Тайны благородных омег

      Чимин роняет ведро на траву, заставляя часть воды выплеснуться, и раздраженно выдыхает. Этого еще не хватало! Проводить наказание в компании Чонгука! Будто они на равных! Будто одинаковые! У Чимина внутри все чешется от подобного положения. Он и Чон Чонгук? Что у них может быть общего? Они даже наказание получили по разным причинам! Чимин защищал друга, а Чонгук просто считает себя выше всей школы.       — Что? Думаешь, какого черта я с ним? — усмехается Чонгук, и Чимин сжимает челюсти. И что, прямо сказать ему правду? Очень хотелось бы.       — Ничего не думаю, — буркает Пак и усаживается на табуретку. Берет нож, картошку и начинает чистить.       Они работают молча. У Чимина нет никакого желания общаться, у Чонгука, очевидно, тоже. Картошка в ведре стремительно уменьшается, а очистки в тазу множатся, и Чимин уже представляет, как вернется в свою комнату и проведет вечер, отдыхая на кровати с учебником истории.       Но, на самом деле, Чимин удивлен. Он ожидал от наследника, что тот будет мухлевать или лениться, но Чонгук работает усердно и не жалуется. Более того, чистить картошку у него получается быстро и аккуратно. А Чимин в своей жизни этой картошки столько почистил, что мог бы участие в соревнованиях принимать. У его семьи кафе, и он часто помогает там.       Чимин разделывается с овощами довольно быстро и возвращается на кухню, чтобы отчитаться о выполнении задания. Но вместо одобрения получает в руки ведро моркови.       — И поторопись. Не до ночи, пожалуйста, — велит вечно недовольная повариха.       Но получается именно до ночи. Уже давно стемнело, когда Чимин, невероятно уставший, чистит очередное ведро овощей. Руки уже не слушаются, спина ноет, ужасно хочется есть, а еще Чимин совершенно не подготовился к завтрашним занятиям. Судя по огромной, сияющей луне, время близится к полуночи, и Пак понимает, что даже если возьмется ночью за чтение, ничего не запомнит.       — Наказание всегда длится так долго? — нарушает тишину он. Раздражение бурлит изнутри.       — А ты думал?! — лишь отвечает Чон, и Чимин вдруг осознает смысл его слов.       — Подожди, что? Серьезно? И ты каждый день так проводишь? Работая до самой ночи?       Чимин даже в семейном кафе так не упахивался, хотя и помогал там сколько себя помнит. Если не на кухне, то следил за братьями, что было не легче. Чонгук кивает.       — Почему бы просто не заправить рубашку? — Чимин искренне не понимает. Кажется, что уж Чонгуку избежать очередного наказания — проще некуда.       — Принцип, — просто отвечает Чон, и с губ Пака срывается смешок. Такой, будто ничтожность второго омеги его уже не удивляет.       — Принцип показать, что ты лучше других? Что тебе правила не писаны? — Чимин устал и ужасно раздражен, поэтому негодование по поводу поведения Чонгука выливается наружу почти беспрепятственно.       — Нет. Принцип оставаться собой.       — Бунтарем? — Чонгук пожимает плечами, будто говорит: «Хочешь так думать — думай». — И ради этого ты готов надрываться все лето?       — Мне несложно. — Брови Чимина лезут на лоб. Он не может поверить в то, что Чон серьезен. Наследнику несложно работать на заготовках на кухне? Быть в роли одного из низших рангов прислуги? — Что? Ты почему-то думаешь, что я считаю себя выше других. Но нет. Это ты считаешь. Это тебе подобная работа кажется недостойной. Тебе и всем твоим избалованным дружкам, которые даже не вступились за тебя. На меня злишься? На то, что я не страдаю, как ты? На то, что не запихиваю себя в чертовы насаженные рамки?       — Рамки — это сущность? Быть вне их — это ее ненавидеть? Нежелание быть таким, как другие, делает тебя лучше? — Чимин злобно усмехается. Так, что кажется, будто он сплевывает. — Не обольщайся. Это не делает тебя свободным. Это присоединяет тебя к стаду глупых бунтарей, которые не ценят то, что имеют.       — Кто тебе сказал, что я ненавижу свою сущность? — серьезно говорит Чонгук. Спокойно, уверенно. Высокомерно. — Я ненавижу навязанные мне губительные нормы. Я просто хочу жить так, как велит сердце. Это преступление? Желание распоряжаться своей жизнью? Посметь иметь мечты, отличные от планов отца?       — Потому что у тебя уже все есть! — вскакивает с табуретки Чимин. Он сжимает кулак и кричит, не стесняясь. Возмущение, ярость разрывают его изнутри. — Тебе не нужно заботиться о том, как заработать деньги, все за тебя делают твои родители. Они обеспечивают тебе спокойную жизнь, чтобы ты мог высказать свое «фи» и заливать, какой ты не такой как все. Думаешь, деньги падают с неба? Ты знаешь, сколько людей готовы на все, чтобы оказаться на твоем месте? Знаешь, сколько из них упахиваются до полуобморочного состояния, чтобы прокормить семью? Но нет, зачем тебе знать?! Тебе не надо, потому что ты и так в шоколаде. Обеспеченном другими! У тебя вообще все есть! Но оно тебе противно. Не противно пользоваться плодами, но обязанности противны. Потому что что? Кем ты хочешь стать? Вольным художником, страдающим о том, как его тонкую душу не ценят?       — Хочешь, поменяемся местами? — невозмутимо спрашивает Чон. Чимин выдыхает. Он старается успокоиться, кроме того, после ответа Чонгука, а точнее полного игнорирования истерики, собственное поведение вдруг начинает казаться Чимину глупым.       — Да, я бы очень хотел поменяться с тобой местами, — подытоживает Пак. Чонгук смотрит внимательно, а потом поджимает губы и говорит:       — Не получится.       — Да. Не получится.       В голосах обоих звенит сожаление.       — Но я все равно буду стараться, — продолжает Чонгук. — И я не стану извиняться за то, что имею мечты. И нет, я не мечтаю стать художником. Я просто хочу жить свободно. Открыть свое дело и зарабатывать достаточно, чтобы оплачивать необходимое. Не хочу жить во дворцах и быть чьим-то трофеем. Не хочу играть роль, данную мне еще до рождения. И винить я себя за это не стану, сколько бы вы все меня ни заставляли. Я себе не лгу и другим лгать не буду, понял?       Чонгук повышает голос только на последнем слове и только тогда встает, позволяя заметить утяжелившееся дыхание и горящий взгляд. Его зрачки сливаются с черной радужкой и кажутся почти пугающими при свете одного единственного фонаря.       А Чимин впервые не находит, что ответить. История Чонгука слишком отлична от его собственной. Его стремления, его мечты словно из другого мира. Но они тоже имеют право на существование.       — Отец тебе не позволит? — интересуется вдруг тихо Чимин.       — Издеваешься? Я его единственный сын. Омега. Моя задача — выйти замуж за перспективного альфу, который сможет занять пост руководителя компании.       — Думаю, у нас у всех тут такая задача, — слегка грустно говорит Чимин. Он никогда не позволял себе задумываться о том, насколько его это устраивает. Причины и смысла не было.       — И что? Тебе нормально?       — У меня нет выбора, — пожимает плечами Чимин. — Моя семья не такая богатая, как твоя. Более того — она бедная. — Чимин задерживает дыхание перед последним словом, но все равно его произносит. Сам не понимает почему. Он больше никому в школе не рассказывал о своем положении. — У нас есть только фамилия. Древний, уважаемый род, благодаря которому мне все еще открыты определенные двери. Но это все. Больше ничего. И я не могу позволить себе мечтать о собственном небольшом деле, потому что оно мою семью не прокормит! Нас десять человек!       — Ты не просил своих родителей рожать столько детей. Это их выбор и их ответственность!       — Но это и моя семья! И я их люблю. Я не могу смотреть на то, как они страдают. Как отец спит по три часа в сутки, пытаясь отдать долги, как папа зашивается в кафе и с малышами. Ты предлагаешь мне их бросить? Как я в зеркало смотреть буду? — Чонгук опускает голову. — Так что у меня нет роскоши твоего выбора.       — Завидуешь мне? Не завидуй. Ты и сам прекрасно справляешься. Ты лучший в этой школе. Для чего так стараешься? Чтобы найти альфу побогаче? За этим тебе нужно быть первым? Почему бы самому не сделать карьеру? Омегам не запрещено работать, знаешь ли.       — Тебе легко говорить. Твое кресло уже ждет тебя удобным и нагретым. А я? Думаешь, у моей семьи есть деньги на вуз?       — Для такого старательного парня ты удивительно пессимистичен. Отвратительное сочетание, — изрекает Чон, складывая руки на груди. Оценивающе окидывает взглядом и неодобрительно цокает. — Словно ты сам в себя не веришь.       Чимин теряется. Стыдливо опускает взгляд. Первый его инстинкт — снова завалить Чонгука оправданиями, но он понимает, что этим лишь подтвердит его слова.       А может ли Чонгук быть прав?       — А ты в себя веришь? — спрашивает тихо Пак. Без насмешки, без вызова. С робкой надеждой, словно Чонгук должен сказать ему, что так вообще можно.       — А как иначе?!       Чимин затихает. Опускает голову и погружается в размышления, переваривая полученную информацию. Это сложно. В голове каша, а сил ее разбирать нет.       — Ты есть не хочешь? Я ужасно голодный, — говорит вдруг беззаботно Чонгук.       — Хочу, конечно, но мы еще не закончили.       — Все уже ушли. Можем закончить завтра с утра. Если придем сюда в шесть, как раз успеем до появления поваров.       Чимин неуверенно переминается с ноги на ногу, но Чонгук бесстрашно открывает дверь и ступает на темную кухню. Пак робко следует за ним.       — Не думаю, что нам можно тут хозяйничать, — шепчет он с опаской. — Если кто-то узнает, опять накажут.       — А если родители узнают о том, что нас морят голодом, мало не покажется уже администрации. Я же наглый наследник, который пользуется благами своего положения, помнишь? — усмехается Чонгук и оборачивается, подмигивая Чимину. Тот напряженно сглатывает.       И Чонгук действительно хозяйничает. Ходит по кухне, словно она находится в его доме, и рыскает по шкафчикам в поисках нужных вещей.       — Ты что, уже делал так прежде? — спрашивает Чимин, когда Чонгук ставит на конфорку кастрюлю с водой и достает две упаковки рамена.       — Ага. Кто бы мог подумать, что повара хранят у себя подобное! Работают почти в ресторане, а питаются фастфудом! Позор!       Чимин невольно усмехается. Надо признать, беззаботность и уверенность в себе Чонгука невероятно подкупают. То, что раньше его раздражало, теперь прельщает, и Чимин безотрывно наблюдает за омегой. За тем, как тот с видом профессионального повара орудует на чужой кухне и как ничего — абсолютно ничего — не боится.       Когда они уплетают рамен, сидя напротив друг друга за стойкой, Чимин не может унять бешеное биение сердца. Он не знает, от волнения ли это, от возмущения или от того, что он не в состоянии перестать улыбаться. Пак не сводит глаз с Чона и посмеивается, кода тот корчит рожицы и с особо смачным звуком втягивает в себя лапшу.       И почему-то, выходя из кухни и направляясь в свою комнату, Чимин чувствует себя совершенно иначе. Как человек, чья жизнь изменилась навсегда.

ΩΩΩ

      Однако на утро опьянение проходит. Вставая в половину шестого, с ломотой во всем теле и не желающими открываться глазами, Чимин корит себя за глупости и ощущает странную тошноту.       Чонгук смелый. Чонгук вольный. Чонгук — бунтарь. Чимин себе таким быть позволить не может. И даже то, что он начал задумываться (пусть и очень робко) о подобной жизни, не несет ему ничего хорошего. У него нет роскоши богатой семьи и возможности мятежа. И мечты об этом разобьются о суровую реальность.       Есть причина, почему Чимин никогда не думал о чем-то ином. Потому что в глубине души всегда знал, что этим желаниям не исполниться. Он не сможет бросить семью, кроме того, обрекать их на еще много лет каторжного труда и жизни в стесненных условиях не позволит ему сердце.       Чимин заходит на кухню, закусывая от волнения губу. Он отчаянно надеется, что никто не заметит его здесь и он успеет выполнить задание до прихода работников. Привычные спутники — волнение и страх — снова обосновались в душе, и Чимин радуется им, потому что помимо возвращения его в реальность, они еще и помогают проснуться.       Но, стоит переступить порог, реальность снова выпинывают с ноги, потому что Чимин попадает во власть опьяняющего аромата кофе и атмосферу тихого, сонного, нежного утра. Чимин, как и большинство корейцев, любит кофе, но подобный аромат он ощущает впервые. И это странно. Он, даже будучи волком, не может распознать все нотки и продолжает втягивать воздух сильнее, пропитываясь чарующим запахом.       — Утречко! — приветствует Чонгук оживленно и ставит на стойку перед Чимином чашку с кофе, после чего берет свою и делает глоток, не сводя глаз с Пака. — Попробуй.       — Ты опять воруешь ингредиенты?       — За те деньги, что они получают, можно несколько таких школ купить, не обеднеют. Просто попробуй.       Чимин хочет. Потому что аромат невероятный. Да и выглядит содержимое чашки жутко аппетитно. Так что сдается быстро. Делает глоток и замирает.       — Это. Самый. Вкусный. Кофе. Который. Я. Пил, — отчеканивает пораженно Пак и круглыми глазами смотрит на Чонгука. — Что в нем?       — Секрет. Ну так что, стоит мне верить, что у меня все получится с бизнесом? — по-доброму подкалывает Чон и снова подмигивает, а потом улыбается. Так очаровательно, что Чимин забывает, кажется, даже свое имя. Всего на секунду.       — Это потрясающе. Чонгук, правда. Это просто потрясающе.       — Спасибо. Я хочу открыть свою кофейню. Маленькое, уютное заведение, где можно будет посидеть с книжкой или ноутбуком. Куда захочется прийти в холодный день, и где будут ждать лакомства. Где просто будет тепло, понимаешь?       — Понимаю, — зачарованно отвечает Пак, не спуская глаз с Чонгука. И вдруг верит. Действительно верит, что у этого парня все получится. Что бы он ни задумал. Потому что он желает это всем сердцем. Потому что искренне отдает себя делу.       Чимин так не умеет. Он всегда слишком переживает, слишком много думает. Не умеет забываться, не умеет погружаться во что-то без остатка. Умеет лишь сосредотачиваться и заставлять себя. А теряться не умеет.       Как и предрекал Чонгук, омеги заканчивают задание до семи часов и спокойно отправляются досыпать еще час. На завтрак в восемь Чимин приходит, ощущая себя странно. Совсем иначе. Как вчера вечером. Будто порхая во сне. Видя мир в других, более ярких и нежных красках. А ведь ничего особенного не случилось. Но внутренние изменения Чимин игнорировать не может. Ему просто словно показали другой мир. Открыли перед ним дверь, про которую больше нельзя забыть. Даже если пройти через нее и не получится.       — Чимин! — подзывает как всегда счастливый Бенхо.       Хенджи смущенно опускает глаза и, как только Пак присаживается рядом, разворачивается к нему всем корпусом.       — Прости, Чимин! — восклицает он. Эмоции рвутся изнутри, и Чимин удивляется их силе. Юнги садится с другой стороны и наклоняется к Паку. — Я не думал, что так выйдет.       — И я, — подключается Мин. — Мы повели себя, как идиоты. Но мы уже все решили. Больше такого не повторится.       — Правда решили? — удивляется Чимин и переводит взгляд с одного друга на другого. Хенджи несколько раз кивает.       — Да, я повел себя, как идиот. Необдуманно. Недостойно. Ты извини нас.       — Ладно, не переживайте, — улыбается довольно Чимин. Он, если честно, и не держал на них зла (как-то совершенно забыл об этом), но ужасно рад, что они поняли свою ошибку. — Главное, что вы помирились.       — Было очень тяжело? Что ты делал? — интересуется Хосок. — Я стучал к тебе вчера в девять. Тебя еще не было?       — Да, мы работали до полуночи, — вздыхает Пак.       — Мы? — переспрашивает Хенджи, а потом осознает. — А, ну да, наш вечный нарушитель спокойствия! И как ты его вынес?       — Он… — Чимин порывается защитить Чонгука, но вдруг решает, что друзья не поймут. По крайней мере, не сразу. А заниматься оправданиями, так, словно Чонгук действительно провинился, не хочет. Как-нибудь потом объяснит. — Да нечего выносить. Он меня не беспокоил.       Вчерашний разговор почему-то кажется Паку личным, а о времени, проведенном вместе утром, говорить не хочется вовсе. Будто, рассказав, магия разрушится, словно в чистую воду полезут грязными руками. Поэтому Чимин умалчивает. Оставляет их общение только для них, не пускает в него никого. Почему? Сам не знает.       — Сегодня начинаются занятия по управлению феромонами, — меняет тему еле сидящий на месте Бенхо. — Дождаться не могу, когда полностью овладею искусством соблазнения!       — Испытать-то все равно сможешь только на выпускном балу, — остужает его пыл Хенджи. Он даже слегка посмеивается над младшим, но воодушевление явно разделяет. Феромоны — самое сильное оружие омеги. То, что создает пары и вершит судьбы.       — А я надеюсь, нам расскажут, как лучше контролировать себя во время течки, — говорит Юнги. — Я в подавителях запутался и явно пил что-то не то.       — К врачу не обращался? — интересуется Хосок.       — Не. Родители вообще были против, чтобы я заглушал запах и инстинкты.       — Да, все еще есть такие, — вздыхает Хосок. — Иногда мне кажется, что они только вчера из леса вышли. Прости.       — А кто-нибудь из вас проводил течку с альфой? — шепчет Бенхо, практически ложась на круглый стол грудью. Все отрицательно качают головой.       Все, кроме Юнги. И Чимин единственный замечает это, отчего не знает, стоит ли попросить рассказать или нет. Дело явно личное, да и Мин никогда не был любителем поболтать.       — Я не собираюсь размениваться на ничего не значащие связи, — заявляет Хенджи, слегка вздергивая подбородок. — Да, тяжело, но я не шлюха.       — А я не думаю, что это постыдно, — неуверенно говорит Бенхо. — Почему бы не насладиться, если обоим хочется?       — Потому что у этого могут быть последствия, глупый, — надавливает Хенджи. — Да и если спать с тобой может любой, зачем высококлассному альфе брать тебя в супруги? Не думал?       Бенхо опускает глаза и неуверенно кивает.       — Но тяжело, правда. Даже мне, — произносит Хосок. — Так что я бы не винил. Это природа, в конце концов. У некоторых так крышу сносит, что они принимают первого встречного. Отключаются полностью, понимаете? Вот этого боюсь. Что даже помнить не буду. А если по взаимному желанию, почему бы нет?!       Чимин замечает, как Юнги сглатывает, и напрягается сильнее. Внутри закрадывается неприятное чувство, и по телу пробегает холодок.       Наверное, у всех по-разному. Чимину никогда не сносило крышу настолько, чтобы бросаться на альф. Да, желание было неимоверным, но даже в такие моменты он не терял контроль от запаха альфы и не представлял, как тот берет его. Он просто удовлетворял себя сам, не думая ни о чем.       — Кстати, знаете, у Дживона сейчас течка, — снова придвигается Бенхо. — Говорят, на такие случаи тут есть специальная корзинка с полезным.       Омега хитро улыбается и слегка краснеет, а Чимин лишь вздыхает. Хорошо, что все предусмотрено. И хорошо, если их научат лучше справляться в подобное время. У него самого течка не за горами.