Почему мы выбираем смерть?

Снилось мне, как и всегда, странное. Корекиё обнимал Анджи со спины; Анджи смеялась и что-то рассказывала, а глаза Корекиё светились улыбкой, улыбалась даже его чёрная маска. Совсем рядом, прямиком за их спинами горела школа с подозрительно знакомым гербом – надо бы поискать в интернете. Тем временем к счастливой парочке подошёл председатель нашей, так сказать, приёмной комиссии и тоже весь разулыбался. Моя точка обзора резко меняется, и я со стороны вижу себя и Кайто. Мы задумчиво пьём из бокалов что-то красное, слишком тягучее для вина, но явно спиртное, и наблюдаем за тем, как к Анджи и Киё подбегают люди с камерами, как их поздравляют с победой. – Хорошо, что мы выжили вчетвером, – говорю я. – Потому что любовь должна побеждать! – улыбается Кайто. – Это я точно знаю. И я неожиданно соглашаюсь: – Ты прав. Они ведь хотели умереть вместе, чтобы мы не оставались на следующую игру. – Но хорошо, что мы выжили вчетвером, – возвращает мне мои же слова Кайто. А я осознаю себя в этом самом своём теле рядом с ним. Поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Абсолютного Астронавта, но вместо него почему-то вижу Кокичи, а где-то там, на месте Киё и Анджи, почему-то абсолютно так же обнимаются Тадао и Шинджу. – МЫ – ЧЕТЫРЕ ТРУ-У-У-У-УПА-А-А-А-А! – безумно смеясь, кричит Шинджу. Кокичи весело аплодирует. А бокал исчез вместе с Кайто, или Кокичи его куда-то выкинул? Но вслух я почему-то задаю другой вопрос: – А почему четыре? Кокичи качает головой – мол, как такое можно не знать! Прищурившись, он всё же поясняет: – Четыре – это смерть по-китайски. Глядя на его отчего-то виноватую улыбку, я чувствую, что меня уносит прочь. Я просыпаюсь. Кровать кажется черезчур жёсткой, да и одеяла не хватает, но всё равно не холодно. Хм… Повернув голову, вижу труп Кости, обвивший меня своими мёртвыми конечностями, и всё встаёт на свои места: похоже, до кровати было слишком далеко, а одеяло переместилось куда-то за спину одного хитрого усопшего. Как ни странно, вопрос у меня всего один: – Ко-о-ость, я тут осознала одну важную вещь… – Замуж мне ещё рано, а жениться поздно, – сонно выдаёт мелкий, не переставая меня обнимать. – Да я не об этом. Вот знаешь, четыре-четыре, четыре-четыре… Хм… А при чём тут китайский, если мы в Японии? – Oh ma-a-a-an, к чёрту этот их узкоглазый язык! Мне тут ещё с утра для Настьки трупом прикидываться, так что не мешай спать. А то она проснётся и орать начнёт, что валяется с трупом в обнимку! Не могу сдержать смех. – Мелкий, а ты с кем сейчас говоришь? – Бли-и-и-ин, с тобой, конечно… – Кокичи зевнул и наконец-то соизволил открыть глаза: – Э-э-э-э… На-а-астьк? – Я. – А ты почему молчишь? Ори давай! – Зачем? – Я труп вообще-то! – МЫ – ЧЕТЫРЕ ТРУ-У-У-У-УПА-А-А-А-А! – завываю я в ответ, прямо как Шинджу из сна. – Четыре – это китайское чтение иероглифа, – задумчиво говорит мелкий. – В японском есть японские и китайские чтения одних и тех же иероглифов. Но это не точно – я же лжец, как-никак. – Я запуталась, – признаюсь я. – Распутывайся. Ни-хи-хи-хи. – Есть иероглиф, да? – Ага, – кивает Кокичи. – И он читается как «четыре»? – Oh ma-a-a-an, не-е-е-ет! Иероглиф означает «четыре»! А читается он… ну… как-то по-китайски. И получается, что так же читается слово «смерть», понимаешь? Поэтому японцы часто своё «четыре» читают не так, как должны, то есть по-китайски, а на японский манер. – А зачем им читать по-китайски? – искренне не понимаю я. – Восток – дело тонкое, – смеётся мелкий. – Проще говоря, ты не знаешь, – киваю я. – Кто-о-о знает? – Прозвучало очень многозначительно, знаешь ли. Загадку взаимосвязей между четвёркой, смертью и «узкоглазым языком» решено было отложить на потом. Был ещё один весьма важный вопрос: – Ко-о-ость, а зачем ты умирал? – Кто-о-о знает? Ни-хи-хи-хи. Молчу. Грозно так. – А-а-а-а, ну ла-а-а-адно, ты права. Я искал убийцу. – И как? – Сейчас посмотрим вместе, – мелкий поднимается и идёт в гостиную. – Так вот, – продолжает он оттуда, – Шуичи и Маки были в курсе. Нет, я им не доверяю, ни-хи-хи-хи, лжецы в принципе никому не доверяют, знаешь ли. В этом была часть плана. Если никто из прочих не спалится, то круг подозреваемых сузится до двух персонажей. Та-а-ак… отцепляйся давай! О, порядок, – Кокичи вернулся в комнату с какой-то кроваво-красной штукой в руках. – О чём это я? Ни-хи-хи-хи, ах, да! План был в том, чтобы все поверили в мою смерть, и убийца проявил бы свои эмоции. По эмоциям мы его и вычислим. И по дальнейшим действиям, разумеется. – А что он должен будет сделать? – Уж точно не пытаться меня разбудить, не напиваться вусмерть и не выходить полетать в окно! Точнее, один или даже два пункта из этого списка вполне возможны, но все три – без шансов. – То есть я не убийца? – хмыкнула я. – Oh ma-a-a-an, да это с самого начала было понятно! Нет, ты, конечно, могла бы травануться от нечего делать – или чтобы подозрения отвести – но наедине с трупом того, кто взял на себя твою вину, ты бы вряд ли вела себя таким вот образом. Вообще ставлю на то, что тебя бы даже на исповедь пробило. – Если в моей жизни будет подходящий случай, то я обязательно сообщу тебе свою реакцию, – закатываю глаза я. – Хорошо, я не убийца. Ты не убийца. Тогда кто убийца? У нас ещё примерно 18 кандидатов, если не считать внезапно пропавшего Тадао. – Ты доверчивая, – почему-то отмечает мелкий. – С чего бы? – Вот ты с самого начала веришь, что я никого не убивал. А почему? – А вот давай я не буду тебе пересказывать всю историю наших взаимоотношений, а? По-моему, этап игр «верю – не верю», «убийца – не убийца» мы с тобой уже с горем пополам преодолели, разве нет? – Но я же лжец, как-никак! Тяжело вздыхаю. Не-а, мелкий не проникся. Вдруг вспоминаю, что я теперь милашка. Заставляю себя улыбнуться. – Ты чего? Хватит так пялиться на меня, маньячка! – мелкий в диком ужасе отбежал от меня подальше. Эх… А я ведь просто улыбнулась… Заметив мою грусть, Кокичи закатил глаза и произнёс: – Oh ma-a-a-an, да я же пошутил! Ты просто улыбаешься чаще, чем обычно. Странно. – Это ты когда вычислил? Когда дохлой тушкой прикидывался? – злюсь я. – Не ори на меня! – всхлипывает Кокичи… и я понимаю, что со мной явно что-то не то. Почему его обычные ужимки выводят меня из себя? Мелкий прав: странно. Но об этом я подумаю позже. Пока что опустим. – Проехали, – вздыхаю я. – Напоминаю, что я не твоя мама, так что ближе к делу. Что там по убийце? Мелкий сразу же меняется в лице. Хитрая усмешка, заговорщицкое подмигивание – и закипела работа. – У меня тут видео с момента обнаружения трупа. Сейчас вставим карту в планшет… та-а-ак-с-с-с… Готово! Сейчас оборжёмся с их тупых физиономий! И столько азарта в юных глазах! Невольно заражаюсь им, отгоняя меланхолию прочь. Киваю, позволяя включить запись. Правда, самая первая тупая физиономия в этом видео будет моя, но мы этот вопрос опустим. Гостиная, вид на дверь в коридор. Стены залиты уже знакомой мне кровью. Кокичи Ома, мертвенно бледный, пьёт что-то мутное из пластиковой бутылки. – Сейчас я употребил «Костяной глаз», который позволяет достоверно имитировать смерть на протяжении двух часов. Через несколько минут в гостиную явится Каэде и обнаружит моё тело. Специально для неё, а также для банального эффекта устрашения, я залил стены гостиной бычьей кровью. Затем в какой-то момент появятся Маки и Шуичи, которые предупреждены о моём эксперименте. Они констатируют мою смерть. Уверен, другие зрители не заставят себя долго ждать. Вот тогда мы всё и увидим, ни-хи-хи-хи. Итак, смерть от яда, дубль первый! Глаза Кокичи закатываются, и он падает. Замирает на несколько мгновений. Затем отползает чуть подальше от двери, пока его голова не скрывается из виду. Пейзаж не меняется 3 минуты и 28 секунд. Дверь распахивается, являя блондинку в крайней степени задумчивости. Она поднимает глаза, очевидно, на стены, и испуганно замирает. Её кулаки сжимаются, и она забавно прикусывает губу. Решившись, блондинка подходит ближе к телу. Собранная и серьёзная, ни тени прошлого страха. Чётким, будто привычным, движением нащупывает пульс, попутно осматривая тело. Устало прикрывает глаза, подымается и выходит из комнаты, двигаясь, как механическая кукла. Кокичи никак не прокомментировал первую смешную физиономию. Серьёзная я, однако. Вот почему когда я улыбнулась, мелкий сказал, что я маньячка. С такой-то мордой кирпичом… уф-ф-ф… В гостиную входит Шуичи Сайхара, за ним следом Маки Харукава, за рукав её кофты цепляется Азуми Мори. Лица Шуичи и Маки не отражают ничего – ни страха, ни удивления, ни радости. Азуми кажется напуганной: – Что с ним? Он жив? Подойдя к телу ближе, Шуичи прощупал пульс и покачал головой в ответ. Азуми прижала ладонь к губам, словно не позволяя себе закричать. – Вот! Вот она – примерно типичная реакция! – указывает мелкий. – Не хватает истерики и всё такое, но ничего, ни-хи-хи-хи. – То есть Азуми не убийца? – уточняю я. – Ни-хи-хи-хи, а вот этого я не говорил. Убийца может идеально владеть собой. К тому же, это был только первый акт игры, да и тот мы до конца не досмотрели! Всё, Каэде, не мешай! Поднимаю руки – мол, сдаюсь. В гостиной появляются Кируми Тоджо и Мэри Джейн Эванс. Кируми выглядит сдержанной, но досада отражается на её лице. Выглядит так, будто ей жаль, что Кокичи убили. Мэри Джейн выглядит ошарашенной, нервно оглядывает кровь на стенах, стараясь не смотреть на тело. Девушкам приходится потесниться: вбегают Кайто Момота, Химико Юмэно и Тенко Чабашира. Испуганная Химико тут же начинает плакать, пряча лицо в обьятьях Тенко. Не менее испуганная Тенко пытается утешить Химико и не замечает, как по её собственной щеке катится слеза. Кайто закрывает лицо рукой и принимается ходить туда-сюда, делая обстановку всё более нервной. Маки вовсю осматривает тело вместе с Шуичи. Дверь открывается снова, впуская Рантаро Амами, Анджи Йонагу и Цумуги Широгане. Анджи хватается за сердце, а через миг закрывает глаза и начинает молиться. Цумуги истерично кричит. Кируми даёт ей пощёчину, и она затыкается, хотя по-прежнему вся дрожит. В гостиную заглядывают Каэде Акамацу и Миу Ирума, тем временем Маки произносит: – Его отравили. Миу, уже ошарашенная видом крови, хватается за горло. Мэри Джейн озабоченно шепчет что-то Кируми. Кайто замирает, кивает чему-то и продолжает нервно пересекать гостиную то туда, то сюда. В глазах Азуми неожиданно читается сомнение. Анджи вздыхает. Цумуги закрывает лицо руками и довольно тихо плачет. Тенко позеленела, а Химико зарыдала громче. Рантаро виновато отвёл глаза. Каэде не отреагировала никак, будто и вовсе ничего не услышала. Её пустой взгляд блуждал по комнате, не находя, за что бы зацепиться. Встрепенувшись, она медленно выходит. Через пять секунд в двери стучатся Корекиё Шингунджи и Рёма Хоши. Рёма кривится, как от боли, снимает привычную кепку и прижимает её к груди. Киё качает головой. Рантаро оглядывается в поисках кого-то, а после выходит в коридор. – Возможно, нам стоит что-то сделать? – подаёт голос Мэри Джейн. – Наверное, стоило бы сообщить Ши… – Ши! – восклицает мелкий. – Что «Ши»? – не понимаю я. – Я вспомнил, как читается иероглиф «четыре» на китайский манер! – И-и-и? – Ни-хи-хи-хи, не скажу, думай сама! – хитро усмехается Кокичи. – Не хочу и не буду, – бурчу я, снова включая видео. – Я предлагаю сначала попробовать справиться своими силами, – твёрдо произносит Шуичи. Мэри Джейн кивает, принимая его выбор. – Давайте перенесём тело в комнату, место преступления мы уже осмотрели, – говорит Маки, и Кайто, тут же подскакивает к ней. Подходит ближе и Корекиё. Вместе они перемещают тело в комнату. – А как же бедная Каэде? – спохватывается Азуми. – Не думаю, что она сегодня вернётся в это море крови, – фыркает Миу. Покивав своим мыслям, зрители постепенно расходятся. Ни один из них не проявил новых, а уж тем более подозрительных эмоций. – Тенко – самая смешная! – авторитетно заявляет мелкий. – Мне больше понравилась Анджи, – улыбаюсь я. – Фу-у-у, она же просто скучно стояла! – кривится Кокичи. – Ну, если мы выбираем победителя по количеству производимого контента, то это точно Цумуги, – пожимаю плечами я. – Согласен. Мне ещё не понравился взгляд Рантаро… Но стоит ли говорить об этом сейчас? К тому же, Акихиро, Гонта, Изао и Кибо вообще не явились на столь весёлое действо. – Думаешь о Рантаро? – а мелкий проницателен. – Слегка. – Вот и мне интересно, что он мне уже сделал, а я ещё не знаю, ни-хи-хи-хи. – Кобылу увёл, – усмехаюсь я. – Спасибо, что хоть не жену! – Кокичи поднимает горе указующий перст, напоминая философа из мемов. – К теме. Это была лишь первая часть моей маленькой игры. Ведь сегодня я вдруг воскресну, и мы посмотрим, кто кого куда! – Нас ожидает интересный завтрак, – киваю я. – Ну, я переодеваться. А тебе рекомендую смыть свои две тонны грима. – Ну ма-а-ам! – ноет мелкий, но направляется в сторону ванной. А я вздыхаю и открываю шкаф. Внизу громоздятся разноцветные пакеты. С улыбкой вспоминаю вчерашнюю прогулку… то есть ту её часть, где мы с Рантаро были только вдвоём. И вкус у него всё-таки шикарный. А потому, счастливо смеясь, я достаю из вороха вещей милую лавандовую блузочку, фиолетовую юбочку и косметичку. Как меня там вчера учили? Ага-а-а… И всё же не даёт мне покоя вопрос о том иероглифе! Поэтому я откладываю косметику и придвигаю поближе планшет. Итак… Встретившись со страшными и сложными буквами, из нашей войны я победителем не вышла. Зарисовав себе закорючки, по которым читается иероглиф, я решила попозже уточнить у Рантаро. Или у Маки. Или у Киё… Проще говоря, у кого спросить найду. Отмытый, Кокичи сиял чистотой и радостью, а его чёрные волосы отчаянно пытались словить сигналы из космоса. Впрочем, это нормальное для них состояние. – Ни-хи-хи-хи, пора бы нам шокировать народ! – Да так, как это умеем только мы! – подмигиваю ему я. Да здравствует… да здравствуем мы, короче. А то после таких приколов, боюсь, бить нас будут долго, больно, подло и ногами.