Год тигра

      Ищи виновного — вот главное человечье правило. Чтобы ему следовать, не нужно думать о нюансах. Думать в принципе не надо. Мо Жань это правило особенно уважал. Потому что виноваты все. Любого из толпы выдерни и говори: «Попался! Я все знаю». И у него в глазах уже стоит все, в чем он виноват. Невинных людей нет, и точка. Младенцы? Портят сиську. Дети в утробе? Нахлебники.       «Ищи виновного» — так называлась их передача на канале Сышэн. Нет, будь это детективная передача, они назвали бы ее «Ищи обвиняемого», пришлось бы приглашать в команду нормального юриста и разбираться во всяких кодексах. Но, к счастью, канал у них был мистический, а не юридический. И они придумывали законы мистики на ходу. Поэтому никто не ожидал, что в один прекрасный день они сработают.       — Магии не существует, Мэнмэн, — говорил Мо Жань, пока они ехали в грузовичке в забытую небесами деревню.       — С таким настроем мы сюжет не снимем.       — У тебя есть шанс меня переубедить.       — Ну? — икнул Сюэ Мэн, когда их тряхнуло на камне. — Какой шанс?       Все вокруг тряслось и дребезжало, и он сидел в обнимку со своей драгоценной камерой, завернув ее в куртку для верности. Когда Ши Мэй вел машину, дорога всегда оказывалась ужасной.       — Вот доживи до тридцати сначала. Говорят, тридцатилетним девственникам присылают письмо из школы магии.       Лет пять назад братец поколотил бы Мо Жаня за такую шутку. Но сейчас он обиженно нахохлился, и до самой деревни они ехали молча. Только Ши Мэй с Сун Цютун впереди переговаривались насчет маршрута. Все устали от долгой дороги, да еще снимать нужно было сейчас, а не днем позже.       Местные жители встретили их без энтузиазма. Только пожилая шаманка с ожерельем из супового набора смотрела на приезжих сияющими глазами. Мо Жань сразу почуял в ней родственную душу: их поля ягода. Интервью будет огонь.       — Надо снаружи заснять. Антураж хорош, — шепнул он Сюэ Мэну.       — Ты дурак? Тут дубак лютый.       Но волосы шаманки слишком живописно выбивались из-под меховой шапки. Потерять такой кадр — преступление.       — Гости дорогие, лучок готов. Уже ждет вас, дожидается, — запищала шаманка. — Столько он пылился в закромах!       — Мать, ты его на той неделе доставала, — пробасил мужчина рядом с ней.       — Так ты рвался пострелять.       — Да я тетиву ни в жисть не натяну.       — Надо спортом заниматься, а не на циновке пролежни плодить. Ты потому и не женился, что лежишь…       Интервью вышло настолько поганое, что хуже не придумаешь. О волшебном луке шаманка говорить не желала, ее больше заботили неродившиеся внуки: «Вот телок ленивый. Жениться, говорит, не хочу. Спрашиваю, а внуков мне кто родит? Я рожать, говорит, не умею. Приспособлений таких, говорит, нет у меня. Вот роди себе дочь, говорит, с нее и спрашивай!» Когда речь ее все-таки пошла в нужное русло, Мо Жань спросил, как местные жители относятся к легенде о волшебном луке. И тогда ее так прорвало, что на интервью сразу можно было ставить крест. Проще в эфир не пускать, чем цензурить через слово.       — Так-то у людей память короткая, — голос шаманки задребезжал, будто она всерьез собралась скандалить. — Да и годы у нас были такие жирные, что лук без надобности. Но сами видите, год тигра по всей стране выдался жуткий. У нас тут ничего не уродилось, на юге наводнения, в городах пипедемии. Пора вспомнить заветы предков и пустить стрелу тигру в глаз. А ирод этот проклятый запудрил детям головы. Говорит, это все сказочки про козявочку. Хороша козявочка: легендарный лук из перводрева и двенадцати жил!       — Что за ирод? — осторожно спросил Мо Жань.       — Докторишка городской. Много их из городов сбежало, чтоб за забором не сидеть. Засядут в деревне и давай сеять свою ересь. Нет никакой магии, говорит. Наукой доказано, говорит! А сам, если у него какая таблетка закончится, ко мне бежит травы просить. Ходит, выбирает. Я ему предлагаю, а он говорит, это ерунда, не поможет. Как будто в травах понимает. Сцапает пучок — и деру. Он сам тоже трав насушил, дурачок. Повторюшка.       «Да уж, — подумал Мо Жань. — Неприятный тип».       — Воюете с ним? Может, этот ритуал поможет ему поверить в магию?       — Вот еще! Он мне вчера сказал, что смотреть не пойдет, — шаманка затряслась так, что кости в ожерелье застучали. — Говорит, даже если ритуал поможет, это совпадение. Мир, говорит, слишком сложная вещь, чтобы все можно было исправить одним выстрелом. И Сы-эр ему поддакивает. Совсем у мальчика мозги прокисли в городе. Отучился и туда же. Но докторишка хуже всех, сучий потрох…       Они с Сюэ Мэном почтительно выслушали поток нецензурной брани и намекнули шаманке, что пора бы готовиться к ритуалу.       Съемки организовали на опушке леса. Там в снегу уже вытоптали полянку вокруг гигантского камня, лесенку к нему притащили. Под руководством Ши Мэя поставили свет, Сун Цютун насыпала Мо Жаню пудры на лицо, и они начали.       — Этот год выдался неудачным по всему Китаю. Наводнения на юге, тайфуны на востоке, лютые холода на севере, вечные эпидемии. Не иначе как нечистая сила взяла бразды правления в свои руки. Долго ли еще страдать нашему народу? К счастью, в провинции Хэйлунцзян знают, как приструнить мистического монстра, что сеет хаос. Знают, как зарядить будущий год удачей! Для этого им понадобится всего лишь простой… Я не могу больше!       — По новой, Мо Жань! Ты репортер или где? Терпи! — возмутился Сюэ Мэн.       Легко ему говорить, он-то к ветру спиной стоит! В капюшоне и трех шапках! Еще руки о камеру греет!       — Захлопнись, Мэнмэн, — Мо Жань хлюпнул носом, достал из кармана шапку и натянул ее до бровей. — Вот отвалится у меня хлебало — сам будешь репортажи из кустов вести.       — Я не буду тебя в шапке снимать. У нас рейтинги упадут. И шею приоткрой. Что тебе сделается, псина?       — Давай ты снимешь фон, а потом запишем в доме на зеленом экране. Там могу хоть без шапки, хоть с голой жопой.       — О, несут! — захрипел Сюэ Мэн, выпучив глаза. — Раздевайся живо!       Мо Жань содрогнулся от страсти в его голосе. Но делать нечего, их лучшему в стране мистическому каналу срочно требовался сюжет о том, как дикари из северной деревни мстят уходящему году за все подлянки. Поэтому Мо Жань снял шапку, оголил мощную шею и натянул самую очаровательную из своих улыбок. Увы, ямочки на его щеках могли разжигать пожары лишь в человеческих сердцах.       — Сейчас прямо за моей спиной, — бодро гаркнул Мо Жань, — несут особый лук высотой два метра. Он сделан из священного перводрева, а тетива сплетена из жил двенадцати животных-знаков каждого года. Животрепещущий вопрос! Легко найти жилы крысы или овцы, но где найти в наше время жилы дракона? Разумеется, в императорских сокровищницах!       Это был просто гигантский лук, который доставали из закромов, когда год выдавался особенно дерьмовым и местным хотелось пошмалять в лесу. Ну Мо Жань так понял. Он сказал Сюэ Мэну, что все огромное по умолчанию окружено ореолом мистики и должно внушать благоговейный трепет. Но братец скомандовал генерить сверхъестественные подробности, и они сообразили историю про жилы из императорских заначек.       — Стрелы для этого лука оперены перьями уток-мандаринок и сделаны из тысячелетней сосны. Они омыты слезами жен, тоскующих по своим мужьям, — Мо Жань напустил на себя суровый вид, будто сам только что омыл утку-мандаринку скупой слезой. — Все в сборе, приготовления завершены. Торжественный момент: настало время избрать стрелка!       Он обернулся к камню, на котором установили лук, и понял, что все смотрят на него. В голове промелькнула мысль, что они все слишком нефотогеничны, и кто бы из лука ни стрелял, выйдет не круто. Кадр невкусный. Тьфу, он так и знал, что к нему прилипнет эта дрянь про вкусную картинку. Ну Сун Цютун змея.       — Ты! — староста деревни ткнул пальцем в Мо Жаня. — Иди сюда, болтун.       — Я? — удивился Мо Жань, но тут же спохватился и обернулся к камере: — Похоже, мне доверят роль в обряде наказания. Потрясающая возможность!       А у самого улыбка вмерзла в губы и никак не хотела отлипать. По зубам в мозг поступал сигнал, что еще немного, и пора переходить на энергосберегающий режим.       — Ты-ты! — повторил староста. — Мы из-за тебя эту древность из пыли откопали. Сам стреляй.       Мо Жань жутко обрадовался — такой эксклюзив! Забравшись на гигантский камень, он обернулся к камере и хотел было сказать пару слов, но жители деревни зашикали на него:       — Хватит уже, давай стреляй!       — У нас сейчас все отмерзнет!       — Еще слово, и я ему наваляю!       Когда Мо Жань читал об этом обряде в теплой пекинской квартире, ему казалось, что стрелок — это герой, который должен приструнить распоясавшегося зверя. На деле, конечно, никто не выходил на настоящую охоту. Просто выпускали стрелу с опушки леса и расходились по домам. На, мол, получай, дурацкий символ года. Нам не понравилось, ставим одну звезду.       Но сейчас на Мо Жаня смотрели не как на героя, а как на жертвенного барашка. Внимательно и немножко хищно. Вроде как барашек достаточно тупой, чтобы подойти, но может и деру дать. По спине Мо Жаня под тремя слоями свитеров и двумя куртками пробежал ручеек пота.       — Слушайте, я и стрелять-то не умею, — заскромничал он. — Еще промахнусь. Попаду в зайца, а ему в следующем году рулить.       — Никто тут стрелять не умеет. Не выкобенивайся, — сказал староста и вручил Мо Жаню омытую слезами стрелу.       — Просто в лес стрелять, да? Неважно, куда? — уточнил он.       — Стрела сама найдет цель, — проворчала шаманка. — Ейный наконечник из тигриной кости выточен и в чем надо вымочен.       — А в чем надо?       — Не твоего ума дело, болтунишка, — огрызнулась она.       Деревенские смотрели на него глазами, вороньи черепа с костюма шаманки — пустыми глазницами, а Сюэ Мэн — через объектив. Отступать было некуда, его бы живьем сожрали, если б он просрал такой сюжет. Не просто рассказ про мистический лук и наказание провинившегося тигра, а живое участие в ритуале! Не каждому журналисту доверят подержать в руках лук из перводрева!       Мо Жань расправил плечи, поставил ноги, как в кино, и поднял лук. Тот уже не казался таким огромным — едва ли больше самого Мо Жаня. Древко лука было теплым на ощупь, точно кожа любовника. Мо Жань думал, сейчас придется кряхтеть и позориться, натягивая тетиву, но та поддалась очень легко, будто резинка от трусов.       — А стрела вообще полетит? — спросил Мо Жань. — Вроде натяжение должно быть. Кажется, у вас тетива слабенькая.       В ответ только ветер выл за спиной, но Мо Жань был слишком сосредоточен на стрельбе, чтобы задуматься. Потом на записи Сюэ Мэна он увидит, с какими лицами деревенские смотрели, как он натягивает тетиву. Все нормальные — с ужасом, а бабка-шаманка была на грани обморока от счастья и притопывала ножкой.       «Ну что, — подумал Мо Жань. — Не обижайся, тигр, если ты там вообще есть. Согласись, этот год все рекорды побил».       И отпустил тетиву.       Мо Жань думал, с такой слабой тетивой стрела просто шмякнется ему под ноги. Или пролетит метр, и все будут ржать над ним. Но стрела, точно пуля, с демоническим свистом полетела к лесу и скрылась среди черных сосен.       — Вы видели?! — радостно завопил Мо Жань. — Как она рванула! Точно ма… А-а-а-а! Блядь!       Жгучая боль вонзила свои клыки в бедро Мо Жаня. Белая, как снег — такая белая, что перед глазами почернело. Он свалился на помост, хватаясь за рану, и вцепился зубами в рукав, чтобы не орать. В ушах стоял дикий звон, и по всем мышцам разносилась паническая команда: «Бежать, бежать, бежать! Нас ранили, нужно бежать!» О, как же больно! Как же обидно! Как одиноко!       Сквозь звон в ушах пробивался лишь визг шаманки:       — Попал! Он попал! Никогда такого… Он попал!       Очнулся Мо Жань в тепле. Он видел тепло глазами: в печке-буржуйке подле кровати пылал огонь, над пиалой с бульоном мягко поднимался пар, а сам Мо Жань был закутан в десять шерстяных одеял. И ему было зверски холодно, будто он лежал в сугробе. Бедро все еще ныло от боли, и он был уверен, что если прижмет к этой боли ладонь, испачкается в липкой крови.       — Симулянт проснулся, — сказал Сюэ Мэн. — Кончай уже лежать. Доснимем сюжет и поехали отсюда.       Он сидел у изголовья и старательно прятал встревоженность за раздражением. Мо Жань с удовольствием подколол бы его, если бы не лопался от обиды. Ему больно, какой же он симулянт? Будто ногу прострелили, и он теперь лежит тут в холоде совсем один! Разве не видно?       — Это в тебе защитник дикой природы взыграл, что ты заорал и в обморок грохнулся? — нахмурился Сюэ Мэн. — Они тут все с ума посходили. Я им говорю, — он повернулся к шаманке. — Тигра-то покажите. Чего радуетесь? Мне заснять нужно.       — Он покажет, — торжественно объявила шаманка, тыча пальцам в Мо Жаня, и затряслась так, что ожерелье на ее куриной шее загремело. — Покажет, покажет! Я чую, пахнет… Пахнет чем-то…       — Я думал, удачным годом пахнет, — Сюэ Мэн скривился. — Ей то яблоками пахнет, то травой, то рыбой. Точно нанюхалась чего-то. И тебя тоже обкурили.       — Но я правда ранен, — зашипел Мо Жань. — Сам посмотри, там кровь! Болит зверски.       И он начал выпутываться из одеял. Брат смотрел на него как на умалишенного. На больной ноге повязки не было, и крови тоже. Мо Жань в панике выскочил из штанов. Бедро оказалось абсолютно целое: ни царапинки, ни синяка.