Тайны благородных омег

      Чимин знает, что Хенджи пытался найти повод для общения с Чонгуком с первого дня в школе. Семья Чона слишком богата и знатна, чтобы Ли мог проигнорировать подобную возможность. Хосоку Чонгук всегда казался милым, Бенхо смотрел на него с восхищением из-за внешности и талантов, а Юнги было все равно.       И вот Чимин сидит за столом и слушает, как Хенджи расспрашивает Чонгука обо всем на свете, и не знает что испытывать. Волнение, смущение, стыд, радость?       — Почему я никогда не встречал тебя на приемах? Разве наши родители вращаются не в одних социальных кругах?       — Я не фанат публичных появлений, — отвечает Чонгук.       — И тебе просто разрешили? — поражается Хенджи. Он разворачивается к Чонгуку, округляет глаза и будто ждет, что тот признается в том, что солгал.       — Они что, меня силком потащат? — усмехается Чон. — Им нечем мне угрожать.       Чимин хмурится. Само это слово — «угрожать» — не самое подходящее для семейных отношений. Разве что-то подобное вообще приемлемо среди любящих людей?       — Они могут лишить тебя денег, — пожимает плечами Ли.       — Я прошу их об этом уже год, — невинно хлопает ресницами Чон, поджимая губы. — Я был бы только рад, но они не могут себе этого позволить. Единственный наследник, зарабатывающий себе на жизнь в отрыве от семьи — слишком большой удар по репутации.       — Вы не близки с родителями? — сочувственно спрашивает Бенхо.       — Дело не в этом, — качает головой Чонгук. — Просто наши планы на мою жизнь не сходятся.       — Как же они смогли запихнуть тебя сюда? — интересуется Юнги.       — Мы заключили сделку: я делаю что-то, что хотят они, а они взамен делают то, что хочу я.       Чимину подобные рыночные отношения кажутся неправильными, и он закусывает губу, внимательно смотря на Чонгука. Однако тот не стесняется рассказывать о подобном, значит, для него это действительно не болезненно. Иначе он бы не делился столь личными вещами в первый же день знакомства. Возможно, Чимин перегибает в своем сочувствии. Он надеется на это.       Беседа продолжается до начала занятия, а на следующей перемене Чонгук к компании больше не подходит. Чимин волнуется, что они показались ему навязчивыми и что Хенджи это, вероятно, не остановит. Пак хочет поговорить с Чонгуком, возможно, извиниться, но ему не удается остаться с ним наедине целый день. Вокруг всегда куча народу, а вечером омега просто не может его найти. Телефонами они так и не обменялись, просто потому что не видели в этом необходимости, и Чимин думает о том, как глупо, что в двадцать первом веке он не может даже написать другу сообщение.       Пак стучит в дверь комнаты Чонгука около восьми вечера. Он не уверен, что Чон именно там, так как в основном омеги в это время собираются где-нибудь вместе и отдыхают, но все же слышит из-за двери голос, разрешающий войти.       Чонгук сидит за письменным столом и делает какое-то задание в тетради. Завидев Чимина, он удивляется и тут же вскакивает на ноги, растерянно бегая глазами по комнате и Паку, а потом быстро запихивает висящую на спинке стула футболку в корзину для белья. В остальном его спальня идеальна. Придраться не к чему даже при большом желании, что совершенно не похоже на комнату Чимина, где на столе всегда куча книг, а убранные с кровати декоративные подушки валяются на полу.       — Чимин?       — Привет, — машет Пак и убирает руки в задние карманы брюк. Ему неловко, и нахождение в спальне Чонгука, пропитанной его запахом, никак не способствует успокоению. Мысли уходят совсем не в нужное направление, заставляя Чимина невероятно отчетливо ощущать, что они одни. — Я хотел поговорить о своих друзьях. Днем не удалось, поэтому пришел. Надеюсь, они тебя ничем не оттолкнули. Я не думал, что они так привяжутся.       — Они вполне милые, — говорит спокойно Чон, как только Чимин перестает тараторить и делает вдох.       — Но ты не подошел к нам на другой перемене. Они просто так давно хотели с тобой познакомиться, что, видимо, не смогли сдержаться.       — Но ты ведь не рассказывал им о том, что мы общаемся? — уточняет Чонгук, и Чимин виновато морщится. Внезапно он не может найти ни одной адекватной причины для своего поступка и понимает, что выглядит некрасиво. Словно Чонгука стыдится.       — Извини, — опускает голову Пак. — Не знаю, почему не сказал.       Как ему объяснить так, чтобы это не звучало неподобающе или обидно? Есть ли вообще подобный вариант? Чимину кажется, что нет. Он мнется на месте, судорожно пытаясь отыскать оправдания, но может только виновато хмуриться.       — Да все нормально, — отвечает на удивление Чон. Так невозмутимо, что Чимин поднимает глаза. — Мне все равно.       И Чимин верит. Чонгук совершенно не выглядит недовольным, и Пака на пару секунд пугает мысль, что ему действительно все равно. То есть абсолютно плевать.       — Пусть это будет нашим маленьким секретом, — продолжает Чонгук и поводит бровью. Вскидывает ее так игриво, что Чимина в тот же миг прошибает. Окатывает горячей волной, разливая краску по лицу и шее, и Пак понимает, что не сможет забыть этот взгляд. Этот… намек?       Что это вообще значит?       Ничего же, да? Ничего ведь?       — Правда? Ты не обижаешься?       Чонгук поджимает губы и улыбается. Так тепло, что Чимин теряется в его ласковом, чарующем взгляде, и по спине почему-то бегут мурашки. Проклятые неподобающие мурашки!       — Правда. Если ты не хочешь рассказывать, я не против.       Чонгук не задает вопросов, и это, наверное, должно бы показаться странным, но Чимин решает не создавать себе лишних проблем анализом каждой крохотной детали.       — Ладно тогда, — лишь говорит он и пятится к двери, а потом машет на прощание и выходит. Почти спасается из комнаты, пропитанной ядом, который готов отравить его нормальную жизнь.

ΩΩΩ

      — Я чуть не запорол ответ на третий вопрос! — Бенхо буквально падает на скамью и роняет голову на стол с тяжелым выдохом. — Кажется, промежуточные экзамены созданы для того, чтобы свести меня с ума!       — Ты же готовился, — удивляется Хосок, и Бенхо поднимает на него глаза и смотрит так, словно тот его предал.       — Именно! Именно! Почти всю ночь не спал! Понимаешь теперь, почему я так психую?       — Ты все еще не успокоился? — Хенджи безмятежно садится рядом и кладет на стол стопку учебников. — Ты же сдал, чего панику наводишь?       — Прости, я не идеальный ты!       — Если уж кто и идеальный, так это точно не я. — Хенджи поворачивается к Чимину и смотрит на него ангельским взглядом, полным дьявольского намека.       — Я тут при чем? — невинно удивляется Пак. Чонгук отрывает взгляд от учебника и с интересом смотрит на друга. За столом собралась уже вся компания, и иной темы, кроме того, что занимает весь их день, быть не может.       — Экзамены по всем предметам за одни сутки — особая форма садизма, — не унимается Бенхо.       — Потому что в идеале мы даже не должны к ним готовиться, — подает голос Юнги и звучит так, словно последние полчаса спал, а друзья наглым образом его разбудили. — Это всего лишь проверка знаний для корректировки дальнейшей программы.       — Ну да, конечно, — саркастично парирует Бенхо. — Кто-то вообще в это верит?       — Так Чимин, — снова привлекает внимание к Паку Хенджи, явно уставший от заразного нытья Бенхо, — а сколько готовился ты? Сначала идеальные результаты по истории, потом ваше потрясающее выступление, затем внезапное соблазнение как у Королевского омеги, а теперь экзамен по этикету с безупречным результатом. Ты решил занять первую строку в рейтинге?       Чимину трудно понять, хвалит ли его друг или завидует, но в этот момент ему нет до чувств других никакого дела. Ему хочется провалиться сквозь землю и впасть в спячку на ближайшие несколько месяцев.       Конечно, историю он сдал с легкостью. Чимин знает ее еще с детства, потому что родители заставляли наследника древнего чистокровного рода учить все досконально и другого варианта не принимали.       Выступление с Чонгуком далось ему совсем иначе. Несравнимо даже. Конечно, Чимин переживал. Его голос и близко не настолько сильный, как у Чона, но их совместное пение волновало его совсем по другой причине. И Чимину даже трудно ее объяснить. Он просто помнит невероятную магию момента и странные, переполняющие его чувства. С одной стороны, у него было ощущение, что окружающие, просто смотря на них, узнавали обо всем, что они пережили. Будто было написано на лбу. С другой же, Чимину, кажется, было даже все равно, потому что это единение, эта совместная работа и потрясающий результат, эта возможность наблюдать за Чонгуком и слушать его сладкой голос дали Чимину слишком многое.       Затем наступила пора экзамена по феромонам. И да, Чимин решил занять первое место в рейтинге еще до приезда в школу. Конечно, имея целью удачно выйти замуж, он не мог планировать ничто иное. Поэтому и завалить экзамен было не вариантом. Но его удачная сдача стоила слишком много. Признания его грязного секрета. Понимания, что, что бы Пак ни делал, результата иным способом добиться не может. Особенно тогда, когда его друг каждую ночь заполняет его сны.       Как было сказано еще на одном из первых занятий, феромоны завязаны на возбуждении, следовательно, для их выделения и соблазнения альфы, омега сам должен завестись. И Чимин, сидя в кабинете наедине с тремя преподавателями, отчетливо понимал, что выбор его прост: признать или завалить. И он признал. Ему было совсем несложно пробудить в себе желание. Для этого требовалось лишь подумать о нем. Вспомнить глаза, которыми Чонгук на него смотрел, полные порабощающей ласки; задуматься о проведенных вместе днях и ощутить, как сильно он хочет повторения. У Чимина не ушло и половины минуты, прежде чем он продемонстрировал свое умение соблазнять. Как Королевский омега. Чимин усмехается, думая о сравнении Хенджи. Паку далеко до омеги с сильными феромонами из легенд, которого называют Королевским. Ему далеко даже до нормального омеги.       Ну а потом был этикет, и да, к нему Чимин, конечно, готовился.       — А ты этого еще не понял? — вскидывает бровь Пак и смеряет Хенджи шутливым самоуверенным взглядом, надеясь уйти от ответа. — И свои секреты я не разглашаю.       — Ты правда так хорошо сдал? — искренне интересуется Хосок.       — Тридцать девять из сорока, — сообщает Хенджи, и Чимину становится смешно от того, сколько внимания Ли уделяет результатам других.       — Это круто, Чимин, — хвалит Юнги, пока Хосок просто выражает одобрение мимикой.       — Правда круто, — добавляет Чонгук, и сердце Чимина дергается. От простого звука его голоса и слов, значимость которых в разы выше, чем все, что могут сказать остальные. — Я в тебе и не сомневался.       — Что ж, если так и дальше пойдет, мы обязаны отметить! — расплывается в хитрой улыбке Хенджи.       — Экзамены еще даже не закончились! — вздыхает возмущенно Юнги.       — Поэтому я и говорю: если так и дальше пойдет. Сдадим и пойдем на пляж. Устроим пикник, выпьем, поболтаем. Идет?       — Выпьем? Ты где собрался алкоголь брать? — скептически хмурится Мин.       — У меня свои каналы, — светится довольством Ли.       Чимин и не предполагал, что «своими каналами» является Чонгук, но когда Пак приходит на дальний пляж острова минутах в семи от школы и видит там Чона с бутылками вина, осознание дает ему пинок.       Остальные еще не прибыли, и Чимин спускается с травы на мягкий прохладный песок. Над головой — россыпь звезд, рядом шумит океан, тело обдувает легкий ветерок, и подобная романтика заставляет неловко убрать руки в задние карманы и попытаться отогнать вредные мысли.       — Откуда ты их взял? Неужели стащил с кухни?       — Ты слишком хорошо меня знаешь, — усмехается Чонгук, ослепительно улыбаясь, и Чимин злится на недостаток света, который не позволяет ему хорошенько рассмотреть то, что он так любит.       — А это нестрашно? Его не хватятся?       — Чимин, я уже говорил тебе: за те деньги, что наши родители отдали за три месяца обучения, мы могли бы винодельню купить. Прекрати париться о таких мелочах. В конце концов, все это и так для учеников.       — Ну уж явно не для того, чтобы мы его пили.       — Оно столовое, признаю, то есть полная кислятина, — смеется Чон, сверкая сияющими глазами, и Чимину кажется, что даже если Чонгук решит кого-нибудь убить, он будет стоять и подавать ему патроны, — но другого варианта нет. Не будут же они действительно держать в школе хорошее вино. На прием в честь окончания учебы завезут, но до него еще полтора месяца.       Полтора месяца…       Слова звучат, как приговор. Внезапный, о котором даже не думал, но который призван перевернуть всю жизнь.       Они расстанутся через полтора месяца.       — Ничего, я люблю кислое, — отгоняет грустные мысли Пак.       — Да?       — Да, могу стакан свежевыжатого лимонного сока выпить!       — Ничего себе! — впечатляется Чон, и его брови лезут на лоб.       — Мои партнеры по преступлению! — звучит радостный крик Хенджи, и Чимин оборачивается на бегущего к ним с сумками Ли. Его ноги утопают в песке, но на лице невероятное воодушевление, словно он сделал или делает что-то самое волнительное в жизни.       Друг роняет сумки и тут же принимается доставать оттуда еду. Много, много самой разной еды, отчего скромное воровство Чонгука кажется детским проступком. Хенджи выкладывает овощи, мясо и упаковки рамена на песок и удовлетворенно плюхается рядом.       — Рамен? Как мы его заваривать будем? — отмечает Чимин, косясь на пачки и посмеиваясь, и Хенджи вдруг тоже осознает, какую глупость совершил. Он пялится на упаковки, а потом начинает хохотать.       Да уж, что взять с корейцев и их любви к рамену?!       Хосок приносит все для костра: не понятно откуда взявшийся мангал, материалы для розжига и зажигалку. Бенхо является с бутылкой воды и посудой, а Юнги приходит с гитарой. Чимин же, обнимающий пледы, ощущает себя недостаточным нарушителем порядка.       Они снимают обувь, закатывают брюки и рукава рубашки, позволяют себе наконец расстегнуть верхние пуговицы. Хосок даже расстегивает все пуговицы и делает это абсолютно бесстыдно. Им просто хорошо. Они сидят вокруг костра, жарят свинину, поедают овощи и говорят обо всем на свете. И Чимину кажется, что он никогда не чувствовал себя так комфортно, пусть рядом с ним и сидит тот, из-за которого быстрее бьется сердце.       А когда мясо наконец прожаривается, друзья разливают по стаканам (стеклянным, между прочим) вино и чокаются, тут же кривясь и заливаясь смехом.       — Серьезно, Чонгук? — спрашивает перекошенный Хенджи, на что Чон лишь с энтузиазмом кивает.       — Зато незабываемо, — говорит он, и все смеются, соглашаясь с утверждением.       — Боже, это пить невозможно! — восклицает Бенхо. — Но мне нравится!       — Хосок, подашь огурцы? — спрашивает Чонгук, наклоняясь за пакетом и тем временем буквально обнимая сидящего рядом Чимина. Пак застывает. В этом действии нет ничего особенного, никто и внимания не обратит, но Чонгук прежде его так не касался. Они вообще избегали любого контакта после тех трех дней. И теперь от простого прикосновения в желудке что-то подпрыгивает и будто током пронзает.       — Давайте сделаем распитие этого великолепного напитка веселее, — предлагает Хенджи.       — Что еще ты задумал? — бурчит подозрительно Юнги.       — Я никогда не.       — Что?! Я так и знал!       — Не слишком по-американски? — спрашивает Хосок.       — А ты имеешь что-то против Америки? — Хеджи вскидывает бровь, а потом доливает Чону в бокал.       Видимо, они все же будут играть.       Чимин не уверен, что это хорошая идея. Любые занятия, приводящие к откровениям, особенно в компании алкоголя, не будут в его ситуации ничем хорошим, но Пак не может найти ни одной адекватной причины для отказа, когда остальные готовы играть.       — Я начну. — Ли поднимает бокал, позволяя свету от костра сверкать на стекле. — Я никогда не получал девяносто семь баллов за десять экзаменов.       Этот выпад явно в сторону Чимина. Обида Хенджи нашла выход вот в такой невинной форме, и Пак, усмехаясь, рад ему угодить. Он закатывает глаза и делает глоток вина.       Следующим говорит Хосок:       — Я никогда не считал экзамены в этой школе важными.       — Вы пытаетесь меня споить? — смеется Чимин и улыбается своему другу по несчастью Хенджи, который тоже отпивает из стакана.       — Я никогда вообще не хотел ехать в эту школу, — продолжает Чонгук.       И Чимин снова пьет. Но прежде пихает Чона локтем. Если уж ему можно его трогать, то и Пак ответит тем же, особенно когда Чонгук сам дает повод. Хенджи и Бенхо, конечно, тоже пьют.       — Но я не жалею, что здесь, — говорит Пак, и не пьет никто. Друзья переглядываются и робко улыбаются друг другу.       — Разве ты не должен употреблять слова «Я никогда не»? — теряется Бенхо.       — Хорошо, хорошо, — поправляет себя Пак. — Я никогда не скажу, что лучше бы не приезжал.       — Я никогда не думал, что у меня появится здесь столько друзей, — говорит вдруг серьезно Юнги. — Спасибо ребята.       — Уже пьяный что ли? — снимает напряжение Хенджи, и все смеются вместо того, чтобы расчувствоваться. Но пьет один лишь Бенхо.       — Я никогда не влюблялся, — говорит вдруг он с некой досадой, а у Чимина внутри снова что-то дергается. Он не знает почему, но ощущает, что если не выпьет, солжет. И Чимин пьет. Не смотря ни на кого, боясь даже глаза поднять. Чонгук пьет следом. И это ударяет. Больно.       Он любил кого-то. Может, и сейчас любит.       Наверное, надо радоваться. Или захотеть расспросить, поболтать, как друзья, но Чимин не может. Внутри него скребет что-то острое, будто животное острыми когтями царапает душу.       И обливает ее кислотой.       Очень, очень едкой.       Какой же Чимин дурак!       Он слышит восторженные, полные любопытства возгласы, только спустя несколько секунд, когда его пихают в плечо, требуя рассказать подробнее. Но Чимину вообще не до их хотелок.       — Нет, — пресекает он таким тоном, что осаждает всех разом. Друзья замолкают, неловко покручивают в руках стаканы и переводят умоляющий их спасти взгляд на Хенджи.       — Родители никогда не говорили, что рады, что я родился омегой, — сгущает атмосферу еще больше Ли. Повисает тишина. Растерянно озираясь, пьет только Бенхо.       — Мило, — поджимая губы, серьезно говорит Хосок. — На этом и закончим.       Он поднимается с песка, к удивлению друзей, и идет к океану. Расстроенный или даже разозленный, Чимин не понимает. Хочется пойти за ним, но Пак не знает, чем сейчас может помочь. Ему и самому как-то хреново. Поэтому он следует примеру друга и тоже направляется к воде. Чона не догоняет, наоборот, старается отставать, чтобы каждый из них мог побыть в одиночестве.       Прохладная вода набегает на мокрый песок, касаясь ступней Чимина, и он сильнее надавливает, стараясь прочувствовать это единение с природой. Отвлечься от своих жалких проблем.       Конечно, Чонгук влюблялся. И будет влюбляться дальше. У него своя, нормальная, не зависимая от Чимина жизнь. Не имеющая к Паку никакого отношения. И забывать об этом нельзя. Потому что жизнь Чимина тоже такая: где-то там, вдали, в реальности, где нет места нелепым чувствам к омеге.       Пак гуляет около двадцати минут. Уже давно теряет Хосока из виду и рассматривает темные деревья, бескрайний океан и звезды. Яркие, невероятно далекие. Бредет по кромке воды, все больше удаляясь от друзей и понимая, что скоро, вероятно, снова приблизится к школе: остров небольшой, потеряться не получится.       — Чимин! — звучит позади запыхавшийся голос, и Чонгук вдруг хватает за плечо. Так неожиданно, что Пак дергается. — Прости. Ты совсем пропал, я забеспокоился.       — О чем беспокоиться? Я тут, — отвечает Чимин и поднимается от воды, а потом садится. Он не знает, рад ли видеть Чонгука. Рассержен ли на то, что тот не позволил и пяти минут провести без мыслей о нем, или благодарен, что Чон не оставил его надолго.       Чонгук садится рядом и тоже переводит взгляд на океан.       — Красиво так, — произносит он задумчиво. — Смотришь, и кажется, что все возможно. Что ты в другом мире, совсем далеко от реального.       Хотел бы Чимин остаться в этом мире. Реальность кажется ему слишком унылой. В реальности нет Чонгука.       Но он есть тут, и Чимин не может терять ни секунды: поворачивается к другу и рассматривает, как может, при слабом свете луны. Пробегает взглядом по волосам, шее, носу и пожевывает нижнюю губу, сдерживая желание приблизиться. А сердце колотится так быстро, что, кажется, и Чонгук скоро услышит.       Хочется спросить так многое и не спрашивать ничего. Просто сидеть в тишине, вдали от грязного, жестокого настоящего мира.       Чимин совсем не ожидает того, что делает Чонгук в следующую секунду. Не думает, что Чон придвинется, обнимает одной рукой и положит подбородок ему на плечо. Но Чонгук делает, и Чимин застывает. Как напуганное животное, боящееся даже вздохнуть.       — Спасибо, что стал моим другом,— шепчет Чонгук и кладет руку на кисть Чимина. И все, о чем он может думать, — это окутывающий его запах, громкое дыхание над ухом и огромное желание обнять в ответ.       Однако когда они возвращаются вдвоем к костру и собираются присоединиться к песне под гитару, Чимин решает, что дальше так продолжаться не может. Ему нужно вырвать из себя это вредное чувство, пока оно окончательно его не погубило.