Год тигра

      Терпеть им оставалось недолго, потому что на следующий день все у всех пошло не по плану. Во-первых, пошел Ши Мэй. И не как прежде — слабенький и чахленький. Ши Мэй с самого утра зашел на кухню как ревизор, только вместо пыли и грязных тарелок его зоркий глаз высматривал оборотней. Наконец он оклемался и снова был в игре — на чужом поле, но явно с козырями в рукаве, штанинах и трусах.       Единственный открытый оборотень в этом доме Е Ванси тем временем бодро чавкала мидиями и сплевывала в блюдце хрустящий на зубах песок. Этого добра мидии еще при жизни наглотались. Остальные сидели за тем же столом в окружении пустых раковин и страдали от обжорства. Даже Сун Цютун соблазнилась моллюсками и теперь лежала переваривала.       — Хочешь? — Ванси пододвинула к Ши Мэю ведро с мидиями. — А-Сы сегодня с утра набрал.       С подозрением взглянув на выведенную из строя Сун Цютун, Ши Мэй сел за стол и взял первую мидию. Явно ожидал подвоха.       «Ешь ты уже», — подумал Чу Ваньнин с тоской.       Уже битый час он отпихивал от себя руки Мо Жаня под столом и никуда не мог уйти, потому что тогда дело приняло бы совсем крутой оборот. В прошлый раз их поцелуи опять зашли слишком далеко, и все деревья в ближайшей роще заплодоносили. На каждой кленовой ветке вылезло по десятку наливных полупрозрачных яблок — таких, что косточки на просвет видны. Ветки под их тяжестью свесились до самой земли, а Мо Жань, только оклемавшись от бурной кульминации, тут же потащил эти яблоки в рот. Благо висели они почти у самого рта. Ему и так немного нужно было, чтобы возбудиться, а с этими яблоками он до сих пор так и не успокоился. Даже Сюэ Мэн заметил и сделал ему замечание: да, конечно, Чу-лаоши замечательный человек, но это не повод так сверлить его взглядом и щупать каждые пять минут.       Чу-лаоши тем временем был на пределе. То ли он через жаркие поцелуи Мо Жаня напился проклятого яблочного сока, то ли и вправду уже стало невмоготу, когда поиски ингредиента увенчались успехом. Он не был уверен на все сто процентов. Чтобы узнать наверняка, требовались серьезные практические испытания. А для испытаний нужно было дождаться полнолуния.       Чу Ваньнин наблюдал, как Ши Мэй хрустит мидиями, и думал, как же они умудрились целых два года не замечать того, что лежало прямо под носом? Все это время Е Ванси тоннами жрала мидий. А в подвале сыхэюаня лежали горы ингредиента, который они производили. Он это понял лишь в то утро, когда засыпал в объятиях Мо Жаня после бурной ночи. Крыша тогда улетела, они сбежали от ливня и побросали вещи на полу. В полудреме Чу Ваньнин заметил, как в лучах утреннего солнца что-то блеснуло на подошве брошенного рядом ботинка.       Когда он высунул руку из-под одеяла и потянулся, чтобы снять с подошвы блестящую песчинку, Мо Жань во сне еще сильнее прижался горячей грудью к его спине. Песчинка оказалась совсем крошечной, размером с клубничное зернышко, и в тусклом утреннем свете мягко переливалась всеми цветами радуги.       Позже Чу Ваньнин обошел все места, в которых побывал за ночь, и в подвале под слоем желтого песка обнаружил грандиозные залежи мелкого речного жемчуга. Он очень мелкий, его сложно добыть и невозможно продать — он меньше бисера и не сгодится ни на какие ювелирные украшения. Обычный человек ни за что не стал бы добывать жемчуг в таких количествах и прятать его в подвале параллельного мира, который можно открыть лишь кровью оборотня.       — Жемчужина? — удивился Ши Мэй, приглядевшись к песку в своем блюдце.       — Я уже спрашивала, — прокряхтела Сун Цютун. — Большого жемчуга тут не бывает, только этот песок проклятый. Ставлю сотку, все потому, что собака сжирает мидий раньше, чем они успевают сделать нормальную жемчужину.       — За языком следи, — буркнул Наньгун Сы.       Он уничтожал мидий как мог, но те оказались сильнее. Во всех блюдцах с песком сейчас лежало в сумме десять жемчужинок. Чтобы накопить гору жемчуга, как в подвале, им пришлось бы есть по килограмму мидий на завтрак, обед и ужин в течение тысячи лет. И это если мидии в местном заливе не кончатся.       Чу Ваньнину в глазах Ши Мэя почудился проблеск мысли, а за ней — тень сомнения.       — Вы их варили в морской воде? — спросил он. — Значит, тут есть море?       — Ага, — ответил Наньгун Сы. — До него где-то час пешком. Но дорога непростая.       — Покажешь, где это?       Судя по всему, Ши Мэй осмелел достаточно, чтобы возобновить свою игру. Чу Ваньнин относился к его поползновениям с осторожностью, но уповал на опыт. Ши Мэй играет, но они с Е Ванси выживают. Чтобы выжить, они забрались так далеко и изучили здешние места вдоль и поперек. Какие бы козыри Ши Мэй ни припас в рукаве, у них тут охота, а не карточная игра. Пусть развлекается.       Когда все истребители мидий оправились от завтрака и смогли снова стоять на ногах, пришло время отправляться на грандиозную прогулку к морскому берегу. По правде сказать, мидии жили в большом пресноватом заливе, который соединялся с морем мелким и коротким протоком. Вода в нем была ледяная, а камни на дне скользкие от водорослей.       — Трудно собирать урожай? — Сун Цютун игриво заправила прядку за ухо и взглянула на Наньгун Сы из-под густых ресниц. — Наверно, даже опасно для жизни.       — Да нет. Вода холодная, но освежает, — Наньгун Сы был абсолютно непробиваем. — Особенно после пустыни.       С ним прокатывали лишь заигрывания Е Ванси: на него нужно было забраться и обслюнявить ему лицо, чтобы до него наконец дошло, что это любовь. А прядки какие-то за ухо — хоть обзаправляйтесь.       — После пустыни? — Сюэ Мэн оживился и потянулся за камерой.       — Видишь просвет между деревьями? — Чу Ваньнин показал вперед, где между алыми кронами белело небо. — Там огромная пустыня.       — Очень жарко?       — Зависит от настроения. Но тут осень, осенью обычно терпимо.       Он внимательно посмотрел на Ши Мэя, который явно был напряжен и сосредоточен на чем-то. То ли боялся, что его заведут в лес и растерзают, то ли сам готовился их всех порешить.       — Чу-лаоши, — вдруг зашептал ему Сюэ Мэн. — Вы думаете, это нормально? Все эти оборотни? Миры, в которых от расстройства их владельца земля на дыбы встает? Почему вы вообще на их стороне? Вы же всегда учили меня мыслить рационально. Я не понимаю.       Не хотелось расстраивать бывшего ученика прямо сейчас, поэтому Чу Ваньнин отложил это страдание на потом:       — Я объясню, когда вернемся в наш мир.       — Вам никто не угрожал? Тигр не брал никого в заложники? А Мо Жань? — Сюэ Мэн оглянулся на брата. — Он странно себя ведет, будто у него кто-то появился. Я такое уже видел.       — И часто видел? — спросил Чу Ваньнин и почуял, как из глубин жалкого сердца поднимается кислая ревность.       У него в жизни был лишь Мо Жань, а у Мо Жаня до него наверняка были целые толпы разных там Жун Цзю. И после, когда он очухается, будут толпы.       — Сразу после школы он будто взбесился, — закатил глаза Сюэ Мэн. — И как-то еще с катушек слетел и полгода свою толстовку нюхал. Псих чокнутый. Папа сказал, это любовь. А я считаю, это психоз. И магия. Кстати о магии. Вы видели яблоки на кленах?       Сначала от слов Сюэ Мэна все внутри загорелось жарким огнем: все как говорил Мо Жань, когда пытался убедить, что давно влюблен. Но от вопроса о яблоках Чу Ваньнин вдруг растерялся и споткнулся о прыгнувший под ноги корень дерева.       — Я попробовал одно, — продолжал Сюэ Мэн. — На вкус офигенно. Но потом я был как в тумане, а когда очнулся, обнаружил, что сижу голый в горячем источнике. Так захотелось тогда раздеться — сил никаких не было.       — Держи меня в курсе, — мрачно прокомментировал Чу Ваньнин.       Он-то уж испугался, что Сюэ Мэн побежал насиловать людей, а оказалось, что тому и себя было достаточно. Все-таки оба его ученика были незаурядными личностями в сексуальном плане.       К тому времени их отряд подошел к самому краю леса. Пустыня перед ними раскинулась огромная, и если бы Чу Ваньнин не знал, что за ближайшим золотистым барханом скрывается сочная рощица, ни за что бы не сунулся идти дальше. Пойди они отсюда не прямо, а на запад, пропали бы в песках. Там пустыне не было ни конца ни края.       Солнце уже стояло в зените и нещадно пекло, и хотя до моря оставалось всего ничего, силы путников были уже на исходе. Ши Мэй с огромным трудом последним взобрался на бархан, колени его дрожали от усталости. И хотя в пустыне было по-зимнему прохладно, по лицу его градом стекал пот. И руки тряслись, подметил Чу Ваньнин. Еще не хватало, чтобы этот молодец окочурился тут от солнечного удара. Но прежде, чем он успел придумать, как транспортировать отсюда Ши Мэя, солнце стрелой скатилось с неба за горизонт и пропало. На темно-синем полотне над их головами высыпали звезды и выкатилась жирная растущая луна, которой до полноты оставался лишь один оборот. Чу Ваньнин физически почувствовал приближение полнолуния — зубы с ногтями зачесались, и копчик заныл так, будто оттуда грозил прорезаться пушистый хвост.       После яркого солнца глаза не сразу привыкли к темноте, но луна ясно освещала все вокруг. Серые гладкие барханы с вереницей человеческих следов, одинокие черные кустики колючек — и лица окружающих Чу Ваньнина людей. Все, кроме Сюэ Мэна и Сун Цютун, уставились на него. Но он этого не делал. Не поворачивал Землю вокруг оси, чтобы наступила ночь.       — Ты с ума сошла? — Сюэ Мэн накинулся на Е Ванси. — Зачем эти фокусы опять? Ты чокнутая собака!       — Это не… — Ванси прикусила язык и метнула на Чу Ваньнина взгляд, полный обиды. — Я не знаю, что на меня нашло. Наверно, перегрелась.       — По-моему, отличная идея, — хохотнул Мо Жань. — А то от солнца правда голова болит. Вам самим не хотелось свет выключить?       — Видишь, Сюэ Мэн, — серьезно сказал Ши Мэй. — Мо Жань правда околдован. Он не понимает, что это ненормально. И не понимает, что если солнце встанет и зайдет еще раз, все оборотни здесь потеряют человеческий облик и явят миру свою жестокую и кровожадную суть.       Сердце в груди Чу Ваньнина заколотилось с бешеной силой, а зрачок полностью затопил радужку. «Так вот в чем дело! — мысленно ахнул он. — Ши Мэй как-то заполучил власть над миром. Конечно, он же истекал кровью, значит, напоил ею ворота! Быть может, он даже сам себя порезал…»       Говорил Ши Мэй четко и связно, но руки его по-прежнему тряслись от напряжения, а пот заливал глаза и блестел на щеках.       Самое серьезное, что Чу Ваньнин когда-либо делал в этом мире — с голодухи заставлял землю принести урожай пшеницы. Они с Наньгун Сы вскопали целину, засеяли зерно в борозды рыхлой и жирной земли. Потом Чу Ваньнин пролил дождь, и прямо на его глазах сочные зеленые побеги стрелами пробили землю и устремились к солнцу. К полудню пшеница зацвела, развесив пушистые пыльные тычинки, а на следующий день они втроем собрали урожай. Но Ши Мэй, заполучив власть над миром, силой мысли заставил Землю совершить здесь половину оборота вокруг своей оси. Чу Ваньнин рта не успел открыть, как Земля сделала еще пол-оборота, и солнце снова стрелой взошло в зенит, и пустыня вокруг снова вспыхнула золотым сиянием.       — Всех людей здесь сожрут? — переполошилась Сун Цютун. — Ты, псина, прекращай.       Е Ванси к тому времени уже была не в том состоянии, чтобы собачиться.       — Два превращения за месяц — это уже слишком, — она тяжело дыша осела на землю. — Я знаю, ты бы со мной так не поступил. Это все проклятый змееныш.       К счастью, Наньгун Сы не впервые наблюдал ее превращение, поэтому паниковать не стал, но был зол, как собака.       — Так и знал, что ты сам себе кровь пустил, пока вы через ворота пробирались, — зашипел он на Ши Мэя. — Думаешь, самый хитрый? Думаешь, вывел нас из строя и все прибрал к рукам? Идиот.       Чу Ваньнин поймал на себе тревожный взгляд Мо Жаня и понял, что тот не готов к превращению и не знает, куда деть себя и что делать. Он и сам не очень соображал.       — Если кто здесь и околдован, так это ты, Ши Мэй, — вдруг заявил Мо Жань и выступил вперед, закрывая собой Чу Ваньнина и Е Ванси. — Совсем сбрендил от жадности.       — Они не люди, Мо Жань, — ответил Ши Мэй тоном, каким обычно говорят с неразумными детьми. — Просто звери, которые только и ждут подходящего момента, чтобы прикончить тебя.       Тут у Мо Жаня глаза налились кровью, и он сам стал похож на оборотня на грани превращения.       — Ты чуть не убил его моими руками, — процедил он. — Если бы я не притворился, что не могу натянуть тетиву, то убил бы человека, которого еще со школы боготворю. Это ты чудовище, Ши Мэй.       — Я могу понять твое замешательство, — закивал змей в человечьей шкуре. — Ваш Чу-лаоши весьма искусен, когда дело касается притворства. Не каждой кошке дано работать в больнице и лечить людей. И не каждому похотливому коту дано трахаться со своими бывшими учениками.       Тем временем Сюэ Мэн внимательно их слушал и переводил взгляд с одного на другого, с другого на третьего и обратно. Что-то до него стало доходить, и вместе с осознанием пришел ужас.       — Ты это на что намекаешь? — накинулся он на Ши Мэя. — Плевать, оборотень Чу-лаоши или нет. Но ты намекаешь, что… Ты в своем уме? Да я бы никогда! И Мо Жань, конечно, та еще кобелина…       Он в растерянности уставился на Чу Ваньнина, пытаясь найти подтверждение своим словам. И чем дольше он искал, тем мрачнее становился, а в конце концов растерянность вовсе ушла с его лица, уступив место отвращению.       — Вот видишь? — торжествующе улыбнулся Ши Мэй. — Твой драгоценный лаоши не так уж невине…       — Мо Жань, я тебя прикончу, — зарычал Сюэ Мэн и кинулся на брата боевым петухом.       Они бы и правда серьезно подрались, если бы Чу Ваньнин не вмешался. Отвесив каждому по подзатыльнику, он схватил обоих учеников за воротники и хорошенько встряхнул:       — Если хоть кто-нибудь из вас еще раз попытается затеять драку, — процедил он и гневно сощурился — так, что даже фразу продолжать не пришлось. — Еще не хватало свары устраивать в такое время. Никакой грызни внутри отряда. Если ты, конечно, на нашей стороне, Сюэ Мэн.       — На вашей, — сглотнул Сюэ Мэн, но все равно зыркнул на Мо Жаня с нескрываемой ненавистью.       — Тогда будь готов.       — К чему?       Объяснять ничего не пришлось, потому что с Ши Мэя снова покатил град, и солнце медленно покатилось к горизонту. Похоже, силы злодея иссякли, и это был последний поворот Земли на сегодня. Серебристое блюдо луны снова выползло на темное небо — она ползла медленно, а ее лучи с грозным шипением лились на серый песок, на людей и застывших оборотней.       — Самому не страшно? — спросил Чу Ваньнин у Ши Мэя.       Язык во рту ворочался еле-еле, и зубы стали мешаться. Все тело охватил зуд, потому что начала расти шерсть.       — Чего мне бояться? — Ши Мэй совсем ослаб и осел на песок. — Я всегда был человеком. И мой отец, и его отец. Никто никогда не превращался, потому что все вовремя пили препараты.       Мо Жань, который до сих пор был поглощен наблюдениями за Чу Ваньнином, метнул на бывшего друга злобный взгляд, но так и застыл на месте. Что-то в Ши Мэе тоже было не так. У него на щеках что-то блестело — но не ярко, как пот, а тускло, прямо как… змеиная чешуя.       — Ты себя в зеркало видел? — спросил он у Ши Мэя. — Болтает, а сам весь в чешуе сидит, умник. Ты хоть какая змея? Уж или питон? Ну чтобы нам понимать масштабы бедствия.       — Он кобра, — ответил за него Чу Ваньнин, говорил он странно, будто с набитым ртом. — Это самый большой скрытый клан из Чжэцзяна. Когда-то их держали при себе лекари ради яда. Однажды кобре удалось соблазнить лекаря. Тот из любви к ней изобрел снадобье, которое позволяло кобрам всю жизнь сохранять человеческий облик. Цзян Си сказал, рецепт этого снадобья утерян.       Пока он говорил, Ши Мэй в панике принялся вертеться и ощупывать себя. Сначала кончиками пальцев прикоснулся к щеке, потом потер шею, принялся судорожно стягивать с себя одежду. Под ней тоже обнаружилась чешуя, которая складывалась на спине в характерный для кобры узор.       — Как ш-ше так? — с трудом выговорил Ши Мэй — его язык уже раздвоился и норовил обернуться вокруг подбородка. — Я ш-ше выпил лекарс-ство!       — Выходит, тут твои лекарства не работают, — Е Ванси лающе рассмеялась. — Ты попал, змееныш! Сам себе нагадил!       Обернувшись к ней, Мо Жань заметил, что превращение Ванси продвинулось значительно дальше, чем у остальных. Ее лицо уже вытянулось, все тело покрылось густой шерстью, а уши съехали на макушку. Зрелище было поистине жуткое, но Наньгун Сы совершенно невозмутимо держал ее за руку — или за лапу? — и успокаивающе бубнил, что все скоро закончится, нужно только чуть-чуть потерпеть, а потом они вместе пойдут к заводи, наловят там мидий и сварят прямо в морской водичке. Чем дальше заходило превращение, тем больше эти двое замыкались друг на друге и тем меньше обращали внимание на то, что происходило вокруг.       А вокруг происходил сумасшедший дом. Ши Мэй, похоже, не удосужился толком предупредить своих союзников, и Сун Цютун теперь в панике бегала туда-сюда, черпая туфлями песок, а Сюэ Мэн с выражением подбитого в полете орла наблюдал, как у Чу Ваньнина на верхней губе один за другим вылезают длинные белые усищи.       — Ты же говорил, что с тобой все будет в порядке! — вопила Сун Цютун Ши Мэю, который уже принялся извиваться на земле. — Обещал, что все под контролем!       — Этот чокнутый что, реально пустил себе кровь, чтобы получить контроль над этим миром? — спросил у нее Мо Жань.       — Ну да! — взвизгнула Сун Цютун. — Когда мы были в Пекине, он мне сказал, что какую-то траву можно продавать за бешеные деньги. Я спрашиваю: «Это что, наркота?» А он: «Ты что, это традиционная медицина!» У него сестра работала в больнице и знала толк в лекарствах. Они с ней вытрясли из какого-то старикана координаты, вот мы сюда и поперлись.       — Тебя никто не сас-с-ставлял! — возмутился Ши Мэй. — Ты с-сама с-скас-сала, что за дес-сять прос-с-сентов готова на вс-с-се!       — За двадцать! И вообще, мы так не договаривались, — девушка перебежала от Ши Мэя на сторону Мо Жаня и остальных. — Представляешь, Мо Жань, когда мы сюда приехали и ты выстрелил из лука, этот змеиный гад сказал, что тут могут быть оборотни. Но он придумал, как от них избавиться, так что опасаться нечего. Потом он сказал, что оборотень соблазнил тебя, что собака вовсе не собака, что надо скорее идти в лес…       — Это ж звучит супер подозрительно. На кой черт ты поперлась? — фыркнул Мо Жань, пытаясь унять дрожь в руках.       — Конеш-ш-шно ради денег, — зашипел Ши Мэй.       — Я не верила ни в каких оборотней! Я думала, сочиняет сказки, и ладно. Когда он признался, что порезал себя, чтобы управлять миром, я подумала, у него совсем крыша протекла, — пожала плечами Сун Цютун.       — А тебя не смутило, что там зима, а тут осень? — спросил Мо Жань.       — Я подумала, декорации или голография. Что тут гигантский павильон для съемок и нам заплатят денег за игру в шоу. Во что легче поверить? В то, что крыши по небу летают? Или в то, что у нее там моторчики или она вообще к небу за веревки привязана? Мы же всю дорогу этим и занимались, пока снимали передачу. Делали вид, что все по-настоящему.       К тому времени у Ши Мэя вытянулась морда, укоротились руки и ноги, и он стал походить на чрезвычайно уродливый плод любви человека и ящерицы. Мо Жань скривился от отвращения и повернулся к Чу Ваньнину — тот весь взмок от напряжения, но по-прежнему сохранял человеческий облик. Лишь глаза пожелтели, а из бровей и на верхней губе проклюнулись длинные белые вибриссы.       — Ты хорошо держишься, — сказал Мо Жань в попытке успокоить и его, и себя.       — Не надейся. Я все равно превращусь, — медленно проговорил Чу Ваньнин, будто ему нужно было каждое слово по отдельности вспоминать.       — Я помогу, — смело заявил юноша, хотя был без понятия, чем тут можно помочь. — Расслабься и получай удовольствие.       — Удовольствие?       Чу Ваньнин скривился и поднес к лицу ладонь — она уже покрылась короткой шерстью, а на кончиках пальцев вместо ногтей красовались кошачьи когти. Вздохнув, он повернулся к Мо Жаню, уставился на него золотыми глазами и медленно попросил:       — Раз-день ме-ня.       Сюэ Мэн аж слюной поперхнулся и так выпучил глаза, что они грозили вывалиться из орбит.       — Что, прямо здесь? — уточнил Мо Жань, но послушно потянулся исполнять просьбу.       — Не хо-чу по-рвать о-деж-ду. У ме-ня ког-ти, — пояснил Чу Ваньнин. — А ты за-крой гла-за.       Мо Жань уже принялся спешно расстегивать его рубашку, но тут замер на полпути, услышав еще раз:       — Не смо-три на ме-ня.       Только слепой мог сказать, что процесс превращения из человека в зверя выглядит привлекательно. Даже если человек писаный красавец, а зверь — элегантное существо с шикарным мехом, переходные стадии все равно смотрятся весьма жутко. Руки Чу Ваньнина покрылись серой и белой шерстью, кончик носа порозовел, из-под верхней губы стали выступать клыки. Все его лицо исказилось и стало удлиняться, из ушей полезла шерсть. Вид у него был чрезвычайно несчастный. И если ему было все равно, каким его увидят другие, перед Мо Жанем он превращаться не желал.       Хотелось возмутиться и вопить о том, что он будет любить Чу Ваньнина любым: с хвостом и без хвоста и даже с настоящими когтями. Только при условии, что эти когти будут далеко от его спины. Ну ладно, пусть шкрябает, но сначала надо нацепить на когти силиконовые насадки. Цветные, как у домашних котов. Как Мо Жань представил, что скажет все это, так и приуныл. За такие предложения Чу Ваньнин откусит ему голову, когда превратится до конца. Поэтому Мо Жань принял мудрое решение:       — Я закрою глаза, если ты обещаешь в следующий раз показать мне, как превращаешься.       Чу Ваньнин упрямо мотнул головой.       — Обещай, иначе буду смотреть сейчас, — предупредил Мо Жань и расстегнул еще одну пуговицу.       — Потрахайтесь тут еще, — вмешалась Сун Цютун. — Там змеюка, между прочим, уже готова.       В пяти метрах от них валялась груда тряпок, неподалеку от нее лежали пустые ботинки и панамка от солнца. Из ворота рубашки торчал кривой сучок толщиной с руку — это и был славный я-не-оборотень Ши Мэй. Время от времени сучок начинал дергаться, но тяжелая одежда пленила его, а без рук и ног передвигаться его никто не учил. Ши Мэй бестолково высовывал язык и время от времени тоскливо шипел.       Е Ванси тем временем тоже превратилась до конца, но чувствовала себя гораздо уверенней. Она лежала рядом с Наньгун Сы, лениво виляла хвостом и время от времени подрывала мордой его руку, требуя себя погладить и успокоить. Глядя на них, Мо Жань понял, что им повезло гораздо больше, чем Ши Мэю.       — Быстрее, — Чу Ваньнин недовольно клацнул зубами. — Сколь-ко тер-петь?       — Значит, я смотрю сейчас?       — Смо-три, — оборотень зло сверкнул желтыми глазищами и угрожающе ощерился.       Мо Жань не стал его дальше злить и старался не слишком пялиться на тело в процессе трансформации. Но когда он раздел Чу Ваньнина по пояс, обнаружил, что остальные абсолютно беззастенчиво пялятся на противоестественно шерстяную грудь. И хотя технически мужчина перед ним был не совсем голый, из ревности хотелось его замотать в тряпки по шею, а всем вокруг глаза выцарапать, чтоб не смотрели. Вместо этого Мо Жань стянул с себя рубашку и набросил ее на плечи Чу Ваньнину.       — Я могу и голый ходить, — объяснил он.       К ним подлетел чрезвычайно нервный Сюэ Мэн и тоже протянул своему лаоши свою рубашку:       — П-прикройтесь, а то эта псина на вас глазеет.       Кажется, эта благотворительность лишь сильнее разозлила Чу Ваньнина, от ярости он потерял контроль, и у него пятки выскочили из ботинок. Теперь он еле стоял на подушечках, будто настоящая кошка, и равновесие не терял только потому, что вцепился когтями в плечо Мо Жаня. Еще чуть-чуть, и его штанам придет конец — как и здравому рассудку Сюэ Мэна. У второго ученика Чу-лаоши не было времени морально подготовиться к столь шокирующему зрелищу, и все эти шерсть, усы, когти и лапы совсем расшатали его психику.       — Эт-то что? — тонко вздохнул Сюэ Мэн, указывая на штанину Чу Ваньнина, в которой на уровне колена билось что-то живое и чрезвычайно недовольное.       Мо Жаню тоже стало любопытно, он смело потрогал оборотня за ногу — и обнаружил в штанине что-то, напоминающее… нет, конечно, это же кошачий хвост!       — Мэнмэн, это всего лишь хвост! — радостно объявил Мо Жань.       — Всего лишь… хвост, — кивнул Сюэ Мэн, глаза его закатились, и он рухнул на песочек — отдохнуть от сильных впечатлений.       Лицо Чу Ваньнина утратило практически всю человеческую мимику, но все равно выражало смертельную тоску и отчаяние.       — Ничего, — успокоил его Мо Жань, стаскивая с шерстяных ног походные штаны. — Не думаю, что Мэнмэн от страха грохнулся. Может, его скорпион укусил?       Чу Ваньнин дернулся и еще сильнее впился когтями в плечо Мо Жаня — или это просто когти у него выросли.       — Тише, тише, — юноша бережно отцепил лапу от своего плеча. — Все хорошо, — он чмокнул шерстяные пальцы. — Я рядом и никуда не собираюсь падать.       На самом деле ему было очень страшно. Мо Жань не представлял, насколько сильную боль причиняет превращение в оборотня, и вид заросшего шерстью получеловеческого тела не вызывал у него радостных мыслей. Это было что-то болезненное, нездоровое и жуткое, однако внутри страшной оболочки прятался совершенно одинокий в своем страдании Чу Ваньнин. А раньше он наверняка превращался только в одиночестве, и некому было поддержать и пожалеть его. Мо Жань знал, что ничем не может облегчить его страдания, и от этого ему становилось еще страшнее. Больше всего он боялся, что Чу Ваньнин заметит, как пугает Мо Жаня его внешний вид. Боялся, что Чу Ваньнин сможет прочесть его мысли.       Приласкав длинный полосатый хвост, Мо Жань подумал, что парное превращение для оборотня может быть важнее любой другой физической и ментальной близости. Это важнее, чем секс, важнее любых разговоров словами. Если он сейчас облажается, второго шанса ему могут не дать. Мо Жань поднял голову и заглянул Чу Ваньнину в сияющие золотом глаза — раскосые, но уже по-кошачьи. Ему хотелось сказать что-нибудь, но ничего подходящего на ум не приходило. Как поддержать человека, когда он превращается в животное? В интернете нет таких туториалов.       Он смотрел слишком долго, перебирая в голове слова, но все казались дурацкими. Приободрить не выйдет — Чу Ваньнин в полном миноре и не желает из него выходить. Признаваться в любви тупо. Переводить тему и притворяться, будто ничего не происходит, еще тупее… Мо Жань плюнул, решил, что думать — это не про него, и сказал:       — Тебе удобно стоять? Может, лучше ляжешь?       Не дожидаясь ответа, он потянул Чу Ваньнина на себя и заставил его улечься рядом на теплый песок. Его оборотню было плохо, потому что из стройного мужчины он превращался в трехсоткилограммового хищника. Чу Ваньнина ломало хуже, чем при гриппе, он корчился от мук, хватался когтистыми лапами за Мо Жаня, выл. Во время кратких перерывов он отдыхал, устроив тяжелую голову на коленях Мо Жаня, и тревожно мурчал. Но не потому, что ему нравилось так лежать. Просто он был кошкой, а кошки часто успокаивают себя мурчанием, когда им плохо.       Мо Жаню казалось, что с восхода луны прошла целая вечность. Что Чу Ваньнин бесконечно превращался, мучился и лежал рядом гигантским, но несчастным пушистым клубком. Все вокруг уже очухались, а он никак не мог прийти в себя, даже когда уже принял свою окончательную тигриную форму. Мо Жань гладил его огромные лапы, считал полоски на лбу, грел холодные уши ладонями. И молился, чтобы к Чу Ваньнину вернулся рассудок.       Неожиданный страх охватил его. Превращение — это огромный стресс. Наверное, это опасно для людей со слабым сердцем или для пожилых? Если Чу Ваньнин не будет пить свое лекарство, у него есть риск не дожить до старости. А он и так старше! Сколько же лет Мо Жаню придется тогда жить без него?       — Не пугайся, он всегда так долго, — к нему подошел Наньгун Сы.       Похоже, он заметил, как дрожат руки Мо Жаня. Вокруг них нарезала круги совершенно счастливая собака Е Ванси. Ее в этой жизни устраивало абсолютно все.       — Насколько это сокращает жизнь? — глухо спросил Мо Жань.       Наньгун Сы пожал плечами:       — Я спрашивал, Ванси сказала, что одно превращение можно компенсировать килограммом мидий.       — Ах ты попрошайка, — Мо Жань покачал головой, глядя на Е Ванси, и та в шутку сделала вид, что хочет укусить его за ногу.       Чу Ваньнин тем временем стал приходить в себя: дернул пушистыми ушами и поднял голову с затекших колен Мо Жаня. Улегся по-кошачьи, вытянув лапы вперед и обернув вокруг себя хвост. Глаза его смотрели поначалу рассеянно, но вскоре в них расцвел рассудок — не животный, а вполне человечий.       — Ну что, — сказал Мо Жань, как ни в чем не бывало. — К заводи идем?       Тигр задумчиво наклонил голову и покосился на полудохлого Ши Мэя, который до сих пор не отошел от внезапного превращения. Ему удалось выкарабкаться из одежды на теплый песок, но он так и остался бессмысленным сучком. Время от времени змей дергался, шипел и пытался раскрыть свой воротник кобры, и выглядел при этом скорее жалко, чем устрашающе. Даже Сун Цютун осмелела и подобралась к нему поближе.       — Ши Мэй, — шепнула она. — Может, хватит? Ну их, эти деньги. Ты посмотри, до чего докатился.       Ши Мэй тоскливо высунул тонкий раздвоенный язык. Судя по тому, что он никак не мог справиться со своим безногим и безруким телом, Ши Мэй был напрочь лишен змеиных инстинктов и наверняка смог сохранить в плоской змеиной башке человечий разум. Сейчас он не мог ответить Сун Цютун, не мог нормально двигаться и наверняка чувствовал себя как полностью парализованный больной в мясной ловушке собственного безвольного тела. Можно сколько угодно орать про себя и молить о помощи, но тело будет лишь дергаться и высовывать позорный язык.       Все смотрели на несостоявшегося злодея, который вложил в этот грандиозный поход уйму времени и сил, но слишком загордился и не учел в плане самое главное — самого себя. Пытаясь доказать себе и всем вокруг, что он лучше, Ши Мэй угодил в свою собственную ловушку.       Сколько Мо Жань ни старался, никак не выходило пожалеть Ши Мэя. Раньше он злился на него, а теперь просто хотел, чтобы проклятый змей исчез и больше никогда не попадался на глаза. Может, в наказание бросить его здесь в пустыне? Через несколько часов взойдет солнце и высушит этого мерзкого червя, подует ветер — и его труп занесет песком…       Погрузившись в мрачные мысли, Мо Жань и сам не заметил, как ненависть исказила его лицо, и очнулся, лишь когда Чу Ваньнин потерся о его плечо своей гигантской усатой мордой. Наверно, он бы не согласился с кровожадными мыслями Мо Жаня.       — Куда идем? — Наньгун Сы обратился не к людям, а к огромному тигру. — Думаете, лучше обратно? Согласен, к берегу мы еще успеем сходить.       — Вы еще думаете? — возмутилась Сун Цютун. — Сюэ Мэн лежит, Ши Мэй тоже, я скоро тоже лягу тут и не встану. И кто у нас останется? Кот, пес и два придурка? Какой берег? Надо срочно домой в деревню, в Пекин, валим отсюда!       С каждым словом ее голос становился все выше, и под конец она вообще пищала, как комар. Даже до Мо Жаня дошло, что приключился форс-мажор в виде дурака Ши Мэя с его выкрутасами и надо срочно вернуться хотя бы в сыхэюань.       Первым делом они растормошили Сюэ Мэна — оказалось, он давно пришел в себя, просто лежал и боялся открыть глаза. Но увидев огромного тигра с янтарными глазами, он не дал деру, только захлопал ресницами и пролепетал:       — Вылитый Чу-лаоши! И чего я боялся?       Мо Жань сначала удивился такой сознательности. Но потом заметил, что каждый раз, когда Чу Ваньнин смотрел в сторону Сюэ Мэна, того начинала бить крупная дрожь. Нелегко привыкнуть к мысли, что твой учитель — кот весом в три центнера.       Сун Цютун худо-бедно наладила связь с Ши Мэем. Когда она просила его пошевелить правой ногой, он дергал хвостом влево, просила поднять левую руку — Ши Мэй начинал извиваться, как бешеный червяк. Когда его просили моргнуть, он быстро высовывал раздвоенный язык. Таким образом, Ши Мэй теперь мог отвечать на простые вопросы «да» или «нет» и даже проголосовал за то, чтобы вернуться в сыхэюань и отлежаться там после приключений. И пообещал не кусаться, пока его несут на руках.       Нести Ши Мэя не желал никто. Потому что после веселых ночных приключений он ожидаемо никому не нравился. Наньгун Сы ему прямо сказал:       — При всем уважении, я в жизни не видел такой гниды, как ты.       Ши Мэй в ответ завертелся червяком.       Жребий нести червяка выпал Сюэ Мэну. Тот под серебристым лунным светом и так был бледнее моли, а тут и вовсе посинел и в очередной раз присел на песочек отдохнуть:       — А вдруг он меня тяпнет?       Ши Мэй дернул хвостом, что на его языке значило «нет». Но веры проклятому змию не было, поэтому Наньгун Сы предложил:       — А ты надень ему ботинок на голову. Вряд ли прокусит.       — У него большая башка. Думаешь, в ботинок пролезет, — поинтересовался Мо Жань.       — Вы сдурели? Он же человек! — возмутилась Сун Цютун. — Зачем его так унижать?       Все повернулись к ней, и вокруг воцарилась тишина. Чу Ваньнин и Е Ванси явно были в смешанных чувствах, потому что никому из них не хотелось бы ходить с собственным ботинком на морде.       — Значит, ты его и понесешь, — смело заявил Сюэ Мэн. — Не-не! Иначе он поедет в ботинке!       Не сказать, что Сун Цютун была человеком добрейшей души, просто они с Ши Мэем договорились на двадцать процентов, и она все еще не теряла надежды. Девушка завернула Ши Мэя в сброшенную им одежду, перекинула тушку через шею, а голову на всякий случай держала от себя на расстоянии, держа двумя руками за то место, где у обычных зверей шея. Когда все приготовления были завершены, отряд двинулся обратно. Хоть и в полном, но слегка измененном составе.       Впереди волком бежала Е Ванси. Благодаря ее превосходному нюху они могли вернуться по собственным следам и не заблудиться в темноте. Замыкал шествие Чу Ваньнин — его кошачьи глаза превосходно видели в темноте, поэтому он заметил бы, если бы кто-то отбился от стада. Мо Жань был рядом с ним и поглядывал время от времени на завернутого в тряпки Ши Мэя. Тот выглядел утомленным, но пойди этих змей разбери, у них одно лицо в любой ситуации.       Когда они прошли примерно полпути по лесу, Е Ванси замешкалась — то ли устала, то ли барсучьи метки под кустом перебили ей нюх. Ши Мэй, который до сих пор висел полудохлой лианой, вдруг встрепенулся, вырвался из слабой хватки Сун Цютун и шлепнулся на землю в паре метров от Мо Жаня с Чу Ваньнином. Никто даже вскрикнуть не успел, как змей взмахнул оголившимся хвостом и со всего размаху хлестнул им по земле!       Все заходило ходуном, земля под ногами загудела, и прямо на глазах у Мо Жаня треснула, будто переспелый арбуз, отделив их с Чу Ваньнином от остальных путников. Все попятились от стремительно растущего разлома, Сун Цютун ухватила Ши Мэя за хвост как раз в тот момент, когда его змеиная тушка чуть не ухнула вниз вместе с камнями и кусками почвы.       — Ну Ши Мэй, ну гнида! — завопил Сюэ Мэн. — Давайте мне его сюда!       Ши Мэя скрутили в узел и нацепили ему по ботинку на голову и на вертлявый хвост, чтобы еще что-нибудь не расколол. Неизвестно, специально он это сделал или случайно, но ни у кого не было желания проверять.       — И что теперь делать? — крикнул Мо Жань.       — Вообще без понятия, — ответил Наньгун Сы, утрамбовывая Ши Мэя в самодельный мешок из рубашки.       Чу Ваньнин подошел к краю разлома, вздохнул полной тигриной грудью и принялся раздраженно хлестать себя хвостом по бокам.       У разлома не было ни начала, ни конца — он уходил в обе стороны в самую глубину леса. Мо Жань кинул на пробу пару камешков — и те летели до дна очень долго. Разлом был шириной с баскетбольную площадку — ни один человек, даже олимпийский чемпион, не смог бы перепрыгнуть на ту сторону.       — А если по деревьям перебраться? — предложила Сун Цютун.       Мо Жань поднял голову: кроны деревьев и правда нависали над разломом, но все равно не было уверенности, что удастся перепрыгнуть с ветки на ветку. Он не до такой степени обезьяна.       — Даже если у меня выйдет, как быть с Чу Ваньнином? — он обернулся к тигру и обнаружил, что тот… берет разбег перед прыжком! — Ты с ума сошел?       Мо Жань опомниться не успел, как Чу Ваньнин пронесся мимо стрелой и одним изящным прыжком перемахнул через пропасть. От этого зрелища у него аж во рту пересохло. Такой страшный и прекрасный зверь.       Когда зверь вернулся к нему таким же изящным прыжком, Мо Жаню стало не до шуток. Он и на лошадях-то никогда не катался, а тут Чу Ваньнин всячески намекал ему, что надо бы его оседлать и полетать вместе с ним над пропастью. Тигр сначала ходил кругами, а потом и вовсе улегся рядом на землю, чтобы было удобней сесть ему на спину.       — Погоди-ка, — Мо Жань прочистил горло. — Я тяжелый. Ты же сам недавно жаловался.       Чу Ваньнин раздраженно дернул хвостом и моргнул янтарными глазами. Было ясно, что он собирается ждать до тех пор, пока Мо Жань не перестанет трусить.       — Хватит ломаться, Мо Жань, — крикнула Сун Цютун. — Седлай кота. Я домой хочу.       Пришлось побороть себя и усесться на тигриную спину верхом чуть пониже лопаток, чтобы не мешать Чу Ваньнину ходить и бегать. Однако когда тигр сделал с Мо Жанем на спине несколько шагов, тот пошатнулся и со всей дури вцепился ему в шерсть на загривке. Чу Ваньнин гневно зашипел и попытался ухватить его зубами за руки.       — Хорошо-хорошо, — Мо Жань отпустил его и погладил смятую шерсть. — Тогда я просто обниму тебя за шею.       Он распластался на тигриной спине, обхватил его руками и ногами, точно приставучая мартышка, зажмурился — и даже подумать ни о чем не успел, как Чу Ваньнин снова взмыл в воздух и так же мягко, как и прежде, приземлился на другой стороне рядом с остальными членами отряда. Мо Жань чуть не кончил от впечатлений и потерял дар речи.       — Чу-лаоши, — Сюэ Мэн показал тигру большой палец. — Во! Мне кажется, тигры нужны всем туристическим группам…       И так всю дорогу, пока они не дошли до сыхэюаня и не запихнули Сюэ Мэна в отдельную комнату, он трепался о пользе тигров в туризме и бытовом хозяйстве. Под конец даже Мо Жаню захотелось его треснуть, хотя он был согласен по всем пунктам.       Ши Мэя посадили под замок в чулане, а остальные разбрелись по комнатам без сил. Мо Жань не был уверен, что Чу Ваньнин составит ему компанию, но тот пришел и улегся прямо под боком — огромный, теплый и пушистый. Снова обняв его, Мо Жань устроил голову на огромной тигриной лапе и вскоре уснул крепким сном. На следующий день он проснулся рядом с человеком — Чу Ваньнин выглядел изрядно замученным, и хотя на нем наблюдался явный и несомненно возбуждающий недостаток одежды, Мо Жань не стал приставать к нему.       Чу Ваньнин превращался всего на ночь, а вот Е Ванси и Ши Мэй еще два дня не желали очеловечиваться. И если Ванси как сыр в масле каталась, ела мидий каждый день и каждые пять минут получала поглаживания и сладкие комплименты, змею повезло значительно меньше. Никто не знал, что едят кобры. Человеческую еду его змеиный организм не желал усваивать, поэтому ему в чулан приносили растворенное в воде сухое молоко и сырое мясо. Однако Ши Мэй упрямо считал себя человеком, поэтому к мясу не притрагивался, а в молоке мог только морду помочить. В итоге к тому дню, как все стали людьми, Е Ванси явно прибавила пару килограмм, а Ши Мэй исхудал так, что на него страшно было смотреть.       Неизвестно, насколько поучительным для него стало пребывание в змеиной шкуре, однако он не пытался фокусничать до тех пор, пока они все вместе не прошли через ворота и не добрались до деревни. Всю дорогу он был какой-то пришибленный и явно очень много думал. Ну ничего, считал Мо Жань, думать полезно. Однако когда они добрались до деревни, оказалось, что выводы Ши Мэй сделал не те.       — Чу Ваньнин, — сказал он, когда пришла пора расходиться по домам отдыхать. — Скажи, почему в мире за воротами лекарство не работает? Цзян Си о таком не предупреждал.       Чу Ваньнин сверкнул глазами, и Мо Жаню в них почудился янтарный отблеск:       — Потому что я так решил.       Услышав его ответ, Ши Мэй замер. На мгновение его лицо приняло совершенно змеиное выражение — пустое и беспощадное, но вскоре вежливая улыбка снова расцвела на губах.       — А, вот как, — закивал змей. — Преклоняюсь перед твоей находчивостью.       — Пресмыкаешься, а не преклоняешься, — поправил его Сюэ Мэн.       Ши Мэй был неприятно удивлен. Несмотря ни на что, ни Мо Жань, ни Чу Ваньнин не утратили доверия. Только от Ши Мэя отвернулись все.       Мо Жань был уверен, что Чу Ваньнин будет очень смущен прилюдным превращением в животное и начнет прятаться от него. Тот и правда первые несколько дней дичился и в пути держался осторожно. От поцелуев не отказывался и с энтузиазмом отвечал, но всегда после них был так задумчив, что становилось не по себе. Поначалу Мо Жань даже распереживался, что в деревне ему дадут от ворот поворот. Ну знаете, стандартный разговор, что отношения на расстоянии — это тупо и бесперспективно. Однако Чу Ваньнин в очередной раз его удивил. Во-первых, тем, что в ночь перед отъездом съемочной группы как с цепи сорвался, а во-вторых…       — Я найду себе замену и приеду к тебе, — заявил он, еле шевеля онемевшими от поцелуев губами.       У Мо Жаня тогда все еще звенело в ушах от кульминации, и он всеми силами старался не рухнуть на Чу Ваньнина сверху. От таких новостей у него разом подкосилось все, включая мозги.       — Чего? — он приподнялся на локтях, чтобы заглянуть придавленному Чу Ваньнину в глаза.       Тот лежал под ним абсолютно расслабленный и довольный, даже губы сложились в подобие слабой улыбки.       — Ты серьезно? — повторил Мо Жань. — А если жемчуг не сработает?       — Все равно ворота можно будет открыть лишь через год.       — А работать где будешь?       — Придумаю.       Кажется, Мо Жань вытрахал из Чу Ваньнина мозги. Он сошел с ума. Но Мо Жань не против.       — Но я все равно приеду на выходных, — уточнил он.       Ему казалось, Чу Ваньнин начнет занудствовать и убеждать его в том, что такие поездки — пустая трата времени. В одну сторону ехать почти сутки, у них на встречу будет самое большее — три часа. Но с Мо Жанем никто не стал спорить. Чу Ваньнин просто притянул его к себе, чтобы поцеловать, и прямо в голове Мо Жаня раздался тихий голос:       «Буду ждать».       Приглашение было столь заманчивым, что захотелось устроить выходные уже завтра. Но, к сожалению, пора было возвращаться в Пекин. Вместе с очумевшими от открытий Сюэ Мэном и Сун Цютун. С одичавшим Ши Мэем, который почему-то разучился моргать. И с видеоматериалами, которые никому нельзя было показывать.