Тайны благородных омег

      У Чимина в ушах гудит. Он сидит, таращась на свое заявление, и умоляет, чтобы его догадки оказались неверны. Поэтому заставляет себя снова взять в руки мышку и начать изучать другие документы. Переходит из папки в папку, открывает то один файл, то другой и наконец натыкается на документ, срывающий слезу с его глаза. «Учредитель — Чон Чонгук», — одна простая фраза отпечатывается в разуме раскаленным железом. Семь лет назад. Чонгук еще тогда знал, на кого работает Чимин, а это может значить только одно — ничто из этого не совпадение.       Он не получил стипендию по счастливой случайности или за особые заслуги. Ему не предложили работу, на которую устраиваются выпускники вузов, за красивые глаза. Чимин вспоминает слова одного из коллег на работе, которые всегда казались ему вопиющей несправедливостью. «С твоими-то связями…» Он смеялся, а сейчас плачет, потому что, несмотря на то, что он о своих связях не знал, они у него были. Его связями был Чонгук. Он был причиной, по которой ему дали работу и Пак смог обеспечивать семью. Именно из-за него начался путь в независимость Чимина, которым он так гордится.       За который Чонгук расплатился своей свободой.       Чимин не дурак. Он в состоянии сложить два и два и понять наконец причину, по которой его милый бунтарь, настроенный жить самостоятельно, стал вдруг послушным мужем крупного акционера компании родителей. Понять, что Чонгук отдал свою жизнь за его благополучие. Все из-за его несдержанных слов на выпускном.       Поэтому он так трясся из-за развода. Потому что брак с Намджуном изначально был платой за выбор Чимина. За счастье его семьи, которое обеспечивалось работой. И развестись значило отдать назад все то, чем Чонгуку заплатили за брак.       Проклятый достаток Чимина!       Пак не знает, как встает со стула и бредет в гостиную. Ноги не слушаются, в горле пересохло, в ушах словно вата. Чимин переступает порог и находит глазами Чонгука, который сидит на диване с чашкой кофе и смотрит телевизор.       Он с трудом передвигает ноги, чтобы встать перед Чоном и задать наконец вопрос, на который и так знает ответ. Чимин подходит, но так ничего и не произносит. Он просто смотрит, абсолютно ошарашено, и Чонгук, заметив его состояние, тут же выключает телевизор и медленно кладет пульт рядом.       — Чимин? Что случилось? — А Пак все молчит. Он глядит на человека перед собой и не может поверить, что был так с ним жесток. — Чимин, ты меня пугаешь.       Чонгук встает и делает пару шагов к старшему омеге, когда тот наконец произносит севшим голосом:       — Это я разрушил тебе жизнь?       — Что?       — Это я? Из-за меня ты продал себя замуж? — шепчет Пак и тут же замечает загорающийся в глазах Чонгука испуг. — Поэтому мне дали работу в вашей компании, да? Вот какую сделку ты заключил с родителями?       Чонгук дергается. Резко поводит головой и начинает чаще дышать. Молчит. Что ему еще сказать? Чимин и так уже все понял.       — Зачем? Как ты мог? Как ты мог так поступить? — с трудом выговаривает Чимин. Голос не слушается, звуки не хотят складываться в слова, потому что внутри, кажется, пусто. Их нечем подпитать, не из чего создать. В груди разверзается огромная черная дыра, поглощающая все.       — А что мне еще было делать? — спрашивает Чонгук. Он не отрицает, не говорит, что Чимин все неправильно понял. Он знает, что это бесполезно. — Ты сказал, что я разрушил тебе жизнь!       У Пака ноги подкашиваются, и он опускается на колени. Падает, хватается за голову и хочет сжать ее так, чтобы раздавить. Внутри жжет. Ненависть, ярость, презрение пируют, уничтожая любые светлые чувства. Как он мог так поступить с Чонгуком? Как мог стать причиной того, что тот годами страдал? Ему хочется вырвать себе волосы. Избивать себя, пока все тело не посинеет. Ему хочется как-нибудь ответить за свои грехи, но он не может. Ничто из того, что Чимин способен сделать, не изменит прошлое.       Чонгук делает пару шагов к Паку и опускается напротив. В его глазах страх, растерянность и злость. Клубок из эмоций, который создавался годами.       Чимин чувствовал себя виноватым, а, оказывается, наградил виной и Чонгука. Он не просто бросил его, он заставил того возненавидеть себя и изменить всю жизнь в попытке искупить вину. Вину, которой никогда не было.       — Но это же не повод… Это же не повод рушить себе жизнь ради урода, который не ведает, что несет, — говорит Чимин. Если бы Чонгук только был более эгоистичен… Если бы послал неблагодарного подонка и забыл обо всех гнусных словах!.. Чон всегда представал самодостаточным и независимым. Человеком, который никому не позволит указывать ему, как жить.       И чтобы его сломать, стало достаточно лишь одного.       — Я любил тебя, — объясняет Чонгук, и Чимину кажется, что каждое слово кислотой капает на его сердце. Оно навсегда останется там незаживающими ожогами. — Я любил тебя, Чимин. И ты сказал, что я виноват в твоих несчастьях. Ты сказал, что из-за меня пострадает твоя семья, что ты стал другим. Что я заставил тебя им стать! Разве я не должен был как-то все исправить?       — Лишая жизни себя? — возражает Пак. Но он уже не удивляется. Он видит силу любви Чонгука в его глазах. Он видел ее на протяжении последних месяцев. В его поступках, его упорной надежде, его отчаянии. В том, с какой нежностью он произносит его имя, как радуется простым мелочам, как реагирует на прикосновения и добрые слова.       Человек с таким огромным сердцем мог бы стать невероятно счастливым. Мог бы сделать кого-то невероятно счастливым…       — Какой жизни? — усмехается Чонгук.       Но не стал. Не сделал.       — У меня была жизнь только с тобой, — продолжает младший. — Так какая была разница, с кем еще быть? Мой отец сказал, что если я хочу помочь тебе, то должен быть сильным. Иметь власть. Только так можно влиять на жизни других. Только так, только работая в компании и будучи замужем, я мог быть уверен в том, что ты добьешься того, что заслужил.       — Заслужил? — морщится Пак и прожигает Чона пораженным взглядом. — Чем? Тем, что причинил тебе боль? Что вообще я заслужил из всего того, что со мной случилось? Вся моя карьера — ложь. Все мои достижения — подачки.       В злости он находит силы и, оттолкнувшись от пола, поднимется. Чонгук следует за ним.       — Нет, — качает головой в легкой панике Чон. — Нет, Чимин. Я не влиял на твою карьеру. Мы лишь дали тебе работу, больше ничего. А от стипендии ты отказался. Ты сам поступил в вуз, к которому моя семья не имеет никакого отношения, сам продвигался по карьерной лестнице. Все, что произошло после твоего приема на работу — твоя заслуга.       — Потому что все знали, кто мой покровитель! — слегка повышает голос Чимин.       — Нет. Совсем не все. Почти никто. Лишь твой первый начальник.       Чимин усмехается. Сам построил карьеру… Если бы он только знал, что танцует на костях любимого человека! Он бы проклял эту карьеру и все, что с ней пришло.       — Ты думал, я тебе «спасибо» скажу? — произносит со злостью Пак, и Чонгук стремительно бледнеет. Он выглядит испуганным, и Чимин знает, что снова мучает его. Снова. — Я всю твою жизнь отравил…       — Не смей так говорить! — Чонгук хватает Чимина за плечи, но тот вырывается.       Он не заслужил прикосновений. Не заслужил утешений. Той огромной любви, которой одаривает его Чонгук.       — Ты, должно быть, меня презираешь.       — Что? — Чон не верит в то, что слышит. Смотрит на Чимина так, словно тот лишился рассудка.       — Может, не осознаешь, но как может быть иначе? Каждый раз, когда Намджун насиловал тебя, ты думал о том, почему это делаешь. Эта боль навечно соединилась с моим образом.       — Это неправда, — шепчет Чон, качая головой.       — Как это может не быть правдой? — Чимин действительно не понимает. В нем столько презрения к самому себе, столько мыслей о жизни Чонгука, что иное чувство кажется нелогичным. Разве можно любить того, из-за кого тебе плохо? Разве даже самая чистая привязанность не загрязнится? Не превратится в злость и презрение?       — Потому что это был мой выбор, — уверенно отвечает младший омега.       — На который я тебя толкнул.       — А если бы не толкнул, то что? — с вызовом бросает Чон. — Думаешь, было бы лучше? Если бы замуж вышел ты. Кто стал бы счастливее? Я что ли? Нам надо было встать на ноги! И мы встали. Теперь мы свободны. Теперь можем жить, как хотим, не боясь последствий. Иначе бы не получилось.       — Не говори так, — отшатывается Пак и делает несколько шагов по гостиной, схватившись за голову. — Не говори, что страдания были неизбежны.       — Но это так.       — Это не так. Ты убеждаешь себя, потому что так проще, но это не так. Как мне теперь жить с этим чувство вины? — произносит Чимин и хватается за горло. Ему воздуха не хватает, а внутри пылает. Он подходит к окну и устремляет взгляд на тихую утреннюю улицу. Весна уже пришла в Пусан, и птицы заливаются на свисающих проводах. А Чимин чувствует себя так, как не чувствовал никогда. Ему прежде не было так тошно. Он прежде никогда так сильно не презирал. Себя самого и свой мерзкий характер. Одна ошибка… Одна ошибка стоила целой жизни. Как они переступят через нее? Как он снова посмотрит в глаза Чонгуку, не видя в них своей вины? — Как мне быть, зная, что я с тобой сделал?       — Прекрати! — Чонгук настойчиво разворачивает Пака к себе. — Это уже неважно. Все в прошлом, Чимин. Мы все преодолели. И я не виню тебя. Я сам выбрал свой путь, и он не был так ужасен, как ты думаешь.       — Если бы я только смог извиниться, — шепчет Чимин себе под нос. Он возвращается в мыслях к первому дню после выпускного и думает о том, как все могло сложиться.       — Родители потребовали, чтобы я прекратил любое общение с тобой. Поэтому я сменил номер, — объясняет Чон, тут же понимая, о чем именно говорит Чимин. Тот кивает. Это было понятно.       — Как ты не ненавидишь их?       Пак ненавидит. Он ненавидит тех, кто не позволил ему исправить проклятую ошибку. Кто усугубил все, делая своего единственного ребенка несчастным.       — Потому что они дали мне и много хорошего. Потому что они мои родители, — пожимает плечами Чонгук.       У него слишком большое сердце. Он понимает и прощает всех, к кому привязан. Что бы они с ним ни делали, какую бы боль ни причиняли. Он прощает. Бедный, недолюбленный ребенок.       Так же он простил и Чимина. Пак морщится, представляя все то, что пришлось Чонгуку пережить. Через какой ад он проходил снова и снова в стараниях все исправить. На ум сразу приходит попытка стереть метку, и Чимин впивается в кожу ладони ногтями. Ему хочется расцарапать себе руку до крови. Может, даже отрезать, чтобы он больше никогда не забывал, какие последствия могут иметь простые слова.       — Чимин, — шепчет Чонгук, ловя взгляд старшего омеги, который снова ускользает в самобичевание. — Давай просто забудем о прошлом. Зачем отравлять им настоящее и будущее? Все закончилось, мы вместе…       Чонгук порывается взять Чимина за руку, но тот уходит от прикосновения, и Чон застывает. Испуганно, как заметивший волка заяц.       — Чимин, пожалуйста, не превращай это в очередную проблему, — в голос постепенно прорывается паника, и Чимину хочется заверить его, что все будет хорошо. Он не хочет снова его ранить. Не имеет права! Но не может иначе. Он даже в зеркало на себя смотреть не может.       — Прости. Просто дай мне немного времени.       — Опять? — Чонгук отшатывается. Он делает пару неровных шагов назад и начинает дышать чаще. Все громче и отчаяннее с каждой секундой, словно безуспешно пытаясь сделать вдох. Смотрит в одну точку полным паники взглядом и задыхается, пугая Чимина и заставляя его схватить Чона за плечи.       До чего он его довел?       — Чонгук? Чонгук, посмотри на меня. Пожалуйста, не волнуйся.       — Ты опять уйдешь. Опять бросишь меня. — Чонгук хватается за грудь в тщетной попытке надышаться.       — Что? Нет. Ты же все равно уезжаешь в Сеул. Просто оставайся там до свадьбы Хосока. Я не прошу много времени, лишь дай мне эти несколько дней.       — Чимин, пожалуйста! — Чонгук хватает Пака за запястья и сжимает так, что становится почти больно. — Я умоляю тебя, не поступай так со мной опять! Не уходи.       — Я не уйду, — шепчет Чимин и наконец обнимает своего омегу. Чтобы укрыть ото всех невзгод, чтобы защитить от хищного мира. Он забывает о своих переживаниях и сосредотачивается только на любимом. Разве он сможет бросить его? Разве хоть когда-то мог? — Я же обещал тебе. Я не уйду. Пожалуйста, успокойся. Я здесь. Пожалуйста, Чонгук, я и так сделал тебе достаточно.       — Ничего ты мне не сделал! — отталкивает Пака Чон. — Это был мой выбор, мой! Слышишь? МОЙ! И я не позволю тебе брать за него ответственность. Считаешь, что я поступил неправильно, приняв это решение за нас в тот день? Так не делай того же. Не разрушай нас из-за несправедливого чувства вины.       — Хорошо, — судорожно произносит Чимин. — Хорошо. Но просто дай мне прийти в себя. Мне просто нужно подумать. Я никуда не денусь. Ты знаешь, где я живу, знаешь моих родителей. Ты не потеряешь меня, Чонгук. Слышишь?       Последние слова оказываются наиболее действенными, и Чонгук немного расслабляется, хотя и продолжает с сомнением коситься на Пака.       Чимин думает, что это нездорово. Что их отношения нанесли им обоим столько травм, что хватит на годы терапии. Они стали зависимы друг от друга. Стали нерешенной проблемой, занозой, не покидающей кожу, что не дает возможность двигаться дальше даже в годы разлуки. Съедающая вина — совсем не тот клей, который должен скреплять отношения.       Чимину с трудом удается уговорить Чонгука все же отправиться в Сеул. Он напоминает ему, что пропускать суд нельзя, иначе второе прошение о разводе будет рассматриваться в разы дольше. Поэтому Чонгук уезжает, стремясь позаботиться об их будущем.       Он звонит каждый день, но Чимин отвечает сухо. Он скучает, но уверен, что должен отдалиться, чтобы взглянуть на ситуацию со стороны. Чтобы понять, что они наделали и как им жить дальше.       Расставание не кажется Чимину выходом ни с какой стороны. Оно не принесет счастья ни одному из них, но им нужно научиться жить дальше без цепей, связывающих с прошлым. Научиться прощать себя. Научиться любить себя такими, какие они есть. Только тогда они смогут создать здоровые отношения.