/Твой тайный натурщик/
Парень следит за новыми формулами на доске, успевая печатать в телефон и писать в тетрадь.\Здравствуйте. Вы хотите сейчас обсудить заказ, в лс? \
Джехён оглядывается и понимает, как протупил. Какой серьезный мужик с бабками будет писать в утро вторника, когда должен быть занят своими супер-важными делами богатеев? Однако парень выкручивается:/У меня есть время до самолёта. Отвлекаю тебя? / \У меня сейчас лекция Но Вы можете отправить идею заказа. Или фото. Свои требования. Вечером скину цену. Мы можем договориться в потоковом режиме \
Джехён хмурится, вынужденный вникать сейчас в слова художника и пределы, лимиты, ставшие конечными бесконечности…\Это когда мы отвечаем на сообщения тогда, когда каждому из нас это удобнее. Не тревожась о задержке в несколько часов или дней\
Чон принимает решение проигнорировать это объяснение, создавая образ всезнайки. И только вечером пишет:/Нарисуй с меня женщину, в цвете. У нее прямоугольный подбородок, зелёные глаза, волнистые длинные волосы. Тонкий нос и узкие ноздри. У тебя должно быть несколько эскизов в карандаше, и несколько — в цвете. Я должен узнать её/ \ Господин, заказчик (?), а нет фото этой женщины? \ / Она есть только в моей памяти/ \ Простите\
… Получив несколько эскизов, Джехён переводит крупную сумму, пятую часть своих сбережений, на карту Тэёна, а также договаривается о личной встрече. Он первым влетает в кафе недалеко от Академии Искусств, занимает столик в самом углу, проводит ладонью по волосам и оглядывается. Ему нельзя быть замеченным, но важно лично объяснить некоторые детали. — Простите, — Тэён падает в кресло напротив, роняет на пол тубус, планшетку под А3 кидает на стол, постоянно извиняется. — Всё в порядке, — отмахивается Джехён, скатывается со своего места под стол, поднимает тубус, протягивает тот. И невольно обращает внимание на обнаженные колени художника. Плоские коленные чашечки, гладкие, необычно светлые для корейца — ох, у Чона на это глаз наметан. — Эмм, господин натурщик? — усмехается Ли. — Ой, — парень бьётся головой об столешницу, заваливается на бок и кое-как выползает из-под стола, занимает прежнее место, отряхивается, — К делу? У меня не так много времени. — Хорошо. Тэён моргает и кивает на разложенные на столе листы с эскизами. Из них всех Джехён сразу выкидывает пару неудачных, три других листа загибает, чтобы соединить в один, и тыкает пальцем в четвертый: — Эти глаза, нос, губы и щёки. Выдающаяся вперёд челюсть. — Если я сделаю так, то у неё будут другие щёки. Вот такие, — художник выдвигает вперёд нужный лист, видит недовольное лицо заказчика и приподнимается, — Позволите? Он обходит стол и обхватывает тонкими пальцами со сбитыми фалангами подбородок Чона, надавливает указательным и большим на челюсть, поглаживая вперёд-назад: — У неё может быть такая же форма. Даже если более впалые щёки, из-за которых лицо выглядит острее, — двумя ладонями натягивает щёки заказчика у линии скул. Тэён работает, объясняет наглядно, присматривается. А Джехён внутри умирает от этих фривольных прикосновений. Его Сущность готовится вот-вот сорваться, выбраться наружу, но этого категорически нельзя допускать. Бэми должен сидеть тихо, не привлекать внимания, даже если очень хочется бежать вослед за дивным омегой. Не доверяя Сущности, Джехён перехватывает тонкие запястья Тэёна, обращает внимание на запах его кожи и резкими, хищными порывами наполняет лёгкие тонким ароматом, чтобы убедиться: этот художник — омега, и не просто так, но подходящий, и более того — опытный, взрослый. Парень замирает, пытаясь унять несущуюся вперёд Сущность, и отмирает лишь, когда художник выдыхает ему на лицо: — Господин заказчик, может, у вас был миловидный аппа? — Нет, — уверенно заявляет Джехён, резким движением откидывая чужие руки, — Женщина. Моя настоящая мама. — Вы хотите искать её потом по моему портрету? — Тэён так и стоит над душой. — Нет. Хочу сохранить, если вдруг память начнёт изменять, — Чон поднимается на ноги, оказывается выше Ли на полголовы, — Я пойду. Думаю, что теперь понятно… Он не договаривает, сбегает из кафе. … К концу месяца у Тэёна получается то самое лицо в серых тонах грифельного карандаша, и Джехён соглашается приехать на пару часов к нему на квартиру, чтобы обсудить цвета. — Господин Чон, — омега отходит от двери, пропускает гостя внутрь и ведёт за собой в единственную тут комнату. Студент живёт в маленькой квартире-студии. Альфа даже не верил прежде, что такие есть: повернулся направо — кухня, шаг влево — упал на кровать. И как только люди тут живут. И куда Тэён дел все вещи? Или у него не так уж и много вещей? — Тут чисто. Я слежу за этим, — отзывается художник и садится на пол перед низеньким стеклянным столом, по поверхности которого раскиданы копии с удавшегося портрета. Альфе не остаётся ничего другого, кроме как устроиться рядом. Он скользит штанами по ламинату ближе, задевает своим коленом чужое, заглядывает через плечо, наблюдая, как аккуратно мешаются цвета друг с другом под скорыми движениями зажатой меж узловатых пальцев кисти. — Я оставлю мазки, а Вы выберете подходящий, — оборачивается Тэён. У него непростительно длинные ресницы и большие глаза. Тёмные такие, тонуть и вязнуть. Он говорит, как взрослый, как профессионал, как настоящий мужчина. Но омега таковым и является по своей сути, это Джехён — восемнадцатилетний пацан с замашками на высшее общество и чужими деньгами в кармане. — Господин Чон? — Тэён чуть склоняется. Зря он это делает. К лицу альфы приливает кровь, и он стремительно краснеет, отводит взгляд и кусает губы, когда подскакивает на ноги: — Да. Я понял. Уборная? Хозяин кивает в сторону коридора, и Чон скрывается за дверью, запирается на замок. Он склоняется над низкой маленькой раковиной, умывается и пару раз громко ударяет себя по щекам. В его Подсознании бесконечный луг покрыт тонким покровом разлившейся реки. Его Сущность стоит едва выше осоки, странно моргает и только дёргает головой. Подойдя ближе, Джехён гладит её голову: — Будь строже, Бэми. Нам нужно справиться с этим. Пережить. Мы потом не увидим Тэёна. Однако животное резко отворачивается, будто недовольно хмыкает. А Джехён возвращается в мир после стука: — Извините, у Вас всё в порядке? Взволнованный голос Тэёна, от которого альфу скручивает новым приступом отчаяния и желания. — Дай мне время, — выходит скулить. — Джехён, — дёргает дверную ручку, — Может таблеток, воды? Не стесняйтесь, все мы люди. Умывшись в сотый раз, Чон вытирается первым попавшимся полотенцем, но кроме ароматизатора шампуня ощущает аромат чужих волос и краснеет пуще прежнего. А этот омега за стенкой своей заботой смущает только больше. И все же парень открывает замочек и вываливается в коридор, прямо в руки художника, но вовремя уворачивается от поддерживающих объятий, падает на стену и пытается впихнуть стопу в туфлю. — Стой, Джехён, пожалуйста! — Тэён отпинывает вторую туфлю, наступает на носок этой и тянет на себя за руки, — Не хорошо? Почему? — Отстань, — отталкивает Джехён. Он легко бы справился сто раз с сотней других омег, но когда его держит Тэён, то мозг отказывается работать, позорно уступая желаниям Сущности. — Я в порядке. Просто… Слишком личное. Жалко. Жалко, что цвет не передать фоткой. Что не могу транслировать тебе в голову то, что вижу. Было бы чудно, а? Джехён всё же замирает и переводит на художника взгляд, вмиг теряясь. Ли издаёт смешок, скрещивает руки на груди и падает плечом на стену: — Тебе что-то надо было от меня, да? Кроме картины? — Что? — теряется Чон. — Сын госпожи Чон Энры, Чон Джехён. Я спросил про тебя у своего куратора, и он мне рассказал. Господин Миленко единственным знает госпожу Чон Энру в лицо, и знает про её детей и отсутствие любовников, — парень оценивает взглядом всю фигуру школьника, — Но ты переводил мне деньги. И так настаивал на портрете мамы, что я думал, что ты даже не врёшь. Но теперь… — Я не обманывал. Это… Альфа позорно краснеет, тянется носком к туфле, но и ту омега отпинывает дальше по коридору. — Ты волнуешь меня, — признается Джехён. Он шумно выдыхает и резко вскидывает голову, когда слышит смех. Парень напряжённо рассматривает истерично хохочущего Тэёна, который ударяет ладонью стенку, потом машет: — Вали отсюда. — Что… Ты же никому об этом не расскажешь? Любые деньги… — Деньги! Джехён, мир не держится на одних только деньгах. И людей нельзя купить за деньги, так что — иди отсюда. Злость вскипает в альфе. Он одним прыжком срывается с места, хватает художника за плечи и с силой прижимает к стенке: — Да что ты знаешь о деньгах? Даже людей покупают, продают. Не в далёкой Африке, Тэён, а тут, у тебя под носом. Прямо перед тобой, Ли Тэён, стоит кем-то купленный человек, — он ещё раз прикладывает омегу спиной к стене, сильнее сжимает руки и рычит, — Что ты хочешь за мою конфиденциальность? У Тэёна огромные, влажные глаза. Его зрачки скачут по лицу Джехёна, и он резко облизывает губы, шумно сглатывает: — Ничего не нужно. Храни её портрет. … Чон не возвращается сюда месяц. Он не пишет Тэёну, не ощущает тоски по нему. Но жизнь будто лишилась чего-то… Парень пытается подобрать слово, но терпит очередной провал, слышит тихий стук в дверь и сразу отзывается: — Войдите! В комнату проскальзывает Юджин. Она обнимает себя за плечи, моргает глазками-пуговками из-под длинной чёлки: — Джехён-и-оппа? — прикрывает за собой. Джехён пересаживается на кровать и приглашающе ударяет по месту рядом с собой, ловит в руки девчонку, названную сестрицу, обнимает крепче, гладит по спине и волосам: — Что такое? — Спасибо. Матушка рассказала, что это ты попросил за меня. Спасибо, — Юджин вскидывает голову, заглядывает в глаза, — Я всё для тебя сделаю, оппа. — Я просто позаботился о тебе, — улыбается альфа. У этой девочки Сущность — Медведь. И госпожа Чон, зная, что Джинни — бета, решила удочерить редкого ребёнка. Она рассчитывала на смелость и ярость этого животного, но пока получала только неуклюжесть. Джехён же видел в глазах ещё одиннадцатилетней девочки мудрость и доброту. Юджин ещё не была испорчена, во всех смыслах, и старшему хотелось бы сохранить её, сберечь до более старшего возраста. Потому что он уже потерян. … Джехён как-то неожиданно узнаёт кисть художника на пейзаже. Его одноклассники делают снимки, кто-то честно слушает экскурсовода, а вот Чон идёт от стены к стене, чтобы найти другие работы знакомого Ли. В глаза бросаются, как ни тавтологично, глаза. Его собственные. Чёрно-белые, испуганные. Поверх носа лежит ткань, на плечи спадают длинные волнистые волосы. Это он, и не он. Джехён подходит ближе, целуется носом со стеклом, видит катышки на листе, там, где лежит вуаль, скрывающая нижнюю часть лица. — Думаю, что она боится показать себя настоящую, — из-за плеча раздаётся знакомый голос, и парень резко выпрямляется, делает несколько шагов назад, оборачивается и тушуется. На их первой встрече Джехён был большим, уверенным, степенным, а Тэён — жалким, легкомысленным, лишним в роскоши золотого зала. В этот же раз все было наоборот. Это Тэён стоял, как самая красивая модель, одетый небрежно, но стильно, держа за тончайшую ножку высокий бокал с шампанским, а Джехён перед ним — в школьной форме со взъерошенными волосами. — Тогда зачем художнику стоило рисовать портрет? Может, она против? — Он скучал по этим глазам, — омега подходит ближе, делает глоток, — Он забыл сказать что-то, сделать. — И что же? — хмыкает Джехён. — Извиниться. Тэён оборачивается резко, сразу глаза в глаза. Будто читает мысли альфы, будто хочет добиться чего-то для себя. — Прости, что оказался таким. Я не подумал, — продолжает Ли. — Ты мог просто написать, — Чон переводит взгляд на картину. — Такое лучше сказать лично. Чтобы убедиться в искренности каждой из сторон, — ещё глоток. Тэён опускает голову. По холлу раздаётся смех одноклассников Джехёна, и парень думает, что ему пора бежать, но слова омеги останавливают: — Как ты сейчас? Плохо. Чону давно плохо. Но он знает что может быть хуже. Что еда бывает не каждый день на столе, что работа сложнее, а одноклассники — драчливее и гадостнее. У него всё хорошо, и настолько же плохо. — Мои внутренние весы ещё держат баланс, — улыбается Джехён. — А кто занимает вторую чашу в противовес меня? — улыбается. — Караваджо, — усмехается альфа, — До знакомства с тобой был моим единственным любимым художником, — оглядывается и начинает ретироваться, боком, поправляя лямку рюкзака, — Думаю, что мне пора. Джехён ощущает, что наговорил лишнего. Его напрягает, что он какой-то не такой рядом с художником, что тот читает его, как открытую книгу, этот взгляд на картине чего только стоит. Чону нельзя, нельзя раскрывать всех своих карт, нельзя заводить друзей вне 'семьи', хотя и внутри семьи иметь любимчиков было строго запрещено. Матушка заботилась обо всех одинаково, с ровной душой выпроваживая во взрослый мир. Джехён понимал, что так правильно, что так надо, что иначе не выжить, не жить хорошо, но при всём том не был счастлив искусно обманывать в свои восемнадцать. — Думаете, она напишет мне? Скажет, что всё в прошлом? — Тэён становится ближе. — Надеюсь, — краснеет парень, срываясь в бегство. У Джехёна уже были девушки, были омеги, парни-омеги. Он проводил с ними время в гон, и отпраздновал с одной особой свой прошлый день рождения, запомнив тонкости и переняв хитрости при занятиях сексом. Энра была строга к своим подопечным в этом плане, контролируя даже эти вопросы, и устраивая личные жизни приемных детей. И Джехён точно знал, что ему нельзя влюбляться, ему нельзя показывать этого чувства, что сияет внутри грудной клетки. Он разобьёт сердце себе, а потом — и омеге. Ему нельзя, категорически, до боли в руках и лёгких — нельзя. … — С Днём Рождения, Уджин! С днём рождения тебя! — пели дети в обеденной зале на первом этаже особняка Чон. Сегодня Уджину исполнилось десять, и он уже был измазан сладким кремом и помадой старших сестёр и матушки. Женщина притащила его домой сразу, как убедилась, что Сущность парня — Лев. Она впервые не поверила записям врача, курирующего приют, и наняла ментального ветеринара, чтобы тот подтвердил присутствие ещё маленького, но абсолютно точно — Льва — в подсознании ребенка. Глядя на Уджина сейчас, Джехён понимал две вещи: раз воспользовавшись такой услугой, Энра может повторить; и второе — у неё теперь есть новый любимчик. И если второе ещё можно пережить, и сам альфа не против уйти в тень, то вот с первым фактом были огромные проблемы. Его Сущность грациозно перелетает с кочки на кочку, замирает вдалеке и резко поворачивает на человека клыкастую морду. Парень пытается идти ближе, но тонет по колено. Он пытается рисовать тут мостик, но тот разрушается под лёгким дуновением ветерка или жалким течением воды. — Бэми! — кричит со своего места, — Не оставляй меня одного! Умоляю, не ты! Животное не отвечает, срывается с места и скрывается за бесконечно лазурной линией горизонта. … Джехён сидит под дверью Тэёна. Он не звонит, не предупреждал о визите, и даже не знает, зачем пришёл. Но парень, вроде как, хочет увидеть этого омегу. И не хочет. Ему любопытна жизнь простого человека, у которого, наверняка, есть родные, любящие родители, может даже, братья или сестры. Тэён ходил в обычную школу и поступил сюда своими силами, своим трудом. — Заблудился? — смешок на всю площадку. Джехён вскидывает голову и узнаёт перед собой Тэёна. — Я ждал тебя. — Ага. Три месяца? — омега перегибается через альфу, втыкает ключ в скважину, поворачивает трижды, — Итак? — Что? — поднимает голову. В тенях подъезда лицо омеги будто светится, кажется чище, белее. — Я не могу открыть дверь, ведь ты тут сидишь, — улыбается. И альфа подскакивает, неловко падает пятой точкой на дверь, отталкивается, делает шаг в сторону, вперёд, пытается не сталкиваться со старшим, но тот просто ловит Чона за запястье и втягивает за собой. Следуя его голосу, уверенным касаниям, мягкому взгляду, тонкому аромату, Джехён проходит в ванную и моет руки с мылом, ощущая поверх своих ладоней чужие, моргает — и оказывается на высоком барном стуле, держа в руках пока ещё пустую кружку, слышит, как закипает чайник за спиной, и подглядывает за тем, как Тэён скрывается за дверью шкафа, чтобы через пять минут выйти оттуда переодетым в свободную майку и хлопковые бриджи. Омега лавирует в пространстве, аккуратно ставит босые стопы по полу, чуть скользит и забирается на соседний стул. Улыбается тепло: — Ты тоже скучал по мне? — Скучал, — улыбается. Джехён убеждает себя, что не испытывает к этому омеге сексуального влечения — ему искренне интересна его история, его личность, его Сущность. По руке альфы скользят тонкие пальцы старшего, и Чон замирает. Он следит за тем, как чужая ладонь поднимается выше и выше, скользит с плеча к шее. Если бы стулья были легче, то Тэён бы уже сидел к нему близко-близко, но пока он продолжал смотреть на него, маняще моргая и улыбаясь. — Джехён-и? — на пробу зовёт Ли. А Чон умирает внутри, ему приятно робко. — Тэён-а? — отзывается, опуская взгляд в пол. — Сколько тебе лет? — омега соскакивает со стула, выключает чайник. — Какая разница? — оборачивается и вздрагивает, ощущая горячие ладони, что скользят выше по спине к плечам, сдаётся, — Восемнадцать. — Тогда я угощу тебя чаем, — отстраняется Тэён. Он скользит по ламинату, и кромки штанин его бридж, будто подол юбки — колышутся при покачивании бедрами. Старший обходит остров, становится прямо перед Джехёном и тянет ладонь к его лицу: — Чёрный или зелёный? — У меня было три партнёра и семь партнёрш, — выпаливает альфа, пытаясь ухватить руку Ли, но безуспешно. А потому он соскакивает со стула и также обходит неуместно длинную столешницу, но Тэён уже у чайника и демонстративно открывает верхний ящик, выпячивая ягодицы: — Тебе с сахаром? — Тэён-а, — Джехён ударяется виском об дерево, но омега — по другую сторону. У него красивые светлые ноги и гладкие колени, изящные щиколотки и розовые пятки. Однако поймать его оказывается непросто: Тэён кружит вокруг острова, иногда подныривая под столешницей со смешками, пока не замирает с 'жилой стороны' и не опирается поясницей о спинку дивана: — Вода стынет, Джехён-и. Клыками через нутро человека Бэми выходит наружу. Джехён обнимает Тэёна и целует в губы. Он сжимает высветленные волосы на затылке старшего в кулак, чтобы глубже толкаться языком в чужой рот, заявляя свои права, доказывая, что он совсем не девственный глупый ребенок, от которого можно отделаться каким-то чаем. У омеги сладкий голос, он что-то им поёт, тихое — нет: он, не переставая, стонет, вскидывает руки вверх, поддаваясь чужому желанию и позволяя Чону посасывать сосочки по очереди — они такие смуглые, неожиданно более багровые, а не розовые, как ожидал альфа: он говорит об этом вслух, дергая завязки на чужих бриджах. — Джехён-и, сладкий, — перехватывает за запястья Тэён, чтобы расстегнуть на госте рубашку, оглаживает ладонью накачанную грудь, спускается к рельефному прессу и облизывается, — Я знал, что ты — Давид. Я зна-ал. Джехён не останавливается, скидывает с себя оставшуюся одежду и перекидывает старшего через спинку дивана, устраивается сверху, возобновляя поцелуй, за которым уже соскучился. Сжимает острые плечи Ли, находит портачок и смеётся, уделяя ему внимание своими губами, пока ладони сжимают бока, пока резкими движениями пытаются дотянуться до ягодиц. — Тэён, защита? — резко вспоминает младший, не способный отлипнуть от горячего тела. — Ммм, — хнычет Ли, — Я сейчас, сейчас. Тэён выползает из-под Джехёна. В его чудо-шкафу находится нераскрытая упаковка, которую он не сразу предлагает, только крутит, а потом всё же вкладывает в протянутую ладонь: — Они будут в пору? Чон кивает, что да. И этого достаточно. Потому что потом не на что отвлекаться, нельзя останавливаться на поцелуях и пальцах, больнючих засосах и комплиментах, сладких словах и мини-одах телам друг друга: — Сильный, ты сильный, — порывисто выдыхает Тэён, пережевывая свою нижнюю губу и закатывая глаза от первого проникновения. — Тонкий, — Джехён сжимает его талию в своих ладонях. — Такой ха-а-роший! — омега закатывает глаза и протяжно стонет, опускаясь локтями на грядушку дивана. — Ненасытный, — за плечо кусает старшего Чон, когда тот закидывает колено на спинку дивана и кивает на упаковку презервативов. Ещё три конвертика спустя, Тэён сладко дремлет на Джехёне, уткнувшись носом в шею и пуская слюни на плечо. Он дышит медленно, но горячо и щикотно. Альфа гладит его успокаивающе, легко и немного щекотно. — Тэён-а, — зовёт Джехён. — М? — будто и не отзывался. — Кто в твоём Подсознании? — парень закусывает губу. Он нервничает, боится узнать ответ, но верит, что после него всё встанет на свои места. — Лань, — укладывается удобнее, коленом до рёбер, чуть заваливаясь на бок, — Ты поймал меня. И съел, — хихикает, и через минуту его дыхание выравнивается, он засыпает. А Джехён не может. Потому что Тэён — идеальный ему, идеальный его Бэми. А ещё такой… Альфа одевается тихо, но всё равно будит старшего. Ли приподнимается на локте и, прикрывая шею и плечи другой рукой, спрашивает с надрывом: — Мы увидимся? — Я ещё приду к тебе, — Чон улыбается, потому что это — правда. — Чон Джехён, поклянись долголетием госпожи Чон Энры, что это всё было не ради потрясающего секса, — по слову чеканит старший. Вместо ответа, вместо такой страшной клятвы, Джехён опускается на колени перед Тэёном, обнимает ладонями его щёки и проникает языком меж чужих губ в неаккуратном поцелуе, укладывая омегу на лопатки и прикрывая найденным в углу полосатым пледом: — Я приду за тобой. Дождись. … Энра наносит вечерний макияж и улыбается Джехёну через зеркало: — Вот ты и стал совсем взрослым, милый мой. — Да, матушка, — альфа скромно улыбается, отводит взгляд. — Ты же знаешь, что сегодня мы будем обсуждать дальнейшие планы на твою жизнь, котик? — женщина отстраняется от зеркала и оборачивается. Она выглядит прекрасно, совершенно. Как настоящая светская львица во всех смыслах этого слова. Она выглядит угрожающе, сегодня — особенно опасно, и слышно рычание голодной Сущности. — Я уже давно жду этого, матушка, — это искренняя улыбка. Потому что Чон, в самом деле, давно хотел узнать её планы на себя, хотел быть уверен в своем завтрашнем дне, и что приемная мать пойдет ему на одну уступку. В ресторане Энра первой начинает разговор. Она говорит о школе, об экзаменах, о финансовом университете в Штатах и его будущей должности менеджера. Офис, центр города, квартира через улицу на тридцатом этаже по его собственному вкусу. Всё готово, всё давно на блюдечке с золотой каемочкой. — Матушка, на меня нет брачного контракта? — задаёт долгожданный вопрос. — Я задрала на тебя цену, — хмыкает Энра, — Ещё никто не согласен на такие условия. — А я могу выбрать кого-то сам, матушка? Джехён готов поклясться, что Сущность женщины выпрыгивает на него, вцепляется когтями в мягкий бок и готовится нанести смертельный укус — госпожа Чон выпрямляется, в ее глазах стоит подозрительный блеск. — Кто? — Я уточнил. На случай, если мне подвернётся кто-то по душе, матушка, — старается быть беспечным. Но когда дело касается личного счастья, не выходит звучать легкомысленно. — Кто она? — злится Энра. — А если — он? — парень прикусывает язык, когда понимает, что забыл добавить это необходимое 'матушка'. — Какая разница, — она опасно рычит и придвигается ближе через стол, — Ты хоть знаешь, как сотни людей стремятся связаться кровными узами с моими детьми? Любой бродяга с улицы прыгнет к тебе в кровать, наплетет с три короба про любовь, лишь бы жить безбедно, долго и счастливо, крутиться в высшем обществе, пить дорогое вино и употреблять качественные наркотики. А тебе, котик, только девятнадцать. Ты ещё наивный. Поэтому я спрашиваю: кто он? Можешь ли ты мне представить его прямо сейчас полностью уверенный? Джехён тушуется. Он знает, что приёмная мама права, и в голове так и предстает первый секс с Тэеном: это было слишком легко, слишком просто, без слов любви, без объяснений и то, что старший забыл про презервативы — наводит на мысли. — Котик, слушай и запоминай. Тебе будут говорить, что семья, брак, близость супругов — это важно. Да, милый, — Энра накрывает своей ладонью более крупную Джехёна, — Это верно, если у тебя хорошая партия. И если вы не можете завести детей. Поверь старой перечнице, котик, дети — вот, что важно. Женщина хищно улыбается, когда её сын сжимается под её взглядом, под её длинными аккуратными ноготками, готовый впитывать каждое ее слово — ибо с этого дня, со дня его совершеннолетия он, как Альфа, как новый полноценный Господин Чон — второе лицо Этой Семьи на какой-то срок, и теперь — Настоящий Мужчина. А значит, Энра будет считать его равным, будет требовать с него строже и делать высочайшие ставки в мире бизнеса. И Джехёну ни под каким предлогом нельзя упустить ни единого ее слова. — Дети — это долгосрочное инвестирование. И если ты будешь вести себя правильно, то ещё и со стопроцентной окупаемостью, — важно кивает женщина, — Сначала ты подтираешь за ними сопли, а в твои восемьдесят, качаясь в гамачке на Багамах — это твой сын будет приносить тебе стакан воды, обеспечивать лучшего врача. Ты устареешь для новых технологий, тут нельзя иначе. А вот твои наследники — всегда в курсе. Если это твой родной ребёнок — это твоя кровь, которая инстинктивно будет тянуться к тебе. И если сделаешь всё верно, то проживёшь долго, сытно, богато, — она отпивает вина и щурится, — Следи за семенем, что даёшь своим партнёрам, кому готов доверить свою старость, свой бизнес, свою репутацию. Выбирай достойного человека, который поймет тебя. И убеди меня принять его в семью. Парень кивает и перехватывает в свои руки ладонь Энры: — Я запомню Ваши слова, матушка. Спасибо за эту встречу. Я не разочарую Вас. — Я надеюсь, Джехён-и, — улыбается женщина, когда Джехён порывисто целует её пальцы. … Да, Джехёну всего девятнадцать, но он уже насквозь прожженный, как лакмусовая бумажка под прикосновением догорающей сигареты. И в альфе зарождается подозрение к Тэёну. Их переписка — это обрывки мыслей, искусные намёки на признания, договоры о встречах. А те самые встречи всегда — касания, мимолётные или длительные, незаметные под столом, или горячие кожа к коже. С Тэёном подозрительно легко, всегда чувственно. Омега отзывчив, в меру разговорчив. Он идеален. А Джехён знает, что нет людей без изъяна. — Кто твои родители? — альфа обнимает расположившегося на барном стуле художника со спины. — Обычные аппа и папа. Школьный директор и учитель физики. Если хочешь проверить, то Вторая Региональная Школа к твоим услугам. Я тоже там учился, — Тэён откидывает голову, подставляется под поцелуи, которые и получает. — Почему тогда рисование? — напирает Чон. — Я хорош в этом. И могу себе позволить, — смеётся, когда ладони Джехёна спускаются ниже по ребрам, находят удобное место на талии. — Богатый наследник? — Так много вопросов! — хмыкает Тэён и, подтянувшись на руках, запрыгивает на столешницу, — Я хочу тоже тебя спрашивать. — Спрашивай, — становится меж этих странных коленей, накрывает своими ладонями. — Во сколько лет тебя усыновили? Ты уже был знаком со своим Тотемом? Кто он? Куратор сказал, что госпожа Чон выбирает себе хищников, но с тобой я чувствую себя безопасно. Ты — мелкий хищник? Джехён разглядывает колени, бедра омеги, он задерживается взглядом на его промежности, что сейчас скрыта тонким слоем коротких шорт. Так интимно, и Ли хочет знать многое ненужное лишнее. — Меня усыновили в тринадцать. Я — кот. Конечно, ты чувствуешь себя безопасно рядом со мной. Джехён помнит золотое правило обмана: меж двух ложных — дай правду. Гувернер тогда сказал ему: — Это как бутерброд. О, американ гамбургер! Меж двух скучных, пресных, правдивых булок мы кладём сладкую, интересную начинку — ложь. Человек кусает булочку, но наслаждается вкусом внутри. Ему удобно, что внизу есть булочка — начинка не вываливается. Чувство безопасности и контроля ситуации. Да, Джехён гордится собой. Он смотрит в глаза Тэёну и видит, что ему верят. Омега скребёт младшего за ушком коротким ноготком: — Котик! А Сущность внутри презрительно фырчит, в который раз исчезая за горизонтом. Джехён не уверен, увидятся ли они вновь, но он как в последний раз берёт Тэёна на полу в этой светлой квартирке. Омега плачет и бьёт кулаками, но когда некоторое время назад альфа остановился и взволнованно спросил: — Тебе больно?! Я делаю…? — Мне отлично! Не тормози! — упал грудью на ламинат, щекой к ладони, — Буду реветь, как сучка, но не тормози. И Джехён продолжил. Он оставлял на белоснежной спине засосы, болезненные синяки на тонкой талии и жёстких бедрах — разрисовывал живой холст цветами, хотел оставить хоть что-то на память, хотел оставить свой след. Чон поднимает старшего за грудь, прижимает к себе: — Хочешь узел? — Да, — скулит Тэён. Вряд ли он что-то понимает сейчас, а альфа пользуется. Дети — это ресурс, это долгосрочный вклад в будущее и даже — гарантии. Если вдруг у Ли получится вот так, с первого раза, то он станет гарантом их дальнейшей совместной жизни, гарантом безопасности самого Джехёна; этот омега поможет ему сохранить влияние, сохранить репутацию. … На скучных лекциях Джехён шлёт Тэёну сообщения, спрашивает о самочувствии, просит отправить фотки. Послушный омега заверяет, что в порядке, шлёт интимки. У них не вышло с первого раза. А в любовь на расстоянии Джехён не верит. Не верит ни в какую любовь. Но оказывается скрученным ее влиянием в бараний рог, когда омежка на курс младше не вызывает желания. И как бы мальчишка не старался, как бы хорошо не сосал, у Чона перед глазами другой человек: опытный, сладко пахнущий, с невероятно красивыми ногами, с талантом и чарующими глазами. … Джехён возвращается на родину другим человеком. Ему двадцать три, и он стал шире в плечах, под ровными бровями лежит тень уверенности, под высокими скулами прячется несколько тайн и идей, которые выдают горизонтальные складочки на лбу. Визуальные мелочи, которые делают из парня мужчину, выдают сильного альфу и демонстрируют богатый багаж жизненного опыта. — Я горжусь тобой, — всё, что говорит ему Энра, подписывая контракт на должность в своей фирме, передавая ещё малый процент акций и вручая ключи от квартиры. — Я рад, матушка, — улыбается Джехён, послушно принимая её дары, моментально приступая к работе. У него выходные теперь — редкость, и в эти дни безумно хочется спать. Но, преодолевая себя, Чон в который раз с самого утра идёт пешком до одной квартиры. Тот, кто живёт в ней, вот уже два года как перестал отвечать на сообщения, скрыл профиль и был полностью недоступен. Сидя под его дверью, Джехён просто ждёт чего-то. Он крутит в руках телефон и поглядывает на старую новость о смерти господина Миленко, читает о том, что его ученики носят траур, и многие отказались продолжить работу в Академии и не принимают частных заказов. Неужели Ли Тэён тоже отказался от своего заработка, своего хлеба в угоду трауру? По спине ударяет дверь, и мужчина вскакивает с места. Круто обернувшись, он видит перед собой Тэёна. Такого же тонкого, светлого, красивого. Омега держит в руках мусорные пакеты, его полосатые штаны с пятнами краски так и кричат: 'Вышел до мусорки, не трожь меня! '. Но Джехён трогает, тянет руку и касается чужого локтя: — Тэён-а? — Ты? — не верит Тэён, пытается вернуться в квартиру, но альфа вытаскивает за собой на площадку, обнимает. — Я скучал по тебе, — у Чона в глазах стоят слезы. Он верил Тэёну, он скучал по нему. Пара интрижек за эти 4 года не сравнятся с теми редкими ночами с художником, ни чей больше аромат не вызывает в нём желания, и ни чьи другие глаза, тонкие пальцы и плоские коленные чашечки не доводят до эстетического оргазма. У молодого альфы в голове миллион вопросов, тысяча слов, и, отодвинув от себя старшего, перехватывая его взгляд, он долго ещё подбирает подходящие, чтобы спросить одно: — Ты ждал меня? Тэён поджимает нижнюю губу, роняет на пол пакеты и залепляет Джехёну пощёчину. Когда из глаз Чона всё же катятся слезы, омега кидается на шею с поцелуями. Частыми, горячими, безумными. — Ненавижу тебя, — шипит Тэён, когда младший подхватывает под поясницу, отрывает от пола. — Я скучал, — Джехён толкает плечом дверь. — Я тоже, блять, скучал, — скрещивает голени за спиной альфы, — Я с ума сходил от тоски по тебе. Я не мог больше ждать, — его опускают спиной на прежний диван, Чон целует шею, — И продолжал ждать тебя. Тебя. Одного тебя. — Тэён, — страсть утихает также резко, как и возникла. Джехён запахивает рубашку, садится, помогает сесть рядом и Тэёну, проводит по его голове ладонями: — Тэён-а, у меня к тебе разговор. Долгий. До того, как мы… Я хочу многое обсудить с тобой. — Джехён-и, давай обсудим сразу после? — омега вскакивает с места, скрывается в своём волшебном шкафу и возвращается с пачкой презервативов, неловко смеётся, — Я ждал тебя. Я ждааал! Все предусмотрено, и кажется, что его действительно ждали, а раз так, то нет смысла отказывать. … Чон приводит старшего в порядок после совместного душа, выцеловывает его острые плечи, сажает на высокий барный стул: — Тэён-а, это серьезный разговор. — Я понимаю, — кивает Тэён, — Мы больше никогда не увидимся, да? — Почему? — удивляется и даже отстраняется. — Тебе нашли невесту? Разве нет? — Ли резко оборачивается, чтобы глаза в глаза, — Мой учитель, он… Я же не глупый. А ты — Чон. И если она скажет тебе, то ты сделаешь. Я был так, — легко взмахивает кистью и грустно улыбается, — Я не хотел быть 'так', и хотел забыть тебя. Но не выходит. — И не надо, Тэён-а, — Джехён обхватывает своими ладонями его острые скулы, — У меня есть план, Тэён, но я хочу знать, что больше всех на свете ты веришь мне. Я буду обманывать тебя в одном случае из трёх. Но ты должен верить. И прикрывать на это глаза. Давай договоримся об этом? Договоримся, и ты станешь моим мужем. — Ч-что? — Ли просто не успевает переварить полученную информацию, как младший опускается на колени, ласкает светлые голени губами, щекочет ступни. — Ли Тэён, выходи за меня? — втягивая в рот мизинец на ноге, заглядывая вот так в глаза. — Я должен подумать, — он хмурится, пытается осознать, что что-то пропустил. Но альфа отвлекает: скользит ладонями выше, по внутренней стороне бёдер, целует и тянется языком к члену, лижет живот и кусает любимые им соски: — Соглашайся, Тэён. Я предлагаю сделать мудрую вещь. Я знаю, как работает система, и знаю, как ее можно обмануть, — разворачивает Тэёна спиной к себе, скидывает его полотенце на пол, — Просто будь со мной. И я смогу исполнить наши желания. — Какие мои желания? — оборачивается, тормозит. — Выставка в Париже? — он помнит, это было вскользь, обрывком голосового сообщения, чем-то вроде шутки. — Мерзавец. Но это было правдой. И Тэён соглашается. Они заключают союз не на Небесах, но на земле, в этой квартире-студии, закрепляя обещания поцелуями и соитием. … Видя заключение врача, Энра скептично выгибает брови и смотрит на Джехёна: — Я слышала от покойного господина Миленко об этом Тэёне. Он хвалил мальчика. — Матушка, будьте уверены, что Тэён не подведёт нашу семью. Он станет прекрасным её дополнением, — заверяет парень, самодовольно сияя. — Я почему-то верю, — женщина вновь трясёт в руках справку о беременности и цокает, — И куда ты только торопишься? Не у всех твоих старших есть дети, а ты даже не успел сыграть свадьбы. — Я скучал по нему, матушка, — и это правда. — Тогда вам стоит поторопиться с церемонией, чтобы Тэён смог отдохнуть. И учти, что медового месяца у тебя не будет, и вплоть до рождения ребенка ты будешь завален работой. Я позабочусь об этом, — угрожает госпожа Чон. — Я рад, что вы меня выслушали, матушка, — кивает Джехён и, выходя из её кабинета, предвкушающе улыбается. Потому что Энра стареет. Она старается держаться молодцом, но сама понимает, что теряет хватку, что в 72 уже не так просто следить за кучей дел, следить за детьми и управлять компанией. А Джехён понимает, что она вот-вот и начнет искать наследника. Ей нужен альфа, хищник, опытный и проверенный, тот, за кем пойдут молодые сотрудники, и который точно будет иметь собственных кровных, здоровых наследников. … Укачивая в руках трёхмесячного сынишку, Джехён смотрит на портрет своей настоящей мамы. Он хмурится, прижимает Унёна ближе к сердцу и отрицательно качает головой. Его мама — настоящая идиотка, раз отказалась от него, раз не поняла, что такое дети, и какое это счастье. Какой вес имеет пятикилограммовый человечек в судьбе сотни других человек. — Джехён-и? — Тэён выходит из душа, вытирает волосы. — М? — Вы такие милые, — обнимает мужа со спины, горячий, сладкий. — Может быть. Пока не понятно, на кого он похож, а? — Мгм. Устроив ребенка в колыбели, альфа ловит в свои объятия Тэёна: — Как твои картины? Когда мне арендовать Лувр? — Ох, это… Это займет время. Пока стоит поберечь нас с Унёном. Может, в следующем году? Следующей весной будет отлично. — Учти, что у меня всё строго с планированием. Тэён понимающе кивает. И через год кивает ещё раз, расписываясь в документах об аренде Выставочного Зала в Париже. Он всё ещё напуган неожиданными поворотами в своей жизни, каким-то резким исполнением мечты и нянькой, приставленной к Унёну. Юджин — сильная девушка, не очень умная, но хорошо натренированная, а ещё добрая и преданная 'Джехёну-оппе и всей его семье! '. Тэёну не очень комфортно оставлять сына с ней, но деваться некуда. Он успевает дважды моргнуть, и снова оказывается в Корее, в руках мужа, держа в своих Унёна. Джехён кивает младшему Донсу: — Завези нас в семейное кафе на пару часов. — Да, Джехён-хен. Ты помнишь, что у тебя встреча с матушкой в пять? — парень пристегивается и в зеркале заднего вида наблюдает за семьёй Чон. — Спасибо за напоминание, Донсу-я, — альфа целует супруга, обнимает за талию, тянет ближе, — Справишься дома один сегодня? — Да, Джехён-и, всё будет в порядке, — улыбается Тэён. И повторяет: — Всё будет в порядке! — когда провожает мужа в аэропорту, держа двухлетнего Унёна за ручку. Постоянные поездки альфы, главы семьи Чон, главного наследника корпорации старушки Энры стали нормой в одночасье. Джехён успевает только целовать мужа, заниматься с ним сексом, трепать волосы старшего сына — и исчезает из их квартиры, погруженный в бизнес. … — Джехён-и, притормози, — осаждает его Тэён, тянется за телефоном и показывает что-то. Альфа хмурится и, преодолев резь в глазах, разбирает косой почерк знакомого врача, чтобы узнать, что в семье будет пополнение. Джехён переводит взволнованный взгляд на мужа, касается ладонью его живота и хмыкает: — Как так? — Ты не рад? — теряется омега. — Просто неожиданно. Но я счастлив, — он тянется к губам Тэёна, спускается поцелуями ниже, замирает над пупком в долгом касании, — Я хочу, чтобы у всех детей был свой дом. Чтобы они были счастливы и обеспечены. Чтобы у них всего хватало. Свои аппа и папа, куча родственников и праздничные ужины. — Унён скучает по тебе, — запускает пальцы в волосы. — Ему шесть будет в этом году? — видит кивок, улыбается, — Пусть чуть-чуть подождёт, я уделю ему время. У Джехёна хороший план. И пока всё идёт, как по маслу. Он был брошен в детстве собственной матерью, ненужный, бедный, обижаемый и обожаемый в том детском доме. И оказался в исконно-гриммовской сказке с Чон Энрой. Чтобы его не сожрали хищники, он должен быть умнее и ловко их обскакать. Благо, что Бэми позволяет. И молитв не хватит, чтобы вознести роль Тэёна в этом плане — он не просто омега, который может, он талантливый, понимающий, в меру скромный и бесконечно заботливый к своей семье. Тэён — идеальный, единственный идеальный в мире Джехёна. Им осталось только обеспечить своих собственных детей безопасной роскошью высшей пробы: там, где у альфы будут хрустальные туфельки своим потомкам, омега привьет им разум и оградит от избалованности. Унену скоро будет семь. … Тэён падает на диванчик в комнате годовалой дочурки Соён. Он совсем чуть-чуть не вывозит с ней, а ещё скучает по мужу, который в очередной командировке. Унён под боком пытается помогать, как и Юджин, но омега отмахивается. Он моргает и как-то резко узнаёт в сыне своего мужа. Манера ходить, говорить, держать спину ровно и прятать уши под волнистыми прядями. Унён уже ходит во второй класс, добираясь до школы вместе с отцом. Они о чем-то разговаривают в это время, и Тэёну тревожно думать: о чём. Умом понимает, что двум котам есть о чём поговорить, что хорошие отношения с Тотемом — это важная часть жизни человека, но тревожится, прислушиваясь к своей чуткой Лани внутри. … В послеоргазменной неге, Тэён расспрашивает Джехёна об их с сыном утренних минутах, и вдруг слышит: — Он не кот, Тэён-а, — альфа засасывает кожу супруга над ключицей, — Но пошёл в меня. — Кто ты? — спрашивает Тэён, оказываясь на спине и с руками за головой, прижатыми к матрацу младшим. — Ты мне подходишь, Тэ, этого достаточно, — Джехён целует его перед повторным проникновением. Ему никогда не бывает достаточно одного раза. Жаждущий Тэён ещё ни разу не был удовлетворен всего одним соитием. И именно омега откидывает из дрожащих ладоней супруга упаковку защиты, плавно опускаясь на его ствол, сплетает их пальцы, начиная покачиваться и звонко стонать — как здорово, что в их распоряжении есть множество комнат, что в их услужении есть десятки доверенных лиц. И если Унён проводит эти выходные у дедушек Ли, то вот Соён сейчас отдыхает в квартире Юджин на первом этаже. Потому что и третьего раза мало. Потому что после душа соскучившийся по мужу Тэён кружит вокруг стола в обеденной, ловко перескакивая через столешницу, чтобы, в конце концов, оказаться разложенным на ней же. В который раз заполняя омегу семенем, Джехён довольно улыбается и оглаживает колени того, благодарно целует шею и грудь: ему нужно, чтобы хотя бы один из его детей стал другим, жил в розовых очках всю жизнь, ни о чём не волнуясь. Альфа, как финансист, рассчитал риски и прикинул, что с большим числом детей растет и вероятность получить себе достойного преемника — умнее него, клыкастее него, пробивнее. … И жизнь ускоряется в три раза. На руках у Тэёна второй сын, омежка Сонхек — весь в него. Джехён смеётся над ними, таскает на руках дочурку, всё больше времени проводит с Унёном, начиная приводить того на работу и только изредка позволяя гулять до ночи с друзьями. С некоторых пор над столом за обязательным совместным завтраком раздаётся в два детских голоса: — Спасибо за еду, аппа! Приятного аппетита, отец! — и, обернувшись друг к другу, Унён с Соён желают друг другу хорошего дня. Тэён бросает настороженный взгляд на мужа, но тот одобряюще кивает, и такие слова становятся обязательным ритуалом, к которому подключается позже и Сонхек, получая за более внятные слова поцелуйчики от отца в обе круглые щёчки. … Джехёна крутит канитель косметической фирмы, договоров с фармацевтами и фермами, и мужчина выбивает ровно три часа в месяц, чтобы видеться с матушкой. Энра теперь сидит в особняке, всё больше курит и принимает обезболивающие, нянчит внуков от старших приёмных детей, готовится к похоронам. И безумно радуется визитам своего любимчика. Она прячет седые волосы под косынкой элегантным образом и улыбается Джехёну, когда тот рассказывает о делах, делится успехами детей и откровенно хвастается мужем. — Чон Джехён, ты перевернул мои представления о мире с ног на голову, — за одним из обедов хмыкает Энра, кашляет и зажигает сигарету, закуривает в обеденной, — Я знаю, что ты не Кот. Коты — ленивые, домоседы, не стремятся достичь карьерных успехов. Ты — другой. Только я всё не могу понять: кто же ты. — Как давно Вы это поняли, матушка? — у Джехёна вздрагивает рука. — Когда ты спросил про брачный контракт. В твои девятнадцать. Я тогда впервые поняла, что пригрела змею на своей шее. Но у тебя были лучшие качества альфы, и отказываться от них не имело смысла. Даже если ты не тот, за кого себя выдаешь, — она стряхивает пепел в тарелку, — У тебя есть семья, положение в обществе, фирме, все мои активы — твои. Скажи уже матушке, кто ты. Он ждал этого момента. Готовился, и страшно боялся. Ему снился триумф и своя улыбка над женщиной, ему снился провал и бедность со всеми детьми и мужем, ему всякое снилось, бредилось на яву, чудилось бессонными ночами. И вот настал момент истины. Мужчина поднимается и оправляет рубашку, достаёт из брючного кармана телефон, что-то печатает, становится рядом со старушкой: — Я долго не мог понять, кто это. Узнал, кстати, только в Вашей библиотеке, матушка, — сгибается, демонтируя фотографию на экране, — Водяной Олень. Увидев картинку, услышав, Энра роняет сигарету и переводит взгляд на Джехёна. Тот понимающе кивает: — Да, у него нет рогов, но есть клыки. Изящная выдумка природы, я считаю. Это делает его опасным, нетипичным травоядным. И олени, матушка, они осторожны, наблюдательны. Вспомните Бэмби. Я как-то оговорился при Вас, что мою Сущность зовут Бэми, но Вы не уточнили. Так вот — это в честь него. Женщина только пораженно моргает, а потом откидывается на спинку стула в громком смехе: — Ты обманул меня! Настоящую Львицу провёл какой-то саблезубый Олень! Я бы в жизни не доверила тебе своей фирмы, не позволила бы… Да я! Энра резко замолкает, осекается и щелкает пальцами: — Но ты обманул меня. Убедил меня и остальных, завоевал доверие младших, создал семью с любимым человеком. В тебе, — она тыкает пальцем в живот Джехёна, — Хитрость Лисицы, Смелость Тигра, Осторожность Оленя и Ум Филина. Чёрт возьми, Чон Джехён, я бы в жизни не подумала, что в заокраинной деревне этой страны подберу такой алмаз! Ты, Юно, стоял тогда едва ли не в центре, моргал на меня своими круглыми глазами и бегал от парикмахера, как от черта, зная уже в свои годы, что уши — твои враги, и что ты — обманщик. Знаешь, а я горжусь тобой, сукин ты сын! — женщина звонко смеётся и закашливается. — Я был ничтожным до знакомства с Вами, матушка, — он опускается коленями на пол, берёт в руки её ладони, целует фаланги и довольно потирается о колени, — Вы многое дали мне. Семью, братьев и сестер, воспитание, образование. Вы дали мне дом, матушка. Разве мог я обмануть Ваши ожидания и оказаться не тем, кем Вы хотели бы меня видеть? Разве мог я позволить другим, кто не ценит Ваших даров, не уважает Ваших принципов, перехватить хоть маленький кусочек акций? Нет, матушка. А уж кто я по своей Сущности — не важно. Согласитесь, что можно быть ленивым Котом, но Мудрым Оленем? Энра довольно хмыкает. Она гордится им. И большего Джехёну не нужно. Он уже забыл лицо своей настоящей матери, ему не важно её имя — у него есть кое-кто другой. — Чон Джехён, только знаешь, Олени — они благородные существа. А ты уже запятнал себя, — она путается пальцами в его густых волосах, — Твои дети должны быть лучше тебя, честнее. Хотя бы один кто-то. Позаботься об этом. Это моё последнее на тебя ожидание, не обмани. — Сделаю всё для этого, матушка. … Тэён помогает младшему сынишке лепить из песка куличики, пока трое старших детей бегают по пляжу. Молодые лани, водяные олени — они резвятся, утопая по колено в воде, пока Джехён расстреливает их всех из водяного пистолета. Это впервые за шестнадцать лет, когда они вот так, только маленькой семьёй Чон могут отдохнуть. И это только на четыре дня. Потом Джехён вернётся в вихрь работы, и время побежит ещё скорее. Тэён и без того ужасается, что Унён уже ростом с него, что ему шестнадцать, а дочь просит косметику на день рождения, что Сонхек ждёт свой Талисман и уже рисует талантливее своего аппы. … — Джехён-и, — Тэён хмурится, потягивая мартини в ресторане вечером, стоя напротив мужа, пока младшеньким занимается Юджин, а старшие уже развлекают себя сами играми и общением с друзьями в видеочатах. — Да? — Джехён сразу обнимает его за талию, оглядывает других посетителей, готовясь вспороть глотку любому, кто косо смотрит на его омегу. — Джехён, ты любишь меня? — спрашивает Тэён. Он читал, что это может быть кризисом, а Юджин отметила, что из-за постоянной возни с детьми омега мог просто запутаться и заскучать, но он спрашивает: — Ты же любишь меня? Такого, какой я есть? Настоящего меня? Джехён тепло улыбается, ямочки ложатся кругло в покрасневших от смущения щеках, когда взрослый мужчина признается шёпотом: — Я безумно люблю тебя, Ёни. — Я не чувствую этого, — оборачивается на него Тэён и, когда альфа уже тянется губами в шее, то резко отстраняется, — С меня хватит. Докажи, что любишь меня, не занимаясь со мной сексом. Это вызов. Но Джехён только кивает. Он отставляет из пальцев мужа стакан, берёт его за руку и ведёт вдоль береговой линии. Останавливается под пальмой и тянет ближе к себе, чтобы подхватить омегу на девичий манер и понести к воде. — Джехён? — Тэён хватается за мужа крепче, подбираясь всем собой, когда младший уже по колено в воде. Пьяный ветер играет с его каштановыми прядями, губы сжаты в тонкую ниточку, когда Джехён выдыхает тихо, только между ними и — никого кроме: — Я люблю тебя больше жизни. Но больше тебя люблю наших детей. А ты — ты дал им жизнь. Когда они станут старше, они в полной мере оценят наши труды, а мы поселимся тут, будем вдвоём предаваться такой любви, какую ты захочешь. В ту пору мы с тобой будем только вдвоем друг у друга. Но я люблю тебя и сейчас, и любил все эти годы. И четыре года в Америке. Тэён, я докажу это тебе так: я назову тебе все разы, когда врал тебе. Он переводит взгляд на пораженного мужа и кивает: — И ты дослушаешь до конца, потому что вода холодная, потому что это я держу тебя. И потому что это я виноват. И Джехён перечисляет: начиная от Сущности и заканчивая критикой к некоторым картинам Тэёна. Его омега смиренно слушает все прежние тайны, которые теперь можно раскрыть по прошествии лет. Первое время Тэёна косит и даже тошнит от мужа, но потом он проникается его философией, он как-то понимает его и всё чаще согласно кивает — сочувствует его слабости и готов принять, что ребёнок из детского дома осознанно пошёл на обман, чтобы выбить себе кусок счастливой, безопасной жизни, а взрослый уже молодой человек согласен очень далеко зайти, чтобы обеспечить не только себя, но и дорогих сердцу людей. Своего мужа. Человека, который покорил его с первого взгляда, который показал ему другой мир, который удовлетворил все его мечты и позволил воплотить в жизнь свои. Эта ночь оказывается волшебной, потому что после долгого молчания Тэён тащит их в другой мотель, чтобы всё-таки провести часы за занятием любовью: сегодня получается нежнее обычного. На коже супруга Джехён оставляет больше поцелуев, отдаёт себя. Нет — вымаливает прощение самым известным и хорошо изученным способом: ублажая губами, втягивая кожу тут и там, засасывая сперва пальцы на ногах и сжимая икры до синяков, а потом — лаская языком омегу изнутри. Игнорируя его стоны, отталкивая тянущиеся в нужде ладони, альфа кусает коленные чашечки Тэёна, поднимается выше и лижет подмышками, где с потом аромат не просто зрелого, здорового, но — его, принадлежащего ему, выносившему его детей омеги лежит тяжелее. Тэён задыхается и плачет, умоляет младшего ускориться, войти в него, но получает только пальцы внутри себя, только горячий рот вокруг члена, только язык на эрегированных сосках и постоянные: — Люблю, — за которыми прячется признательность. Может, Джехён и расчётливый сукин сын, который воспользовался удачно подвернувшимся тогда художником, чья Сущность идеально удовлетворяет его Бэми, но Чон и не будет отрицать, что в его голове понятие «высокая любовь» умерло ещё в стенах детского дома. А то, что происходит у него с Тэёном — несколько иной её вид. Джехёну хватит честности признать, что вся любовь, которую он видел и получал в жизни — это привязанность, отчаянная преданность в обмен за доверие, в обмен на услугу, и не возникнет у него чувств, если не быть благодарным кому-то. И мужчина не только признает это, он скажет больше — Джехён воспитывал это в младших: в Юджин, в Донсу и даже умудрился привить тому самому Льву Уджину. И сейчас мужчина действует также с Унёном. Своя кровь и любовь на обязательстве — вот, что есть 'семья' в понимании Чон Джехёна. И вот, что разделил с ним Тэён. … У Тэёна четверо детей, работа на кафедре в Академии Искусств, заказы и треволнения то за одно чадо, то — за другое. Он проглядывает, как Унён тащит домой свою первую подружку, и едва не упускает из виду накрашенную на дискотеку Соён. Омега хватает Сонхека за воротник худи и заставляет сидеть с младшим братом в наказание. Оказывается, когда у тебя так много детей, жить становится веселее. Но тоска по мужу порой нагоняет его. Теперь Джехён всего себя отдавал фирме и готовил отправить Унена по своим стопам в тот же Университет, после выпуска с которого — на ту же должность, и даже больше — он был готов к тому, что собственный сын его обманет. Приглядываясь к тринадцатилетней Соён, Джехён понимает, что и с ней у него не получится кого-то благородного, кого-то хорошего. Изящная девочка на пороге становления девушкой всё больше напоминала собой прежнего Юно, на отцов манер пряча такие же честные уши под длинными каштановыми волосами. Десятилетний Сонхек, оказавшийся Ланью, вызывал куда больше теплых чувств у родителя — был копией Тэёна. И Чон решается сделать ставку на него, пока пятилетний Кенсу ещё не обрёл своего Тотема. … — Соён, — Джехён входит в комнату дочери после стука и ее разрешения. Девочка выключает сериал по телевизору и откладывает телефон в сторону, широко улыбается: — Что-то случилось, отец? — Малышка, — мужчина садится рядом с ней и устраивает ладони меж бёдер, — Думаю, что прежде мало внимания уделял тебе. Но мы же оба понимаем, зачем это. — Все в порядке, отец, — кивает Соён и приобнимает родителя. А мужчина сжимается весь от неожиданной ласки. Он теряет свою мысль на некоторое время, но потом возвращается к прежнему настрою и выпрямляется: — Соён, думаю, что тебе стоит записаться в секцию самообороны. — Почему? — смеётся девчонка. — Это пригодится тебе, — заглядывает в глаза и моргает. И этого оказывается достаточно, чтобы через пару месяцев Соён продемонстрировала ему успехи владения коротким ножом и пару трюков. И пока Тэён взволнованно поглядывал на дочурку, его супруг довольно улыбался. Даже без него старшие дети должны уметь постоять за себя, и — за младших. Особенно важно в мире бизнеса, чтобы девушка была мудрее. И Джехён начинает таскать Соён с собой на работу, ненавязчиво объясняя правила игры и позволяя подслушивать мелкие сплетни по офисам. Он понимает, что дочка — другая, что её не пропустят в те же верха, что и Унена, но она может крутануться иным образом, оставаясь в шоколаде и приумножая прибыль. … — Отец, — в кабинет Джехёна входит младшенький. Кенсу поджимает губы и замирает прямо перед столом. Он пришёл только потому, что аппа попросил его увидеться с отцом, по которому малыш мог заскучать. Однако сам мальчик не был готов ко встрече, он побаивался отца, хоть и любил всем сердцем. — Отец? — Кенсу обнимает себя за пояс и едва тихо всхлипывает. Мужчина переводит на него удивлённый взгляд и раскрывает объятия: — Иди сюда, Кенсу-я, малыш, — Джехён теряется. Ни один из детей прежде не шёл к нему со слезами. И никто ещё вот так не прокладывался глубокой ночью к нему в кабинет, чтобы… — Что такое, малыш? — мужчина усаживает шестилетнего мальчика на колени и утирает его слезы с круглых щёк. Мальчишка был бетой, и по внешности не напоминал никого из родителей. Он рос пухленьким, но и Тэён, и Джехён по детству были тонкими, и по редким фотографиям тех лет не определить: в кого Кенсу такой. У него черные волосы, без привычной семье Чон волны, и у него совсем иной разрез глаз. То, что это точно ребенок Джехёна, мужчина не сомневается, но не может с такой же лёгкостью, как про Сонхека, сказать: «Весь в Тэёна». — Отец, а что ты делаешь, когда тебе снятся кошмары? Кошмары перестали сниться Джехёну после смерти Чон Энры. Когда её прах был поставлен в фарфоровой вазе в колумбарии, то сон мужчины стал ровном и сладким. Зато дел наяву стало в пять раз больше, и прежние старшие готовились пожрать его, не ощущая в Джехёне себе соперника, но опасаясь, всё ещё не зная тайны его Сущности. И сейчас альфа теряется с ответом сынишке. Он смотрит на него достаточно долго, чтобы вдруг выключить макбук и забить на работу. Унён пристроен и уже готов стать ему заменой. Соён осталось всего-ничего до выпуска, и постоянное пребывание Юджин рядом положительно сказывается на дочери. Становясь старше, Сонхек всё больше напоминает искусного прощелыгу, который легко уйдёт в торговлю, или дизайн — как дурь в 15 стукнет. По факту, старшие дети были пристроены, уже были подлинно внуками той самой Энры, они были кровными Чонами. И только Кенсу, плаксивый бета, трусишка-мальчишка выбивался из ряда, напоминая альфе себя маленького в детстве. И именно на голову Кенсу опускается теплая, щадящая рука отца. Только с Кенсу Джехён проводит свои выходные за играми, находя в сыне забавные черты. Только с ним он делает уроки и дурачится, позволяя кататься на всё ещё крепкой спине и шее. Только Чон Кенсу растет дивным цветком в их пространстве, изолированный от фирмы, от бизнеса, от такого отца, который ломает людей под себя, искажает их мировоззрение и подминает под себя уверенностью и нахрапом, которые не свойственны, быть может, Оленю, но которые выдают в нем по-настоящему сильного Альфу. … Джехён не замечает, но после пятидесяти начинает курить. Неосознанно — ту же марку, что прежде брала его покойная матушка. Он прикрывает глаза на слабенькие попытки Унена перехватить управление, и позволяет Соён выйти замуж за нескладного официанта в кофейне из другого города — ни минуты не сомневается, что через полгода это место станет 'топовым', а его дочурка запихнет муженька под каблук и будет жить счастливо, так, как того заслуживает. Мужчина не успевает следить за тем, как вчерашние дети обзаводятся внуками, и как особенно преданный ему Сонхек всё чаще предлагает парные круизы родителям. И, если Тэён улыбается этим подаркам, не видя подвоха и радуясь возможности увидеть мир, создать больше шедевров, приумножить блеск Семьи Чон, то Джехён видит в этом подкуп и желание избавиться от властного родителя, а потому скептично отнекивается. Порой альфа усмехается и ставит себя на место Энры: старшие дети также пытались обвести ее? Неужели, у него одного получилось через глубокое доверие и свой осторожный ум заработать всё это, заслужить себе, своим детям, своим внукам? — Джехён-и, — Тэён касается его спины ладонями. От омеги всё чаще пахнет красками, и прежний шарм художника ложится на лицо розоватой тенью смущения, когда Джехён перехватывает его руки своими, чтобы оставить поцелуи на всех выступающих косточках. Он любит Тэёна. Даже если они не занимаются сексом, альфа будет целовать старшего, будет ласкать его, обнимать коленные чашечки и лизать щиколотки. Даже если у детей пошли свои дети, и прежней молодости и красоты у них на двоих остаётся всё меньше и меньше. — Джехён, давай уедем на месяц в отпуск? Вместе? — сладко напевает Тэён, запрокидывая голову и подставляясь под губы мужа. — Кто? — понимающе усмехается мужчина. — Дети не знают. Давай уедем сами, — заманчиво предлагает омега. И альфа соглашается. Издалека ведь виднее: кто из старших сыновей более достоин. Или Чону стоит поступить иначе? Сжимая ладонь Тэёна под нежными лучами кипрского солнца, Джехён говорит прямо: — Я не хочу, чтобы Унену или Сонхеку досталась эта фирма так просто. Я хочу, чтобы человек, управляющей ею, выстрадал себе это место. — А что же твои собственные дети? — тревожится омега. — Я горжусь ими. Но нужна новая кровь. После них. … За месяц отсутствия Главы Чона корпорация не рушится. И двое его наследников не ссорятся. Мужчина считает это хорошим знаком и, кивнув Тэёну, подписывает бумаги на удочерение десятилетней девочки. В местном детском доме сказали, что она — пантера, и личный ментальный ветеринар семьи Чон подтвердил. Так что некогда худенькая, атипично родным местам смугленькая Элен стала Чон Борой. Пока она вырастет, пока наберёт себе силы, Джехён окончательно уйдет от дел, оставит корпорацию на старшего сына, и, потягивая пина-коладу под этим солнышком, держа за руку Тэёна, будет наблюдать за игрой. Как когда-то прежде поступила Энра. Джехён не будет прерывать этот порочный круг. Здоровая конкуренция позволяет становиться лучше. И это — не только про бизнес. Это про личные взаимоотношения. Более того, вытянув «золотой билет», Джехён чувствовала себя обязанным помочь кому-то ещё. А наблюдая за становления Боры, мужчина всё чаще довольно хмыкал. / Достаточно изощрённый ум в самой безвыходной ситуации найдет себе спасение. И только доброе сердце позволит через многочисленные расчеты обрести себе настоящее счастье. Оно может быть спрятано от других — пусть так; и оно может иметь корыстную подоплеку — пусть так. Ибо у Любви есть тысяча форм.