Почему мы выбираем смерть?

Оставив Кокичи переваривать моё странное поведение, я направилась на поиски зала симуляций. Если бы не мелкий, я бы и не подумала проверить, когда же моё индивидуальное мероприятие. Уф-ф-ф. Почему мне вдруг захотелось его обнять? Я же только вчера его бутылкой вырубила! Хм… Мне кажется, будто бы Кокичи ничуть не обиделся за вчерашнее. Странный он. И странная я. Ведь вижу я его в который раз в жизни? Сколько мы знакомы? Неделю примерно? Сегодня суббота, отбор был в воскресенье. Да, около недели. Так почему же у меня ощущение, будто мы всю жизнь вместе живём? Возможно, именно так и ощущается дружба. Которая не смешивается с родственными узами. Когда ты рядом и с тобой рядом не потому, что так должно быть и иначе никак, а потому что это твой собственный выбор. Костик – что-то невероятно тёплое посреди ледяного океана. Да, он явно не в себе. Да, он хренов манипулятор. Да, от него куча проблем. Да, ты никогда не угадаешь, что он выкинет в следующую секунду. Но оно мне почему-то надо. Именно с этой мыслью я переступила порог зала симуляций. Комната с шестнадцатью креслами у стен, на каждом из них лежит шлем с кучей страшных проводов. В центре на возвышении ещё два кресла, чем-то напоминающие стоматологические, только без подсветки и стойки для дрелей. В кресле справа находилась женщина лет пятидесяти, очевидно, японка как минимум наполовину. – Здравствуй, Акамацу-сан. Хотя тебе, наверное, привычнее, когда тебя зовут Каэде, верно? Киваю, всё ещё стоя в дверях. – Меня зовут Аоки-сан, я психолог, работаю с будущими участниками проекта Данганронпа. Проходи, присаживайся. Принимаю приглашение. – Да, я согласна, здесь не очень-то уютно, но это ненадолго, – мягко улыбается Аоки-сан. Стоило мне сесть, как комната вокруг нас исчезла, а её место занял тягучий серый туман. Удивительно, но стало гораздо комфортнее. – Так вот почему зал симуляций? – наконец заговариваю я. – Именно, – кивает Аоки-сан. – Что ж, Каэде, чтобы наше взаимодействие было максимально продуктивным, давай мы договоримся о правилах, хорошо? – Да, конечно. – Первое, что я предлагаю – честность. Ты уже прошла, ты уже, считай, участница игры, поэтому казаться кем-то другим тебе больше ни к чему. Моя задача – помочь тебе адаптироваться, и выполнить её мне будет намного проще, если ты будешь честна. – Могу ли я рассчитывать на честность в ответ? – Разумеется, – улыбнулась Аоки-сан. – Второе – всё, что происходит в этой комнате, остаётся в этой комнате. Всё, чем ты поделишься, останется между нами, об этом не узнает никто третий. – Согласна. – Третье и последнее – домашние задания. О них мы с тоой будем договариваться в конце каждой нашей встречи. Домашние задания будут направлены на достижение твоих целей, поэтому было бы здорово, если бы ты выполняла их. – Постараюсь. – Есть ли у тебя предложения насчёт правил, Каэде? – Нет. Пожалуй, нет. – В таком случае, мы можем начать. Аоки-сан повернулась к столику справа от её кресла и разлила в кружки травяной чай. – Угощайся, прошу. Я улыбнулась и взяла одну из одинаковых белых кружек. Их цвет почему-то ассоциируется со стерильностью операционной. Впрочем, мне просто нужно расслабиться. Меня ведь действительно уже некуда выгонять. Нас, правда, всё ещё 21, а не 16, но, возможно, для лишних предусмотрены роли за кулисами? – Итак, Каэде, не могла бы ты немного рассказать о себе? Всё, что посчитаешь нужным. – Хм… – задумалась я. – Ну, моё новое имя вы уже знаете. Я из… ладно, это слишком банально. Я люблю фортепиано, я могу играть сутками напролёт, пока меня не вынесут из-за инструмента, – смеюсь я. – Что ещё? Хм... Я закончила школу и музыкальную школу, должна была поступать в университет, но из-за семейных трудностей не до этого как-то было. Сдала школьные экзамены, получила аттестат, соврала маме, что еду в Токио по гранту за какой-то там проект, – и вот я тут. Собственно, и всё, наверное. Я не очень-то интересная. – Почему же ты считаешь, что ты не очень-то интересная? – Ну не зна-а-аю, – задумчиво протягиваю я. – У меня обыкновенная жизнь, никаких особенных талантов, я не спасаю мир, не убиваю людей, никакой злой секретной организацией не управляю. Живу как большинство. – Но ведь большинство не оказывается здесь, – мягко улыбается Аоки-сан. –Почему ты решила участвовать в проекте Данганронпа? Отпиваю немного чая и признаюсь: – Моей семье очень нужны были деньги. Долги отца, лечение сестры – как-то так. – Но почему ты выбрала именно этот путь? – На самом деле, анкету я заполнила, ни на что особенно не надеясь. Найти работу не выходило, да и никакая законная работа столько денег сразу бы не принесла. Когда я получила письмо с приглашением, сначала хотела отказаться, но тут же подумала: вот он, мой шанс всё уладить! К тому же, когда бы я ещё вот так съездила на другой край мира? – Я ощущаю грусть в твоих словах, – обеспокоенно отмечает Аоки-сан. – Да, вы правы. Мне грустно от этой всей ситуации. Наверное, я бы хотела посмотреть мир при каких-нибудь других, более… мирных обстоятельствах. Но, с другой стороны, мне будто бы дышать стало легче. Что бы это ни значило. Поэтому я даже немного рада, что я здесь. – Каэде, ты говоришь, что тебе стало легче дышать. А что раньше перекрывало тебе кислород? – Хм… Ответственность, наверное? Хотя нет, что-то другое, не могу подобрать название… Будто бы раньше я должна была соответствовать ожиданиям, а теперь это не обязательно. Будто бы мир стал вдруг принимать меня такой, какая я есть, со всеми моими колючками и тараканами. – Не скучаешь по друзьям? – У меня из друзей дома только Марта. Сестра то есть. Мы с ней близнецы. Вот она да, она действительно общительная. И очень талантливая. Если я Абсолютная Пианистка, то Марта – Сверхабсолютная, серьёзно! – улыбаюсь я. – Ещё есть несколько знакомых, с которыми мы редко общаемся, но если что нужно, они всегда помогут… И всё, наверное. – А по семье скучаешь? А ведь и правда… – Это удивительно, Аоки-сан, но я только что поняла, что даже и не успела соскучиться, хотя прошла целая неделя! Хм… Может, это потому что тут всё такое новое для меня? – Может, и так, – соглашается Аоки-сан. – А как тебе другие участники проекта? Например, Кокичи Ома – ты ведь с ним живёшь, верно? – Кокичи… – я не удержалась от улыбки. – Кокичи странный. Непонятный, непредсказуемый, бесячий, но без него я бы совсем растерялась, наверное. Это он мне напомнил, что сегодня у меня встреча с вами, иначе я бы так и не подумала взглянуть на график! Соседа лучше мне, думаю, подобрать было бы сложно. – Тебе комфортно с ним жить? Он ведь парень… Смеюсь. – Это вовсе не проблема. К тому же, я точно не интересую его как девушка. А стал бы приставать – тут же пожалел бы, зуб даю! – Он для тебя просто сосед? – Иногда мне кажется, что мы с ним всю жизнь знакомы, – признаюсь я. – Не знаю как, но Кокичи, похоже, стал мне другом. – А как насчёт других участников? – Честно говоря, я ещё не со всеми раззнакомилась, большую часть времени я провожу с Кокичи. – В таком случае, как тебе такое домашнее задание, Каэде? Тебе нужно будет пообщаться с каждым из будущих игроков за время до нашей следующей встречи и составить о них своё мнение. – Идёт, – улыбаюсь я. – Есть ли у тебя какие-то проблемы, которые ты хотела бы обсудить? Не стесняйся, ты можешь говорить о чём угодно. – Спасибо, Аоки-сан, но, думаю, пока что ничего такого нет. Но до следующей встречи обещаю подумать! – Ловлю на слове, – смеётся Аоки-сан. – Что ж, Каэде, ты можешь быть свободна. Туман медленно рассеялся, открывая моему взору кресла со шлемами. Я поднялась и пошла к дверям. У порога обернулась и улыбнулась Аоки-сан на прощание. Аоки-сан показалась мне похожей на маму. Не на мою маму конкретно, а скорее на маму в общем. Сферическая мама в вакууме, ахахах. В любом случае, ей хочется доверять, с ней рядом чувствуешь себя в безопасности. Наверное, нам, нервным участникам убийственной игры, действительно необходим такой островок спокойствия. – Чего лыбишься? Давно по носу не получала? Сижки есть? А если найду? – Костик, хреновый из тебя гопник, лучше даже не пытайся, – смеюсь я. – А я чё? А я ничё. Возникший посреди коридора из ниоткуда, мелкий исчезает в никуда. Интере-есно… «Он ведь парень…» Какой он парень? Он как Бог – существо без пола и возраста. Одно сплошное безумие. Что ж, впереди у меня целый день. Чем бы себя занять? Пораскинув мозгами, я осознала, что нет ничего лучше здорового сна. В комнате как раз никого не оказалось – Кокичи, видимо, вовсю воплощает свои тёмные замыслы. Допив оставшийся с утра чай, я устроилась под одеялом. Эх, а чай у Аоки-сан был гораздо вкуснее… Но здоровый сон – это не про меня. У него в руках было два кинжала. Он знал, что сегодня он не жилец. Он знал и молча ждал в темноте, ждал, когда откроется дверь, а за ней появится его смерть. Она всегда была мила с ним. Немного беспомощная, как младшая сестрёнка, эмоциональная, импульсивная, как девчонка-подросток… Он думал так, будто бы ему самому шестнадцать не позавчера исполнилось. Или?.. Дверь заскрипела, пропуская луч света в кромешную тьму. Он ждал нападения с тех пор, как в её взгляде поселилось безумие. Ему ли было винить её? Убийственная игра не оставляет в живых никого, даже победителей. Их разве что не судят, но не казнят ли? Он сильнее сжал кинжалы в руках и замер, будто боясь спугнуть. Сейчас или никогда! За дверями оказалась я. Это так странно – смотреть на себя со стороны! Другая я подошла к нему, не обращая внимания на кинжалы, и обвила руками его шею. Правая ладонь зарылась в светлые волосы, а еле слышный голос ядовито усмехнулся: – Рантарушка, любимый, она нам мешает! Давай убьём её! Ну дава-а-ай! Ты же любишь меня, правда? Ты же любишь свою Каэде! А она – никто, она лишь кукла того психа, который убил всю свою семью! Рантаро поворачивается. В его глазах пустота. Он заносит правую руку и медленно, будто получая удовольствие, распарывает мне живот. – Убей её! Убей её! Она не помнит! Она не помнит! – кричит безумно счастливая Каэде. Мне ужасно больно, но крик застревает где-то в горле. – Это тебе за моих сестёр, – произносит Рантаро, втыкая в меня и второй кинжал. Я судорожно вздыхаю и осознаю, что больше не могу дышать. Мои руки, ранее скованные цепями, теперь свободны. Я пытаюсь убрать с шеи то невидимое, что душит меня, но ничего не нахожу, кроме крови и внутренностей, разбросанных по полу. Рантаро усмехается и уходит прочь под руку с другой мной. Что-то сдавливает мне грудь, а на губах чувствуется привкус апельсиновой газировки. Я распахиваю глаза и вижу Кокичи, который активно ломает мою грудную клетку. – Живая! – восклицает мелкий, переставая мучать мои рёбра. – Ещё раз выкинешь что-нибудь такое – и я тебя сам удушу! – А? Что? – не понимаю я. Лицо мелкого раскраснелось, он зол, но за злостью прячется беспокойство, а глаза… хм… – А ты чего ревел-то? – уточняю я. На миг брови удивлённо взлетают вверх, но Костик быстро берёт себя в руки. – Вспомнил, что у меня ровно год назад собачка сдохла. Светленькая такая, с серенькими глазёнками, смышлёная, но вечно под машины кидалась! Представляешь? Я тогда так плакал, так плакал – мама с папой уж не знали, что со мной делать! В ванну слёзы не помещались, представляешь? А сейчас прихожу в комнату, дай, думаю, помяну собачку, а тут ты! – Как собачку звали? – почему-то спрашиваю я. – Как-как! – передразнивает Кокичи. – Аська! – А я чем тебе уже не угодила? – Живёшь как собака и дохнешь как собака! – Ты хотел сказать «сдохнешь»? Я опять кричала во сне? Извини. Привкус апельсиновой газировки всё не давал мне покоя, поэтому я не смогла удержаться от вопроса: – А ты на этот раз вместо кнута решил меня пряником будить? – усмехаюсь я. – Знаешь, как в следующий раз пойдёшь за газировкой – мне тоже захвати. Вот же гад! Даже не краснеет! – В следующий раз я вылью её тебе на могилу, – пугающе серьёзно говорит мелкий. Подождите-ка… – А… экхм… ты мне рёбра не из природной вредности ломал? – Исключительно из-за траура по собачке! – огрызается Костя. И вот тут мне стало по-настоящему страшно. Я вскочила и бросилась в ванную. Грудь отдавала болью, но плевать. В зеркале отражалась я, ровно такая же, какой была час назад. Разве что рубашка пижамы на груди не расстёгнута – разорвана: несколько пуговиц, очевидно, потеряны навсегда. Глубоко вдыхаю и вспоминаю свой сон. Я вижу Рантаро со спины. Слышу его мысли. Вижу кинжалы. В тёмную комнату заходит – назовём её так – Каэде-2. Она обнимает Рантаро и истерично уговаривает её убить меня. Рантаро выпускает мне кишки наружу и протыкает меня вторым кинжалом. Мне больно, но не критично. А вот потом я почему-то начинаю задыхаться. Очевидно, с этого места сон перемешивается с реальностью. Но как Кокичи заметил, что я не дышу? Я хватаюсь за горло и оседаю на пол. Если бы не Костя, меня бы уже не было. Но как? Как это вышло? Навряд ли мелкий меня придушил, чтобы потом спасать, значит, тут что-то другое. Дверь в ванную распахивается – кое-кто явно вынес её с ноги. Мелкий садится рядом и протягивает мне стакан с чем-то мутным. – Пей, – глухо приказывает он. – Если не сдохла ещё, то это тебя точно не убьёт. Трясущейся рукой беру стакан и делаю глоток. Еле сдерживаюсь, чтобы не выплюнуть – гадость несусветная! – Пей, потом газировку принесу. Правда-правда. От премерзкой жижи на глаза навернулись слёзы. – Ты мне врёшь! – ною я. – Спорим на желание? – уголком рта усмехается мелкий. Борясь с тошнотой, допиваю гадость до дна и отвечаю: – Спорим! И лучше поторопись, не то меня сейчас вырвет! Где ты этот ужас взял, серьёзно? – Oh ma-a-a-an, где взял – там уже нет, – с загадочной улыбкой протягивает Кокичи и исчезает за дверью. А мне ведь не показалось, правда? Он действительно испугался, что я сейчас умру… Та-ак, опустим, пожалуй, мысли о моей возможной кончине, не то я сейчас опять задыхаться начну, на этот раз от нервов! Но вот мелкий… Непроизвольно улыбаюсь. Надо запомнить, что он умеет делать искусственное дыхание.