Год тигра

      Мо Жань схватился за голову:       — Что со мной? Почему болит? Вы мне что, духовную ногу прострелили?       — Ты его чувствуешь, — довольно сказала шаманка. — Тигра. Его боль и страдания.       К кровати Мо Жаня подошел незнакомец с кислым лицом, их с Сюэ Мэном ровесник. По его позе и взгляду было ясно, что трюки с луком он не одобряет и показаниям больного не верит.       — На таком холоде надо надевать подштанники, — сказал он. — Немудрено, что у тебя ногу свело.       — Пусть мне настоящий врач диагноз ставит, — зашипел Мо Жань. — Где ваш хваленый доктор? Хвост поджал, в лес сбежал?       — Учителю нездоровится, он не смог прийти. Меня зовут Наньгун Сы, я буду за тобой присматривать. Чтобы ты еще чего не учудил.       — И как же ты будешь присма…       — Вот подштанники. И трусы с начесом. Про тапочки свои забудь. Будешь сапоги носить.       Наньгун Сы вывалил из холщового мешка на кровать Мо Жаня кучу уродливого тряпья.       — Я свои уже надел, — похвастался Сюэ Мэн.       — Я надену завтра, — дипломатично сказал Ши Мэй.       Сун Цютун в дизайнерской шубке скривилась и сделала вид, будто ее сейчас стошнит. Но Мо Жань не спешил присоединяться к ее перформансу. Хоть он и носил теперь хорошие шмотки, внутри оставался нищей псиной, которую дядя вытащил из приюта. Чтобы там выживать, приходилось носить маску хорошего мальчика, даже если что-то вызывало рвотные позывы. Внутри под маской кривите что угодно, но снаружи будьте добры махать хвостом. У Мо Жаня был такой профессиональный хвост — шерстинка к шерстинке! — и он вилял им, как стрелкой метронома, даже если кусаться хотелось до смерти.       — Из чего эта красота? — спросил он, расправив перед собой серые подштанники.       — Из собачьей шерсти.       Сюэ Мэн прыснул, а потом резко нахмурился, вспомнив что свои подштанники уже нацепил.       К утру боли в бедре у Мо Жаня стихли, и он решил, что правда вчера переохладился. Как вообще можно было поверить в мистическую связь с тигриным окорочком? Бабка сказала, что он чувствует тигриную боль, а Мо Жань уши-то и развесил. Ну ничего, теперь у него ум трезв, а жопа утеплена, можно продолжать работу.       Настало время для второго акта кровавой пьесы, для поисков тигра. Съемочная группа собралась побродить по лесу пару часов, налить на снег бычьей крови и развесить клочки заготовленной кошачьей шерсти. Вроде как тигр ранен и лежит где-то, отходит к праотцам в окружении голодных волков. Еще взяли с собой собаку — плод любви волка и самоеда. Судя по цвету шерсти, именно она и ее родичи были ответственны за появление на свет кучи подштанников и теплых труселей. Собака нарезала вокруг команды такие круги и оставляла столько следов, что могла сойти за сотню волков.       Главного интересанта, шаманку, конечно, не взяли. Во-первых, чтобы не усугробить старушку, а во-вторых, чтобы сохранить ее веру в чистое и светлое. Ей лучше не знать, как делаются передачи на мистических каналах. Хотя от помощи местных они отказываться не стали. Наньгун Сы караулил их всю ночь, чтобы они не сбежали за тигром без него, а когда все вывалились из дома, взял их за жабры.       — Вы свора дурачья, — сказал он. — Заблудитесь и сгинете в лесу. А нам потом отвечать.       Другие местные не спешили присоединяться и провожали их совиными глазами. Мо Жань слышал зловещее уханье:       — Подстрелили тигра.       — Вот увидишь, загрызет он их.       — Отольются мартышке кошкины слезки.       Шаманка утирала слезы с морщинистых щек:       — Было мне видение, что тигру надобно голову потерять, чтобы год зайца прошел гладко. Вы уж принесите головку-то тигриную. Вот, пилу держите.       Съемочная группа пообещала шаманке и головку, и хвостик, и грудинку, а потом отчалила в леса. До опушки идти было весело: дорогу расчистили лесорубы, снег только с утра пошел. Снежинки падали лениво и тихо, точно пепел от костра. Когда они вошли в лес, смеяться Мо Жаню перехотелось. Во-первых, Наньгун Сы за каждый смешок догонял его и начинал внимательно смотреть в лицо, точно строгий учитель. Еще не хватало, чтобы этот цыпленок деревенский учил собаку, когда лаять! Во-вторых, идти стало трудновато. По тропинке давно никто не ходил, ступни на каждом шагу проваливались по щиколотку. Кое-где ветки били по коленям, под ноги бросались камни, точно дикие звери. Зловеще пела синица.       — Вот и владения большой кошки, — объявил Мо Жань в камеру. — Мрачный лес из елей и черных лип. Гигантские камни позади меня видели расцвет и закат империи Мин, застали еще царство монголов. Об этих местах ходит зловещая легенда, будто кроме тигра здесь бродят полчища призраков. Замученные японцами воины, уморенные голодом дети — жертвы страшных войн, которые велись на этой земле тысячелетиями.       — Снято! — махнул Сюэ Мэн.       — Не многовато ли легенд? — фыркнул Наньгун Сы.       — Маловато, — ответил Мо Жань и напялил великолепную шапку из чернобурки, которую одолжил ему староста. — Я ж говорю, в одном выпуске должно быть минимум пять легенд, две зловещие тайны, а невинно убиенных жертв — десять. Лучше десять миллионов.       — И кто в такую чушь верит?       — Тот, кто не хочет верить в реальный мир, — сказала Сун Цютун.       Она на удивление стойко переносила тяжелую дорогу даже при том, что наотрез отказалась от подштанников и нормальных сапог. Согласилась лишь на роскошную шапку из снежной лисы. Поначалу она порывалась сыграть принцессу перед Наньгун Сы и пару раз шлепнулась в сугроб. Но тот больше внимания уделял собаке, и спасать принцессу все равно пришлось Ши Мэю.       — У нас на канале есть пара идейных, — сказал Сюэ Мэн. — Хотя, казалось бы, если увидишь внутреннюю кухню, всю веру растеряешь. А они кремень. Говорят, у меня венец безбрачия.       — Как Хансюэ-младший за тобой ухлестывал! У тебя был такой шанс, Мэнмэн, — усмехнулся Мо Жань.       — Я не такой извращенец, как ты, псина, — проворчал Сюэ Мэн, в его голосе оказалось подозрительно мало надрыва. — О, а это что такое?       Собака безо всякой команды помчалась в кусты смотреть. Двуногая собака вслед за ней атаковала сугроб.       — Похоже, с тигриных подштанников, — Мо Жань продемонстрировал команде клок шерсти с ветви орешника.       — Не похоже, — возразил Ши Мэй. — Какой-то мех серый. Тигры же рыжие.       — А если он белый? Альбинос?       — Придурок, ты зачем шерсть с ветки снял? Такой кадр испортил! — расплевался Сюэ Мэн.       — Сейчас верну обратно.       — В жопу себе засунь обратно! Вы с собакой там наследили, все теперь в ее шерсти и твоих следах.       Собака уселась на тропинке и расстроенно потупила взгляд, из-за чего Наньгун Сы взбеленился не на шутку:       — Ты ее зачем обидел? Она виновата, что с нее шерсть сыплется? Линька у че… у собаки! Ей и так тяжело!       За заботу о собаке Мо Жань его зауважал и решил во что бы то ни стало с ним подружиться. Хэйлунцзян — отличное место для мистических историй. Тут границы государств ходили туда-сюда, сражались великие генералы, вырубались и заново вырастали леса, истреблялись и заново расселялись птицы и звери. Лучше провинции не придумаешь, чтобы нагнать зловещей интриги. Так Мо Жань замечтался о будущих сюжетах, что пропустил самую важную улику дня.       — Твою мать! Это шик, блеск! — выдохнула Сун Цютун и указала наманикюренным пальчиком куда-то под разлапистую ель.       Там была кровища. Не бычья из фляжки, а самая настоящая — живописные и жуткие пятна на снегу. При виде этой крови у Мо Жаня заныло бедро — там же, где и вчера после выстрела. Может, он вчера и правда попал в тигра? Но Мо Жань не собирался никому делать больно. Он думал, это просто ритуал, как съесть лапшу долголетия на день рождения, только выстрелить в лес из лука. Да и тетива у того лука висела лапшой, Мо Жань и не думал, что сможет выстрелить!       «Ну уж нет, — решил он. — Возвращайся в Пекин и верь во что хочешь. А тут соберись».       — У нас замечательная находка: следы тигра ведут на север. Видите, какие большие? Такие тигры достигают веса в триста килограмм и длины два метра. Серьезное животное, но и в его жизни могут быть тяжелые времена. Слушайте, это уже живодерня какая-то. Тут правда кому-то кровь пустили. Я думал, мы бутафорскую нальем, а тут уже.       — Псина, ты с первого дубля вообще можешь сняться или нет? Ну подралась киса с кем-то. Может, зайца сцапала. Твое какое дело?       — Тут больше нет следов, только тигриные. И следов борьбы или погони тоже. Он просто шел, — Мо Жань показал пальцем на следы. — И вдруг упал. Тут полно крови. А потом пошел дальше.       На душе у него с каждой минутой становилось все тревожней. Одно дело развлекательная передача, где все сфальсифицировано и притянуто за уши, а в конце на весь экран надпись, что ни одна киса не пострадала. Но другое дело — реальные следы с реальной кровью. Выходит, раненый тигр может быть где-то здесь.       — Псина, ты куда?       — Проверить, где он, — сказал Мо Жань и полез на ель, под которой ранили тигра. — Если он рядом, нам лучше вернуться назад.       — Без головы вернемся? — поинтересовалась Сун Цютун.       — Знаешь, о чем мы забыли? — кисло сказал Сюэ Мэн.       — О чем? — крикнул вниз Мо Жань.       Забираться на елку оказалось тяжело: перчатки мгновенно покрылись слоем липкой вязкой смолы, иглы и сухие ветки лезли в глаза и норовили стащить с головы шапку. Терпкий запах хвои ударил в ноздри, перебивая фантом крови.       — Тигры так-то редкие животные. Если мы его правда ранили, штраф будет гигантский. Папин канал могут закрыть.       Мо Жань чуть с дерева не грохнулся. Если бы не зацепился пальцами за дупло, лежал бы сейчас в сугробе с шишкой во рту. Вот она — цена журналистской свободы. Они были свободны снимать и придумывать какие угодно сюжеты. И могли стать причиной увольнения сотни ни в чем не повинных сотрудников.       — Ты раньше вспомнить не мог? — заорал Мо Жань.       — Я думал, раз понарошку, то не считается, — разозлился Сюэ Мэн.       — Я говорил об этом по пути сюда, но вы ругались и не слышали, — спокойно сказал Ши Мэй.       — Да ладно, — пожала плечами Сун Цютун. — Отставить тигра. Снимем вот про этот куст, например. Он жутко выглядит, и ягоды точно ядовитые.       — Это боярышник, — вздохнул Ши Мэй.       — Очень зловеще звучит.       — Вы сдурели? — спросил Мо Жань; слезать обратно вообще не хотелось, будь его воля, остался бы на дереве жить. — Тигр уже ранен. Вот кровища, вот следы.       — Труп видишь? — спросила Сун Цютун. — Нет? Ну и хрен с ним. Снимаем боярышник.       Мо Жань так и продолжил бы орать сверху, если бы его что-то не ужалило за палец через перчатку.       — Ай! — вскрикнул он. — Твою мать! Кто это кусачий такой? У вас тут змеи водятся… А нет, отбой тревоги, это белка.       Белка долго терпела руку Мо Жаня в своем дупле, но беспрестанный ор привел к тому, что у несчастной сдали нервы. Жалкому человечишке пришлось спасаться бегством с чужого дерева.       — Вот крыса древесная! — Мо Жань показал зверьку покусанный средний палец, когда спустился на землю и оказался на безопасном расстоянии от зубастого беличьего рта.       — Тебя белка укусила? — нахмурился Наньгун Сы.       — Да так, — Мо Жань стянул перчатку и показал, как из свежей раны сочатся капли алой крови. — Ерунда.       И засунул палец в рот, искренне надеясь, что белки чистят зубы и он не заразится сейчас какой-нибудь дрянью. Но Наньгун Сы не считал, что отсоса крови будет достаточно:       — Все, прогулка окончена, мы возвращаемся. Ты мог заразиться бешенством, Мо Жань. Да убери ты камеру, идиот! Это не сюжет для вашей дурацкой передачи, его срочно нужно колоть.       Похоже, лес и правда был проклятый. Все тут шло не по плану и наперекосяк. Тигра ранить не хотели — ранили, ведущего покусала бешеная белка. Но когда они добрались до врача с вожделенной вакциной, Мо Жань обнаружил, что дела могут стать еще хуже. Он думал, в стремном домике на краю деревни его будет ждать неприятный тип, который сбежал сюда от карантинов. Но там оказался человек, по которому он смертельно скучал уже много лет, и перед которым уж точно не хотелось оказаться жалкой псиной, которую крыса покусала.       — Я же просил не отвлекать, — сказал Чу Ваньнин вместо приветствия, когда они все ввалились к нему. — Что случилось?       — Его покусали, — торжественно объявил Наньгун Сы.       Собака стрелой побежала к хозяину хижины и ткнулась носом ему в колено. Чу Ваньнин погладил ее пальцем между бровей и обратился к Мо Жаню:       — Сильно покусали? Показывай, где?       Они не виделись два года, а он даже не поздоровался, не сказал, что рад видеть. Мо Жань и так чувствовал себя униженным, да еще сердце заныло от старой тоски. Осмотрев крошечную покрасневшую рану, Чу Ваньнин ничего не сказал и сразу полез в холодильник за ампулой.       — Чу-лаоши, — восторженно завопил Сюэ Мэн. — Это правда вы? Папа сказал, вы уехали куда-то здоровье поправлять. Вот не ожидал вас здесь увидеть! Так здорово снова с вами встретиться!