Тайны благородных омег

      Он так невероятно пахнет. Сладко, свежо, безумно пленительно. Чимин водит носом по шее Чонгука, плутая в отросших волосах, и скользит руками на талию. Его Чонгук. Его. Запах Намджуна уже почти незаметен. Может, Чимин просто привык, а может, тот действительно стал лишь слабым эхом изначального. В любом случае, чужеродный аромат уже не раздражает, потому что Пак знает — он не значит ничего. Чонгук теперь с ним. И он не может поверить. Происходящее все еще кажется сном.       Удастся ли им действительно построить жизнь вместе? Пойти против родителей Чонгука, упрямо отбиваться от осуждения толпы? Чимин знает, что многие беты примут их отношения. Волки — другое дело. Стать изгоем — один из худших кошмаров любого представителя их вида. Потому что стайность у них в генах. Желание принадлежать группе, служить вожаку, иметь партнера — все это формируется с младенчества, и Чимин не знает, как сможет побороть данные потребности, если от него откажутся. Но понимает, что потерять Чонгука для него страшнее всего. Поэтому он обнимает крепче, ощущая, как мурашки бегут по спине, когда теплые руки касаются его через свитер. На улице холодно. Пар вырывается изо рта, и голые деревья напоминают о важности одежды.       — Я замерз, — бесстыдно дрожа всем телом, говорит Чимин и отстраняется от Чонгука. Его губы начинают трястись, и Чон обхватывает сильнее. — Пойдем ко мне.       Чонгук слегка отодвигается. Не разъединяя руки, но смотря Чимину прямо в лицо.       — К тебе домой? — округляет глаза он. — Но там же твои родители.       — Я хочу вас познакомить, — нежно отвечает Чимин, но Чонгук от такого ответа только начинает сильнее нервничать.       — Но они же ненавидят меня…       — Уже нет, — усмехается Пак и, взяв за руку, тянет в сторону дома. — Пойдем.       Чонгук не поддается. Он испуганно смотрит на Чимина и закусывает нижнюю губу.       — Чимин, я не уверен…       — Они тебя не съедят, обещаю. Отец готовит отличный рамен, — одаривает ласковой улыбкой Пак и сильнее дергает за руку. На этот раз Чонгук все же следует за ним. Идет неторопливо к кафе и неуверенно переступает порог, прячась за спиной Чимина. Папа, вытирающий стол, замечает сразу. Посетителей нет, в это время их почти никогда не бывает, и яркое зимнее солнце заливает помещение через огромные окна.       Присматриваясь к вошедшим, папа закидывает полотенце на плечо и делает пару шагов вперед.       — Чонгук тут, — робко говорит Чимин и накрывает второй рукой скрепленные с омегой руки. Тот сильнее сжимает и выходит из-за Пака. Тут же кланяется, а Чимин бросает взгляд на кухню, надеясь, что отец тоже присоединится.       — Здравствуйте, — произносит Чон зашугано, и Чимин поражается подобному поведению. Он видит его впервые. Чонгук всегда вел себя уверенно, рос бунтарем, плюющим на авторитеты, а теперь мнется перед родителями любимого. Странно, но Чимин находит в этом что-то милое.       — Что-то случилось? — хмурится обеспокоенно папа, и Чимин качает головой.       — Он пришел сообщить, что они разводятся с Намджуном.       — Хёнсу! — кричит вдруг папа, и отец показывается из кухни через несколько секунд. Замирает на пороге и взволнованно смотрит на троицу, переводя взгляд с одного на другого.       Отец переворачивает табличку на двери, на пару часов закрывая заведение, и приносит по тарелке рамена. Усевшись за столом, все приступают к еде, и хоть Чонгуку и кусок в горло не лезет, он упрямо ест, видимо, чтобы не обидеть. Он рассказывает о причинах, по которым решился на развод, говорит о Намджуне и своих родителях, а еще извиняется за то, что причинил Чимину боль.       — Не могу поверить в то, что хотел быть частью этого общества, — качает головой отец Чимина и роняет ложку в тарелку. — Если таковы там нормы, то хорошо, что мой отец избавил нас от данной привилегии. Мы тоже возлагали надежды на брак Чимина, но когда поняли, что это сделает его несчастным, отказались от идеи. Почему твои родители просто не завели больше детей, если им так важно наследие?       — Папа больше не может иметь детей, — отвечает Чонгук. — Во время родов были осложнения, и ему делали операцию. А брак моих родителей тоже по расчету, поэтому ни развестись, ни привести в дом внебрачного ребенка отец не может.       — Но почему ты вообще согласился на брак с Намджуном? — интересуется папа Чимина. Он задает вопрос, на который сам Чимин не решался, и Пак замирает, готовясь услышать ответ. — Что они предложили тебе, что ты пошел против своей сути?       — Силу, — пожимает плечами Чонгук, и все за столом растерянно переглядываются. Чон не говорит больше, опуская глаза и запихивая в рот приличную порцию лапши.       — Что это значит? Какую силу? — не понимает Чимин. Чонгук колеблется. Он неторопливо прожевывает, действуя на нервы, кажется, всем, а потом кладет палочки на край тарелки.       — Отец сказал, что если я хочу управлять своей жизнью и влиять на жизни других, то сначала должен получить власть. Если я никто, то не имею никакого права требовать, чтобы другие выполняли мои желания. Это очень по-детски. И он был прав. Мне надо было встать на ноги, чтобы начать самому контролировать свою жизнь.       — И для этого тебе надо было отдать контроль над ней в чужие руки? — возмущается папа. — Что это за чушь такая? — Чонгук молчит. — Они должны были любить тебя безусловно и поддерживать. Они должны были делать все для твоего счастья, а не для блага своей компании. Какой вообще смысл в богатстве, если оно приносит страдания?       Чонгук даже глаза не поднимает. Копошится палочками в тарелке, и Чимин опускает руку на его колено. Он буквально чувствует, как Чону тяжело, и думает о том, как повезло ему. Что бы было, если бы родители не поняли его тогда? Если бы потребовали исполнить план. Если бы Чимин был сейчас замужем за тем, кого не любит. Они с Чонгуком оказались бы еще дальше друг от друга — два человека в традиционных семьях, несчастные и безнадежно любящие друг друга.       — Спасибо, что поддержали меня тогда, — говорит Чимин родителям, и те нежно улыбаются.       — Счастье наших детей — самое важное для нас, — отвечает отец.       — Если страдаете вы, страдаем и мы, — дополняет папа. — Я всегда хотел большую семью, потому что был очень одинок в юности. Я вырос только с папой. Отец бросил нас, когда мне не было и года. Они не были мечены, просто сошлись во время течки, а потом попытались построить отношения. Но ничего не вышло. Поэтому он много работал, пытаясь прокормить меня. А я рос один. С дедушками. У меня было мало друзей, потому что мы жили в деревне, не было братьев или кузенов. Мне не хватало любви, поэтому я всегда мечтал о ней, о большой семье, поддерживающей друг друга.       — У вас прекрасная семья, — говорит Чонгук.       — Спасибо. И знай, что ее двери открыты и для тебя. Чимин любит тебя, ты любишь его, а значит, дорог и нам. Так что если у тебя возникнут проблемы с родителями или работой, помни, что всегда можешь обратиться за помощью.       Даже Чимин не ожидал подобных слов от своего папы, который так долго отталкивал его от Чонгука. Родители уже не первый раз удивляют его принятием, и Пак чувствует себя виноватым за то, что, видимо, плохо знает их настоящими. Папа всегда казался ему строгим. Нацеленным на результат, но каждый раз, как Чимин падал, именно он был рядом со своей ласковой заботой. А отец, как стена, был за спиной, создавая надежный тыл.       Разговор длится еще около часа, касаясь самых разных тем и вызывая все больше улыбок. Чонгук постепенно расслабляется и, уходя, даже берет с собой пирог с рыбой, который настойчиво сует ему отец. Папа желает удачи и переворачивает табличку обратно, а Чимин и Чонгук решают немного прогуляться. Они бредут по тихой улочке и вдыхают свежий морозный воздух.       — У тебя правда течка скоро? — спрашивает Чимин.       — Да, послезавтра.       Пак останавливается и закусывает нижнюю губу, теребя пальцами язычок молнии.       — Ты же не будешь проводить ее с Намджуном? — спрашивает неуверенно он, прекрасно понимая, какую чушь несет. Он сам с трудом не морщится от столь нелепого вопроса, но все равно не может не задать. Чонгук же пораженно приподнимает брови и усмехается.       — Ты с ума сошел? Конечно, нет. Он уезжает сегодня.       Чимин предполагал. Но он все равно задумывается о том, как им лучше поступить. На работе появляться каждый день нужды нет, поэтому там их никто не хватится, но любящие посплетничать сотрудники отеля точно начнут обсуждать.       — Может, мне сделать вид, что течка у меня, и остановиться в отеле? — предлагает Чимин. Таким образом они смогут встретиться без подозрений.       — Отличная идея. А потом, думаю, мне нужно снять квартиру. Обилие глаз, следящих за каждый шагом, немного напрягает.       — Хорошо.

ΩΩΩ

      — Я не могу больше смотреть на эти белые стены, они навевают на меня тоску, — ноет Чимин, повисая на руке Чонгука и толкая его в отдел картин. Они ходят по большому магазину, выбирая Чону товары для его нового дома. Арендованная квартира Чимину нравится: она недалеко от его дома, довольно просторна и находится в приятном районе со множеством интересных кафе. Но внутреннее содержание вгоняет в депрессию. Чонгук обитает там уже две недели, а из мебели по-прежнему только самое необходимое, с чем сдавалась квартира. Чону повезло найти меблированную, но назвать ее так можно лишь с натяжкой.       Омеги останавливаются у стены, на которой висят разнообразные картины и постеры. Все они выглядят современно и красочно, отчего у Чимина глаза разбегаются.       — Как тебе эта? — указывает он на абстракцию.       — Ничего так. Правда, непонятно, что хотел изобразить художник.       — А может, ты сам что-нибудь нарисуешь? — вдруг приходит в голову мысль. — Купим холст и краски. Мне так нравятся твои работы!       — Только, если ты поможешь, — хитро улыбается Чон, слегка касаясь талии Чимина. Он игриво скользит под расстегнутое пальто, а потом отстраняется. Чимину тут же нужно больше. Он одновременно обожает и ненавидит, когда Чонгук дразнит его в публичных местах. Этот человек — настоящий демон-искуситель, Чимин всегда это знал. Но Пак тоже умеет играть по этим правилам. Поэтому, оглянувшись и удостоверившись, что их не видят, он поправляет прядку волос Чонгука и как бы невзначай скользит пальцами по его шее. Чонгук мгновенно прикрывает глаза. Он так реагирует, что Чимин вдруг понимает, что сделал себе только хуже. А потому отступает назад и идет дальше, прокашливаясь.       Они бредут вдоль рядов картин и переходят в отдел ковров, где те сложены в кучи и вывешены на стены. Среди них дорогие шелковые работы и дешевые коврики из лоскутов. Чонгук проводит рукой, изучая материю, и останавливает внимание на темно-синем ковре.       — Может, взять под стол в гостиной? — Чимин с энтузиазмом кивает. Он любит смотреть телевизор, сидя на полу перед диваном и поедая закуски, и только мысль о том, чтобы проводить так время с Чонгуком, вызывает в нем тепло. Это кажется таким домашним. Таким простым. Чимин все еще не может поверить в то, что они вместе. Что уже три недели не расстаются больше, чем на несколько часов. Чимин почти прописался в квартире Чонгука и чувствует себя так, словно исполняются мечты. Но может ли все так остаться? Реконструкция отеля, как и учеба в Пэгджу, однажды закончится, и им придется покинуть свой уютный мирок.       — Вам подсказать что-нибудь? — подходит продавец — молодой, худощавый омега. Он приветливо улыбается и переводит взгляд на ковер. — Орнамент — гранат, стопроцентная шерсть. Будет прекрасно смотреться в современном доме.       — Думаю, тебе подойдет по размеру, — говорит Чимин, пока Чонгука рассматривает ковер.       — Какой у него размер? — обращается Чон к продавцу.       — Сто семьдесят на сто семьдесят.       Чонгук поворачивается к Чимину и снова спрашивает одними глазами. И от этого простого, домашнего и интимного момента Пак расплывается в улыбке. Они похожи на молодоженов, выбирающих мебель в дом, и Чимин не может отделаться от этого волшебного чувства.       — Хорошо, я возьму, — говорит Чонгук продавцу.       — Прекрасный выбор, — улыбается омега, а потом мельком осматривается и делает шаг к Чонгуку с Чимином. Он понижает голос до шепота и говорит: — Вам нужно быть осторожнее. Вы слишком очевидны. Это опасно.       Чонгук тут же хмурится и отстраняется, переглядываясь с Паком.       — Простите? — уточняет Чимин.       — Не стоит флиртовать в публичных местах. Вас могут увидеть.       Чимин буквально чувствует, как распаляется Чонгук. Словно готовящийся к нападению бык, он шумно выдыхает и делает шаг вперед. Чимин хватает его за руку.       — Может, это будет полезно. Узнают, что мы существуем, — бросает Чон и уходит.       Они остаются без ковра и без настроения. Чонгук еще долго возмущается по пути обратно, и Чимину с трудом удается уговорить его зайти в художественный магазин. Они покупают холст и краски, и Пак все время шутит и болтает о ерунде, стараясь отвлечь любимого от раздражающих мыслей. Получается быстро. Уже через несколько минут Чонгук снова улыбается во все тридцать два и смотрит на Чимина так, словно он весь его мир. От этого хочется летать.       Только в машине Чимин сам задумывается о словах продавца. Им действительно всю жизнь придется прятаться? Жить в стыде, боясь неправильно взглянуть друг на друга? Лгать, притворяться и расслабляться только дома, подальше от посторонних глаз?       Когда они приезжают в квартиру Чонгука, первым, что он видит, оказывается лимонное дерево, которое Чонгук подарил ему на день рождения. Обычное невысокое растение — символ памяти и любви. Той самой, которая, как маленькие расточки, пробивающиеся через асфальт, выживает в самых непригодных условиях. Она никуда не девается, и в ней нет стыда. Не может быть стыда.       Поэтому Чимин подходит к Чонгуку и крепко-крепко обнимает, утыкаясь носом в шею. Чон будто понимает причину, отчего притягивает сильнее — жадно, пылко.       — В нас нет ничего неправильного, — шепчет Пак.       — Знаю.       — Если нам надо скрываться — пусть, но они не заставят меня чувствовать себя виноватым за любовь к тебе.       — Спасибо, — тихо произносит Чонгук, и Пак удивленно отстраняется, заглядывая ему в лицо.       — За что?       — За то, что ты есть. За то, что любишь меня, несмотря ни на что. За то, что делаешь меня счастливым.       Он говорит это так, что у Чимина сердце разрывается. В его тоне почти нет радости, там боль ребенка, которому всю жизнь внушали, что он хуже других. Того, кого никогда не любили просто так, того, кому нужно было платить за расположение родителей. Он хорош во всем, за что берется, он прекрасен характером, но этого все равно недостаточно.       — И так будет всегда. Слышишь меня, Чонгук? — слегка встряхивает его Чимин. — Правда. Никогда в этом не сомневайся.       Чон пару раз кивает, опустив глаза, а потом, пытаясь прийти в себя, предлагает Чимину кофе. Тот соглашается. И вот, десять минут спустя, они сидят на диване, не выпуская друг друга из объятий, и пьют чудесный кофе, который пропитан сущностью Чонгука.       — Ты знаешь, я шесть лет кофе не пил, — говорит Чимин, и младший омега поворачивается к нему. — Не мог просто. Он всегда напоминал мне о тебе и всегда был хуже, чем тот, что готовил ты.       Чонгук молчит. Смотрит внимательно и просто поджимает губы, не зная, что сказать.       — Он не бесплатный, — разряжает атмосферу Чон через несколько секунд.       — Да неужели? — Чимин поводит бровью и усмехается.       — Да. Ты должен помочь мне с картиной.       Пак смеется и, поставив пустую чашку на столик, встает.       — Я готов.       Они располагаются на полу в гостиной — как раз там, где так и не появилось ковра. Раскладывают вокруг краски, ставят холст и задумываются о том, что бы изобразить.       — Жемчужину, — говорит Чон, не спуская глаз с белого полотна. Сокрытую от глаз, прячущуюся в песке под тоннами воды. Ту самую, которую так сложно отыскать.       Чимин улыбается и, взяв Чонгука за руку, нежно целует внутреннюю сторону запястья.       — Тогда за мной тонны воды. Я их нам обеспечил, — усмехается Пак и берет в руку кисточку.       Они работают сосредоточенно. Тихо, почти не разговаривая. Для них это непривычно, и Чонгук вскоре не выдерживает. Посмотрев на работу Чимина, он приближается и целует его под ухом, тут же заставляя поежиться и втянуть голову в плечи.       — Не отвлекай меня! — возмущается Чимин и бросает на Чона игриво-укорительный взгляд. Но это его только больше раззадоривает. Хитро прорычав и пустив мурашки по спине Пака, Чонгук снова приближается и на этот раз целует в шею. — Эй! Ты же работать просил. Я работаю!       — Где твоя многозадачность?       Ах так? Ну хорошо.       — А твоя? — улыбается Чимин завлекающее. Он прожигает Чонгука бросающим вызов взглядом, а потом позволяет одной стороне ворота футболки (Чонгука, между прочим) упасть с левого плеча. — Сможешь работать?       Чонгук впивается взглядом в оголившуюся кожу, и Чимин самодовольно отворачивается к холсту. Наносит еще пару штрихов и ощущает горячий поцелуй в открывшееся место. Шумно выдыхает, но все равно упрямо продолжает работать.       Чонгук следует его примеру. Сосредотачивается на раковине, прорисовывая мелкие детали, когда Чимин пододвигается и жарко шепчет на ухо: «Очень красиво». Чонгук сглатывает и прикрывает глаза. Пак буквально чувствует, как напрягается все его тело, сосредотачиваясь на желании получить омегу и забывая обо всем остальном. Он сам с трудом напоминает себе, почему должен продолжать рисовать. Тепло Чонгука, его обещающие реакции слишком пленительны.       Но он возвращает внимание к картине. Берет побольше синего цвета и добавляет его в зеленый на холсте. Чонгук снова целует ровно в тот момент, заставляя руку дрогнуть и нанести краску рядом с намеченным местом.       — Эй! — возмущается Чимин громко и, развернувшись, мажет кисточкой Чону по носу. Даже не задумываясь о том, чем это обернется ему. Чонгук же поводит бровью, и Чимин тут же жалеет о необдуманном поступке.       Ответ Чона не заставляет себя ждать: он хватает кисточку побольше, окунает в краску, и Чимин с криком вскакивает с пола.       — Нет-нет-нет! — грозит пальцем он, отступая, и бросается бежать, как только Чонгук все же кидается на него. Описывает круг вокруг дивана, пытается обхитрить, но Чонгук перепрыгивает через спинку и хватает Чимина, пачкая белую футболку.       Чимин стоит, смотря на свой проигрыш и, поджав губы, поводит головой. Что ж, Чон победил. Пора достать основное оружие.       — Ну, теперь я грязный, — заявляет Пак и стягивает с себя футболку. Чонгук растерянно хлопает глазами, и Чимин видит, как те наливаются похотью.       — Жулик, — подводит итог Чон, отбрасывает кисточку на газету и заключает Чимина в объятья, тут же накрывая его губы своими. Не позволяя отстраниться, требовательно целует, и Пак решает, что на этот раз не позволит ему уйти. Если он поймал его в свои сети, то выбраться не даст.

ΩΩΩ

      Чимин потягивает утренний кофе, рассматривая увешанную картинами стену, и поправляет галстук. Сегодня ему предстоит встреча с начальником по поводу реконструкции. Она почти закончена, остались последние штрихи, и Пак с нетерпением ждет вердикта другого господина Пака.       — Оповещение пришло, — кричит из спальни Чонгук, и Чимин идет на голос. Он останавливается на пороге и вопросительно поводит головой. Чонгук стоит с телефоном в руках и что-то читает. — Судебное заседание по поводу моего развода назначено на двенадцатое марта.       — Это же всего через пару дней. Почему они оповестили так поздно?       — Говорят, всегда так делают, — вздыхает Чон. — Надеются, что кто-то не сможет и развод отложится.       — Даже то, что вы должны получать его через волчий суд, уже бред, — возмущается Пак. — Но все наконец закончится.       — И мои родители узнают, — вздыхает Чонгук и протягивает руку Чимину. Тот тут же за нее берется и сжимает в бессловесной поддержке. — Ты морально готов?       — Еще бы.       Довольный ответом Чонгук выходит в гостиную, по пути поцеловав Чимина в щеку, и тоже наливает себе кофе.       — Слушай, — спохватывается Чимин, — думаю, мне стоит распечатать планы для господина Пака. Вдруг ему что-то будет непонятно. Мы же еще не все доделали. Я скину их тогда себе, распечатаю на работе.       — Конечно. Новые планы в папке «Ренфин», — говорит Чонгук, делая глоток кофе и продолжая читать что-то в телефоне.       — Ренфин? — усмехается Чимин, проходя к ноутбуку Чонгука, который стоит на столе в спальне. — Отличное название.       Он усаживается на стул, открывает папку на рабочем столе и принимается прокручивать список других в поиске нужной. И почему они не отсортированы по алфавиту? Чимин бегает взглядом по списку, пока не останавливается на одном знакомом названии. Старом, почти забытом, но колющим в самое сердце.       Созвездие.       Когда Чимин кликает на папку, руки уже дрожат. Пак пытается успокоиться, пока прогружаются многочисленные документы, и пролистывает их в поиске чего-то, что не знает сам.       «Заявления», «одобренные», «возможные» — видит он названия папок и нажимает на вторую. Внутри не так много файлов, и все они рассортированы по датам. Самый первый датируется семью годами назад и очень удобно, помимо чисел, имеет в названии «PJM». Сердце колотится как бешеное, перед глазами плывет, когда Чимин открывает фото-файл и находит свое заявление на стипендию. Ту самую, которую ему порекомендовал начальник. Он тогда еще не мог поверить, что получил бесплатное обучение в университете Сеула, а сейчас сидит, смотрит на расплывающееся перед ним изображение и понимает: оно совсем не было бесплатным. За него заплатил Чонгук. За всю его гребанную карьеру с самого начала платил Чонгук.