Всюдность пожирающих нефть

      В школе, на протяжении всего обучения, после каждой контрольной работы проводят работу над ошибками, таким способом закрепляя правильное решение в развивающихся умах, воспользоваться в дальнейшем которым будет исключительно их выбором.       В природе работа над ошибками называется эволюцией, и она совершенно не щадящая, учитывая, что в какой-то момент рыба решила выйти из воды, среагировав на изменение среды обитания отращиванием конечностей рычажного типа и лёгких, а корова — вернуться обратно к первоисточнику и преобразоваться в нечто, что сначала приняли за ту самую рыбу.       А перед смертью природа, настолько возлюбив своё творение, решила увести его с собой.       Адам иногда верит, что это всё действительно теория заговора, когда прочитывает утреннюю корреспонденцию. Сторонникам нечего делать, кроме как строчить безумные каракули с такими же безумными рисунками, видимо, ночами напролёт, а потом, по пути на работу, закидывают их в маленькие почтовые ящички в соседнем районе, чтобы точно не вычислили, и миссия выполнена.       Они считают Отдел внутренних дел и национальной безопасности сборищем лодырей, которые не хотят работать, а только делать важный вид и восседать в черной каменной высотке с фоновым освещение, на обслуживание которого ежедневно тратится половина бюджета побережья.       Писулькины, как их обозвали секретарши-близняшки Йен и Йин, с каждым днём становились всё безрассуднее и даже рисковее, заявляя, что регионом правит адская четверка: суки, твари, мрази и ублюдки.       Завод — суки, затеявшие пятилетку за два года путем двенадцатичасовой рабочей смены на факториях легкой и средней промышленности и десятичасовой — тяжелой, а потом все удивляются, почему бабы бесплодные, а мужики умирают раньше тридцати; Перинатального центр — твари, уродующих наших женщин и детей, чтобы потом отправлять их травиться и калечиться, как скот на убой; Университет — мрази, заныкавшиеся за электрическим забором и ставящие эксперименты на людях; Министерство — ублюдки, покрывающие сук, тварей и мразей, с никчёмными проверками, третирующие только честный народ.       Остальные структуры покрылись более цензурно.       Адам действительно не хочет тратить время на городских сумасшедших, но ему нужно предупреждать потенциальные нарушения гражданского порядка, поэтому поручает одному из помощников отправить от его имени очередное настойчивое письмо в службу безопасности, но перед этим сделать крепкий чёрный кофе и открыть окна нараспашку.       С дикой головной болью, — то ли от недосыпа, то ли от раздражения, — он валится на спинку кресла, ловя мимолётное расслабление. Голова насильно опустошена от мыслей, поэтому эффективно проветривается, но уже на коллегиальном совещании получает новый удар.       Может, в чём-то они действительно правы, думает Адам. Тупость министров его поражает: некоторые в истоме машут теми же бумажками, клянясь в угрозах жизни и требуя что-то с этим сделать. Тогда Адам смотрит на председателя: его лицо с едва заметными морщинами спокойно и серо, как монумент, но руки сцеплены и спрятаны под столом, большой палец правой руки постукивает по костяшке левого, — закрывает глаза, переводит дух, после глядит в только что доставленный отчёт, переводя шум показушных истерики и спора на фон, и теперь становится глазами Кана.              Кан ненавидит морось, ибо она невидимая и от неё херъ скроешься. Он курит тяжёлый табак, чувствуя, как стенки сосудов мозга трещат от повышенного давления. Перед глазами мигает красным, а потом он выдыхает, полностью, насколько это позволяет физиология, сжимает лёгкие, и боль от потенциального удушья гасит вообще всё.       Кан проходит по тёмной улице, неестественно тёмной. Всё начинается с неработающего фонаря, но в отчёте так не напишешь, поэтому идёт дальше. Окна низких домов, окружающих со всех сторон, сливаются с блестящими серыми стенами и тонут во мраке, образуя так замкнутость, очень любимую для гнили.       Кан не доверяет виду, но другим органолептическим показателям. Его манит вглубь металлический привкус, разбавленный не то слюной, не то водой. Чем дальше, тем больше ему кажется, что он заперт в железном лабиринте, и просыпается полностью, когда ботинки вязнут в чём-то плотном, вдыхает, и железо теперь полностью в нём.       Цветовой показатель крови является условной характеристикой, указывающей на насыщение всей крови гемоглобином: чем его больше, тем она ярче. В гемоглобине содержится двухвалентное железо, связанный с кислородом или другими газами для их транспортировки по организму и так совершая трофическую функцию. Из обнаруженного количества можно сковать булавку.       Кан может с уверенностью заявить, что крови для человека, смотрящего на него блестящими серыми глазами и с перерезанным чёрным горлом, слишком много. Ему нравятся вид и форма, но ему не нравятся стоящие позади служители порядка, которых явно не устраивает положение дел.       Подумать только, массовое убийство практически в центре города. Одним комментарием от пресс-службы не обойдётся. И Кан понимает, зачем он здесь.       Стирая с поля регистрации всё, в центре внимания этот странный тёмный человек с очень большими глазами и длинным языком, провалившимся в глотку и как-то оказавшимся в разрезе. Кан отмечает рваные края и поразительную глубину, как будто бы гниль хотела пробить его насквозь, но не хватило силы или длины орудия убийства, если оно вообще было. Потом заломанные кнаружи пальцы рук, сломанные и так окоченевшие. Но красный, почти фиолетовый, оттенок кожи ставит под сомнение заявление о принадлежности кровавого озера, в котором они сидят, как в песочнице, этому бедолаге.       Кан ощущает что-то странное, это всё фальшивка. Он не знает это человека, никогда его не видел, иначе запомнил бы. Так почему он кажется таким знакомым…       С приездом труповозки людей становится много, и концентрация спадает. Внутри копошится червь воодушевления и интриги, потому что Кан любит три вещи, в которые дурачество не входит; он решает, что вспорет брюхо тому, кто водит его за нос. В отчёте этого нет, но Адам всё понимает, и теперь головная боль не проходит вовсе.