимо, хлопнув дверью.       Чанбин бы должен страшно злиться на старшего, но он, наверное, и правда понимает, как Крис устал, поэтому никакого зла за захват и удар он не держит. Завтра-послезавтра они поговорят, извинятся друг перед другом, пожмут руки и обнимутся, и всё снова встанет на круги своя. Хотя сомнения всё же есть.       «А может его тоже так подкосила смерть Хвана? Они ведь раньше были друзьями». А знает ли вообще Крис о произошедшем? Спросить теперь Бину не у кого, да и все вопросы снова отходят на второй план, стоило только услышать тихий плач младшего. «Он знает, ему плохо». — Солнышко, — само собой вырывается из уст Бина, но он себя не останавливает на этом, и прижимаясь к спине парня, от которого даже сейчас, после всего жуткого и мерзкого, что он наговорил, пахнет теплом и сахаром, продолжает повторять это ласковое прозвище. — Зачем ты так со мной? — Прости меня.       На старшего, леденящей душу лавиной, накатывает вина. Феликс из-за него такой, это его косяк, что он довёл его до точки кипения, ведь знает же прекрасно о том, что парень не выносит тишины и игнора. Чанбин сам вот-вот расплачется, жаль, что не от удовольствия обнимать свою любовь, а от противной печали. Как бы хотелось научиться жить правильно, да и чувствовать всё по стандарту. — Прости, — парень готов хоть весь остаток жизни повторять это слово, лишь бы простил, лишь бы больше никогда не срывался и тем более, лишь бы больше никогда из его глаз не лились горькие слёзы. Не сможет он его отпустить, увы. Но и так мучиться тоже не хочется. «Может, на колени встать?», — внутри сам себе кричит парень, «я готов умолять тебя быть рядом». — Если я обидел тебя, — хнычет Феликс, и нервно заламывает пальцы. — То и ты прости.       Чанбин простит, у него выбора нет, да и он толком-то и не обижался, лишь делал вид и отчаянно пытался в первую очередь себе доказать, что хоть что-то внутри всё ещё принадлежит ему, но нет — полноправный хозяин его чувств и повелитель его эмоций всё ещё Ли Феликс. Наверное, поэтому Бина не кусает совесть, когда на предложения младшего напиться, помириться и «попрощаться» с Принцем, он соглашается. «Я на все готов ради тебя».       Вместо бара или клуба они выбирают Чанбинлэнд, который сегодня горит не розовым пошлым неоном, а грустным синим. — Только давай без этих песен, — Феликс стягивает второй носок, бросает его к смятой футболке, и садится на пол, роняя голову на край дивана. — Хочешь пить в тишине? — Хм, ладно, — в одной руке у младшего уже бутылка классической рисовой водки, а другой он тянется за пачкой салфеток. — Только включай не слишком грустные.       Бин делает большой глоток своей клубничной водки и в два клика находит плейлист, который так и называется: «грустно, но не очень». — Ты ведь не расскажешь Минхо? — парень садится рядом с младшим, но голову на диван не запрокидывает, и почти залпом выпивает добрых полбутылки, даже не поморщившись.       В прошлом, чтобы Бину почувствовать хотя бы лёгкое опьянение, нужно было выпить штук семь таких зелёных бутылок, а это только вторая. Мда. — А ты? — Что я? — Расскажешь ему, что я сорвался? — Я хоть раз тебя сдавал? — вопрос Феликса не просто задел, а ощутимо уколол Чанбина. — Не знаю. Думаешь, Хо мне всё-всё рассказывает?       Чанбин об этом даже не думал и сейчас, под лёгким градусом, что-то выдумывать тоже не хочется.       Третья бутылка сопровождается мёртвой тишиной. Феликс допивает только первую, но глаза его уже слипаются. Можно списать это на нервный срыв и усталость, но ложиться спать младший отказывается и возвращается с перекура со второй бутылкой.       Чанбин продолжает молчать, но это не та тишина, которую так страшится Ли младший. Этот момент наполнен мыслями. Неизвестно о чём думает Феликс, но понятно по кому он роняет слёзы, а Чанбин размышляет как раз о плачущем солнышке, которое сидит в одних спортивных штанах на размер больше, и прямо-таки блестит в этом печальном синем свете. Увы, блеск этот не от радости, а от слёз, которые сползают по лицу на шею и дальше прокладывают свои ручейки на голую грудь. Нужно ли говорить, что у Чанбина снова член колом?       Вместе с пятой бутылкой заканчивается и этот грустный, но не совсем, плейлист и Феликс просит включить ему Queen. Чанбин, как послушный раб, исполняет очередную прихоть. — В детстве папа усаживал меня на колени, и мы вместе смотрели эти дурацкие клипы… Я помню мужика в юбке и с усами, и я тогда так смеялся, — из Феликса рекой теперь льётся несвязный лепет, а Чанбину это в радость. Прощание с Хёнджином по всей видимости закончилось. — Мин тогда со школы вернулся и начал танцевать, и я тоже бегал вокруг… Папа был на барабанах, а я с подушкой носился… У меня мечта была на гитаре научиться играть, — парень мечтательно закрывает глаза и высасывает остатки своей третьей бутылки. — Мой первый парень был гитаристом, но он не научил меня играть… Он мне изменил, когда они с группой уехали в другой город, — теперь Феликс вовсю хохочет своим самым низким голосом и у Чанбина эти волны вибрацией по сердцу проходятся. — Пишет он мне, точнее, кто-то с его телефона написал мне, что они только что потрахались, прикинь?       Старший, если честно выпал из реальности, просто любуясь красотой Феликса. Ему бы подрочить сходить, чтобы контроль над головой взять, но лень, как и лень вникать в эти путаные воспоминания. — А на свой восемнадцатый день рождения я загадал встретить принца на белом коне, вот прям как из сказок.       «А встретил Принца из кошмаров», — про себя усмехается Со. Этот забег по бывшим и несостоявшимся влюблённостям Феликса переносился легче, чем ожидалось, но это лишь из-за алкоголя. Будь Бин трезвым, он бы давно попросил Феликса рот закрыть или тему сменить, а сейчас… Похуй. Пусть болтает, главное, чтобы больше не плакал. — Мне ведь правда Хёнджин нравился… Я дурак, что так с ним обращался, но и он тот ещё мудак… А вдруг он правда был тем самым? Эй! Ты спишь? — Феликс вяло трясёт парня за руку и, открыв глаза, Чанбин едва не ахает от того, как близко вдруг оказался младший. Между ними теперь не полметра, а жалких сантиметров пять, если не меньше. — Просто устал…       Объясниться дальше Чанбину помешала чуть влажная и обжигающе горячая ладонь на бедре. Оба сейчас мутными от спиртного глазами пялятся на маленькие пальчики Феликса, которые через плотную ткань что-то выцарапывают, перебираясь дальше, на внутреннюю сторону бедра. Да, член всё ещё стоит и младший это видит, но почему-то его это ни капли не смущает. — Ты что делаешь? — на выдохе шепчет Бин, не решаясь посмотреть Феликсу в глаза. — Ты устал, а мне грустно, — парень кое-как договаривает и с громким стуком отставляет пустую бутылку в сторону. — Я же вижу, Бинни…       Феликс, шатаясь, усаживается на ноги старшего, и лениво запускает руки под футболку, выцарапывая теперь свою грусть на животе. — Перестань, — в глаза смотреть стыдно, оттолкнуть парня страшно, а сидеть и просто чувствовать, как руки Феликса хозяйничают под одеждой — то, что нужно. «Перестань» прозвучало слишком тихо, наверное, поэтому младший никак не отреагировал на просьбу. «А может, я не сказал это вслух?». Мысли, желания и опасения свернулись в один запутанный клубок и на нетрезвую голову его явно не распутаешь. — Ликс… Зачем? — Дай мне попробовать? — Попробовать что? — Ну ты же этого хочешь, — капризно возмущается парень, и невинно, как ему самому кажется, хлопает ресницами. Жаль, что Чанбин всё пропускает, закрыв глаза и откинув голову. Смотреть на полуголого Феликса слишком опасно. — Ты хочешь меня.       Чанбин хотел покоя и умиротворения от этого вечера, да и от жизни, а получил качающегося на волнах соджу голого по пояс друга на своих ногах. Может быть день назад он бы и вопил от радости, но после недавнего ночного откровения и того поцелуя хочется петлю на шее затянуть. — Ликс, не надо, — обращаясь к потолку, молит старший, но Феликс за секунду послушным не стал. Ему на все просьбы всегда было похуй и этот случай не исключение. — А вдруг… А если я смогу в тебя влюбиться… — Феликс путается в мыслях и от того ему трудно ясно выражаться. Да и зачем? Он вроде чётко дал понять чего хочет, и кто, извините, от такого будет отказываться?       Пальчики по-прежнему выводят непонятные фигуры под футболкой, когда губы впиваются в шею. Феликс не торопится и лениво водит языком вокруг выступающего кадыка, опускается ниже и несмело засасывает взмокшую кожу. Когда ладони поднимаются выше и пальцы теперь умело массируют грудные мышцы, едва задевая соски, Чанбин находит применение и своим рукам. Он обхватывает ягодицы парня и рывком прибивает его к себе так, чтобы накрыть ноющий член солнечным теплом. На этом вся смелость и рвение показать своё желание у старшего кончается. Пока Феликс продолжал исследовать его выгнувшуюся шею вдоль и поперёк, Чанбин расплывался и, едва касаясь торчащих косточек на спине, нежно поглаживал желанное, но запретное тело. — Можешь… Можешь быть грубым со мной, — хрипит младший рядом с правым ухом, которое через секунду начинает жадно слюнявить.       Такая просьба, или даже позволение — настоящий подарок, но Грей не умеет быть жёстким и грубым. Он сейчас больше напоминал девственника, которому улыбнулась удача хоть с кем-то переспать. Последний раз член парня «встречался» с кем-то около года назад, когда никакого Феликса в голове не было, а сердце было свободным. И это была, как ни странно, девушка — соседка, которая съехала не так давно. — Пожалуйста, — Феликса выгибает от возбуждения и он сам трётся о стояк Бина, активно, даже слишком активно двигая бёдрами и откидывая голову назад. Бледная кожа снова сверкает в синем неоне, но теперь от громадных капель пота, которые с какого-то хуя льются, как слёзы, словно теперь плакало тело.       Картинка, конечно, красивая и в меру пошлая. То, как Феликс кусает свои пальцы, нервно выдыхая при каждом движении бёдрами, отдаёт фантомной и приятной болью прямо в пах. Чанбин горит желанием обладать этим солнцем, но ему ещё и страшно при этом. Он боится разочаровать, боится последствий, и пиздецки боится того, что Феликс позже пожалеет об этом.       Алкоголь не останавливает, а снимает все предохранители. Грей, чуть выждав и «выключив» звук собственных страхов и сомнений, подаётся вперёд и аккуратно целует младшего где-то рядом с сердцем. От этого быстрого касания Феликс издаёт ещё один неприличный стон и руками направляет голову парня к соскам. — Кусай.       И Чанбин снова послушно выполняет то, что от него хотят, но, очевидно, Феликсу недостаточно той боли, с которой зубы старшего терзают кожу вокруг тёмного ореола и он просит ещё жёстче, смелее. — Прошу…       Бин слышит, как парень заходится от череды резких стонов и буквально слюни роняет на его голову. Пальцы, такие же мокрые и до одури горячие, приподнимают голову за острый подбородок, а затем и острые зубы младшего начинают мучить не готовые к таким пыткам губы.       Старший старается сбавить темп и отрывает от себя этот голодный рот, но Феликс воспринимает это по-своему. Он встаёт на колени и почти перед лицом Бина развязывает слабый узел. Штаны тихо опускаются до уровня колен, и Феликс снова усаживается на бёдра. Его пальцы теперь заняты не поглаживанием шеи Чанбина, а себя любимого. — Ликс, — ещё одна хриплая и тихая попытка образумить друга. С каждым новым действием Чанбину всё сложнее и сложнее себя контролировать. Ладно, если бы дело закончилось на этих поцелуях и ласках, но Феликс буквально достал из штанов оружие, которое убивает разум. — Хватит. — Ты же хочешь меня, — снова повторяет Феликс, кусая нижнюю губу. Весь его подбородок соблазнительно блестит от слюны, которой и во рту Чанбина в достатке. Слишком мокро, куда ни глянь. — Хочу, — Бин не отрицает, но проблема в том, чего на самом деле хочет сам Феликс. «Но ты хочешь не меня». — Тогда трахни меня, Бинни, — младший водит своей рукой по головке и даже не смотрит на старшего. Ему ведь не интересно, что он там чувствует.       Если Бин сейчас договорится со своей совестью, то это точно будет финал. Никаких «завтра» рядом с Феликсом, не будет больше звонков и сообщений, младший не сядет с ним даже за один стол, в этом парень уверен. И тут встал не простой выбор — несколько минут счастья, а затем годы раскаяния и сожаления, либо мечта так и останется мечтой, но горечь и обида никуда не исчезнут.       Феликс облизывает свою ладонь, уподобляясь видимо самым грязным порно-роликам и вполсилы начинает надрачивать сам себе и вот тут уже он взглядом к старшему обращается. Ему нравится, когда на него смотрят с таким обожанием. Член тяжелеет в руках, когда Феликс различает в мутных глазах напротив ту похоть, которой он и добивался.       Алкоголь не смог притушить его мысли по поводу грёбанного Хвана, от которого, как уже говорил Феликс ранее, все его проблемы. Может секс как раз поможет? Ну, а если и это не сработает, то всегда можно достать травку или таблетки, которые точно помогут отвлечься и навести порядок в голове. — Бин?       Возможно, Феликс не звал его, а приглашал, но сложно, очень сложно трезво мыслить, когда в крови мешается высокий градус и адреналин. Проходит секунда-другая, и руки Бина снова обхватывают костлявый зад младшего, приподнимая его. Феликс послушно встаёт обратно на колени и, не прекращая облизывать пальчики, теперь мнёт набухшую головку точно перед лицом старшего. От этой картины становится до плохого хорошо, ведь теперь не только в глазах читается желание, но и всё лицо Грея искажается от животной похоти.       Медленно старший убирает руку Феликса и сам хватается за ствол. Горячо и нежно. Эта температура вызывает мелкую дрожь, но опять же всему виной не тот сладкий аромат, который забивается в нос, а банальное волнение. Это его первый раз с Феликсом и, скорее всего, последний.       Парень обхватывает головку губами и приятно морщится от солоноватого привкуса предэякулята. Феликс смело и без вопросов толкается тазом вперёд, но не до конца, и теперь привкус соли ощущается ярче. Старший готов привыкнуть к этому вкусу, если Феликс готов будет полюбить его. Возможно, всеми последующими действиями Бин будет стараться доказать этому горячему солнцу, что он всё же его достоин.       Аккуратно посасывая член, пальцы старшего начинают ласкать мышцы на бёдрах и ягодицах, а минутой позже доходит до точки невозврата — если сейчас он начнёт его растягивать, то это точно конец.       Феликс чувствует это замешательство и вместо каких-никаких слов поддержки, просто капризно стонет, упираясь руками в накачанные плечи старшего. Он опускает голову вниз и из-под опущенных ресниц наслаждается приятным видом пухлых губ Бина, обхватывающих его член. Это заводит, но не в хорошем смысле. Феликсу не хочется нежности, он привык грязно и больно, и чтобы подать пример того, чего он так желает, младший снова толкается вперёд и чувствует, как головка задевает мягкие стенки верхнего нёба.       Бин откашливается, но слова против не говорит. «Если хочешь, получишь». С этой мыслью он сам заглатывает до предела, утыкаясь носом в пах, а дальше начинает своевольно двигать головой ускоряя темп. Он слышит влажные стоны, он чувствует, что Феликсу нравится и теперь вспотевшие ладони парня не царапают кожу плеч, а накрывают голову. Мокро, слишком много слюны и она противно пенится от быстрых движений, забивая горло.       Когда Чанбин слышит, что стоны становятся ещё на полтона выше, он уже без смущения толкает внутрь него указательный палец, сразу же чуть сгибая и проворачивая. Пальчики тянут за серебряные пряди на затылке, а бёдра задают иной темп и Феликс теперь сам трахает рот старшего так, как ему нравится.       Его, конечно, не устраивает тот факт, что инициатива целиком и полностью принадлежит одному ему, но выбора нет. В глазах начинает постепенно меркнуть всё, что он так чётко видел всего пару секунд назад и причиной был не второй палец, которым Бин с особой осторожностью растягивал мышцы, а этот безобразный звук удовольствия, который услышал младший. Чанбин мычал, и запредельно громко, словно и сам готов кончить от обычного минета.       Феликс жадно проглатывает порцию воздуха, проходясь рукой по своим взмокшим волосам, с концов которых капли падают градом на распалённого Чанбина. Он хорошо понимает, к чему всё идёт, когда старший замедляется и начинает играть языком с уздечкой, отвлекая от проникновения третьего пальца. Ещё есть шанс свести всё кое-как в шутку и пообещать забыть, но внезапная судорога бьёт не только под колени, но и точно в голову. Не слышно больше музыки, шёпот Чанбина от собственных стонов не отличить, потому что в ушах — ультразвук и этот писк перебивает всё. Ах, да, ещё резко темнеет в глазах, но эта пелена спадает так быстро, что Феликс не успевает ни испугаться, ни насладиться тем, что старший принял всё в свой рот и вроде как даже проглотил. Стало пусто.       Что-то внутри парня противится продолжению и, если честно, после туманного кайфа становится противно от того, что Чанбин его трогает. Феликс смотрит сверху на расслабленного Грея и даже вопросов его не слышит — видит, что тот что-то бормочет, но не может вернуть себе слух, а тем временем правой рукой старший продолжает плавно водить пальцами и тянуть стенки. Оба понимают, наверное, что всё — предел, но также оба боятся пошевелиться и продолжить. — Ликс? — Чанбин прямо-таки давится воздухом. Это был первый раз, когда отсасывал именно он сам, а не ему и ощущения в горле после подобного мягко сказать не из приятных. Но ни жжение во рту, ни усталость в руках, ни даже выворачивающиеся прямо сейчас лёгкие, не идут ни в какое сравнение с тем чувством, что он испортил то, что уже было испорчено: не сломал, а доломал, не поджог, а выжег всё нахуй. — Всё хорошо?       Мозг младшего сейчас явно повернул не туда. Точнее, мысли как раз свернули явно в правильную сторону — пора остановиться, всё, но как? А вдруг и правда чудесным образом в нём вот-вот проснутся чувства, которые он бы может и хотел испытать к старшему. Нужно просто потерпеть, подождать. — Продолжай, — шепчет блондин, смахивая капли пота со лба.       Старший улавливает мольбу в голосе, а на мрачный взгляд он закрывает глаза, ведь Феликс просит, и плевать, что парень не всегда соображает, что требует порой невозможного.       Бин снова пересохшими губами ласкает соски и плавно водит кончиком носа по шёлковой коже, которая источает умопомрачительный аромат сливок и карамели. Он уже основательно подготовил младшего, и дело осталось за малым — снять штаны и, не меняя позы, насадить парня на себя, но, сука, почему так страшно?       Грей привык показывать всего себя в боях и именно кулаками. На ринге никто не смеялся над его прочной уверенностью в себе, а вот, когда дело коснулось секса, то смеётся теперь сам над собой Чанбин и это самый, поверьте, печальный звук в мире — ему так не хочется облажаться, но думая без конца об этом, он уже одной ногой в списке «неудачников».       Пока Феликс восстанавливает дыхание, пальцами впиваясь в крепкие бицепсы, член старшего медленно сдувается. Это полный провал. Парень нехотя отрывается от молочной кожи, прочищает горло и снова ласково зовёт Феликса «солнышком». — Ты… Ты не хочешь перекурить? — А ты устал? — прозвучало слишком язвительно, а может унизительно для самого Чанбина. Нет у него оправдания своим трясущимся рукам и загнанному в клетку сердцу. — Я подумал, что тебе нужно… Подумать… — О чём?       «О себе, блять, подумай хоть раз». — Ликс… — Если тебе нужно подготовиться, так и скажи, — парень за секунду вскакивает, забирая весь свой жар и на ходу завязывает штаны, которые так и болтаются на бёдрах, потому что Феликс слишком крохотный для одеяний Чанбина, он слишком маленький для этого мира и такой беззащитный. — Тебе принести выпить?       Алкоголя в крови, кажется, не осталось и не только старший так считает. Феликс тоже, на удивление, выглядит и говорит вполне себе осознанно. — Давай.       Нет. Это точно конец. Если завтра утром Со сам себя не придушит, это сделает Минхо. Чанбин и правда никогда не сдавал Ли старшему брата, зато сам младший в конечном итоге признавался в том где он пил и с кем. Минхо реагировал неприлично спокойно на все эти истории о пьяных похождениях по клубам и барам, где от всех неприятностей его уберегал Грей, но вот вряд ли Минхо останется таким же непоколебимым, когда узнает, что на этот раз Бин сам пил с Феликсом на пару, да ещё и трогал его… Целовал… Блять, отсасывал у его младшего брата, а после с превеликим удовольствием вылизал его член, чтобы ни капли не осталось.       Мысли на этом кончились, затихли, словно совершили суицид раньше, чем сам Чанбин.       «Это неправильно, так нельзя… Нет, нет, нет, блять». Грей бьёт себя по лицу, чтобы в чувства прийти, но не помогает. Его теперь вовсю колотит, словно он вышел на мороз в самый холодный день в году, и ледяной ветер колит его голое тело мелкими иглами. Не должно быть таких ощущений от банального секса. А может в этом-то вся и проблема? Чанбин хотел любви, а не потрахаться и разбежаться по разным сторонам. Он готов ласкать, обнимать, выцеловывать свои чувства, оставляя едва заметные алые следы в доказательство. Он не может не глядя в глаза тупо вдалбливать младшего, не хочет. А ведь Феликсу именно это и нужно — быстро, жёстко и без чувств.       «Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Просто не могу и всё». Это осознание буквально въедается в голову. Чанбин ведь действительно хотел сделать своё солнце счастливым и дать ему всё, что нужно. Только вот он сейчас осознает, что понятие «счастья» у них, видимо, разное.       Феликс сидит на кухонном столе и выдувает тонкую струю дыма в сторону приоткрытого окна. По лицу его невозможно прочитать о чём он думает, а если спросить, то вряд ли он скажет правду. Его тоже, как ни странно, слегка потряхивает. Гормоны больше не играют с нервами наперегонки, всё вроде успокоилось и вот это-то ему и не нравится. Он — человек, зависящий от эмоций и ему жизненно необходимо чувствовать. Похуй что, главное — ощущать всё каждой клеткой тела.       Парень вздрагивает, роняя пепел на стол, и оборачивается на звук хлопнувшей дверцы холодильника. Грей теперь тоже без футболки и в одних штанах. «Не передумал». — Хочешь здесь? — старший кивает на стол, но лицо у него такое каменное, совсем не соблазнительное. Он словно на казнь свою пришёл, а не за удовольствием подмять под себя своего любимого.       Феликс безразлично кивает. Всё равно где, лишь бы поскорее это случилось. Бычок летит в окно, пара глотков водки и пальцы снова быстро расправляются с узлами на штанах. На кухне света нет, но уличного фонаря, бьющего жёлтым прямо в окно вполне достаточно, чтобы видеть всё, чего видеть не хочется, если честно.       Старший молча подходит, забирает из рук парня бутылку и долго не отрывает губ от горлышка. Он выпил почти полную бутылку всего за несколько секунд, но и этот подвиг никак на настроение Феликса не повлиял — эмоций ноль, зато член его зачем-то поднялся, когда Бин положил руку на его шею и большим пальцем надавил на кадык. Вышло не так уж и сильно, бывало и хуже, но получилось весьма ощутимо и это понравилось младшему. — Ещё, — просит Феликс, напрягая голосовые связки и Бин послушно придушивает, слизывая с губ остатки соджу. Ему жаль, что он не может опьянеть в миг, ведь алкоголь добавляет уверенности и решительно толкает к действию, но так бывает у других, не у бывшего спортсмена. — Тебе так нравится боль? — Да, — таким же хрипом отвечает младший, привычно обхватывая плечи друга. Друга ли? — Значит, я могу тебя бить?       Любой другой после такого вопроса плюнул бы в лицо Грею, но Феликс не все. Он растягивает губы в полупьяной улыбке, только пьянит его не спиртное, а этот властный голос старшего, и кивает. Ноги становятся ватными от холодного взгляда, который непередаваемо горит искусственным золотом и за это тоже большое спасибо уличному фонарю. — Бей, кусай, — выдыхает парень, возбуждаясь от второй ладони на шее, которая капканом сдавливает, помогая первой. — Всё, что хочешь.       «Всё, что хочешь ты».       У Чанбина сейчас такое ощущение, что его ранимую душу и нежную натуру кто-то нагло украл. Он позволяет себе схватить блондина за волосы и с силой оттянуть голову назад, чтобы действительно искусать его шею в кровь, вопреки своим собственным желаниям. Он оставит ему так много следов, чтобы они не прошли ни через день, ни даже через неделю. Он даже готов откусить от парня кусок, лишь бы оставить после себя напоминание до конца жизни.       Феликс царапает спину, протяжно стонет от каждого засоса, который пылает, наливаясь кровью, ногами обхватывают талию старшего и достаточно смело прижимает его к себе. Хочется ближе, быстрее и ещё больнее, чтобы не думать о Хёнджине, по которому он привык страдать. Закрываясь дома в ванной, Феликс ни разу не представлял кого-то другого, кроме как прекрасного Принца. Он так желал его, хотел принадлежать только ему и мечтал стонать под ним, зарывая лицо в длинные пряди, напоминающие нити дорогого шёлка, но опоздал, не успел, проебался. Вот, есть Чанбин, но это не то. Не помогают его жадные укусы выбить Хвана из головы, да и в целом образ Чанбина далёк от прекрасного идеала.       Феликс потерялся в Хёнджине с первой встречи и на протяжении всего времени он реально убивался из-за своей глупости. Язык его — враг его. Сейчас он этим самым грязным языком проходится по сухим губам Бина и быстро толкает его в приоткрытый рот. На секунду кажется, что Хван ушёл, в голове теперь один Чанбин со своими полустонами, но это лишь вкус рисовой водки ненадолго отвлёк. Хёнджин вернулся. — Уверен? — Бин отрывается от парня, когда его руки путаются в завязках и нервно пытаются стянуть штаны вместе с нижним бельём. — Заткнись, — Феликс не боится сейчас рычать, как настоящее животное. Он и чувствует себя скотиной последней, когда хватается за основание члена Бина, и понимает, что это, увы, не самый классный член в его жизни. Младший не то сипит, не то хрипит, но ведь Чанбин не знает, что это от разочарования, а Феликс умело маскирует эти звуки под ёбанную страсть, которая в момент интимной близости крайне необходима.       Снова их языки сплетаются, но Феликс представляет себе поцелуй с Принцем мечты, закатывая глаза, а Чанбин закатывает их в этот момент от приятного удовольствия, которое доставляет ему мягкая ладонь парня. Феликс сразу берёт быстрый темп и даже чересчур. Моментами старший, конечно, шипит сквозь зубы, но от тупой боли, когда неаккуратными рывками Феликс ударяет головкой члена о край стола.       Смазка так и осталась в комнате на компьютерном столе, прямо за кактусом с одним единственным цветком цвета яркой фуксии, и хозяин квартиры, но не хозяин положения, сообщает об этом парню, но тому похуй. Он просит войти в него так, на сухую. — Будет больно, Ликс. — Я так и хочу, — он и правда готов терпеть любую боль, ведь она начинает работать во благо. Когда Чанбин опять с силой давит на шею, в глазах мелькают тёмные круги, кислород перестаёт поступать в лёгкие и всё внутри начинает сжиматься от жуткого страха, тогда и только тогда Феликсу становится хорошо, потому что Хёнджина он не видит. Вообще нихуя не видит и Чанбина, к счастью, тоже.       Старший не дурак, понимает, что проникновение на сухую чревато последствиями не только для Феликса. Если младшему нравится физическая боль, то самому же Бину с лихвой хватает и душевной. Он опрокидывает Феликса на стол, на что получает сдавленный стон, как благодарность за очередную порцию боли. Если Ликсу нужна боль — он её получит.       Внутри любовь и нравственность уже не воюют с душевными переживаниями. В голове словно переключатель сработал и, как бы смешно это не звучало, Бин передал бразды правления Грею. Парень никогда никому не признавался, но именно Греем он зовется, когда его выход объявляют на ринге и этот самый Грей ни с кем не привык быть ласков.       Когда одна рука отлипает от шеи, Ликс приглашающе расставляет ноги в стороны ещё шире, упираясь ими в стол. Чанбин только в своих самых смелых фантазиях мечтал увидеть такую картину, а во взгляде младшего любовь и желание. Мечты иногда сбываются, и жаль, что при таких обстоятельствах и так чёрство. Пальцами свободной руки Грей проходится по пухлым губам Феликса с нажимом, оттягивая, а потом, усилив хватку на шее и заставив младшего приоткрыть рот, погружает в него два пальца, обильно собирая слюну. Феликс покорно облизывает их, выводя своим языком какие-то узоры, известные только ему и смачивает, по молчаливому приказу Чанбина. Во рту младшего приятно и тепло, и Грей не отказывает себе в удовольствии проникнуть пальцами глубже, выбивая из него последние остатки воздуха. Феликс закашливается и руки старший предусмотрительно убирает, но ненадолго. Он перемещает их на бедра, сминая с силой, и целенаправленно оставляет синяки. Не секрет, что его мышцы способны причинять боль и жаль, что требуют от него именно этого. Никто не ценит ту ласку, которой они тоже могут одаривать.       До Феликса в этот момент доходит, что да, это та боль, которая стирает с его мыслей того самого прекрасного Принца, но, блять, временно. Он и не рассчитывал, что вообще получится, и, если честно, приятно удивлён хотя бы этим. Чанбин с ним сейчас не церемонится и не обходится, как с фарфоровой куклой, а рывком снимает со стола для того, чтобы жёстко припечатать его животом обратно. Выходит даже жестоко. От удара кислород, что только-только проник в лёгкие, снова вышибает и от этого у младшего непроизвольно закатываются глаза. Смоченные слюной пальцы грубо проникают в него, смазывая, и в этот раз хватка на его бедрах другая — цепкая. Феликс не может даже двинуться. Пальцы долго не растягивают и ласки больше не приносят. Ликс чувствует, как они покидают тело, и слышит плевок — Чанбин сплюнул на ладонь, а потом второй — тёплая слюна оказывается как раз между половинок парня и стекает на сжатое колечко мышц.       Член старшего проникает быстро, одним рывком и сразу на всю длину. Феликс стонет не от самого члена внутри, а от колющей боли, с которой тот распирает тугие стенки. Чанбин шипит и сжимает челюсть, кажется, до скрипа, который должен дойти до ушей младшего, но у того в голове настолько пусто, что всё, кроме мучительной боли, пронзающей тело, становится не важно. Толчки резкие, сильные и ритмичные — Чанбин сразу берёт запредельно быстрый темп и буквально втрахивает Феликса в стол, от чего мебель жалобно поскрипывает и грозится не выдержать напора. Но старшему так похуй на это. Он продолжает двигаться и наклоняется ближе к Ликсу, заламывая его руки над головой, а после вгрызается зубами в нежное хрупкое плечо с таким рвением, будто бы действительно хочет оторвать от него кусок на память обоим.       Феликса кроет. Он не просто стонет, а почти орёт, срывая голос, и лбом прижимается к многострадальному столу. Зубы Чанбина ощущаются пиздецки острыми, а собственные руки становятся ватными и не получается даже пальцем пошевелить. Горячее тело сверху кажется тремя тоннами, которые жёстко вдавливают в прохладное дерево и не дают спокойно вдохнуть и выдохнуть. Феликс просил этого, хотел, и это правда помогает отвлечься, но стоит ли пытка того?       Толчки не прекращаются ни на секунду, Грей всё так же размеренно врезается в парня. Он разжимает челюсти и отпускает руки, но только для того, чтобы выровняться и запустить пятерню в соломенные волосы Ликса, сжать ощутимо крепко пряди и потянуть на себя. Вторая рука находит окаменевший сосок и принимается щипать его, оттягивая до возможного предела. И вот конкретно сейчас, Фликсу кажется, что он теряет связь с реальностью и хватается за эти неприятные ощущения, стараясь запомнить. Чанбин же просто забывает, что с ним сейчас вообще-то любимый человек, а не кусок мяса. А нужна ли ему такая любовь? О каких возвышенных и красивых чувствах может идти речь, если сейчас происходит самое настоящее животное соитие, жёсткий трах без единого намека на любовь. А он бы хотел зацеловать своё солнышко от макушки до пят, занежить и заласкать его так, чтобы ноги тряслись, и удержаться на них не было бы никакой возможности, но не от страданий, а от удовольствия и только от него. Но Феликсу ведь это не нужно и Грей уверен, что если бы он отказал, тот бы нашел кого-то другого, более отбитого и жестокого, чтобы удовлетворить все свои «хочу жёстче». Он ведь всегда выбирал мудаков, и найти очередного не составило бы труда.       «Подобное притягивает подобное?». Чанбин тоже может быть таким желанным мудаком, только это одноразовая акция, а Феликс со своим: «может, я влюблюсь в тебя» может пойти нахуй. Старший в состоянии в любую роль вжиться — факт, но идиотом становиться он не собирается. Понятно же, что после спонтанного петтинга и одного секса никто ни в кого не влюбляется. А в данном случае это даже не секс, а, блять, наказание.       Больно ли ему? Пиздец как. Планирует ли он эту боль выместить на своём любимом солнышке? Ну, раз его попросили, то почему бы и нет?       По своей натуре Чанбин привык весь свой негатив вымещать на ринге, где это было дозволено. Пара боёв и он уже сверкал былой уверенностью и был преисполнен спокойствием, словно поймал дзен. Но очередной бой будет только завтра, а Феликс, который выпрашивал и весьма удачно весь этот комок негатива, был здесь и сейчас, готовый принять его. С такими привилегиями Чанбин даже силу не старался контролировать, действительно вымещая всю обиду на парне и ни капли не жалея его при этом. Сегодня здесь, завтра там и ведь правда неважно кто, главное, чтобы человек был максимальным ублюдком — это единственная установка, которая давала выход ебанутым эмоциям. «Он действительно не знает, что такое любовь и людские чувства», — проносится в голове Грея и от этого становится только больнее. Парень под ним больше никакое не солнышко — реальный ублюдок.       В уши забивается громкий хриплый стон, после продолжительного воя, и Чанбин понимает, что Ликс сорвал голос. Пусть. Он снова с силой вбивает податливое тело в стол, нарочно ударяя парня головой о столешницу, и заламывает его руки за спину, удерживая чересчур крепко. Сжатые кулачки такие маленькие и хрупкие, что Чанбин с лёгкостью справляется с ними всего лишь одной рукой, а второй вжимает в стол некогда любимое лицо Феликса, зацелованное настоящим Солнцем.       Младший продолжает хрипеть, словно он уже при смерти и испускает последний вздох. Бину сейчас тоже больно и крайне неприятно и это вообще не про внутреннее состояние. Феликс мямлит что-то неразборчивое, видимо, решил, что пришла пора попросить ещё быстрее или больнее, и старший на автомате снова хватается за волосы на затылке. «Ублюдок».       Ликс смешивает стон с шипением, а старший продолжает «мстить» ему по-своему и на эти полустоны от наслаждения или страдания он совсем не обращает внимания, слепо следуя своему животному удовольствию. «Я ведь так люблю тебя».       Долго парень не продержится ни при каких условиях — долгое воздержание, разбавленное регулярной дрочкой, не дает никаких поблажек и выносливости. Да и младший, судя по виду скоро отключится. Чанбин снова наклоняется к нему, метит спину засосами и болезненными укусами, отпускает, наконец, голову и одаривает задницу сильными шлепками до красных отметин. Даже в противном свете фонаря видно, как на нежной молочной коже тут же проступают алые отметины, и удивляется тому, насколько же похуй Ликсу и на это. Парень стал реальной куклой в его руках, а пена из слюней, пачкающая стол, превращает эту куклу в обычную секс-игрушку, не более.       «Я люблю тебя, Ликс-и, так люблю, что готов подарить тебе весь мир и даже больше, но для тебя я сам лишь удобная игрушка».       От этой приятно-неприятной мысли Чанбин морщится и ощущает, как по щекам потекли ёбаные слёзы. Слёзы самой настоящей обиды и душевной муки и всё то, что сейчас происходит, режет ржавым ножом не только сердце и душу, но и будущее. Толчок — взмах лезвием. Он уверен на все возможные проценты, что после такого не то что шрамы останутся, а всё, некогда живое внутри, загноится, покроется липкой жижей и подохнет от этой инфекции. Придётся как-то жить с этим. «Я ненавижу тебя, Феликс».       Несмотря на все свои чувства и осознания, Чанбин максимально ускоряется и эти пошлые звуки соприкосновения кожи о кожу не вызывают мурашек или ожидания чего-то фееричного и прекрасного, как обычно бывает перед оргазмом. Он ощущает лишь факт приближения конца. Пара грубых толчков и Чанбин кончает, просто кончает без всяких звёзд в глазах и приятных вибраций в паху. Мерзко.       Феликс лежит и, кажется, готов стечь по столу на пол грязной лужей. Чанбин даже спрашивать не хочет, что испытывает младший, и доволен ли он тем, что получил. Не интересно. Свою агрессию и обиду он всё ещё различает внутри, никуда они не делись. Парень глотает воздух, вытаскивает член, даже не стараясь быть аккуратным. Вязкая сперма тут же пачкает бёдра Феликса, но тот не шевелится, словно и правда умер.       Бин брезгливо вытирает испачканные пальцы о спину бывшего солнышка, а в голове по вискам бьёт новое «ласковое» прозвище — ублюдок. Эмоции берут верх и не хотят его отпускать. Он позволяет себе ещё одну небольшую отдушину и плюет прямо на Феликса со всей оставшейся злостью, очень жалея, что слюна его не сочится ядом так же, как его сердце. «Ненавижу». — Надеюсь, теперь ты счастлив, — бесцветно шепчет Чанбин, натягивая штаны, и покидает кухню.       Счастьем не пахло, к сожалению. А ещё, к великому сожалению Ли Феликса, хотелось ещё, ещё и ещё. Недостаточно грубо, слишком быстро, мало, просто, блять мало. Да, тело в прямом смысле горит после всех манипуляций Чанбина и между ног ощущается адское жжение, наверняка вызванное трещинами, которые будут кровоточить довольно долго, но, сука, хочется ещё, потому что стоит прикрыть глаза и вдохнуть полной грудью, как снова в голове «просыпается» Хёнджин и это банальное тупое: «я так многого не успел тебе сказать и я сказал слишком много не того».       Невозможно страдать так сильно по человеку, которого знал поверхностно, но у Феликса много «талантов». Парень реально стекает со стола и обессилено падает, закрывая мокрые глаза ладонями. Не нужно быть гением, чтобы понять, что всё, что переживает и остро ощущает сейчас он сам, не идёт ни в какое сравнение с тем, что приходится чувствовать Чанбину. Винит ли себя блондин? Да. Но использованным он себя не чувствует, ведь, если подумать, использовали Чанбина, как раз-таки, наплевав на всё его хорошее отношение и паршивые мечты.       Феликс — монстр, чудовище, не способное на что-то хорошее и всех, кого бы он не коснулся, он пачкает, превращая в таких же падших.       «Хёнджин… Хённи…».       Сдавленные рыдания добавляют всей этой картине в виде разбитого парня на холодном кафеле небольшой кухни, ещё больше грязных красок. — Вставай, — Чанбин появляется слишком вовремя. Феликсу как раз хотелось сомкнуть руки на шее и самому себя задушить, заглушить эти звуки и образы, и больше никому не портить жизнь. Пусть он слаб для того, чтобы жить, зато смелости хватит, чтобы умереть. — Ликс, вставай!       Бин хватает парня чуть выше локтя и рывком поднимает, но младший безвольно валится обратно. Полная безнадёжность. Феликс снизу вверх смотрит огромными влажными глазами и только и может, что рот открывать и беззвучно что-то бормотать.       Если заглушить все звуки мира, то можно было бы услышать, как у старшего внутри рушится последнее, что связывало его с Феликсом. Оказывается, чувства — это не что-то эфемерное, это ещё какое реальное и ощутимое, ведь от призрачной влюблённости не может болеть так, словно сердце трут на самой мелкой тёрке, превращая самый важный орган в обычный фарш. Любить оказалось неприятно. Отвратительное чувство, ужасное и болезненное, до ломоты в костях. — Прошу, встань, — парень смягчается, но это не потому, что жалко, а потому, что тошно. Хочется ещё плюнуть, и не раз. — Дай руку.       Знал бы Феликс, что Чанбин уже похоронил их, то не пытался бы улыбнуться. Пропустив через себя всё случившееся, младший больше не чувствует той брезгливости к старшему, ему даже нравится быть в его сильных руках. Он обвивает шею Бина, откинув голову на плечо и готов на этих самых руках провести хоть всю жизнь — это намного лучше, чем одному и на холодном кафеле с поджатыми к груди коленями. Он чувствует, как сердце Чанбина колотится и, чёрт возьми, до сердца младшего тоже доходит этот стук, пробуждая сочувствие. Пусть Чанбин не сказочный Принц и далеко не идеал — стало всё равно. Главное, что он не один, а с кем — по-хуй. Снова пересохшие насмерть губы с треском растягиваются в запоздалой эмоции блаженства или удовлетворения. «Наверное, с ним я правда могу быть счастлив».       Никакого Хвана в голове больше нет, как и сомнений относительно возможных отношений с Бином, но поздно.       «Поздно, Феликс».