— Лучший подарок, который могли сделать вам родители, — это отправить сюда, — говорит высокий стройный омега, постукивая кончиком указки по раскрытой ладони. Сидящие перед ним ученики в залитом солнцем, но прекрасно кондиционируемом классе, переглядываются. Практически всем им неловко. Застегнутые на все пуговицы рубашки давят на горло, светлые строгие брюки сковывают движения, а одинаковый вид заставляет быть похожими на роботов. — Я понимаю, многие из вас считают, что вам это не нужно. Что вы и без того все знаете. Но поверьте, вы будете благодарны за полученные здесь уроки. Школа «Пэгджу» уже больше двухсот лет выпускает лучших омег в Корее. Уверенных в себе, знающих себе цену, тех, кем могут гордиться родители и общество. Эти три месяца изменят вашу жизнь. У большинства из вас пол проявился совсем недавно. Мы поможем вам лучше понять себя и свое тело. Узнать свои сильные и слабые стороны, чтобы вы могли умело пользоваться данными вам преимуществами.
Чимин слушает внимательно. Его сцепленные руки лежат на новенькой парте из светлого дерева, а глаза не покидают преподавателя. Наготове — тетрадь и ручка, рядом — бутылка воды, а под ней — толстая тетрадь, полная заметок. Чимин собран и сосредоточен, настроен внимать каждому слову и впитывать информацию как губка. Он еще никогда в жизни не сидел так ровно и не был так заинтересован. Остальные омеги создают иное впечатление: кто-то напуган, кто-то откровенно скучает. Все они выглядят прилежно, но мысли их утекают за пределы лекции.
Поэтому когда вводный урок наконец заканчивается и преподаватель позволяет ученикам выйти во двор, передохнуть и познакомиться, омеги радостно высыпают на сочную зеленую траву и располагаются за столиками под раскидистым деревом. Рядом, всего в нескольких десятках метров, шумит океан, обнимая волнами песок и блестя на солнце. Над головой — редкие кучевые облака, вокруг — аромат цветов и пение птиц.
Чимин оказывается в компании четырех других омег, которые улыбаются и приветливо общаются друг с другом, делясь впечатлениями.
— Преподаватель такой красивый! — восклицает молоденький омега. На вид ему лет четырнадцать, но Чимин понимает, что подобное крайне маловероятно. Скорее всего, дело в худобе и невероятно яркой, детской улыбке. — Я тоже надеюсь стать таким элегантным!
— Мне подобное не светит, — говорит вдруг угрюмо омега постарше. Он необычно высокий и хорошо сложенный, с прямоугольным лицом и крупной челюстью. Совсем не омежьи черты, больше подошли бы альфе. Но, несмотря на них, в нем все равно сквозит некая нежность. В голосе, в движениях, во взгляде. — Кажется, если даже балетом займусь, все равно не поможет.
— И мне, — вдруг подает голос другой. Низкий, сутулый и мрачный. Чимин его сразу и не заметил. И даже сейчас он говорит так тихо, что если бы не полная тишина, никто бы и внимания не обратил.
— Да бросьте! — поражается улыбчивый. — Вы оба такие красивые! Угрюмый усмехается. — Что? Не веришь?
Младшего это, кажется, слегка задевает. Словно его назвали лгуном.
— И зря. Я согласен, — вступается другой омега. Он из собравшихся больше всего похож на учителя: такой же элегантный и блистательный. Сразу видно, из аристократии, хотя другим в Пэгджу и не попасть. — Я Ли Хёнджи, кстати.
— Ким Бёнхо, — говорит улыбчивый, радуясь поддержке.
— Чон Хосок, — приветливо отвечает высокий с крупной челюстью, и все переводят внимание на Чимина.
— Пак Чимин, очень приятно, — говорит он и находит взглядом молчаливого омегу, которого снова словно не видно. — А ты?
— Мин Юнги, — буркает он то ли скромно, то ли недовольно.
— А сколько вам всем лет? — не унимается улыбчивый, и Чимин понимает, что ему самому бы неплохо было перехватить инициативу и налаживать связи, но он совершенно не хочет обмениваться стандартными личными данными. Но и нагрубить не может. — Мне только исполнилось шестнадцать. Течка закончилась всего месяц назад. Она началась во время экзаменов. Это было так ужасно! Но мои родители (да и я) ужасно обрадовались.
— Они обрадовались? — удивленно поворачивается к нему Хосок.
— Конечно, — абсолютно искренне, с открытым, горящим взглядом отвечает Бенхо. — А ваши нет?
— Мои, видимо, просто не ожидали, что я окажусь омегой. Ждали альфу. Но у меня, к счастью, есть еще старший брат. А то оставил бы семью без наследника. Мне семнадцать. Было уже несколько течек, думал, что справляюсь сам, но родители решили, что все же лучше в школу. Папа сам тут учился, но я не хотел сначала, думал, ерунда.
— Ерунда? Преподаватель ведь правду сказал, знаете ли, — не выдерживает Чимин. Он сжимает пальцы другой рукой, понимая, что ведет себя немного грубо, но удержаться не может. — Это место — пропуск в иной мир. В высшее общество.
— Мы и так все в высшем обществе, — произносит Хенджи. — Но ты прав. Многие альфы берут в супруги только выпускников Пэгджу. Мне тоже семнадцать. Течка началась только два месяца назад. Я уже начал волноваться.
— Боялся, что окажешься бетой? — подает голос Юнги, и все замолкают, переводя на него внимание. — Вот, что было бы настоящим кошмаром для наших родителей. Но я предпочел бы оказаться бетой.
— Что? Почему? — искренне не понимает Бенхо.
— Ты же тут самый старший, да? — интересуется Хенджи, поджимая губы.
— Да. Мне девятнадцать, — признается Мин. — Родители запихнули сюда силком, потому что недостаточно омежный.
— Да неужели! — сарказм Хенджи не укрывается от внимания Чимина.
— Я думаю, мы все недостаточно омежные для этого места, — пытается смягчить атмосферу Чимин. — Иначе нас бы тут не было. И я тоже взрослый. Мне восемнадцать. Только сейчас удалось сюда попасть.
— Был занят? — интересуется Хенджи, и Чимин неявно кивает.
— Да, у меня много занятий, дел. Никак не мог найти время.
— Тогда, пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — расплывается в широкой, немного заискивающей улыбке Бенхо, и все расслабляются. Хосок даже треплет его по голове.
— Кто тут недостаточно омежный, так это вон. — Хенджи указывает куда-то подбородком, и все оглядываются на парня, что неспешно прогуливается по краю поляны отдельно ото всех. Идет, убрав руки в карманы и попинывая траву. Погруженный в себя, задумчивый. — Вот его родители точно разрывались.
— А кто он? — шепчет Бенхо, словно парень может услышать.
— Из семьи Чон. Единственный наследник конгломерата. Никого больше нет, ни братьев-альф, ни даже бет. Только он. Видимо, хотят удачно выдать замуж.
— Чон Чонгук?! — Шикает вдруг Хосок и таращит глаза на парня. Чимин подобной реакции не понимает, а Хенджи в подтверждение кивает, приподнимая при этом брови в знак особой значимости. — Их семья владеет половиной Сеула!
— Думаю, нам надо его позвать, — предлагает Бенхо. — Все же его семья — одна из самых влиятельных в Корее.
— Думаешь, мы одни до такого додумались? — морщится Хенджи. — Он явно не хочет. Не стоит навязываться, позже позовем.
Чимин снова оборачивается. Смотрит на одинокого парня и невольно представляет себя на его месте. Чон не выглядит довольным или хотя бы желающим быть в этой школе, Чимин же в возможность попасть сюда вгрызался зубами.
Для него вся эта школа и ее уровень — что-то совершенно новое. Даже окружение здесь — неизменно высококлассное. Простым смертным сюда не попасть. Три месяца обучения в школе Пэгджу стоят половину миллиарда вон, что для большинства семей здесь — цена одной из машин. Родители Чимина же копили всю его жизнь.
Поэтому Чимин не привык. Не привык иметь собственную комнату, в которой стоит огромная плазма, есть на обед деликатесы и видеть на одногруппниках браслеты за сотни тысяч долларов. В своем доме он спит с тремя младшими братьями. Еще четверо ночуют по соседству. У него огромная семья. В которой совершенно нет денег на плазму.
После обеда, сидя на уроке истории, Чимин снова натыкается взглядом на Чонгука. Тот расположился через две парты от него, по диагонали, и все время что-то рисует. Чимину интересно понаблюдать за наследником конгломерата и поразмышлять о разнице их судеб. Чонгук сидит совсем не так, как Чимин — с прямой спиной, в идеальной форме. Его волосы растрепаны, нога закинута на ногу, верхние пуговицы расстегнуты, а рубашка выпущена из брюк. И даже подобная мелочь кажется дерзостью, бунтарством, которое Чимин не понимает. Чонгук считает себя лучше всех? Не интересуется историей собственного рода и страны? Даже в его внешности есть мятежные черты. Овал лица довольно мягкий, но тело для омеги излишне мускулистое, а поведение грубое. Огромный нос, сильные руки — все это контрастирует с элегантностью и мягкостью, присущей омегам, и Чон даже не пытается как-то компенсировать подобные недостатки. Кажется, он их принимает. Радуется им.
— Свидетельства первого появления полукровок датируются тысяча четыреста сорок девятым годом, — говорит преподаватель, указывая на временную шкалу на экране. — Изначально оборотни думали, что, скрещиваясь с людьми, будут передавать гены потомству и таким образом расширят популяцию. Но полукровки не имели способности обращаться в волков, из-за чего в результате ее лишились и мы все. Кроме того, смешение генов привело к тому, что теперь даже у двух волков может родиться бета. У бет волки не рождаются. Поэтому в настоящее время смешение кровей и порицается обществом. Ваша задача — продолжить род, привести в мир чистокровного волка.
Все это Чимин знает. Ему говорили об этом с детства. В семье Чимина бет нет, но мысль о том, что ген волков рецессивный, никогда его не покидала.
— Чон Чонгук! — указка учителя ударяет по парте, и убаюканные лекцией и жарой ученики вздрагивают. — Приведите себя в надлежащий вид!
Видимо, заметил наконец.
— А разве мой вид не надлежащий? — спокойно, даже как-то слишком невозмутимо, произносит Чонгук, и Бенхо неподалеку весь сжимается.
— Смеете дерзить? Что ж, потрудитесь узнать, каким должен быть ваш вид до завтрашнего дня. А сегодня вы наказаны.
— В первый же день. А у него талант, — шепчет сидящий за соседней партой Хенджи, и Чимин согласен.
Он Чонгука не понимает. Совершенно. Потому что, несмотря на наказание, на следующий день Чон ведет себя ровно так же. Он не одет вызывающе, не грубит, не пакостничает, но во всем, что делает, сквозит отношение к этому месту. Даже в его походке. Когда он проходит рядом, обдавая Чимина ароматом, внутри Пака все напрягается. Взгляд становится острым, дыхание утяжеляется. Он сам не понимает, почему Чонгук выводит его из себя так сильно, но отношение к нему не меняется.
И еще больше ему действуют на нервы моменты, когда Чонгук соответствует образу омеги. Спустя неделю у воспитанников появляются уроки музыки, и в самом начале преподаватель интересуется их талантами.
— Я умею играть на рояле, — заявляет Бенхо с гордо поднятой головой. Преподаватель указывает рукой на стоящий у огромного окна белый рояль, и юный омега получает возможность продемонстрировать умения.
Исполняет он потрясающе. Такую же нежную мелодию, как и сам. Чимин даже прикрывает глаза и представляет себя на лугу рядом с журчащей речкой. Порхающих бабочек и заливающихся птиц. Чувствует, как солнце согревает его кожу, как легкий ветерок играет с волосами, и вырывается из мечтаний нехотя, восторженно хваля друга после выступления.
Хенджи тоже демонстрирует фортепианные умения. Оказывается, что данный навык — самый распространенный среди омег. Лишь Юнги и еще пара человек играют на гитаре. Хосок выделяется и усаживается за барабанную установку. Это и смешно и чарующе одновременно, и Чимин даже не знает, как реагировать на подобный талант, столь несвойственный омегам.
А потом встает Чонгук.
— Я пою, — говорит он, и преподаватель с одобрением кивает. Он присаживается за рояль и спрашивает, что должен сыграть. Чонгук называет какую-то песню, и комнату заполняет приятная простая мелодия. А потом запевает Чонгук, и Чимин замирает. Перестает дышать, прирастая взглядом к нежному омеге, поющему о двух людях и их любви:
Хотя этот путь иногда кажется далеким,
Хотя иногда мы не можем сдержать слез от нашей печали,
Пока все это не станет памятью,
Давай будем укромным уголком друг для друга.
Когда я иду с тобой, когда я не вижу путь, по которому должен идти,
Я вспомню мир в тот день, когда все было ослеплено только тобой.
Я все еще неловок, и мне все еще чего-то не хватает,
Но я всегда буду рядом с тобой.
Даже если темной ночью мы потеряемся и будем бродить,
Давай станем светом друг для друга.
Пусть в далеком будущем мечты, которые мы ищем, окажутся не за радугой,
Моменты, когда я с тобой, для меня намного ценнее.
И Чимин понимает. Именно в тот момент понимает, что Чонгук раздражает его еще больше, когда хорош в роли омеги. Потому что он в ней
прекрасен. Настолько, что дыхание перехватывает и горло сжимает. Что хочется плакать от красоты песни, голоса и самого Чонгука. Потому что у наследника Чона есть все, чтобы стать успешным и счастливым. Но он это не ценит.
ΩΩΩ
С начала учебы проходит уже около двух недель. Чимин обзаводится друзьями, привыкает к ритму и обстановке. Немного расслабляется. Обучение оказывается совсем несложным, и быть одним из лучших легко. На истории Чимин всегда тянет руку, на танцах блистает талантом, на музыке неплохо поет, на этикете выполняет все безупречно, на литературе пишет сочинения с прекрасным анализом. Учителя его любят, друзья рады быть рядом. Однако в их компании отношения складываются не всегда ровно. Чимин умеет ладить с людьми и находить к ним подход. От природы он мягок и заботлив. У него нет проблем с эмпатией, и хоть иногда в нем просыпается желание доминировать, Чимин умело маскирует его. Однако далеко не все ведут себя похожим образом, и люди, чьи характеры и взгляды отличаются, часто не могут и не желают находить общий язык. Так происходит с Юнги и Хенджи. Несмотря на то, что первый старше, второй не может скрыть своего раздражения и часто проявляет неуважение.
Так однажды, войдя в студию на урок рисования, Чимин присаживается за мольберт рядом с Юнги и здоровается. Друг бурчит приветствие в ответ, но не удостаивает даже взглядом. Чимин к подобному привык и не обижается. У Юнги такой характер: он, по его собственному признанию, с большей радостью родился бы камнем, чем наследником. Однако Хенджи спокойствие Чимина не разделяет.
— Что, считаешь себя выше других? — не выдерживает он. В классе пока только четверо: Чонгук, спрятавшийся за мольбертом у дальней стены, Юнги с Чимином у окна и Хенджи. Чимин пришел пораньше подправить недостатки, Юнги сбежал от шума столовой, а Чонгук, похоже, вообще тут поселился. Хенджи же, как и Чимин, считает своей обязанностью довести все до идеала. Они с Паком друг друга понимают.
Но нападки Чимин не понимает.
А Юнги даже не реагирует.
И это задевает Хенджи еще сильнее.
— Эй, — высокий омега встает с табуретки и подходит к Мину. — Совсем невоспитанный? Что за кошмар ты тут рисуешь?! Вы только взгляните!
Чимин бросает взгляд на мольберт Юнги, где красуется что-то черное, огромное и пугающее.
— Претендуешь на звание самого отвратительного омеги? Решил выделиться? Думаешь, тебя за это похвалят?
— Мне все равно. Я не так зависим от мнения других, как ты, — парирует Мин.
— Да, точно, потому что другим нет до тебя никакого дела. Тебя сбагрили сюда в последней надежде, что не придется позориться.
Чимин морщится от обидных слов и уже решает вмешаться и сменить тему, когда Юнги вдруг резко толкает Хенджи, и тот падает, роняя мольберт и некоторые краски.
— Да пошел ты! — выплевывает Мин.
— Умереть захотел? — свирепеет Хенджи и с трудом поднимается с пола, цепляясь за стоящий у окна стол с материалами. Чимин осознает, что сейчас будет драка, и выходит вперед, желая остановить друга, ровно в тот момент, как тот замахивается для удара.
Чимин сам не понимает, как заваливается на стол с материалами. Как попадает рукой в палитру и подсыхающую картину. Как вещи с грохотом оказываются на полу. Но это остужает пыл остальных, и они тут же бросаются наводить порядок.
— Чимин, прости, я не думал, что ты выйдешь вперед, — говорит Хенджи, ставя на место мольберт.
— Ты вообще не думал, — буркает Юнги, поднимая краски. И почти сразу после того, как парни заканчивают уборку, в класс входят другие ученики во главе с преподавателем. А Чимин сидит с красно-синей ладонью и растерянно смотрит по сторонам.
— Добрый день, воспитанники! — здоровается преподаватель, проходя к своему столу.
— Добрый день, учитель!
Омеги рассаживаются за мольберты, и откуда-то справа от Чимина раздается голос:
— Учитель, тут грязно.
Преподаватель проходит к месту и замечает испачканную в краске табуретку. Непонимающе оглядывается и видит на столе картину, на которую упал Чимин.
— Что здесь произошло? — повышает голос он. — Почему класс в таком состоянии? Кто здесь был?
Никто не отвечает, но это и не нужно. Взгляд старшего омеги падает на Чимина, а затем рука касается плеча.
— Что с твоей рубашкой, Пак Чимин? — И только потом он замечает руку. — Ясно. Одного виновника нашли. Ты что, решил поиграть с красками?
— Я споткнулся, — виновато опускает глаза Пак. Его сердце колотится невероятно быстро, а ладони начинают потеть.
— Сразу в несколько мест? За дурака меня держишь? Что вы тут устроили? Кто еще причастен?
Юнги, кажется, хочет что-то сказать, но Чимин подает знак, что ненужно. Его в любом случае накажут. Нет никакого смысла утягивать за собой и друзей. Особенно того, кто стал жертвой нападок.
— Молчишь? Прекрасно. Тогда ты сегодня наказан. Будет тебе возможность подумать о своем поведении.
Это первый раз. Чимина никогда прежде не наказывали. Не только в этой школе. Нигде. И сейчас ему кажется, что он во сне. Все происходящее — будто галлюцинация, будто фильм о ком-то другом. Но, наверное, все бывает в первый раз. Только Чимин уж точно сделает все, чтобы он оказался и последним.
После занятий Пака проводят на кухню для исполнения наказания. Его встречает полноватая повариха — женщина-бета в школе для омег, что крайне удивляет Чимина. Но она не испытывает перед учеником ни благоговения, ни стеснения. Напротив: ведет себя с ним так, будто он на ее кухне все супы разлил. Смотрит угрюмо и ворчит. Громко, отчитывая.
— Невоспитанные, избалованные сосунки! — вперевалочку идя вдоль плит и разделочных столов, говорит она. — Пороть вас надо, чтобы ценили чужой труд. Но тебе сегодня повезло.
Женщина останавливается около двери во двор и вручает Чимину (впихивает, толкая в грудь и расплескивая воду на рубашку) ведро с картошкой.
— Иди чисти. Вдвоем быстрее управитесь. И не думайте бездельничать, а то у меня и посложнее занятие найдется.
А потом она уходит, нажав на ручку двери и подтолкнув Чимина к выходу. Яркое солнце ударяет в глаза, контрастируя с полутьмой, и Пак щурится, ступая на задний двор. А потом видит Чонгука.
Чон сидит на низкой табуретке, скорчившись над таким же ведром и тазом с очистками.
— Добро пожаловать в ряды грешников! — приветствует он.
