***
Полин не была воровкой. Впрочем, среди ее подруг таковые имелись: девушки из вполне себе обеспеченных семей, которые крали под шумок ради пьянящего чувства адреналина. Вот только те имели мотив, заключавшийся в заполучении желаемого трофея, а Паркер — нет. Сначала Полин попросту таскала всякую мелочь сродни ластиков, карандашей и прочего барахла. Если ее подруги наслаждались украденным, то собственное награбленное имущество не приносило Полин никакой радости: она избавлялась от него потом, выбрасывая или отдавая кому-то другому. Тем не менее, время от времени, будучи неподвластной самоконтролю, — она спонтанно совершала кражи. Какой–то навязчивый, патологический импульс. Мать и отец были озадачены происхождением всех этих немалочисленных штук, принадлежавших их дочери. Предки были разочарованы так же и тогда, когда психиатр поставил Полин на учет к нему и влепил ей значительный диагноз – клептоманию.***
Охраннице лень топать до главного входа в магазин — она обходится дополнительным, служащим для эвакуации. Внутри никого не было, за исключением той девицы, идущей к выходу. Проходя мимо того же стеллажа с алкоголем, Таня усмехается: в ровнехоньком ряду бутылок была зазубрина, – одна из них отсутствовала. Пожалуй, та барышня купила выпить. Стива на месте по–прежнему не было. Постой–ка. Купила? Таня оборачивается в сторону уходящей посетительницы. Устранить эмоциональный дискомфорт Паркер удается, хаотично стащив бутылку игристого. Охранников и продавцов не наблюдалось: случись по-другому, брать что–либо она бы не стала. Полин уж собиралась покинуть магазин, как вдруг ее побег прерывает чей-то приказной тон: — Стоять. Облом. Крадунья застывает на месте, и это до смешного напоминает чертову жену Лота, превратившуюся в соляной столб, убегая из Содома. Оленьи очи расторопно мечутся из стороны в сторону, пока не находят точку концентрации внимания в лице Тани Старк. — Немедленно покажи сумку. Сверлящий взгляд охранницы сосредоточен на ее глазах, около переносицы проступила вертикальная морщинка. Ланиты девчонки предательски пунцовеют. — Показала сумку, воровка! Глухая что ли? Девка вроде холеная, одета с иголочки. Финансовых затруднений не испытывает, по крайней мере на первый взгляд. И почему же ей понадобилось воровать? Таня следит за соскальзывающей с хрупкого плечика ручкой холщовой вместительной сумки. Халявщица наконец приоткрывает шоппер: охранница примечает краденный товар. Внутри все было вверх дном, и среди кавардака всевозможных вещиц, женщина замечает покоившееся на дне удостоверение личности воровки. Семнадцать лет отроду. Девочку звали Полин Паркер. Полли. Старк извлекает грабленную бутылку. — Я не воровка, — Полин мямлит и опускает глаза в пол, — У меня клептомания. Таня ощеривается. — Ну что, Мария Тэкская, — иронизируя, женщина скрестила руки на груди, — Будем вызывать полицию. — Прошу Вас, не делайте этого! — девчонка лепечет торопливо и умоляюще. Ее голос тембра сопрано дрожал, а речь была отрывистой и нескладной — малолетняя грабительница явно разволновалась, — Мне очень жаль, но я не могу контролировать это… — Замолчи, — отрезала Таня, прерывая жалостливый лепет Полин, — Это лишь объясняет твой поступок, а не оправдывает его. Будешь говорить с копами, поняла? Темные глазки, обрамленные бахромой из длинных ресниц, начинают рдеть и источать влагу. Дыхание стало прерывистым: Полли вот-вот будет лить панихидные слезы. Твою мать. Полли, мелкая садистка, сумела отыскать ее ахиллесову пяту. Таню примагничивала эта подкупающая беззащитность. Семнадцатилетняя Паркер еще не взрастила «защитный панцирь», и ее восприимчивость заставляет женщину вожделеть. Мало, предельно мало кому удается детскую непосредственность — с взрослением люди вынуждены костенеть, образуя хитиновый покров. Былые дни, в ретроспективе, обладают для многих взрослых людей какой-то гомерической силой притяжения: неудовлетворенные настоящим, они грезят о минувшем. Возможно, Таня была из их числа. Незащищенность Полли — ее добродетель, и та была способна унести ее в золотые деньки. Полин чувствует неуспокоенность главного органа кровообращения в виде мускульного мешка, чувствует, как по млечной коже расстилаются мурашки. Боже, и зачем она это сделала? Диссонанс рассекает ее на два амбивалентных модуса. Один полагается на неотвратимую волю рока, другой - на великодушие охранницы. Полин с мольбой таращится в глаза Тани. Линия рта женщины деформируется в ухмылке, непотребный зрак волочится по ней. — У тебя есть, чем загладить вину, — тянет она, — Ты же понимаешь, о чем я? Сука, ну почему она не додумалась просто убежать? Однако даже в таком случае, мерзотная ведьма смогла бы ее нагнать — та очевидно была физически сильной. Паркер не могла допустить, чтобы ее забрали копы. Ее родители убеджены, что их многострадальная дочь наконец-то вышла в ремиссию, перманентно посещая психотерапевта и искореняя свое деструктивное поведение. Выяснив, что вместо рефлексирования на терапии та продолжает мародерствовать, они придут в бешенство. На фоне звонка в полицию, под каким-то эфирным воздействием, охранница начинает казаться Полли недурным вариантом… Женщина была хороша собою: соболиные брови и гипнотические умбровые глаза — очертания иррадиацией въелись в сознание девушки. — Так что? — негромоздкие пальцы Тани ухватили подбородок Полин, заставляя последнюю приподнять голову, — Искупишь свой грешок? Паркер относится к этому с покорным фатализмом. Она положительно кивает. — Умница, — край рта ползет вверх, — Хорошая девочка. Мы никому об этом не скажем, поняла? Роджерс, видимо, почил в той подсобке: от кассира ни слуху ни духу. Наверняка занят чем–то. Охранница, вцепившись в щуплое предплечье Полин, утаскивает ту в санузел. Татьяна усаживает похищенную клептоманку на столешницу. Господи, Полли была такой лабильной, как сраная лакмусовая бумажка. Старк исследует фосфорично-бледную мордашку девчонки, прежде чем прильнуть к ее податливым устам своими. Язык женщины глиссирует по чужой ротовой полости, одна напористая рука влачится по мускусно пахнущим каштановым кудрям, другая — притягивает отроковицу поближе к себе. Паркер жадно черпает воздух носом, пока Таня комкает своими губами ее; преимущественно жаля в нижнюю, вбирая ту. Женщина ощущает самонарастающий зной по всей своей бренной плоти, когда взирает на багровеющие щеки и плавную конфигурацию карминных девичьих губ. Неугомонный рот Старк продолжает кочевать в направлении шеи и ключиц Полли; Та дышит тяжело и порывисто, когда настойчивые руки охранницы циркулируют по ее астеническому тельцу. Девочка трепещет и выгибается, словно блядский комок глины в руках гончара, приглушенно стоная. Таня замечает аллитерирующийся клокот сердца в узкой грудной клетке; Ей несказанно повезло, что малолетка была в коротком крапчатом платьице. Пальцы стягивают лямки, обнажая две аккуратные полусферы. Паркер нечленоразделительно мычит, когда женщина мокро смакует ее соски. Полин заглядывает в глаза Старк: она готова поклясться, что увидела перед собою два мрачных водоворота сосредоточенной похоти. Неуклонная, нахальная рука, минуя подол платья, стелется прямо по ажуру ее нижнего белья; К девушке подкрадываются сомнения о легитимности происходящего с ней. От прикосновения чужих пальцев к ее половым губам, вдоль позвоночника пронесся ворох мурашек. Но она же сама согласилась на это, разве нет? Таня кипит подобно жерлу вулкана: Паркер осязает ее жаркую кожу, когда та припадает губами к ее ключицам. Старк даже начинает думать о том, что ей улыбнулась фортуна, когда дрянной девчонке взбрело в голову стырить бутылку. Упрямые пальцы исследуют влажную промежность и льнут ко влагалищному входу, — девушка резко от этого жмурится. Черт, может быть, хоть кто-то распахнет дверь туалета? Полин шипит со стиснутыми зубами, чувствуя, как охранница целиком ввинчивает фалангу двух своих перстов внутрь ее лона, сразу же вынимая их после. Средний и безымянные пальцы начинают ласкать чувствительный бугорок; укол боли уступает место крепчающему, горько–сладкому удовольствию. Так двойственно и противоречиво. Паркер решает, что она никогда, блять, больше не будет воровать в этой жизни. Никогда. Околдованная животным упоением, Татьяна внемлет сладострастному поскуливанию девочки, пока блуждающие пальцы обступает распотелый, шелковый жар. Полин лишь остается напоминать себе, что у нее был выбор. Да, она сама пошла на это, сама так захотела. Определенно.